Запах одуванчиков

29 августа 2066 года, Балясна. — Динь, пошевеливайся! Что ты там засел? — Нетерпеливая дробь по туалетной двери. — Ты ж не хочешь первый Шабаш просрать? — Юляшка, уыхожу!       Диня вылез из омнифона, набросил штаны и, с трудом подавив волнение, потащился за девчонками в такси. Упал к Майке на заднее сиденье, задвинул оконную шторку, чтобы не видеть, что внизу, и опять ушёл в свои мысли. Горло было сухим, как пустыня, в животе всё сжималось от мыслей о предстоящем событии. «На Шабаше все равны. Значит, эта ночь волшебная, и мы с Саввочкой Давидовичем можем сблизиться. Ох, волнительно! А ещё Вий и все... Как примут? — Диня обхватил себя руками за плечи и растёр до жара. — Не бойся! Всё будет хорошо. Хуже, чем было — уже вряд ли». — Ты как, Звоночек? — Сестра вдруг потянулась к нему рукой с переднего места, и он поймал её ладошку. В какой раз дразнила детским прозвищем, которому сотня лет, надо же. — Нормально. — Ага, нормально, сидит, трясётся, — фыркнула Майка. — Ничехо я не трясусь! — куснулся Диня. — Это они пусц трясутся. Я же еду!       Девки забренчали смехом, и Диня тоже прыснул — паяц он был отменный. — Ты такой большой вырос. Даже представить невозможно, что ты тот самый рёва, который не хотел верить, будто куфайки в коробке — штука небесконечная. Валерий Николаевич в твоём лице обретет целый кладезь позитива, — подбодрила брата Юлька. — Динь, ты звёздочка, просто будь собой.       Особняк у Берзариных оказался великолепный. Иначе и не скажешь. Стоял розовый в лучах заката, словно вырезанный из кварца, и красовался своими портиками и колоннами. А кругом него над лужайкой, точно небесные киты, висели чужие автолёты, иные очень дорогие, иные попроще, да ступы с мётлами — гости явно прибывали. Диня пока шёл, поискал глазами Саввин «Ягуар», и только потом подумал, что ему ездить на одной единственной машине, что ли? Да и, может, он долетел сам. Юлька рассказывала, он любит летать пешком.       Навстречу им из распахнутых духами дверей сначала повыскакивали собаки — две пегие бульдожки и какая-то серебристого цвета гончая с почти белыми глазами, а потом выпорхнул высокий, облачённый в тёмный элегантный костюм человек. Вид его показался Дине диким, но почему-то сразу — располагающим, а благородные черты лица и длинные седые волосы, заплетённые в косу, несли в себе следы красоты примечательной. Чуть поодаль сложила руки на платье маленькая, крепкая пожилая женщина с белыми волосами и приятной улыбкой. Диня догадался, что перед ним чета Берзариных. — А вот и наш виновник! — Вий полез с приветствием, и Диня, отпустив лизучую псину, пожал сильную, тонкую кисть с безоаровым перстнем на ней. Вий смотрел лихо и весело, а его зубищи походили на собачьи — такие же большие и острые. — Будем дружить, Денис Алексеевич! Мы с вашим отцом лишь заочные знакомцы, но пришло время сблизиться. Чему я очень рад! Валера. — Валерий Николаевич, — поправила Вия Юлька и протянула руку второй. — И Майя Евгеньевна, уж раз на то пошло, — Вий с шутливой почтительностью сгреб Майкину ладонь. — Очень, очень приятно! — Майка, знавшая главу города с десяток лет, хихикала. — А это моя жена Настя Петровна. — Валерий Николаевич прямо бабочкой подпорхнул к белокурой женщине и приобнял её. — Ведите парня в дом, девчонки, и налейте штрафную, мы уже почти все в сборе, осталось дело за малым.       Диня, хоть и готовился неделю, но всё равно оробел, оказавшись в центре всеобщего внимания. Дом был полон празднично разодетого народу, и он в своей перламутровой рубашке с тёмными брюками как-то даже и не смотрелся. Вот бы Юлька на платье не пожадилась! Но куда там. Сама-то в жемчужно-белом открытом наряде с оголёнными плечами выглядела богиней, а Майка — телохранительницей богини — в красном, летящей ткани костюме и жилетке, не закрывающей мускулистый живот. Ох, модницы! — Диня. Диня, очень приятно. Диня...       