Запах одуванчиков

— Ащ-щ-щ! — Савва дёрнулся, когда отец побрызгал его плечо антисептиком. — Терпи, ветрогон, Вием станешь. — Айвазов отмотал кусок «второй кожи» и залепил ссадину. — Давай вторую руку. — Угумс.       Сообщение о том, что совместными усилиями захоронение приведено в первозданный вид, умастило отца, и тот сменил гнев на милость. Кроме того, папа был горд тем, что мальчишкам удалось закабалить целую чудь. — Не зря я вас учил работать с арканом, — сдержанно похвалил он, но притом чёрные глаза его по-особому поблёскивали. — Пригодилось. Ну так и быть. — Папа отложил аптечку и деловито поправил ремень. — Хотите курган, пойдём сегодня на курган. А то я вас знаю, вы от него не отвяжетесь. Только, чур, по правилам!       Савва победно заулыбался. Он очень любил добиваться своего.       К кургану они отправились так же, как и вчера, за несколько часов до подъёма группы, но уже втроём. Папа вызвал духов, и те покорно отнесли их к насыпям, чтобы не тратить попусту время. Савва тем же заклинанием раздвинул боковину кургана, и они проникли внутрь. — Так, стоп! — оказавшись там, где лежали воины, папа полез в сумку: — Всем надеть перчатки и бахилы! И ничего здесь не трогать!       Пришлось повиноваться. А дальше они принялись рассматривать находку. Савва помнил, как папа навис над верхним скелетом. Айвазов в исследовательском азарте походил на ворона, слетевшего к лакомой добыче. С горящим взором и сосредоточенным в свете фонаря лицом, со сдвинутыми в напряжении бровями. Его губы шевелились, он делал заключения и проговаривал их про себя, потом выпрямился и поманил мальчишек. — Смотрите, Консыг-Ойка, Юсвой-Ики. Это колдуны. — Колдуны? — хором вскричали близнецы. — Старые колдуны, — пояснил папа. — Колдуны-воители. Вероятно, жертвы той, первой Войны. Нижний точно. — Он посветил в наполовину глухой шлем воина, лежавшего навзничь. — Зубы целые, молодые, на вскидку ему не больше тридцати. Склонись, смотри сюда, Консыг-Ойка, — указал белой перчаткой в позвоночник у тазовых костей и сами крылья таза, — будто обгорел изнутри. Сражён молнией. — Дак может его природным Перуном ушатало? — резонно предположил Савва. — Нет. Видишь? Ожоги по форме, как листочки колючеплодника. Узнаешь почерк?       Ох ты ж. Савва похолодел, помня, как в Мохике его лодыжку увило это проклятое растение, техника пришедших за ним брухо, и оставило такие же точно ожоги, но задев только кожу... Шрам остался виден. Если бы Дорохов не пришёл тогда на подмогу, вынырнув из портала, как кобра из норы, Савве бы худо пришлось. — Вот как, э, — протянул Вахтанг. Папа уже высветил в прорехе то ли прогнившего, то ли пробитого доспеха нижнего обломок каменного наконечника. — Он яростно бился, но смерть забрала его себе. А этот, — папа чуть улыбнулся обратив взгляд на того, что лежал ничком, — наш хороший знакомый, да, мальчики? — Подсел к пустому рукаву, изучая. — Костная мозоль. Нет, он пережил свою рану. И он стар. Крестец сросся напрочь, от зубов осталась половина. — Папа осветил стены короба захоронения. — Другая порода, Консыг-Ойка. Это гранит, а это известняки. Его подхоронили сюда. И тот факт, что он лежит лицом вниз. Сам знаешь, как принято хоронить колдунов. Полагаю, этот обряд появился уже после того, как погиб первый, и позволил их рукам соединиться. Любопытно.       Отец отстал от витязей, перейдя к беглому осмотру их оружия. — Каменные наконечники у стрел, ребята, — не трогая, он потыкал в чёрные перья обсидиана. — Мы в прошлом году на Качурке находили подобные, когда занимались исследованиями гробницы Белой Звезды. Это знак того времени. Древние использовали в битвах обсидиан, так как он... — ...