Запах одуванчиков

28 сентября 2066 года, Подбалясье. «Клятый Капульцевич!»       Савва скрипнул зубами, и Филин у него на коленях вопросительно мыркнул. Манкун был самым крупным и общительным из пятёрки, отчасти потому для самоуспокоения при визите к губернатору Яхонтов выбрал его. Весил бы ещё Филька поменьше, цены бы коту не было. А то такое чувство, что тащишь на себе добытую в честной битве пантерорысь. Пантерорысь тем временем убедился, что с хозяином всё в порядке, и довольно замурчал, закогтил мягкую ткань спортивных брюк. Самый уютный кот для поездок, но давался в руки только Савве.       «Ягуар» М777АГ плавно стелился вдоль Пикеевского шоссе, под воздушной подушкой автолёта мелькали элитные дачные особняки. Прадед, Злат, тоже подумывал прикупить здесь земельку, а потом изменил решение и выбрал в качестве загородной резиденции Заглядово. Да и к лучшему! Меньше зенок забор полирует.       Дом Павла Константиновича выглядел наиболее мрачным и лаконичным из ряда дворцов, и почти полностью прятался в роще раскидистых вязов. Его участок на Развихе смотрелся как зловещее чёрное пятно, и лишь всмотревшись, можно было различить скаты конически уходящей вверх башни с окнами, непроглядными, как глаза нетопыря. В округе сочились тёмные слухи, и особняк губернатора за его спиной нарекли Домом Некроманта. Что ж, молодцы, так и было. Павел Константинович никогда не показывал чар на публике, но и не опровергал ничьих подозрений. Сам его вид говорил за него — никому не удавалось настолько хорошо сохраниться для своих лет. Разве что, Коле Черёмухину, но тот и в могуществе от Дорохова ненамного отстал, несмотря на простецкий и хамоватый нрав. Земля кормила даровитых земных колдунов, как они самоназывались — подий — своей силой, давая практически бессмертие. Хорошая компенсация за невозможность жить несколькими воплощениями, как небесные! Ох, простите великодушно, мании!       Когда ниже замелькали цепочкой огни посадочной площадки Дома Некроманта, Савву вовсю клонило в сон. Это никуда не годилось. Яхонтов полез в таблетницу, припасённую на экстренный случай во внутреннем кармане куртки, и раздавил зубом кропалик корня мандрагоры. Втянул сквозь сомкнутые челюсти и разом почувствовал себя свежее. Старый добрый рут, если им не укуриваться в бурьян, весьма годился для поднятия тонуса. А перед Дороховым мозги должны варить, как волшебный горшочек кашу. «Клятый Капульцевич! Полночи заставлю переносить буквы на документах с лицевой стороны листов на изнаночную!» — впустую злился Савва, десантируясь из автолёта в гаражном помещении, напоминающем своды античной конюшни, или стойла для духов в былые времена. Филина Яхонтов запихал на плечи на манер боа, погладил шерстяную щёку и постарался улыбнуться как можно непринуждённее. Не показывать же Дорохову, что мертвецки устал. — Выглядишь выжатым.       Савва повернулся на звук. Хозяин дома, выросший на гаражном этаже, как чёрный груздь, поджидал его, скрестив руки на груди. Приветствие было сказано в неизменной деловой манере, но несло в себе дороховское участие, надёжное, как Перунова накидка. Глядя на Павла Константиновича никак не выходило представить, что это ровесник деда. Почти столетнее существо. Дорохов и в губернаторском кресле болтался сорок с лишним лет, и выглядел при этом вряд ли на большее. Об истинном возрасте некроманта говорили, разве что, две слишком седые пряди — в забранных назад смоляных волосах и густой окладистой бороде, да ещё неизмеримая мудрость в проникающе-чёрных глазах. Что дом, что хозяин походили друг на друга, и темень опутывала каждого. Но для Саввы эта темень была приятной и напоминала такую же — укрывающую и надёжную папину силу, которой пристало страшиться всему живому. Но не тем, кто так или иначе добровольно поклоняется Хозяину Смерти, Чернобогу, Гасящему — не чёрным шаманам и некромантам.       