Запах одуванчиков

8 марта 2067 года, Балясна. «Новое сердце взорвется над нами, новая жизнь позовет за собой»... — Позд'гавляю тебя, мо'гда, хо'гошенький мальчишка получился! — заключил бодро Коленька, откладывая неведомый Савве прибор. Буквально минуту назад он капнул туда Юлькиной крови, выделил клетки малыша и рассмотрел его ДНК детально через проектор. Савва только рот раскрыл на мерцание двух спиралей в голографическом пространстве, а Коля умело вычленял отдельные участки и превращал в цифровой вид. Сложно было представить, сколько в человеке генов! А в колдуне, как выяснилось, на двенадцать больше. — Ну ты скажи, какой он с виду-то? — пристал Савва с глазами не уже, чем у запуганной Бляхи-Мухи, которую всю процедуру держала за руку прильнувшая к ней Галатея. — Куд'гявый, — хмыкнул Коля. — К'гепкий. Улыбчивый. Сав, это, ушко у него одно не слышит, поп'гавим, пока есть возможность? Это от Ваа'гденбу'гга их, семейное, я так понял. Чтобы дальше по наследственности не пошло. Я гете'гохгомию оставлю и все п'гочие п'гелести, а этот по'гок убе'гу.       Родители малыша споро переглянулись, поняв без разъяснений, кто у них будет, и Савва растерянно кивнул. — Лады, — Коля опять развернул гирлянду ДНК и принялся кудесить, что-то вычленяя и добавляя. Юлька глянула на Галатею и неуверенно спросила: — Получается, мне когда...       Слово «рожать» из неё так и не вылетело, но Коля отвлёкся от кодировки и серьёзно сказал: — Ну, если ты самка человека, то че'гез семь месяцев. — А, — Капульцевич прикусила губу. — Бейб, значит, с саммитом добытчиков в Люжане я пролетаю. — И шут с ним, — фыркнул Савва. — Разберёмся. — То есть, шут? — Бля огрызнулась. — Это работа, если что! Мы планировали! — А теперь планируем другое, расслабься.       На это заявление Юлька закатила глаза, а Галатея подняла уголки губ в едва заметной улыбке. Склонилась к ушку Капульцевич и шепнула: — Побереги здоровье. Та нахмурилась, но было видно, что невсерьёз. — Эй! Ты помнишь, что я ничего тебе не обещала? — Мне и не нужны твои обещания, — последовал твёрдый ответ, и от него у Бляхи-Мухи зарозовели скулы.       Коля запыхтел, вынужденный слушать препирания этой беспокойной троицы, и вернулся к работе. Потом, кончив, задвинул изменённый код на место старого, запихал голограмму в крохотную капсулу с розовой жидкостью и растёр спиртом Юлькино предплечье. — Надо ввести, чтобы п'гог'гамма с'габотала. — Надо, значит, надо! — отважно сказала та и пискнула от укола. — Ну вот, по'гядок, — с хитринкой заявил Коля. — 'Годится здо'говым. — Ну спасибо тебе, друг! — как бы там ни было, Савва рассыпался в благодарностях, но Черёмухин, приехавший специально ради него и его маленького, сварливо отмахнулся. — Не для тебя ста'гаюсь. П'го Диньку ничего не слышно?       Яхонтов засопел и мотнул головой, а Галатея крепче сжала кисть Бляхи-Мухи. Воцарилось неловкое молчание, которое прервал сам Коля, вздохнув: — Ну нет, так нет. С восьмым ма'гта, ко'гоче, девочки.       Тем днём Яхонтова ждало важное мероприятие, приуроченное к международному женскому дню. В Ботсаду открывался новый зал оранжереи с орхидеями и бабочками. Команда Нехлюдовой сработала на славу, и Савву пригласили в качестве почётного гостя. Он явился на праздник «живых цветов», как было объявлено в рекламе, с подарочной орхидеей подмышкой. В сортах Яхонтов не особо разбирался, поэтому заказал самую дорогущую с бутоном матово-чёрного цвета. Под всеобщие овации вручил тёте Наташе, поцеловал присутствующую Владку, собрал восторги ботаников по поводу цветка и обрадовался, что угадал с презентом. Зашёл под щелчки фотоаппаратов в зал и обомлел.       Ботаникам и флористам удалось воссоздать маленький кусочек тропического лета. Везде были выставлены дивные, причудливые цветки с конфетными ароматами, и сотни, а может, тысячи самых разнообразных бабочек порхали по воздуху цветными лоскутками.       Синие, красные, жёлтые, пёстрые... Сколько же их! — Обалдеть, ять! Ну и малина! — Яхонтов растопырился посреди красоты и брякнул это, забыв о репортёрах. Одна смелая бабочка долетела до него и села на рукав серого пиджака, высунула хоботок и начала шариться по ткани. Другая, огромная, как птеродактиль, спикировала на волосы. — Ха-ха! — Савва стоял столбом, боясь дышать. — Наталья Николаевна, они меня не боятся?       