Запах одуванчиков

19 ноября 2066 года, Балясна. «Усталость ветра печалью стонет. Крик мой. Горло крови. Слышишь? О тебе плачу, слезами сохну, иначе не могу. Тишина душит. Как же так, отпустил. Душу жрут ангелы, утоляют голод. Один остался. Холод».       Савва вернулся. Юлька сказала, что он удачно поохотился и закабалил целого десятизубцового лихолеса! Силища, о которой Дине не стоило и мечтать. Хорошо, что Савва не расстроился из-за Дининого отказа лететь вместе, хорошо, что развеялся, сменил обстановку. Прилетел и взялся за работу. Кремень-человек! Вот так и надо. Не то, что нюня Капульцевич. Мысли об Андриане, об угрозе семье и вынуждении совратить Савву давили на голову. Диня хорошо спрятал рут, сестра не нашла, но воспользоваться им не позволяла совесть. Нет, нужно быть трезвым! Вдруг в угаре он долетит до Саввы и совратит его? Их любовь заснимут, растиражируют, и карьера Яхонтова рухнет из-за связи с бестолковой проституткой. Невозможно. Нельзя. Саввочка Давидович не заслужил. Лучше вовсе не попадаться ему на глаза, тянуть время, а там Диня что-нибудь придумает. Можно же что-нибудь придумать? Не бывает безвыходных ситуаций! Правда, пока Диня не придумал ничего кроме, как выследить Андриана и Фатова и убить их тяжёлым предметом или заклятьем. Говорят, от этого бывает откат, но что делать, если твоей семье угрожают, а любимого хотят опорочить! Обратиться к Дорохову? К Вию? А если они с гадами заодно? А если гады и это попалят! Тогда Юльке, Майке и родным не жить! — Это я виноват, — корил себя Диня, печатая электронные бумаги. — Неудачник, неудачник! Глупый.       Горько писать имя Саввы на документе и знать, что после всего случившегося он никогда не будет с ним. Так близко... Не обнимет, не скажет: «солнце, я люблю тебя!», не возьмёт с собой в постель. Не накормит до отвала своим огромным завтраком. Не вытрет слёзки сильными пальцами. Почему всё так? Некоторым людям, пусть даже они колдуны, счастье не дано. Одно мучение и боязнь. «И друг без друга плохо, мало, тоскою грудь дышать устала. Деля на всхлипы вечность ночи, воспоминанья рвутся в клочья. Так далеко и где-то рядом на расстоянии небес и взгляда нашёл наш новый дом и ждёшь, я слышу, ты меня зовёшь».       Диня проверил даты в документе, поставил точку и отправил файл на подпись. — Капульцевич Денис, тебя вызывает шеф, — прозвучало через минуту по омнифону голосом Полинки. — А можно не надо? — сморозил Диня, внутренне ругая и благодаря Савву за настойчивость. Хочет его. Зовёт. Но что же делать? Не ходить? — Диня, бегом, — ответил голос из динамика. — А зачем я ему? — Бегом! — надавила Полинка. — Ох, мама дарахая.       Диня встал и поплёлся знакомой дорогой к лифту. Боднул лбом кнопку пятого этажа. Как же тяжко ехать наверх! Точно свинцовую дробь жрёшь. А что ещё придётся выслушать от Саввы... Нет, сбежать нельзя. Диня одной рукой убрал вторую, легшую на цифру «минус один». — Я просто скажу ему: нашёл другого. Нет, лють! Язык не повернётся! Скажу... Вот что, — бормотал Капульцевич, пока семенил мимо Полины. — Скажу, Савва Давидович, я решил быть ответственным и работать! Да. Так и скажу! А служебные романы это не про меня. И сосать гадам не пересосать... О-о-ой! — Он не заметил, как прочапал на автомате одну дверь, постучал в главную и доплёлся до половины Саввиного ковра. Сам Яхонтов устало и замученно поглядел на Диню и тут же отвернулся к монитору. Покопался, выдал спроецированный документ. — Гляди, что ты сделал. — Откинулся в кресле, потирая лоб и массируя глаза. С безымянного пальца на той ладони сверкнул родовой сапфир. Что-то тут было не так. Не как обычно. И потом Диня сообразил, что рука-то правая! Удивился, приметил Саввину ведущую, левую, опухшую и перевязанную, на подлокотнике кресла и забеспокоился. Потянулся к Яхонтову. — Саввочка... Тот враждебно глянул исподлобья, мол, чего? — Рука у вас поранетая? — Ты на проекцию смотри, — осадил Яхонтов. — Всё тебе нравится, косячник? — А, шо? — Да не шо, а что. Читай. — «Доховор на оказание услуг по транспортировке хрузов и персонала на производственно-исследовательскую станцию «Тарос-ХосПар»... — Дальше, дальше, тут всё в порядке, — нетерпеливо велел отмотать Савва, не убирая руки ото лба. — Ниже. — «Реквизиты сторон, подписи, Клайв Уоллес, Савва Д.