Одевался Дорохов тоже лаконично, что на работе, что дома — белая рубашка, тёмные лёгкие брюки, да тапки из чьей-то кожи, которые нечасто оказывались на ногах губернатора, предпочитавшего не на людях обходиться вовсе без обуви. — Совсем закрутился, Павел Константинович. С тренировки вот заехали. — Савва почесал балансирующего на его холке Филина. Павел Константинович протянул изрезанную старыми шрамами руку и пригладил Филькины кисточки на ушах. Манкун вытерся мордой о ладонь некроманта, балдея от его тёмной силы, лакомой всем кошкам, и ответил громким протяжным муром. Пожалуй, Дорохов был одним из немногих людей, к кому манкун испытывал доверие. И не просто так. — Я знал, что угадаю тебе с подарком. — Да, дружок мой настоящий, — похвалил кота Савва. — Шесть лет прошло.       Зная о нежной любви Яхонтова к чёрным котам, Дорохов на один из дней рождения и приподнес ему пушистый желтоокий комок, вымахавший в эдакого красавца. А до того пару недель держал котёнка у себя, готовя сюрприз. Кажется, Филин это помнил. Савва поймал кота в захват и послушно потопал за Павлом Константиновичем в дом, минуя двери. И правда, зачем их открывать, если можно скакнуть прямиком через твердь? Лишние телодвижения.       В гостиной пахло съедаемыми огнём дровами, и это мигом навеяло уютные воспоминания детства. Калтай, Качурка, посиделки с папой и археологами, комарьё и песни, большие звёзды и маленькие сёстры. Дорохов по обыкновению скинул кожаные туфли и утонул пальцами в ворсистом восточном ковре. Поманил к камину. Савва как почтительный гость, тоже избавился от кроссовок. Бросил задницу в любимое кресло и заинтересованный взгляд на столик, где сами собой материализовались пиалы с травяным чаем, чашечка мёда и дахрийские сладости на серебряном подносе. Ореховая нуга, пахлава, разноцветный лукум, гнёзда с фисташками и, конечно же, фаршированные финики размером с Саввины пальцы. — Красота! — одобрил Яхонтов угощение. — Тебе нужно восстанавливать силы. Ни в чём себе не отказывай, — приглашающим жестом махнул Дорохов и добавил: — Я уже ужинал, не беспокойся. Попробуй чай, меня угостили приезжие друзья из Парси. Он тоже финиковый, всё как вы любите.       Савва хлебнул чая и кивнул. Вкусно, не придраться. Говорят, среди Парси много земных, а уж в выращивании лучших фруктов они преуспели. По части того «вы» было ясно, кого Павел Константинович имеет в виду. На месте Саввы бывало разваливался его дед и вот так же, как он, беседовал с Дороховым. А на каминной доске над жарким, всепоглощающим пламенем обрели шаткую вечность фотографии. Ни одной — намекающей на то, что у Павла Константиновича есть семья. Дорохов обитал отдельно от родных и тщательно скрывал их от общественности, что было разумно. Лишь крохотная машинка правнука, затерявшаяся у ножки кресла, намекала на это. Зато целый калейдоскоп снимков разных лет с сильными мира сего разворачивался перед глазами гостей, отвлекая внимание. Дорохов почти не менялся на фото, даже позу сохранял одну, как пришопленный ко всем единовременно. Но в подлинности снимков сомнений не рождалось. Вот он с деловыми партнёрами. С президентами Фретции, Веталии, Арвиники. С бывшим Верховным Колдуном Матеушем Мразем. С действующим — Тимуром Борзым. На самом видном месте — пара карточек с Малютой. Дед, на