Живые

      Много воды и крови утекло с тех пор, как Астарион и Тав впервые увидели друг друга. Полу-покушение на убийство, полу-незабываемое первое впечатление. Полупоклон и ехидная улыбка, его согласие присоединиться к команде — Тав уже тогда поняла, что с белокурым эльфом что-то не так. И что ей самой так просто от него не избавиться. Не от этих пристальных глаз, что смотрели на неё беззаботно, в полутени выстраивая одному лишь ему выгодные планы. Астарион не слишком любил сравнение с хищником. Но именно им он и был. Диким, расчётливым, резким. Впрочем, Тав могла бы соврать, что это ей совсем не нравится. Всё равно бы никто не поверил.       Астарион знал, как сыграть на её чувствах лучше, чем кто-либо ещё. Умел возбудить одним намёком, ленивым касанием у всех на виду, как будто случайно, мимоходом, невзначай. Астарион играл удивление, когда подобные вещи заканчивались инициативой Тав. Первый, к кому она перестала испытывать смущение, стыд. Астарион вывел эти слова из обихода их пары. Ему доставляло удовлетворение видеть, как Тав теряет рассудок, сама ищет укромное место, целует до беспамятства. Такие ночи продолжались грубо и естественно, перетекая в рассвет послевкусия на клыках и лёгкого головокружения на весь будущий день. Нет места скуке или принуждению. Невозможно забыть. Это ли не счастье?       В городах, особенно на площадях, в больших селениях, под сенью шумных таверн и зазывающих музыкантов невозможно было остаться незамеченным. Астарион наслаждался обществом. Это давало ещё большее пространство для партии. Ему нравилось играть. Очаровывая буквально загипнотизированных его харизмой молодых зевак, он участвовал в танцах, отвечал звонким смехом на непристойные предложения и охотно подмигивал всем желающим. Заученные до совершенства слова и жесты никогда не подводили. И, отходя под очередным предлогом, он ловил на себе множество горящих страстью взглядов. Но интересовал вампирское отродье, монстра с иллитидской личинкой в голове, лишь один.       Тав, которая частенько наблюдала со стороны, из тени, привычно скрестив руки на груди. Чтобы не огреть кого-нибудь особо пылкого — Астариону нравилось в это верить. Тав и сама, если пожелала бы, могла собрать неплохой улов поклонников. Но ей это было неинтересно. Куда увлекательное — еле сдерживаться, представляя в уме всевозможные варианты мести. То, как именно Астарион заплатит за нарушение её равновесия. «Вы сражаетесь на стороне света в борьбе с тьмой, чтобы сохранить святость жизни и красоту природы». Тав помнила слова своей клятвы. И Астарион вполне подходил под описание Древних. Красивое создание природы. Живое, несмотря ни на что.       Иногда, даже в лагере, Астарион непривычно близко подходил к кому-нибудь из компании, склонялся, глядя ему в глаза, подначивая, а затем разворачивался и уходил к своей палатке, оставляя того, смущённого и сбитого с толку от такой дерзости. И тогда Тав злилась уже сильнее, подкрепляя свой праведный гнев действиями. Сжимала крепко, отчитывала в перерывах между кусающими поцелуями, сгорая, не скрывая кипящую ревность. И Астарион счастливо улыбался, отвечая на все поцелуи с той же охотой, отводил в места более тихие и, посмеиваясь, давал обещания, что они всегда будут вместе. В эти моменты им обоим хотелось избитым словам верить. Быть может, это и означало жить?