Я.». Ну, и шо?       Снова тяжёлый взгляд покрасневших, нездорово блестящих глаз. — Я кто, «Д.Я.» по-твоему? — Ой! О-о-ой! — Диня присел и понял, какую глупость сморозил, пока мечтал о Саввином имени. — Дмитрий Яковлевич? — Прасците, пожалуйста, я михом переделаю! — Диня маханул в приёмную, но Савва его тормознул в дверях. — Стоять, Капульцевич! При мне иди переделывай. — А-а-а, хорошо. — Диня столбиком развернулся и потелепал обратно к его столу. — Садись, исправляй. — Савва поднялся с места, покачнулся, дошёл до окна, заложив руки за спину. Пока Диня ваял новую подпись, видел, как Яхонтов болезненно щурится от тусклого дневного света. — Шо с вами? — Не спросить было невозможно. — Вы здоровы? Савва. — Ты исправил? — пресёк его потуги позаботиться Яхонтов. Подошёл, навис. Даже для хорошо протапливаемого кабинета его кожа была слишком жаркой. Аж пышущей жаром! Аномально горячей. Все волосы взопревшие. Диня поводил глазами по столу, приметил початую пачку жаропонижающего и пять пустых кружек из-под чая. — Савва С.Д.? — прикрикнул меж тем Яхонтов. — Шутить изволишь? Капульцевич! — Походите. — Диня развернулся к нему, попытался положить ладонь на лоб, но Савва, как норовистая лошадь, прянул от него. — Постой. — Диня поймал Яхонтова за руку, ощутил такой же горячий бинт, и Савва от прикосновения шикнул. — Болит? Стой-ка. Иди ко мне. — Привлёк Яхонтова к себе, взял за кудлатую голову, коснулся губами межбровья. — Да у тебя жар. Сильный. — Тебе-то что, — услышал он тихое в свой адрес. — Немного простыл. Пройдёт. — Несмотря на отлуп, Савва дался ему так, словно выступал лишь для вида, и позвал не чтобы отругать, а потому, что худо. — Ты совсем больной. — Диня обнял его и ужаснулся. Савва горел. На вскидку, а скоморохи отлично чувствуют чужую температуру, у него было не меньше сорока. — Давай сядем. — Яхонтов послушно упал в кресло и нашёл в себе силы улыбнуться, когда Диня, приспустив галстук, ощупал его шею и грудь. — Хрипы вон какие. Под рукой всё дрожит. — Я закинулся таблами, должны подействовать. Некогда болеть. — У тебя сегодня важные встречи? Заседания? — Капульцевич всмотрелся в его несчастные глаза. — Не то, чтобы... Накопилось. — Савва кивнул на экран. — Нельзя работать больным. Подпишешь ещё хуйню, потом скажешь, шо я виноват! Давай скорую, а? — Да ну, глупости. — Он дёрнулся, чтобы встать, но остался в кресле от несильного упора в грудь. Посмотрел умоляюще. — Мне бы чайку. Динь. Брось ты. Я не хочу огласки. — Тохда я тебя отвезу к врачу! На твоей машине, — уговаривал Капульцевич. — Никому не скажем. Скажем — по делам уехали! Врач тебя посмотрит, скажет, шо это просто ГРИПП, и поедем назад, заразим тут всех! Да? Саввочка Давидович?       Страдание в карих, медвежьих глазах Саввы на секунду сменилось ласковым умилением. Он промолчал, но смягчился в лице, и Диня счёл это руководством к действию. — Я михом!       Он в два счёта обернулся Василием, кажется, до того, как за ним закрылась лифтовая дверь. Благо Полинка не увидела! Диня промчал в гараж, завёл «Ягуар» и вполне ровно подал его к заднему входу. Немножко задел бордюр, но это потому, что машина длинная. Так-то он в деревне под Зазбруйском у дядьки Пахома на тракторе рассекал — мама дорогая! Подождал Савву, подождал, потом чертыхнулся и почесал наверх. Пролетел Полину, ворвался в кабинет. Савва сидел в том же кресле, куксился и постукивал себя кулаком по груди. Диня присел перед ним на корточки. Положил ладошки на колени. — Савва. Ну ты шо? Я машину прихнал. Пойдём.       Яхонтов будто проснулся, закивал и шепнул, чуть улыбнувшись: — Кончил с подписями. Дело дрянь, Василий ты Алексеевич. — А, лють, да. — Диня вспомнил, в чьей личине бегает. — Помогу? — Сам. Сам, — Савва совершил над собой усилие, набросил куртку, переобул туфли и повернулся к Дине бодрым и деятельным бизнесменом. Прошествовал ровным, уверенным шагом мимо секретарши и махнул ей: — Я по внезапным делам, Полька. Переадресуй всех Юлии Алексеевне. — Хорошо, Савва Давидович, — отозвалась Полинка без отрыва от компьютера. — Хорошего вам дня. — М-м-м... — простонал Яхонтов, оказавшись в персональном лифте. Вжался спиной в стену, запрокинув голову. Диня взял его за руку. — Зря ты со мной не поехал. Я так славно поохотился, такого духа... — Он осёкся, мучительно зажмурился, весь напрягся. — Ять, сердце. Сердце давит, Динь. — Я поеду, обязательно поеду ещё, — Капульцевич погладил его по здоровой ладони, которую сжимал в своих двоих. — Хорошо всё будет, обещаю. Слово Яхонтова. Савва затрясся смехом через боль. — Ты чудо, Динька. Я люблю тебя.       