одном фото молодой, на другом уже матёрый, улыбался, не по официозу обхватив скромного некроманта за плечи. А слева — они с Саввой. Яхонтов прекрасно помнил, как на первом в его жизни мамкином конгрессе папарацци захотели снять их с Павлом Константиновичем вместе. Савва поначалу намерился слинять из кадра, чтобы не мешаться, но Дорохов силой удержал его подле себя и заставил важно вытянуться. Эту тяжёлую руку на плече и покровительственный взгляд Савва помнил до сих пор. Ему было от силы пятнадцать. А ещё в то время у Дорохова были золотые зубы. Вместо выбитых в одной драке. Сейчас-то он свои новые отрастил, монстр! На другом фото, снятом года три назад, Яхонтов-Самум, счастливый и сияющий после нового мирового рекорда, завернулся в родной триколор, так как разорвал костюм и был гол по пояс, а Павел Константинович гордо и сдержанно притулился рядом. Да, он приезжал на ВКИ болеть за своих, и в частности, за Яхонтова. Дорохов так закрепил снимки, что молодой Малюта и взрослый Савва с флагом на разных фотографиях стояли рядом, будто были одним и тем же человеком. Вот чудак-колдун!       Пока Яхонтов таращился на фотографии, Филька довольно шерстил штанины некроманта, а Павел Константинович увёл взор в огонь и спросил как бы невзначай: — Как твои поиски? Продвигаются? Савва поперхнулся чаем. — Кха-кха, да вполне, Павел Константинович.       Дорохов, не поворачивая лица, одними глазами обратился на него и обжёг с ног до головы. — Хорошо врёшь, мать тебе это привила. Дезинформировать легко и непринуждённо — семейная черта Яхонтовых. Я помню тебя маленьким, — скулы Дорохова чуть округлились для невесомой ностальгической улыбки. — Ты был настолько смышлёным, что мог тянуть задания до последнего дня. И за одну ночь перед ответом справлялся с ними. — Это было так заметно? — пойманно усмехнулся Савва. — Как и сейчас то, что ты задвинул мою просьбу на двадцать пятое место в списке дел. — Да-а, — протянул Савва, забрасывая в пасть финик и хрустя спрятанным в нём эллиницким орешком, — я недопонял важности задачи, так скажем. Оранжерея БГУ в работе, ботаники довольны, я обещал заняться питомником, значит, займусь, куда торопиться? До выборов времени вагон, ещё успею отличиться в новостной ленте. Павел Константинович, всё же хорошо?       Дорохов, по ощущениям, ещё больше повеселел. Его эмоции угадать было сложно. Так же, как распознать веселье змеи или ящерицы. — Это странно, — поведал Павел Константинович, вновь стремясь взором в огонь. — Несмотря ни на какие его грехи, кривотолки, россказни я определённо скучал по твоему деду, когда его не стало. Возможно, я единственный сожалел о том, что он так скверно кончил. Мне не хватало его. Не хватало этого довления, постоянных попыток доминировать. Мал часто пробовал меня на зубы, а я не давался, и это превносило в жизнь остроту. Это удивительное чувство, Савва — заклятых друзей. Когда ты видишь существо, равное тебе по силе, и воспринимающее тебя столь же опасным, как сам. Заочное противостояние, холодный мир. Я ни за что бы не доверился Малу, но всегда был ему рад и видел в его глазах искреннее наслаждение нашими встречами. Уверен, Малу эта игра нравилась не меньше, чем мне. Про меня иные скажут мало приятного. Про него принято говорить сплошь гадости. Но если спросить меня, то я скажу — он был дотошным. Прозорливым. Крайне работоспособным и разносторонним. Он был любопытным и упорным. Чертовски упорным. Пожалуй, именно упорство мне в нём и нравилось больше всего. Даже если человек упорно катится в дыру, этим невозможно не восхититься. Смеёшься, — Павел