Шрамы мирного времени

      Холодно.       Белые мраморные стены Дворца Исповедниц отдавали чем-то болезненным. Их идеальная чистота резала глаз не хуже, чем изредка пробивавшиеся из-за окна лучи солнца. Изредка — значит не чаще одного раза в час, ведь на улице, в конце концов, был ненавистный декабрь.       Лора не имела ни малейшего понятия, сколько секунд, минут, часов, да хоть дней она провела в этом коридоре в полном одиночестве, то вышагивая из одного его конца в другой и нервируя и без того взвинченных солдат Когорты и морд-сит своими хаотичными перемещениями, то просто сидя, прислонившись спиной к стене. Из этого коридора ей не было пути: ни в другие части дворца, ни в комнату, в которой был Эддард. Лора была на распутье. Она могла оставить его или пойти к нему, но не могла сделать ни шага ни в одном из направлений.       Он ведь искал ее — сбежал с заседания, приехал на другой конец города, зная, что через час она уже будет на пути в Галею. Они должны были поговорить, а она…       А она была не готова к этому.       Она запустила руку в серебристые волосы, взъерошила их, горько вздохнула. Ее терзало чувство вины и эгоистичное непонимание того, как она будет уживаться с самой собой, если не сможет помочь ему, если к возвращению отца и матери он…       — Эд! Добрые Духи, что с ним случилось?! — девочка влетела в комнату через дверной проем, и едва ли ее могли остановить окрики из коридора — даже будь на месте двери монолитная стена, она прошла бы через нее.       В глазах Эллии, двенадцатилетней Исповедницы, стояли слезы. Вот ее брат — вроде бы живой — лежал на постели, а вот — толпа траурных лиц в коридорах и его бледное-бледное, сероватого оттенка и будто мертвое лицо с отчетливо виднеющимися под глазами синяками. Его грудная клетка медленно вздымалась, заставляя поверить, что частица его — его тело, поддерживавшее в себе жизнь — все еще была здесь, с его семьей. По его венам все еще бежала кровь, выталкиваемая сердцем, которое, хотя и билось медленно, не уступало смерти ни на секунду.       В дверях возникло отражение юной Исповедницы — Дайлин, ее точная копия, но вечно спокойная и трезво рассуждающая. И вдруг она же — с неверием и дорожками слез, прочертившими путь по щекам, будто вечно скованный льдом океан растаял и расплескался по заснеженному берегу.       А за их спинами — Лора. Лора, с лицом, не выражающим абсолютно ничего, со впалыми щеками и блеклыми зелеными глазами. Она несла свой дозор у покоев Эддарда в одиночку в течение нескольких часов, и это время, беспощадно отданное терзаниям, иссушило океан ее сил.       — Он потерял сознание, — тихо, не своим голосом вымолвила Лора.       — Он ведь всего лишь поехал поговорить с тобой! — бросила обвинение младшая Исповедница. — Что, что могло случиться?       — Я не знаю, Эллия. Я знаю лишь то, что сказал мне отец, и я только что передала это вам.       Лора поджала нижнюю губу. Стоя рядом с девочками, которые были младше на целых двенадцать лет, она тоже казалась подростком. Возраст потерял значение, когда ее плечи ссутулились, а спина словно потеряла стержень. Старшая сестра, опора, друг этих девочек — и впервые настолько несчастная, как будто произошедшее действительно было ее виной. Но разве это могло быть так, если никто даже не знал, что именно случилось?       Дайлин, которая была старше сестры на жалкие минуты, все же повела себя более взросло даже сейчас.       — Мама и папа боялись именно этого, да?       И до сих пор боятся, — Лора мысленно подтвердила ее слова. Лишь несколько раз ей приходилось слышать, как родители тихо упоминали последнюю зиму перед двадцатилетием их сына. Она слышала такую дрожь в их голосах, лишь когда они вспоминали о войне, но такого глубокого беспокойства… никогда более.       Когда Лора была слишком маленькой, чтобы понять смысл их опасений, мама и папа могли беззаботно отмахнуться, а после отвлечь ее внимание на что-то другое. Когда ее юный разум стал более пытливым, любой их разговор на эту тему прекращался еще до того, как она могла услышать его начало. Их умение скрывать проблемы от собственных детей настолько усовершенствовалось с годами, что они ни разу не дали Эддарду, Исповеднику, повод для подозрений.       А девочкам, случайно узнавшим это, просто повезло больше — или меньше, чем ему.       Лора прикрыла рот ладошкой и обхватила талию другой рукой. Она все же кивнула через силу, после чего закрыла глаза и как-то съежилась, сжалась всем существом, позволяя прямым серебристым прядям закрыть ее лицо.       Эллия всхлипнула и бросилась в объятия старшей сестры. Для Исповедницы она позволяла себе слишком многое, но… к Владетелю этот Орден с его установками, с его бессердечными требованиями.       — Прости, Лора, прости, — прошептала одна из близнецов, — я ни в чем не виню тебя. Конечно, ни в чем не виню.