Ни с того, ни с сего с десяток бабочек слетели к нему и расселись кто куда. Серый пиджак Саввы стал напоминать цветочную полянку. Владка смеялась, фотоаппараты защёлкали с удвоенным рвением, а Савва сконфуженно улыбался. — Наталья Николаевна, что происходит? Я несъедобный! — У вас слишком сладкий одеколон, Савва Давидович, — пояснила Нехлюдова, скрестив руки на груди и дрожа плечами от смеха. — Мёд, яблоки, ваниль — всё, что они любят. — Да ну, — Савва рассмотрел бабочек, шаривших по его рукаву. — А есть, чем их покормить? А то мне неудобно. Они прилетели, а угощения нет.       Ему тут же сунули плошку с сиропом, и коллекция идиотских снимков Яхонтова пополнилась теми, где он кормит в оранжерее тучу бабочек.       Когда торжество закончилось, Наталья Николаевна придержала Савву по мережке: «Задержись. Распрощайся со всеми и иди в сектор пальм. Кое-что тебе покажу».       Новость заинтриговала Савву. В сектор пальм он не ходил с того дня, как спилили чёрного гиганта. Просто не осиливал морально — войти и не узреть с порога его могучую крону под самым потолком. Больше никогда.       И сейчас сердце заполнилось горечью. Но интерес был выше горя. Савва вежливо спровадил репортёров и, прихватив сестру под руку для пущей бодрости, проследовал в сектор пальм. Толкнул стеклянную дверь, вошёл, стараясь не смотреть на опустевшее место Феникса, но всё равно глянул. Другие пальмы привечали пушистыми кронами, но не было среди них друга детства, не звал он метёлками своих соцветий, не приглашал в тень больших чёрных листьев...       Однако, что-то новое показалось Савве в этом погрустневшем месте. Блик надежды? Обновление? Не более, чем предчувствие, но на то он и вещий... Нехлюдова поймала их с Владкой под локти. — Попались, ведьмы! — Кто ведьмы, а кто и ведуны! — погрозил Савва пальцем новоиспечённой хозяйке оранжереи. — Вот и веди, тётя Наташа, что ты там хотела предъявить?       Нехлюдова согласилась занять пост уволенной по требованию Яхонтова Анжелы Сергеевны с некоторой неохотой. Умаслить её удалось не только хорошим заработком, но и тем, что, пока оранжерея строится, руководителю проекта лучше курировать его очно. Пока — исполняющая обязанности. Но Савва надеялся в дальнейшем пригрести Нехлюдову в штат на постоянку. Такие люди у плеча были ему нужны. Всё равно за Низким Кряжем уже вполне могла приглядеть и наследница тёти Наташи да всего рода нехлюдовского — Есения. — Подойдите сюда! — тётя Наташа поманила его, погрузившегося в размышления, и Савва вернулся в реальность с тем, чтобы последовать на зов. Хрустя буковой щепой и песком, Яхонтов приблизился к тому месту, куда она указывала — недалеко от чёрного спила — и приметил среди волосистых пальмовых стволов стремящийся вверх тонкий росток. Необычайно тёмный.       Савва глазам своим не поверил. Присел рядом с крохой и коснулся жёстких, свёрнутых конусом листьев. Нет, ему не привиделось. Росток был настоящий, меланист, как и... — Это от него? Он... Он размножился? Сам? Савва неверяще глянул на Нехлюдову и потом на Бусинку. — Я чувствую огромный живой корень, — шепнула сестра и заозиралась. — Общий с пнём Феникса. — Я говорила тебе, жизнь найдёт выход. Это же растения! Мы ждали их появления два месяца, — улыбнулась тётя Наташа. — Их? — Савва не успел осознать смысл фразы, как Бусинка, взметнув волнами юбку, прошуршала на другую сторону дорожки и присела в банановой рощице. Ахнула: — Ничего себе! — Что там? — Савва перемахнул через дорожку и вкопался подле точно такого же чёрного, вытянувшегося вверх ростка. Близнецы!       Опустился перед второй пальмой на колени. Отыскал взглядом первую. Да, это были дочерние побеги от Чёрного Феникса. Две генетически-идентичные копии. Финиковый колосс не только смог сохранить себе жизнь, но и дать потомство. Растроганный и счастливый, Яхонтов промокнул глаза рукавом. — Ять, разве так бывает? — В жизни да при большой поддержке, — склонилась рядом Наталья Нехлюдова, — бывает и не так.       Со спины обняла сестра, поцеловала в висок и добавила: — Главное — верить.