Константинович заметил, как Савву потряхивает. — Да я просто вспомнил, как отец упорно спивался, и мне что тогда, что сейчас это не кажется восхитительным. — Я о другом, — охолонил его Дорохов. — Теперь это кресло занял ты. За тобой я следил с самого твоего рождения. Подмечал, сравнивал, прикидывал, стоит ли заниматься тобой, и что можно из тебя вырастить. Твоё смелое и великодушное решение в Мохике окончательно развеяло мои сомнения. — Савва через ткань футболки сжал золотой самородок. — И, ты прав, также то, что тебе была оставлена сила земного, сила некроманта. Савва, ты первый Яхонтов, сумевший заключить с Гасящим договор с выгодой для себя и рода. Я не прогадал, взяв тебя под опеку. Твои дед и дядя ненавидели друг друга и по отдельности вызывали много неодобрения. Но в тебе странным образом сочетаются их лучшие качества. — О, да, давайте опять об этом, я много взял от моего деда, я много взял от моего дядьки! — запаясничал Яхонтов, так как слышал эту бадягу от всех и каждого, а от Дорохова уже раз двести. — Я тоже упорный, дотошный и хитрый, а ещё нахрапистый и предприимчивый, и поэтому вы за меня взялись, чтобы сделать президентом! Но я не дед и не Влад, я... — Также взрывной и нетерпеливый, — подсказал Павел Константинович. — И это не всё, что ты от них взял. Далеко не всё. — Что вы имеете в виду? — Тут Савва напрягся, так как наставник глядел на него слишком внимательно для простой беседы. Да и согласие на позднее время... — Я смотрел рейтинг популярности кандидатов в президенты, вы с Фатовым идёте практически ноздря в ноздрю. Тебе стоит улучшить показатели. Ты обожаешь растения. И ты сам заговорил про питомник. — И что? — Этот день бы обязательно настал. Я помогу тебе с поиском места, и не считай это жестом покровительства. Я кое-что кое-кому остался должен и хотел бы привлечь тебя, так как ты косвенно тоже к этому причастен. — Что? К чему? — бормотнул охваченный дедовым любопытством Савва. — Ты наелся? С тобой голодным разговаривать бессмысленно. — Яхонтов кивнул. — Тогда идём. — Павел Константинович поднялся с кресла и поманил его за собой. — Если мы опять в Галерею Памяти, то я напомню, я бывал у саркофагов раз двадцать, — заметил Савва, но Дорохов блеснул глазами из полусумрака: — И сходишь ещё раз. Ведь каждое посещение, если ты замечал, несёт новый смысл.       Возразить было нечего, и Савва потащился снова пялиться на саркофаги древних тёмными сырыми коридорами, всё вниз и вниз. Их неизменно ждали Княжна Дария и Воевода Белояр, найденные на Калтае раньше, чем Отвага Яхонт и Ясен Солнцедар, и куда лучше сохранившиеся. Да, видать, земные колдуны, в частности, некроманты, придавали погребению тел более важное значение, чем их небесные враги-собратья. В хрустальных коробах друг подле друга лежали они — свидетели войны Земли и Неба. Черты Княжны отдалённо напоминали дороховские, и неудивительно — Княжич Дарах, чьей рукой был подписан мирный договор, приходился дальним предком Дорохову. Павел Константинович почтительно склонил голову, приветствуя упокоенных, и Савва последовал его примеру из чистой дипломатии. Ему было невдомёк, что ещё можно подцепить для себя здесь, от этих двух, одного из которых убил Отвага Баженович, а другая полегла, сражённая стрелой, днём раньше, возвестив и падение Алтын-Тобрак. — Ты знаешь, где был заключён договор о мире в той позорной для нас войне? — вдруг рассеял тишину склепа Павел Константинович. — Где? — информация и правда была новой. — Недалеко от вашей заглядовской дачи. В устье Темноводной реки, где ныне расположен населённый пункт