обладает лучшей разящей силой, — кивнул Савва. — Да. А меч, — папа вгляделся в рукоять оружия, — бывалый меч, весь в зазубринах! Под левую руку.       Он вздохнул, поднял голову на близнецов и остановился мудрым, немного осуждающим взглядом на Савве. — Полагаю, он легко тебе подчинился, Консыг-Ойка. Каково было вести его к лагерю? — Что ты имеешь в виду? — Руки Саввы от нервов сами собой сжались в кулаки. — Думаешь, это перво-Яхонтов? Полководец? — Есть догадка. — Отец посветил на плиты захоронения и в одном месте обнаружил петроглифы. — Ну как же без записей, если речь идёт о таких людях! Поздравляю, Савка, не калтайский, не камо, старородский! Свои погребли. — Он начал разбирать древние почеркушки.       Пока папа пыхтел с писаницей, Савва понуро смотрел на широкие спинные латы безучастно лежавшего перед ним воина. Стыдно было, словами не описать. Вахе-то в глаза глянуть, и то боязно. Они, глумясь, вели в лагерь мёртвые кости великого завоевателя, отдавшего руку, кровь и всю жизнь на защиту небесного племени, на становление великой страны. Савва вспомнил, как послушно Полководец сложил пальцы в кулак и зарядил себе в челюсть, валясь набок. А Савва ржал в кустах. Стало жарко и нестерпимо совестно. Прознала бы мать, убила бы. А вдруг уже знает?       Он переглянулся-таки с братом, и Ваха стоял таким же покусанным совестью сопляком. Исподлобья косился на Савву, тяжко вздыхал. Наверное думал: «Ну я же тебе говорил, э!» — «Здесь по-гре-бены», — по буквам разбирая текст надписи, высеченной в камне, прочитал папа, — «славные чародеи... сыны Перуна: Ясен Лучезарович Солнцедар и Отвага Баженович Яхонт. Лета...» Нихера себе! — выругался он. — «Лета семнадцатого и тридцатого Нового Закона». Мальчики. — Папа повернулся к близнецам, исполненный торжества. — Теперь мы знаем имя Полководца! — Отвага... — прошептал Савва, коснувшись левыми пальцами рукояти оружия предка. «Ходят легенды, что самого Полководца соратникам из той сечи чудом удалось вынести живым», — вспомнился недавний рассказ отца.       Не Леворукий от рождения, просто так вышло. Не воин от рождения, просто пришлось им стать. К глазам подступили слёзы, и Савва Яхонтов сумел сдержать их. Момент не располагал к рёву, но...       Савва встал на колени в хрустящие сухие травы и припал лбом к латам. Да, это стоило сделать. Он услышал, как рядом зашуршал Вахтанг, следуя его примеру. — Прости, Полководец. Прости, Отвага Баженович. — Прости нас.       Сердце преисполнилось доблести и гордости. Ведь они с братом первыми нашли захоронение легендарного человека и его друга. Прямые потомки Отваги, плоть от плоти, род от рода. Первыми узнали его личное имя.       Илья поморгал на близнецов из полутьмы и сказал: — Я понимаю ваши чувства, парни, но, кажется, я просил ничего здесь не трогать.       Потом, вестимо, заявилась мать и принялась вместе с шушарой из «ГосЗапара» отдавать почести предку. Находку всячески осветили в прессе, тоже с яхонтовской помпезностью, кости первопредка отправили в институт на изучение, и у Саввы с мамкой даже брали слюну для сравнения ДНК. Ха, как будто от ДНК Полководца что-то в них обоих ещё осталось! Курган копали, копали, потом разрыли соседние, отыскав ещё пару-тройку родоначальников, корундинского, вроде, даже, и после радостно сделали всё это местной достопримечательностью с платным входом и охраной от вандалов.       М-да. Вот и весь сказ.       Папа лет десять потратил на те захоронения, вывел по их материалу в люди человек семь точно кандидатов и парочку докторов наук.       А растения, устилающие могилу Отваги и Ясена, как потом выяснили карасукские генетики, оказались бутонами неисчислимого множества одуванчиков.