Мы ещё встретимся

В нос ударил резкий, колючий запах нашатыря. Глаза распахнулись. Перед ними — женщина около пятидесяти с заметной проседью, которая выглядывает из-под белой врачебной шапочки. — Ну вот другое дело. — проговорила она убирая из-под носа комочек ваты, что испускал этот колкий запах. Света окончательно пришла в себя, огляделась. Она на кушетке, спрятанной за ширмой, ремня на поясе нет, воротник на три пуговицы расстёгнут, концы рукавов тоже распахнуты. На ногах нет сапог. Света сразу же попыталась встать, но ей не дала это сделать сидевшая рядом врач. — Ох, какая шустрая! Лежи ещё!.. Только оклемалась и поскакала сразу! Света от такого, конечно, легла, но не сводила взгляда с врача. — А что со мной такое? — проговорила Света. — Вот сейчас тебя наша Марина Юрьевна посмотрит и точно скажет. А пока — лежи спокойно и отдыхай. Обмороки это не шутки. У молодых девушек особенно. И Света осталась послушно лежать, пока врач принялась за свои дела в этом кабинете. Марина Юрьевна пришла быстро, с ней ещё и медсестра с разными медицинскими инструментами. Света от чего-то при виде всего этого заволновалась.

***

Федоренко прохаживался по коридору в ожидании Светланы Петровны. Ему уже успели сказать словоохотливые санитарки, что буквально за пару минут до того, как он приехал, прямо у входа упала какая-то женщина майор. Григорию Ивановичу было не трудно понять, кто это был. Час ожидания, второй и дверь практически в самом конце коридора приоткрылась. Оттуда с плащом перекинутым через руку, ремнём в другой руке, с призастёгнутым воротником формы вышла Светлана Петровна. Вот только взгляд у неё был какой-то совершенно иной, такого Федоренко не видел у неё… Да с того момента, как она встретила в Одессе Ивана не было. — Григорий Иванович! — завидев Федоренко она счастливо бросилась к нему и обняла. — Григорий Иванович! У меня для вас такие новости! Такие новости, вы не представляете! Федоренко уже готов был слушать; если Светлана Петровна об этом говорит так радостно, то действительно — случилось что-то крайне хорошее. Светлана наконец чуть более спокойно встала напротив и с невероятной для неё за последнее время улыбкой, бойко сказала: — Григорий Иванович, Ваня жив! Он сейчас в госпитале в Кёнигсберге! Представляете, Ваня живой! Вот чего не ожидал сейчас услышать Федоренко так вот этого. Но Светлана Петровна так светилась счастьем, что не поверить ей было нельзя. Да и шутить таким она никогда не будет. — А ещё, представляете, у нас будет наш ребенок! Из-под седых усов Федоренко выглянула дуга улыбки. И сама собой сорвалась первая слезинка. От радости за всё услышанное.

***

Полковник Агапов очень сильно удивился, когда в девять утра к нему в кабинет с самым настойчивым видом зашла майор Елагина и не попросила, а практически потребовала перевести её обратно в Кёнигсберг. Николай Иванович сразу отказал, сославшись, что это невозможно. Тогда Елагина достала какой-то листок, решительно оставила его на столе перед полковником и сказала при этом: — Тогда — увольняйте меня по состоянию здоровья. Агапов поглядел на листок. А там — предельно ясно, откуда такие слова Светланы Петровны. Перед ним лежала справка из больницы, в справке конкретно и чётко диагноз — беременность. Полковник поглядел на справку, на Елагину. — Совсем уволить или только в декрет? — переспросил Агапов надевая очки и беря в руки ручку с бумагой. — Совсем. — Тогда, пишите рапорт. — и полковник протянул взятую канцелярию Елагиной.