Аксёновка. — Я думал, на Калтае, — почесался Савва. — На месте Алтын-Тобрак. — Нет. Твой предок Отвага разгромил наше воинство и занял наши стены, — Дорохов тронул рукой хрустальную грань гроба Княжны. — И после двинул на север, куда успел дойти Дарах, преследовавший небесных. Он взял остатки сил подий в кольцо и заставил Дараха подписать соглашение о мире. Унизительное для нас, земных. Текст ты знаешь наверняка, ведь один экземпляр до сих пор хранится у вас, а один у нас. Верно? — Да-а, — разумеется, протянул Савва, придав ответу максимальную уверенность. Так-то он ни разу не видел ни самого договора, ни текста, и знал его пункты лишь приблизительно. Из легенд. — Земным колдунам запрещено собираться под одним знаменем, селиться вместе, лишь на расстоянии дневного перехода, и проводить Шабаши чаще двух раз в год. Кроме того, они должны подчиняться небесным в их делах и по первому требованию отдавать дочерей для продления родов. Также запрещается выступать против этого решения маний, всякое отступление карается смертью. — Всё так. — Павел Константинович пригладил бороду. — Но для могущественного земного смерти нет. Они истлевают чудями и маются неупокоенными. — Жуть! — Савва зевнул, так как съеденные сладости и чай начали навевать истому. — Так что по поводу Темново... — Тут воспоминание резью вспыхнуло у него в мозгу и он клацнул челюстями, оставив глаза широко распахнутыми. Темноводная... «Я родила тебе сына вместо наследницы Темноводной, — из глубин памяти всплыл растерянный и усталый голос. — Я плохая ведьма, но хорошая жена!»       Василиса! Мать Малюты. Совпадение? «Случайности неслучайны, так говорил один цаньский мудрец, — припомнил Савва строчки дедова дневника. — А я бы от себя добавил, что ты сам выбираешь из ресторанного меню то, что ты впоследствии съешь. Это работает и в жизни». — Случайности неслучайны, — бормотнул одними губами Савва, но Дорохов и такого услышал его. — Ты прав. — Василиса. — Яхонтов поднял палец. — Хозяйка Темноводной. Я знаю о ней, но обрывочно! Павел Константинович? Вам известно больше? — Известно, — Дорохов выпрямился и с любопытством глядел на ученика. — Но сперва скажи, что ты знаешь? И главное, откуда? Не врать! — упредил он. — Иначе я тебе ничего не выдам. — Я камлал неделю назад. С бабуш... С Каргиной, Ярославой, — поделился Савва, и Павел Константинович кивнул. Он знал Ярославу Ростиславовну лично. — Я видел несколько картинок прошлого моего рода. Или моего прошлого, я не разобрался. Но я запомнил имя — Василиса, и место — Темноводная. И речь шла о ведьме. Она родила Злату сына, которого он ненавидел за недоношенность и то, что тот родился не чёрным шаманом. Он избивал её, Василису. И... — стало трудно произнести это, но Савва превозмог: — Тем ребёнком был мой дед. Малюта.       Дорохов выслушал его спокойно и потом заметил: — Не в первый раз узнаю, что ты камлаешь. Но ты должен понимать, что колдуны не камлают, им это не свойственно. Только шаманам. — Я кровлёный, — криво усмехнулся Савва. — Дважды. А то и трижды, если вспомнить, что твой родной отец, Давид, носил в себе крови адгилис-деда в пятом колене. — Всё-то вам известно, — проронил Савва. — Ну хорошо, «адгилис» — раз, Самохваловы — два, а кто третий? Кем была ведьма-мать Малюты? И как посмел Злат Путятич вступить в эту связь? Не боялся нахлобучки от Верховного Шабаша? — Это долгая история, — сказал Павел Константинович, вглядываясь точно впервые в заострившиеся черты лица спящей мёртвым сном Княжны Алтын-Тобрак. — Но затем я и просил об аудиенции. Я всё тебе расскажу. Ты имеешь право знать.