Шрамы мирного времени

      They say boy you know, it's time to go You gotta give it up

Don't know what you want from me You don't even know my name

      Звонкий бой капель о камень.       Скрежет железных цепей.       Крысиный писк.       Беззвучный гром стер эти звуки из сознания, вырвавшись на свободу вместе с выпущенной силой Исповедника.       Ноги Эддарда едва не подкосились от неожиданности, но тело, ведомое инстинктами, вовремя стабилизировалось. Лишь пальцы сильнее сжались на шее осевшего на пол заключенного. Доли секунды, и потрясение покинуло черты Исповедника, оставив лишь Маску. Она стала болезненно ощутимой, словно ее пришили к лицу железными скобами.       Он обернулся и увидел, что отец стоял у стены, опираясь на нее рукой — должно быть, его отбросило ударной волной. Он не стал ждать в коридоре, как его попросил Эддард: он упрямо остался в камере, следя за каждым действием сына — не потому что не доверял, а потому что переживал за него. Эд не нуждался в демонстрациях: он видел все чувства отца насквозь, даже когда он молчал. И сейчас им было достаточно обменяться короткими взглядами и кивками, чтобы убедиться, что все в порядке.       Эддард вновь посмотрел на коленопреклоненного мужчину — первого человека, исповеданного им. Обветренное лицо капрала, ожесточившееся многодневной щетиной, обмякло и превратилось в раболепное подобие себя. В его глазах была бесконечная преданность своему Исповеднику, сменившая ужас, живший в его чертах с самого дня трагедии. На его щеках еще были видны две тонкие дорожки, прочерченные слезами сквозь камерную пыль. Исповедника потряс контраст этих следов отчаянного страха и бескорыстной любви, поглотившей ясность в его глазах. Человек не мог так меняться за считанные минуты. Неестественность этого превращения была… устрашающей.       Эддарду пришлось сжать руки в кулаки, чтобы отвлечься от пустого созерцания.       — Встань с колен.       Мужчина повиновался.       — Как ты получил приказ запустить Домини Диртх?       Отец встал по его левое плечо. Скрестив руки на груди, он наблюдал, но не вмешивался в разговор. Эддард был благодарен ему за это.       — Нам передали записку из поместья, Исповедник. Было приказано не пропускать абсолютно никого, потому что дикари зашли слишком далеко в попытках нарушить наши границы.       — И что же, вы не увидели разницу между Далтоном со свитой и людьми из племен? У вас есть подзорные трубы, в конце концов.       Лицо мужчины вытянулось в страхе, как только он почувствовал недовольство Исповедника. Это сказало ему больше, чем собственные ощущения.       — В песках все едино, господин. На расстоянии, с которого нам было приказано запускать Домини Диртх, разницу не увидишь.       — Подумать только, слабоумие прописано у вас в уставе, — безо всяких эмоций констатировал Исповедник. — Вы всегда получаете приказы в письменном виде?       — Да. Иногда нас посещают министры и Суверен, но это редкость…       — Бывало ли, что кто-то еще отдавал приказы, используя печать министра культуры?       Покачивание головой. Только министр. Как они и думали с самого начала, еще не лишив стража Домини Диртх его воли.       — В городе есть кто-нибудь, кто смог бы подделать почерк?       — Нет! Последние сгинули еще во время войны. Прошлые властители поняли, что их умениями может воспользоваться любой, у кого есть деньги, и покончили с этим.       — Почему ты уверен в этом?       — Мой старший брат служил в поместье писарем и подрабатывал, подделывая записи. Он пропал пятнадцать лет назад, вместе с другими умельцами.       Камера утонула в молчании. Капрал едва заметно дрожал, ощущая на себе весь шквал эмоций, который лежал на плечах его хозяина.       Эддард не сводил глаз с мужчины. В его мыслях, словно табуны лошадей, бегали беспощадные факты: он исповедал человека, просто исполнявшего приказ. У этого человека есть семья: жена и двое сыновей. Этого человека больше нет, нет его личности, и сегодня он пропал точно так же, как когда-то — его брат.       — Скажи… было ли у кого-то из вас подозрение — хотя бы на долю секунды — что вас обманывают? Хотя бы что-то, что вас насторожило?       — Нет, Исповедник. Мы верили, что следуем приказу министра культуры.       Эддард понуро опустил взгляд в пол и потер переносицу. Что и следовало доказать. Единственное, в чем виноват капрал — это в бездумном и оперативном выполнении приказов, но ведь именно на это натаскивают в армии, разве нет? Вместо исповеди его вполне могли удостоить орденом, если бы не чья-то жуткая насмешка.       Директора хотели, чтобы Эддард казнил его. Какой бы довод он ни привел, они жаждали одного: крови. По обычаям его ордена, невиновного можно превратить в животное, чтобы ослабить его связь с Исповедником. Но и это ощущалось неправильно.       — Я знаю, что у тебя есть жена и дети. Расскажи о твоей семье.       Отец обернулся к нему, но Эд не подал виду, что заметил.       — Иногда я был слишком строг с ними, Исповедник, — без доли сожаления ответил он, не чувствуя эмоций ни к чему, что было в его прошлой жизни. — Но я любил их, и они меня.       — Ты хочешь вернуться к ним?       — Если это угодно вам, господин.       — Я спрашиваю тебя. Ответь так, как ответил бы раньше.       — Да, Исповедник. Я хотел бы.       Эд вздохнул, чувствуя облегчение.       — Хорошо. Я отпускаю тебя домой. Выполняй просьбы своей семьи и следи за их благополучием.       — Он не будет тем же, Эд, — предупредил отец.       Его голос был настолько холоден и бесстрастен, что Исповедник на миг не узнал в нем своего родителя. Это была иная его сторона, чуждая для ребенка, привыкшего к любви и теплу в отцовском голосе. Нет, эти слова принадлежали Искателю Истины и лорду Ралу — тому, кто выиграл войну, невзирая на то, какой ценой далась победа. Для него эта процедура была вынужденной мерой, печальной и не принесшей плодов, но все же необходимой.       — Я знаю. Все лучше, чем оставить семью без отца.       Мама редко вспоминала про Вайборна Амнелла, но Эддард знал, что он не уделял ей внимание, пока ее мать не приказывала ему. Вне этого времени ее словно не существовало, точно так же как и дяди Гарольда с Цириллой. Вайборн не был для нее отцом — он был наставником в том, что Мать-Исповедница считала важным для своей дочери, поэтому и она вспоминала его не как часть семьи, а как горький пример того, как магия разрушает личность. Эду не верилось, что его благородная бабушка, Мать-Исповедница, могла не дать приказ, облегчивший бы жизнь ее семье и осиротевшим королевским детям. Но он надеялся, что правильные, спасительные слова существовали, и он хотел их найти.       Отдав стражникам приказ, чтобы капрала освободили, Искатель и Исповедник покинули самое дно темниц и поднялись выше, на очередной ярус катакомб. Путь до поверхности занимал добрую четверть часа. Эддард раньше и не догадывался, насколько обширны были темницы Андерита.       Мирно потрескивали факелы на стенах, но это не приносило покой. За спиной все еще раздавался звон цепей, и воображаемые капли разбивались о каменный пол, скрежетали невидимые крысиные когти. Его первая Исповедь станет мучительным воспоминанием и никогда не покинет его.       — Директора будут в ярости, когда узнают, что ты просто отпустил преступника. Они хотели сделать представление из его наказания, — заметил отец, нарушив молчание.       — Мы бы не позволили. Это издевательство, — Эддард передернул плечами, просто представив, до чего могла додуматься извращенная фантазия андерцев.       — Разумеется, — спокойно ответил старший Рал. Эда поражала его стойкость, учитывая, что допрос нисколько не помог им предотвратить еще одну исповедь.       — Может быть, нам стоило превратить его в животное, чтобы ослабить связь со мной.       Взглянув на отца, он увидел, что его взгляд вдруг смягчился.       — И кем бы он стал? Псом, которого дети бы гладили за ушком, называя папой, или добычей для охотника?       Эддард поежился, просто представив себя одним из этих детей. Добрые духи, это было извращенное и крайне жестокое наказание.       — Так принято, отец. Ты знаешь.       Конечно, он знал, ведь и ему приходилось превращать исповеданных, если суд допускал ошибку. Но слишком многое в Ордене до сих пор не давало Искателю покоя.       — Это меньшее, что мы можем сделать, чтобы сохранить его человечность, — мрачно ответил Искатель. — И чтобы лишить андерцев зрелища.       — Я была у Директоров, — Лора встретила их наверху, стоило им шагнуть на улицу, и сразу начала с дела. Она вклинилась между Ричардом и Эддардом. — Они дают вам еще несколько суток, чтобы разобраться.       Эду стало не по себе. До этого они торопили их, так с чего передумали сейчас?       — Уверен, они замешаны в этом и стараются не подать виду, как сильно желают поскорее избавиться от нас.       Лора нахмурилась.       — Возможно, мы и наши телохранители — и правда затратные для содержания гости, но именно они настояли на расследовании. К тому же, они открыто поддерживали действия Далтона.       — Они могут говорить все, что угодно. Посмотри на них! Это же владетелево тайное общество. Наверное, на посвящении новых должностных лиц они приносят в жертву младенцев.       Отец слегка хлопнул его по плечу, напоминая не говорить подобное прямо около андерской тюрьмы, но улыбнулся краешком губ. Лора, которой не хватало роста, чтобы встать на пути у их шутливых перепалок, закатила глаза. Они все знали, что реальной властью в городе обладали Директора, а не Суверен, и тем более не министры. Далтон отнял часть этой власти за свое долгое правление, и его покровители не могли одобрять это. Эд не добрался до них лишь потому, что эти клыкастые змеи были неприкосновенны, но у него еще был шанс допросить их. Главное, чтобы они не догадались, что их вызвали не на светский разговор.       — Я встречусь с Директорами. Некоторые из них согласились сотрудничать после нашего разговора за ужином, — сказал отец. Эддард сразу ухватился за возможность.       — Мы все можем повидаться с ними. Создатель ведает, они привыкли к хорошим приемам и не заметят подлог.       — Значит, пойдем втроем? — Лора хитро улыбнулась, оглянувшись сначала на Эда, затем на отца. — Папа, умоляю, больше не давай им острастку. Мамы не будет рядом, чтобы привести их в чувство.       — Ты и сама отлично справишься. К тому же, они и так боятся нас.       Они не показывали виду, но в глубине их глаз Исповедник видел страх. У всех, без исключения. Эддард не мог избавиться от мысли, что они точно что-то скрывали. Возможно, убийство было совершено не их руками, но кто-то должен был стоять за ним. Кто-то могущественный. Кто-то, кто готов на вопиюще рискованные, самоуверенные поступки. Кто-то, кто получит выгоду от смерти Далтона.       Эддард был вынужден признать, что всем пунктам пока соответствовал лишь Герберт Дуайр, невиновность которого они и пытались доказать.

***

      Уже этим вечером Директора и министры прибыли в поместье, ответив на приглашение лорда Рала. Невозможно было избежать подозрений с их стороны, но подстроить встречу иначе — значит сразу отпугнуть их.       Все шло обычным чередом. Эддард участвовал в бесцельных разговорах о светлой дружбе Андерита и Д’Хары, а затем безобидно возвращался к вопросу министра культуры, натыкаясь на привычную улыбчивую стену непонимания. Директора были одного мнения: министр — плохой, Суверен — хороший, разве могли быть в этом сомнения?       Эддард напрягся, почувствовав, как кто-то подошел к нему со спины. Он медленно повернулся, не выдавая, насколько не любил такую манеру приветствия.       — Лорд Эддард, — кивнул ему один из старших Директоров.       Его каштановые волосы уже посеребрила седина, явно пробивавшаяся на висках, но нарочито аккуратная укладка была лишь очередным подтверждением его высокого, полученного тяжелым трудом статуса. Каким бы мягким ни был взгляд его карих глаз, Эддард ему не верил. Выправка этого человека и его стальная твердость во всем, даже в звучании голоса, выдавали в нем вовсе не доброго дядюшку.       Если кто-то и знал наверняка, кто желал смерти Суверену, это был он.       — Директор Прево, — поприветствовал его Эддард, слегка склонив голову.       — Очень жаль, что на недавнем ужине нам не удалось пообщаться. Я рад, что вы почтили Андерит своим визитом.       — Я лишь выполнил свою обязанность. Ведь вы отправили прошение на мое имя.       