***

      — Небезопасно путешествовать в одиночку, тем более — молодой и беззащитной женщине. Не могу представить, чтобы у такой красавицы не было мужа, который предостережет от глупостей!       Жена хозяина таверны была дородной, крупной женщиной, обладала громким голосом, но при этом смотрела как-то мягко и понимающе. Она сидела за одним столом с молодой, не старше тридцати лет, женщиной, облаченной в черный дорожный костюм самого обычного кроя. Капюшон ее плаща не давал точно разглядеть черты лица, но на местных женщин она совсем не походила — ее к тому же выдавал акцент.       Хозяйка таверны недовольно заметила, что за те деньги, что посетительница предложила ей за ужин и ночлег, она должна была бы обладать большим аппетитом, на что получила ответ:       — Большая часть этих денег — плата за информацию, а не за еду. Уверена, что вы и ваш муж знаете каждого человека в городе.       В Танимуре незнакомцы не появлялись вот уже года четыре. С того момента, как Магистр Д’Харианской Империи, Ричард Рал, воздвиг границу, этот город видел многое: толпы имперцев, проигравших магии в борьбе с ней же, потерявших цель и жалование и пристрастившихся к мародерству, алкоголю и городским девушкам; волшебников Ордена, прибывших из самого Алтур-Ранга, чтобы уничтожить унизительную преграду, вставшую на их пути к величию — перед ними расступались едва дышащие от страха толпы людей, но все они, как один, просто пропадали без вести. Если верить слухам, они сами шагали через границу, чтобы сгнить в Подземном мире.       После них пришли два вестника тяжелых времен: бедность и возросшая набожность. Тогда в город хлынули нищие, потерявшие все на этой войне, и проповедники Ордена, величавшие границу символом приближавшегося конца мироздания, а человека, создавшего ее — воплощением мирового зла. Этот хаос длился не меньше трех лет, а потом все вновь встало на свои места. Танимура вернула себе статус пограничного городка, в котором теперь, в отсутствие Дворца Пророков, не находил интереса даже самый невзыскательный путник.       Танимура повидала многое за последние десять лет, но хотя бы одну женщину, похожую на эту посетительницу, — нет. Коренастый мужчина, хозяин таверны, вряд ли признался бы в этом даже самому себе, но было в ней что-то, от чего мурашки по коже бегали — и причиной тому была даже не перевязь с мечом, прислоненная к ее ноге на то время, что она сидела на скамье. Меч, очевидно, был для нее великоват, но никто в здравом уме не стал бы проверять, умеет ли она пользоваться им.       Никто в здравом уме — и никто из трезвых. Поэтому, когда за спиной незнакомки запели пьяные голоса, хозяин гостиницы внутренне сжался.

Вот моё сердце — Взвешенное и измеренное на весах. Вот старый шрам на нём — Я пытался зарубцевать его. Вот моё сердце — Ему вменили преступление. Я под судом, и я жду, когда остановится пульс. Я под судом, и я жду, когда остановится пульс.

      Женщина в капюшоне даже не шелохнулась, заслышав слова песни, исполняемой нараспев на всю таверну, да еще и под хохот и стук кулаков по деревянным столам. Благо, мебель была достаточно крепкой, чтобы выдержать на себе удары распаленных мужчин.       — Конечно, мы знаем каждого в этом городе! — поспешно заверила незнакомку старшая женщина, стараясь отвлечь ее внимание на себя.       Она кивнула мужу, чтобы тот подошел к ней и присоединился к разговору. Мужчина продолжил наблюдать с расстояния пяти футов: ему было откровенно не по себе в присутствии этой женщины, в отличие от его жены. Если супруга обращалась к нему, он либо кивал, либо качал головой, но не произносил ничего вслух — притаился, словно олень в присутствии волка.

Я еще не сломлен; Ты не заставишь меня раскаиваться. Я во тьме с тех пор, как мы встретились. Огонь, помоги мне забыть!