Он жал протянутые руки, и от каждого нового знакомого веяло недюжинной силой. Привыкший редко встречать себе подобных, в столичном чародейском обществе Диня растерялся. Столько колдунов! Рыжие, беловолосые, тёмные, скоморохи, дажди, семарглы, ветрогоны. Ведьмы тоже присутствовали, и среди них Диня заметил Владу с распущенными волосами, наряженную в парчовое зелёное платье в пол с длинным деревянным посохом в руке. У её ног вился мальчишка, такой же черноволосый и смугленький, но его глазёнки были чёрными, как у ворона. Диня кивнул Самохваловой — она подошла и вместо приветствия крепко обняла. — Как тебе тут? — Здорово! — заворожённо сказал Диня, рассматривая прикорнувших вдоль стен духов, из тех, что не таскали гостям закуски и выпивку. — Познакомься, это мой сын Радослав, — она подтолкнула ребёнка под спинку, и серьёзный пацан тоже подал руку. — Приует, очень рад. А хде Савва? Дауидович, — тут же поправился Диня. Яхонтова и впрямь не наблюдалось. — Он, возможно, ещё приедет, — Самохвалова как-то виновато поглядела на него, да и ответ у неё вышел уклончивым. — А. Дела, — пробормотал Диня, разом растеряв всё хорошее настроение. «Возможно? Значит, Савва может и не приехать? А как же слово Яхонтова?» — О, кого мы видим! — толкнул в бок совершенно незнакомый рыжий мужик с люто закрученными усами и дредами вместо причёски. И они ещё что-то говорили про Динину зелень! Капульцевич пришибленно покосился на вторженца. — Да ты не пугайся, Денис Алексеевич! Мы, скоморохи, своих везде признаем! Давай так. Я — Фотя Фатов.       Мужик был вдвое старше Дини, и в его бутылочного цвета глазах, обрамлённых охристыми ресницами, плясали чёрные мушки. И этот модный! — А я Диня, — вздохнул Капульцевич-младший. — Феоктист Миронович, доброго вечера, — Юлька подплыла, приобняла за спину, словно защищая. Диня отчего-то почувствовал напряжение сестры, хотя этот Фотя или, как его, Феоктист ничего плохого не делал. — Привет, Бляха-Муха! Ваш-то болт забил на сходку, так? — Он у нас трудяга, праздно время проводить не любит. — Юлька ощерилась надменной акулой. — А мы люди простые! Поработали, сколько положено, а теперь имеем право отдохнуть, — хитро бросил Фатов. — Юлия Алексеевна, и своих подручных зазря не гоняем. Выходные — это выходные. Так? — Он подмигнул Дине и налил ему шампанского в поднесённый бокал. Диня взял и почувствовал, как сестра чарами не даёт ему пригубить. — Ваше здоровье! — Фатов свой осушил до дна и удалился к группке похожего вида колдунов. Диня смекнул, что это скоморохи. — А чахо мы к ним нейдём? — шепнул он сестре. — Паяцы жеж! — Конкуренты Саввы на выборах. Сто пудов, намеревался опять переманивать в свой лагерь, тебя испугался, — с презрительной ноткой ответила она и отобрала у брата бокал. — Я сама тебе налью, это не пей. — Во как! Недружестуенная команда... — Худой мир лучше доброй ссоры. На. — Аха. — Диня принял выпивку и не отказал себе в дегустации. Глотнул, причмокнул и спросил: — Хде Яхонтовы? — Мать в Дедроуде на делёжке Тароса, Савва, вроде как... имеет шансы прилететь, — Юлька замялась, ну почти как Влада! — Ты шо, хошь сказать, шо ехо не будет? — брякнул Диня, теряя интерес к вечеру в его честь и выпадая в осадок от огорчения. — Не кипяти раньше времени! — раздражённо замахала рукой Юлька. — Ещё не полночь. Тут Вий рявкнул на весь фуршет: — Дамы и господа! Мы собрались сегодня здесь, в