А не на имя его матери, как это было принято почти двадцать лет. Почему андерцы вдруг выбрали его? Прево сдержанно улыбнулся, словно не заметив вопрос.       — Что вы скажете про нашу столицу, лорд Эддард?       Толпы на узких улицах, ночная чернильная тьма без единого горящего факела — отличное место для д’харианца, чтобы поднатореть в драках, но не для мирных жителей, запирающих на ночь ставни на окнах. Вчера ночью, возвращаясь в город вместе с Лорой, он не мог не заметить это. Ему стало не по себе от мысли, что она ехала по тем же улицам в одиночку, следуя за ним.       — Он очень необычен для меня, — заметил он, невольно сравнивая Ферфилд с Эйдиндрилом. Столица Срединных Земель была вне конкуренции, хотя и там нравы были гораздо вольнее, нежели в Д’Харе. Но в Эйдиндриле на ночь не запирали даже входные двери.       К ним подошел слуга, предлагая кубки с винами. Прево не стал отказываться, а Эд лишь покачал головой, мгновенно возвращаясь к разговору.       — Что ж, вы отлично скрываете свою дезориентированность. Я едва не вообразил, что однажды мы уже встречались в Ферфилде.       — У вас хорошее воображение, Директор Прево.       — Вы очень напоминаете мне одного молодого человека, навещавшего нас во времена войны. Поговаривают, он тоже обладал даром Исповеди, но, сами знаете, народ на выдумку горазд.       — Верно, — ответил юноша. В его голове не укладывалось, как можно было выдумать подобное. Вряд ли такое было под силу кому-то, кроме его родителей.       — Я знаю, что вы ищете доказательства невиновности Герберта Дуайра, — к удовольствию Эддарда, мужчина решил сменить тему на более насущную. — Мы предоставили вам всю информацию и достаточно времени, но вы откладываете исполнение приговора, не обладая достаточными основаниями. Что заставляет вас сомневаться?       — Целый ряд причин, — ответил Эддард таким же нарочито спокойным тоном, даже не поведя бровью на завуалированный укор, — но главная из них — мой долг наказать виновного.       — Он уже находится в темнице и ждет вас, лорд Эддард, — черты лица Прево решительно прояснились. — У Герберта Дуайра были причины убить Суверена. Он подстроил смерть его дражайшей жены.       Ни одна черта в лице Исповедника не дрогнула. Он не стал показывать доверие или его полное отсутствие.       — Почему вы не сказали раньше?       — Это бы опорочило честь нашего избранника. Я рассудил, что это — достаточное основание, чтобы подозревать Дуайра. Или, быть может, вы считаете, что во всем виноваты мы? — на его лице сверкнула острая хищная улыбка. — Поверьте, если бы таково было наше намерение, мы бы убили Далтона еще до того, как он перешагнул черту, и ни вы, ни вся Д’Хара не узнала бы об этом.       Эддард вздернул подбородок. Это заявление вызвало у него прилив соревновательного духа, и ему искренне захотелось поставить Директора на место, но мысли в его голове уже начали складываться в логические цепочки, образовывая новые и новые связи. Вместо безыскусной перепалки он составил новый план действий. В конце концов, остался лишь один вопрос, который интересовал его:       — Не было ни дня, чтобы Андерит жил без своего Суверена, но с момента смерти Далтона прошел почти месяц, а вы не озвучили даже имя нового кандидата. Кого вы планируете назначить на пост?       — Суверен утратил свое значение среди нашего народа. Война перевернула все вверх дном, и теперь правление одного человека кажется пережитком прошлого.       — И кому же достанется вся власть?       — Совету, разумеется. В него войдут Директора и министры.       — И все — андерцы?       — Вовсе нет, лорд Эддард. Война и правда изменила многое, — Прево вновь сверкнул куртуазной улыбкой.       Андерцы считали, что их миссия — спасти хакенцев от невежества и вложить в них собственные национальные добродетели. Неудивительно, что продвижение хакенцев в политику вдруг стало поводом для андерской гордости: они считали это своей заслугой, а не уступкой насажденным им правилам.       — Благодарю за приятный разговор, Директор Прево, — коротко ответил Эд, слегка улыбаясь для пущего эффекта.       