Капульцевич понял, что от него зависит Саввина жизнь. Потому не посмел признаться, что впервые в собственной управляет огромным «Ягуаром». Завёл мотор украденным из гаража ключом, с грохотом разогнал адамантовые двигатели и ракетой взмыл через два уровня на третий.       ...Савву вжало в кресло, а «Ягуар» жалобно зарыдал от такого обращения. — Ты... — прокряхтел Яхонтов, — прогреть его не прогрел! — Прасците! — Диня вцепился в руль, уставившись вперёд. — Интересно, хде тут выезд на трёшку? — Ять, — до Саввы дошло, — ты машину водить умеешь вообще? — Аха! — был ответ. — А как же! Умею! — Ладно. — Яхонтов повёл рукой, и летящий на них чужой автолёт свернул в сторонку. — В поток хоть встань, против лететь не сподручно. — Добро! — Красный, Диня. — Яхонтов едва успевал чарами переключать светофоры и в уме приписывал им штраф за штрафом. — Диня, красный, ять. Скорость сбавь. Нарасти. Диня, помеха справа!       Кажется, Капульцевич решил прикончить его до того, как они доедут до Сухарского госпиталя. Грудь жгло нестерпимо, рёбра будто распирало изнутри пузырём лавы, дышать становилось сложнее с каждой минутой. — Лети пониже, пожалуйста. — А-а-а! — Диня за рулём вытаращил глазищи на уровни под ними. Да, он до кучи всё не поборол страх перед высотой. — Ладно, ладно, летим так, главное, прямо и куда все. — Савва потёр грудь и успел переключить очередной прохлопанный Диней красный. — Савва Давидович! А тохда в лифте, — Диня на секунду отвлёкся, — вы... Вы ехо остановили? Кохда я заблудился. Да? — Смотри вперёд, — сглотнул Савва, пытаясь дышать ровнее и глубже. Воздух сгущался, как кисель. — Владка... — Шо? «Он просто не знает что такое, когда сердце кровью обливается, и я искренне желаю ему узнать!»       Да, спасибо, дорогая сестрёнка. Кажется, теперь узнал. — Динечка... — Ну шо ты, держись! — Диня одной рукой нащупал Саввино плечо. — Немнохо ещё, пробка тут! — О-о-ох, ять. — Савва понял, что сейчас задохнётся от жара, высвободил пряжку ремня безопасности, открыл дверь машины и выскользнул головой вниз в потоки нижних уровней. — Куда?! — застыл в воздухе ор Капульцевича. Но Савва падал, еле поддерживая себя силами Стрибога. Вывернул между снующих машин. Опустился плашмя в заснеженную грязь на бульваре. Продышался. С трудом поднялся на колени. Боль нарастала. Савва загрёб снега и приложил к груди, чтобы хоть немного остудить пылающее сердце. Сообразил, что наступили его последние минуты, и не ощутил ничего, кроме сожаления. Вот так он и скончается, глядя в пестрящее машинами небо Балясны. Не худший исход для Яхонтова. Ведь ни один из них доселе не умер своей смертью. Мать. Башня. И он туда же... — Нет! — хрипло гаркнул в ухо любимый голос. — Нет! Не отдам смерти! Держись! Посмотри на меня! — Савву подхватили, заставили сфокусироваться. Капульцевич держал его на дрожащих руках и ронял слёзы на лицо. Через Васькину личину в Дининых радужках пробивались левый голубой и правый янтарный. Славные, Гелиодорские... — Савва. Не отпущу. Надо бороться. Ты же меня отмолил у Чернобоха. А я как? Я же тебя тоже люблю. Я же не отдам. — Динечка. — Ты такой сильный, ты самый сильный, Савва. Пожалуйста, справься. Немножко ещё. Да? — Он обнял, вернул вертикаль. — Вот. Вот тебе. Походи, не падай! — Савва краем зрения увидел, как Диня стаскивает ботинок и набивает носок грязным городским снегом. — Компресс. На. — Капульцевич сунул ему носок под рубашку, на татуировку ВДВ, прижал его же здоровой рукой. — Держи. Так получше? — Ять, Капульцевич. Мне суждено сдохнуть... с твоим вонючим носком у сердца? — превозмогая себя, прошептал Савва. — Я их каждый день меняю. И нохи мою! Ты не умрёшь. — Савва заторможенно изумился тому, как астеничный с виду Диня поднял его и запихал в машину, которую чудом смог припарковать на бульваре. — Я довезу тебя. Верь мне. — М-м-м, — простонал в ответ Яхонтов, придерживая Динин носок и веря в его животворящую силу изо всех оставшихся у него сил.