родовом имении графьёв Берзариных, — публика захлопала, и Диня вяло присоединился, а Валерий Николаевич раскланялся, — чтобы поприветствовать и! — он поднял палец, показывая важность события, — приветить в нашем большом, славном городе не менее славную семью. Капульцевичи всегда были друзьями нам, столичным «чаровникам», и ныне мы рады увидеть в рядах нашей молодежи — прошу любить и жаловать! Дзянис Алесевич, будьте добры! — Он поманил Диню пройти к нему. Тот повиновался под всеобщие овации. Вий обнял его и продолжил: — Вот так, прямой дорожкой из родительского дома во взрослую жизнь и я однажды покинул Невгород! И было мне столько, сколько вам сейчас. Одичалый — я и помыслить не мог о том, что я потомственный ветрогон! — Гости загудели, бокалы и стопки взметнулись вверх, чествуя главу города. — Мне никто не помогал обжиться в Балясне, и сами помните, старики, какой замес тогда творился. Что ж! Я рад, что это в далёком прошлом, и сегодня, Денис Алексеевич, каждый из здесь присутствующих рад будет вам помочь, поддержать, напутствовать. Все мы братья-колдуны и сёстры-ведьмы! Ладинец и Колядник, — Валерий Николаевич указал в символы ведовства и колдовства, завесившие стену разнонаправленно-расчерченными окружностями на двух полотнах, — друг без друга не существуют, как Земля и Небо! И нам, их отпрыскам, нужно держаться вместе! Поэтому мы приветствуем вас, ведь с вами и нас стало больше, и объявляем начало торжества в вашу честь!       Все снова захлопали, а Диня пожалел, что Савва не хлопает тут в общем кругу. Но да ладно, что уже! — Слово даётся вам! Расскажите, как вам город?       Диня опешил, не готовый к публичному выступлению, но прокашлялся и сказал: — Нормально.       Юлька с места хлопнула себя по лбу, и Диня поспешил поправиться: — Красивый! Хихантский! — Он хлебнул ещё шампанского. — Машин, як мух над дохлой кобылой!       Колдуны вкупе с Вием зашумели смехом. Диня порозовел и понял, что от него ждут продолжения. — Куда ни хлянь, уезде бизнесмены, политики, блохеры уон, усякие, усе бехают, як у жопу кусаные, везде уажные люди, куда пыску ни сунь!       Зал покатился, а Юля прикрылась рукой. — Пыску? — Вий утёр слезу. — По-нашему это морду, значит, мордочку, пыску, — объяснил Диня, которому после новости о неявке Саввы терять показалось нечего. — Не слыхали стих? «Шоу вожик и засунул пыску у норку». — Какая прелесть, я запомню, — прохохотавшись, похвалил Вий. — А так — людно у уас тут, ничехо не скажешь. Заплутать не дадут! И пожрать можно найти, хде хошь! — Ну это самое главное! — поддержал Диню Фатов, салютуя бокалом. — Пожрать мы любим! — прибавил мужик, стоявший с ним бок о бок, Амосов, что ли. — Раз зашла речь о еде, — вставил слово Вий, — а не время ли нам отведать жаркого? Савва Давидович подогнал отличные стейки! — Они с синфуда! — обличил этот Амосов. — Но на вкус отменные, ничуть не хуже натуральных! — возразил Вий и поймал пробегавшую мимо бульдожку. — Оценим? Во имя сохранения животных! Денис Алексеевич, вы как к синфуду относитесь? — У нас он есть, жрём! — одобрил Диня. — Несите жаркое! — захлопал духам Валерий Николаевич. — Да подливать гостям не забывайте!       Диня уставился на свой вновь наполненный бокал и решил: бухать, так бухать.       Жаркое и впрямь было вкусным, а обхаживающие Диню духи — благожелательными. Юлька с Майкой как-то плавно переместились к ведьмам, которых Диня, кроме Самохваловой, чурался. Особенно одной странной, большеглазой и угрюмой на вид, глядящей сычом из под накинутого на лысую голову капюшона однотонно-серого худи. Остальные ведуньи щебетали с колдуньями и веселились, а эта в углу как горчицы объелась. И пристально, во все глаза следила за Юлькой.       