Обернувшись, Эддард увидел свою названную сестру так же разговаривающей с одним из Директоров. Судя по ее уверенной и расслабленной позе, говорили они достаточно давно. Ее собеседник казался улыбчивым и добродушным, и это сильно выделяло его среди прочих. Когда Лора поймала на себе взгляд Исповедника и слегка повернула голову, ее улыбка выглядела так неестественно, словно она отобрала ее у другого человека и еще не поняла, как ею пользоваться.       Эддард огляделся вокруг и увидел, что теперь с Прево разговаривал его отец. Намерения Искателя Истины были практически не читаемы ни в его позе, ни в мимике, ни в его тоне, но его сын знал: раз он даже не взглянул на него, будучи полностью вовлеченным в разговор, их миссия на этом приеме продолжалась. Эддард решил присоединиться к Лоре и выяснить, что настолько обескуражило ее.       Встав бок о бок с названной сестрой, он вновь склонил голову в легком приветствии уже перед другим Директором, ее собеседником.       — Не возражаете, если мой брат присоединится к нам, Директор? — она сохраняла вежливый и выверенный тон, но в ее поведении еще остались признаки неловкости.       Мужчина с улыбкой перевел взгляд с Лоры на Эддарда.       — Как я могу возражать? Ваше общество — это честь. Андерит на протяжении многих лет полнился слухами об Исповедниках, и для некоторых вы стали практически городской легендой, — он простодушно усмехнулся. — Я сам едва не начал верить во всякие россказни.       Эддард позволил себе улыбнуться. Ему понравилась эта открытость, пусть даже он не позволял себе безоговорочную веру во все, что слышал от андерцев.       — Надеюсь, я не помешаю вашему обсуждению.       — Вовсе нет! Мне стоило сначала обратиться к вам и вашему отцу, но леди Лора настолько самостоятельна в суждениях, что я счел неподобающим решать такой вопрос без ее участия.       Эддард нахмурился. Когда Лора посмотрела на него снизу-вверх, ее лицо было настолько статичным, что она даже не моргала. Пальцы, сжимавшие ножку кубка, успели побелеть.       — Директор Линскотт рассказывал о своем сыне. Он скоро закончит обучение в Эйдиндриле и по возвращении станет помощником министра, — промолвила она, немного выйдя из оцепенения. Она сделала крошечный шаг, становясь чуть ближе к Эддарду: еще немного, и их плечи бы столкнулись.       — Кто знает, что будет после Исповеди, — кажется, мужчина едва не удержался, чтобы подмигнуть. — Пост министра культуры тоже стоит под вопросом.       — Под большим вопросом, — согласился Эддард, не разделив, впрочем, воодушевление Директора. Он явно поддался действию вина, лишь усугубившего обычное бесстыдство.       — Он составит достойную партию вашей сестре.       Директор заговорщически переглянулся с Лорой, словно она уже понимала, о чем речь. Поймав ее взгляд, Эддард вдруг понял, что так все и было. Исповедник едва удержал Маску от падения.       — Вы говорите о… замужестве?       С его девятнадцатилетней сестрой? С Лорой, Владетель его побери?       — Ваша сестра уже в том возрасте, когда ей нужно крепкое мужское плечо. Тем более, что мой сын скоро станет одним из первых людей в Андерите, и его наследство позволит жить на широкую ногу — ничуть не хуже, чем во Дворце.       Эддард почувствовал жгучий прилив враждебности по отношению к этому молодому человеку, имени которого он даже не знал. Он не мог вынести мысль, что кто-то считал возможным захватить Лору в свои сети и запереть в злосчастном Андерите, за барьером Домини Диртх. Что кто-то считал, что она была достойна лишь этого.       — У нее уже есть крепкие плечи, на которые она может положиться, — он поймал на себе ее удивленный взгляд. — Ее собственные.       Директор хохотнул, сочтя это за добрую шутку.       — Я понимаю ваши братские опасения, лорд Эддард, но любой женщине нужен муж, достойный ее статуса. Мой сын вполне соответствует этому условию.       Эддард собрал всю свою куртуазность в кулак и выбил из себя безобидную улыбку. Директор оказался настолько незатейливым человеком, что немедленно поверил в нее.       — Скажите, Директор Линскотт, какой длины волосы вашей жены?       — Хороший вопрос. Точно меньше, чем у леди Лоры.       — То есть, вы, как Директор Комитета Культурного Согласия, не можете позволить своей супруге статус, которым уже обладает моя сестра. Думаете, ваш сын, стоящий ниже в иерархической лестнице, сможет дать ей нечто большее?       — Ах, лорд Эддард, — мужчина всплеснул руками, — женщину определяет не дом, в котором она выросла, а дом, где она стала царствовать как жена и мать.       — Если мы говорим о статусе… — не унимался Эддард.       — В таком случае, единственный достойный ее муж — это вы, — многозначительно провозгласил он, отпив вина из кубка.       Он хотел гордо удалиться, оставив за собой последнее слово, но случай не позволил завершить разговор достойно. За спиной Эддарда раздался грохот и вскрики. Кубок Директора Линскотта неловко выпал из его рук, вино образовало кроваво-красное пятно на полу, но никто даже не заметил: все смотрели в другую сторону зала.       Обернувшись, Исповедник увидел плащ отца, едва всколыхнувшийся из-за смещения воздуха и вновь замерший, словно поток расплавленного золота. Перед ним, на расстоянии десятка футов — Директор Прево, вжатый в стену аккурат между широкими окнами. Его ноги не касались земли, и нечто давило на него со всей силы, не позволяя шевельнуть ни мускулом. Исповедник поразился, что даже сейчас на его лице не было ни единой эмоции. Но взгляд… он был устремлен на отца Эддарда, и в нем наконец читалось что-то. Страх.       Лорд Рал сделал несколько шагов вперед. Аристократия боязливо расступилась, создавая широкий коридор. Перешептывания перекрывали друг друга, мешая юноше понять, что произошло. Он не мог больше ждать и устремился к отцу, оставляя Лору позади.       Ричард Рал встал напротив обездвиженного Директора. Даже поднятый над землей, он все еще находился на одном уровне с Искателем Истины. Не выше.       — Если вы еще раз решитесь угрожать мне или моей семье, – Прево поморщился, когда невидимая сила начала сжимать его еще сильнее, вырывая остатки воздуха из легких. Его грудь вздымалась болезненно часто, лицо побелело, – вспомните то, что я скажу сейчас.       Воздух вокруг боевого чародея замерцал, но это увидел лишь Эддард. Ореол силы окружал всю его фигуру, словно невидимый щит, делая его практически неуязвимым, но ничто в нем самом не изменилось. Люди даже не догадывались, какой мощью он обладал, пока он не показывал им это. И это было… пугающе.       — Отец! — окликнула его Лора, найдя силы на нечто, что вогнало бы в ужас любого в зале. Даже Эд понимал, что не выдержал бы его взгляд сейчас, когда в нем горела безудержная магическая ярость.       Лорд Рал не дрогнул, даже не обернулся. Лора так и не смогла сдвинуться с места. С расстояние Эддард видел, как ее глаза расширились от понимания, что в этой ситуации она была бессильна.       Исповедник услышал слова Искателя Истины так ясно, как будто находился на месте Прево. Все слышали его стальной голос, прорезавший звенящую тишину.       — Я убью вас голыми руками, но перед этим сровняю Домини Диртх с землей и наводню столицу д'харианцами, а вся ваша аристократия отправится пасти овец в горы Ранг-Шада до скончания веков. Все ясно?       — Предельно, лорд Рал, — голос Директора не дрогнул. Удивительно, что гордость позволила ему ответить.       Он не издал ни звука, когда сила притяжения, обернувшаяся против него, вдруг пришла в привычное состояние. Он рухнул на каменный пол с таким грохотом, словно упал с башни, а не с высоты жалкого фута.       Лорд Рал покинул зал, безмолвно извещая всех, что прием был окончен. Проходя мимо Лоры и Эддарда, он одарил их лишь коротким взглядом. Они понимали, что должны пойти за ним, но оцепенение задержалось в их костях и мышцах, спаивая конечности в неподвижные столпы.       Исповедник бросил короткий взгляд на Директора Прево, только что поднявшегося на ноги, и почувствовал холодный бег мурашек по коже. Его лицо не выражало ни единого признака боли, но, что потрясло юношу еще больше — стойкое отсутствие эмоций даже после того, как его едва не вогнали в стену.       Даже этого предупреждения было мало, чтобы устрашить такого человека.