***

Рокотов прогуливался по небольшому двору госпиталя. Привычные развлечения с соседями по палате в виде шахмат, шашек, нард, чтения газет и слушание анекдотов за две недели успели крайне надоесть. Хотелось чего-то нового, интересного. Работы в конце концов. Но больше всего его мысли занимало то, почему от Светы такая тишина. Ведь у них… Ведь сегодня был их день — день их свадьбы. Рокотов сидел под стремительно теряющим листву раскидистым дубом и смотрел на небо со рваными облаками. Тяжким грузом на душе лежали мысли о том, что сейчас он не с ней, не рядом и даже не знает куда ей писать в Минск. Дрёмов после первого своего визита пришёл вновь только через неделю передав от Миши короткую весточку, что жив, здоров, работает. Оказалось, Дрёмов поработал на совесть и доказал невиновность Миши. Сын сейчас продолжал свою службу. Рокотову стало легче, одной проблемой меньше. Но вот о Свете подполковник ничего не сообщил. А ведь Иван спрашивал. Прошла ещё одна неделя. Рана затягивалась, тревога не уходила. Закончив с прогулкой, Иван вернулся в палату. Просто полежать, подремать, скоротать время. В голове он уже строил планы того, как найти в Минске, куда поедет после выздоровления, как найти там Свету. В палате один из раненых увлечённо читал товарищу письмо — ему писала жена, привет передавали две подрастающие погодки дочери. Иван слушал, как радовался этот мужчина, с какой гордостью говорил он о дочерях. Рокотову тоже хотелось, чтобы он мог кому-то так письма от своего сына читать… Но увы. Он только слушал чужие. Правда, всё же однажды слушал — Света же всегда вместе с ним читала письма от остающегося в Одессе Саши, от Сан Саныча. Этот мальчишка стал для неё родным. Да и сердцу Ивана он стал близок. Думая обо всём этом, Иван постепенно задремал. Ничего не снилось, но покой прервался от чего-то лёгкого касания плеча. Рокотов открыл глаза, обернулся. Над ним склонился другой парень, который лежал с ним в этой палате. — Тут к вам пришли. — кивнул куда-то в сторону дверей парень. И Иван сразу же обернулся; кто это там о нём вспомнил? А около дверей, с белым халатом поверх укрытых малахитового цвета платьем плеч, с авоськой полной наливных яблок стояла и улыбалась… — Света! — раздался по палате голос Ивана, — Светка! Он спешил поднятся, да Света уже шагнула к нему, оставила на тумбочке сетку и теперь её свободные ладони могли крепко-крепко обнять Ваню. — Ванечка! Родной мой! Живой! Ваня!.. — сквозь россыпь поцелуев слышалось негромко, счастливо и одновременно слёзно.

***

Конец коридора. Пустота. За окном мерцающие сумерки. Света наконец была наедине с Ваней, в его особенно тёплых и нежных объятиях. Не могла никак насмотрелся на него; прожитые недели без мужа казались целыми годами. — Ты сегодня для меня подарок! — обнимая за талию произнёс Иван. — Почему? — сразу же поинтересовалась Света. — Потому что ровно четыре года назад я сказал тебе «Выходи за меня замуж». Света улыбнулась. Да, сегодня же день их свадьбы! А Ваня продолжал: — Ты вообще в моей жизни самый лучший подарок! Слышишь, Светик, самый лучший! Ладони крепче обхватили стройную, ладную и самую прекрасную для Ивана фигуру своей любимой женщины. И вот он уже чувствовал и любовь этой женщины на своих губах. Света, когда собиралась в Кёнигсберг, когда ехала три дня в теплушке, когда наскоро устроилась в какой-то комнатушке по приезде, когда спешила сюда, спрашивая по пути медсестёр, где же шестнадцатая палата, даже не вспомнила, что сегодня за день — день когда она вышла за Ваню замуж. Всё затмило собой то, что он был жив и ждал её. После того, как Иван в очередной раз прижал её к себе и прикоснулся губами к её губам, Света, сложив на его плечи руки, взглянув в глаза Вани полные нежности и бесконечной любви к ней, заговорила: — Тогда у меня для тебя второй долгожданный подарок. Иван с любопытством смотрел в её сверкающие зеленью глаза. — Я весь в предвкушении. — ему было действительно очень интересно, что же это был за такой подарок. Света чуточку отшагнула, мягко взяла ладони Вани и спустила их ниже по спине, чтобы он вновь обнимал её аккуратную талию. — Через семь месяцев наша дочь или сын будет уже у тебя на руках. И Света сразу почувствовала, как вздрогнули его ладони, как тут же они совсем иначе легли на её поясе — с двойной бережностью. А взгляд Вани метался между её глазами и животом. — Наша дочь?.. То есть… , — Рокотов не договорил, ведь все слова смешались в одно, огромное, что сразу выговорить было невозможно, это возможно было только выразить чувствами, слова были бессильны сейчас что-то выражать. Иван опустился на колено, кончики больших пальцев обвели ещё не округлившийся Светин живот. Рокотов, стоят так, снизу вверх поглядел на жену. На её ресницах блестела россыпь крошечные алмазов из слёз. Счастливых слёз. — Светик! И забыв про запреты, про ноющую рану, Ваня подхватил на руки Светлану. Звонкий смех раскатился по длинному коридору заслоняя собой голос Ивана всё повторяющего её имя, ему хотелось чтобы весь мир узнал, что же случилось. А она обнимала его за шею и счастливо смеялась. Вот оно то, чего они так долго ждали! Сбылись заветные мечты! Ваня кружил её на руках сам не понимая, откуда же силы взялись. И он теперь готов хоть все эти семь месяцев носить её так, на руках, лишь бы только она была счастлива и их ребенок был в абсолютной безопасности. Абсолютная любовь отца у него уже была. Как и абсолютная любовь мамы.