А Капульцевич-младший остался без присмотра. Скоморохи во главе с Фатовым сперва тёрли о разном, потом Феоктист Миронович поманил Диню, и тот подумал: почему бы не пообщаться со своими? — Как тебе Балясна, интереснее Мшанска? — Фатов опять толкнул Диню в плечо, наверное это был его обычный жест для привлечения внимания. — Больше. — А чем ты в Белороди промышлял, брат-паяц? — пристал колдун с подбритыми висками и рядками змеиных чешуек на скулах. — Та всяким... Танцеуал, — сдержано отвечал Диня, попивая алкоголь. — О, танцор! — важно сказал Феоктист. — Нам танцоры нужны. Выступал где-то? — Не... — Диня коротко вспомнил, как отжигал на пилоне в ночном клубе в женском образе, а разгорячённые мужики совали ему деньги в бикини. — Сам. Для себя. — Видео есть? — прищурился тот, с чешуёй. — Та не, нету, — поспешил отмахнуться Диня. — Хавару ж, для себя. — И чем думаешь тут заняться? — Работац, — вздохнул Капульцевич.       Снова за спиной возникла сестра и оттащила его от скоморохов. Увела в закуток и шикнула: — Ты с ними язык не развязывай! — Та почему? — Диня начал пьянеть и был огорчён отсутствием Саввы. — Свои же, паяцы, ну и шо, шо конкуренты, Вий сказал усе свои! — Плохо ты знаешь этих скоморохов! Те ещё змеи! Обманут, моргнуть не успеешь! — Як твой Яхонтов! — в сердцах выпалил Диня. — Савва тут при чём? — психанула Юлька. — Обешал быть, и хде он?! Слово дал! — Да что он тебе сдался-то?       Диня заткнулся и разом осушил бокал. Утёр губы рукавом. — Ничехо.       Юлька взяла его за плечи и пристально вгляделась в красное от обиды лицо. — Так. Слушай сюда. Савве ты нахрен не нужен, поверь. У него своих забот полно! И то, что ты там им впечатлился, тоже нихрена для него не значит! Диня! Он и так оказал тебе любезность тем, что взял на работу. Вспомни, ты явился в Балясну работать, делать себе имя, а не западать на начальников! Будь взрослее! Савва тебе не пара, и уж точно не наречённый, взгляни себе промеж ног, чтобы удостовериться! — У Дини от её правдивых, но жестоких слов полились слёзы. — Ну, подбери сопли! Не выставляй родителей дураками на первом Шабаше. — Юлька принялась вытирать брату щёки и притом говорила вещи, разрывавшие душу пополам и ещё пополам. Диня сквозь всхлипы даже слышал этот треск. — Я хочу спасти тебя от очередной глупости. Просто запомни: Савва ничего тебе не должен. Он ведёт себя так, как сам решит. И в любой миг он может переменить решение, если того требуют обстоятельства. Он, прежде всего, лидер, борящийся за своё превосходство. Он сейчас занят важными делами! И ему ну абсолютно точно не упёрся капризный, привязчивый и не самый умный провинциальный скоморох...       Её пылкая тирада была прервана воем ветра, нет, не ветра, урагана! Стёкла особняка Берзариных затряслись, люстры и занавески закачались, а чуть позже зала до самого потаённого уголка огласилась зычным, могучим тенором: — Честной народ, вы не ждали нас, а мы припёрлися! Думали, без Яхонтова гулять останетесь? ... Савва влетел прямиком в приоткрытую фрамугу и развихрился перед колдовской братией, ослепительный, как всегда. Раскинул руки, словно требуя похвалы на чемпионате, тряхнул тяжёлыми кудрями и поприветствовал сборище. Какой праздник без Яхонтова!       Владка, увидев его, извинилась перед ведьмами, в два счёта оказалась рядом, бережно обвила шею руками и шепнула в ушко: — Зачем ты явился? — Что значит, зачем? На других поглядеть, себя показать, — с обычным задором ответил Яхонтов. Буська сочувственно провела ладонью по его гладко выбритой щеке и пожурила по мережке: «Тебе же больно».