      — Если вы кого-то ищете, леди… — женщина помедлила, ожидая, когда собеседница представится.       Леди, потому что ни одна простая жительница Танимуры не предложила бы такие деньги, пусть даже за ценную информацию.       — Кара. Зовите меня Карой, — небрежно ответила она. Очевидно, до правильности присвоенного титула ей не было дела, даже в меньшей мере, чем до продолжавшегося песнопения за ее спиной. — Я ищу…

***

      — Героиню зовут «Кара»? Это что, история про нашу Кару? — недовольно протянула Дайлин.       — Лора! Мы же просили новую историю, а не то, что слышали уже по тысяче раз! — возмутилась Эллия, после чего внезапно умолкла, оборачиваясь в сторону Эддарда. Она будто боялась разбудить его.       Раньше брат поддержал бы любой укол в сторону Лоры хотя бы усмешкой. А сейчас…       — Можно подумать, Кара рассказала вам обо всем, что произошло с ней до вашего рождения, — усмехнулась она. — Да на это не хватило бы всей вашей жизни.       — Да ну? — близняшки переглянулись.       — Не в имени дело, — вздохнула Лора, пару раз хлопнув себя по коленям, чтобы привлечь их внимание. Когда две пары по-детски невинных голубых глаз остановились на ней, она продолжила:       — Если будете слушать так же внимательно, то поймете, о ком эта история. И, поверьте, ее вам еще не рассказывали.       Девочки кивнули — казалось, они были готовы слушать все, что угодно, утопая в мягких креслах, но не рискуя утонуть в гнетущей тишине. А Лора была рада, что больше не слушает свои мысли, душившие здравый смысл, в ожидании хотя бы одной живой души, которая могла бы принести ответы на мучительные вопросы.

***

      — Я ищу мужчину, шести футов ростом, широкоплечего, с русыми волосами.       — Хорош собой, видимо, раз вы выспрашиваете его по тавернам, — само по себе вырвалось у хозяйки заведения. Лицо странницы было отчасти скрыто тенью капюшона, так что она позволила себе улыбнуться. Улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, словно ее никогда и не было.       — Если вы однажды видели его, то уже не забудете.       — Возможно, я бы вспомнила, если бы вы описали его поподробнее. За шесть лет я, помимо своего муженька, видала далеко не одного красивого мужчину, хвала Создателю!       Чужестранка выпрямилась и сложила ладони на коленях.       Шесть лет прошло. Что еще она могла сказать? Что из доступного людскому взору осталось в нем неизменным?       — Возможно, вы встречали его — или хотя бы слышали о нем семь лет назад, когда был разрушен Дворец Пророков.       — Он был там, во дворце? — с сожалением проговорила женщина.       — Он же его и разрушил.       Хозяйка таверны ахнула, и после этого разговоры вокруг притихли. Те люди, что находились поближе, обернулись в сторону двух женщин, желая понять, как сидевшая среди них чужестранка была связана с этим событием. Незнакомка ничуть не смутилась от такой реакции — из-под тени плаща все так же смотрели пытливые глаза, и они неумолимо требовали ответа, но выражали явное нежелание слышать лишние вопросы.       — Вы ищете Ричарда Рала? — имя, вырвавшееся из уст хозяина таверны, напугало его самого — его глаза округлились, а усы, нависавшие над верхней губой, как-то резко дернулись. Молодая женщина даже не повела бровью.       — Верно.       — И правда, единожды увидев — не забудешь, — ошалело промолвила хозяйка таверны. В голове вертелась одна мысль: что за человек мог искать здесь Ричарда Рала и, что еще важнее, для чего?       — Никто в городе не видел его уже года три после того, как он помог избавить город от остатков имперской грязи и отправился куда-то к центру континента, — категорично заявил хозяин.       Незнакомка взглянула на него из-под капюшона, на несколько секунд приковывая его взгляд к своим глазам. Будто она что-то искала на дне его зрачков — возможно, ложь. У него, шести-с-лишним-футового мужчины, который повидал войну и голод, от ее взгляда мурашки по спине побежали.

***

      — Ну да, помню, как в детстве Кара нашла меня прогуливающей уроки в Саду Жизни. Она может посмотреть так, что все органы в узел скрутятся, — усмехнулась Дайлин.       — Так может не только Кара, — подмигнула ей Лора.

***

      — Что ж, — незнакомка поднялась со скамьи, поправляя юбку с двумя разрезами, приспособленную для верховой езды, и перекинула перевязь с мечом через плечо. — Спасибо за информацию.       — Мне жаль, что мы не смогли помочь вам в поисках, — с искренним сожалением произнесла ее собеседница.       Та лишь качнула головой. Должно быть, это был не первый раз, когда она слышала эти слова, и вряд ли придавала им большое значение — вряд ли она даже прислушивалась к ним.       — Поговаривают, что кто-то недавно прошел через границу, — в другом конце таверны послышались навязчиво громкие мужские голоса, которые не могли пройти мимо ушей странницы. — Никогда такого не было, а?       — И что, живой? Счастливчик… да только вряд ли он ушел далеко — дикари никого просто так не пропускают через свои земли.       — Стражи подумали так же, да и я, признаться, тоже — только вот, через пару дней один из них увидел его — ее, оказалось — прямо в Танимуре.       — Да ну?       Незнакомка прошла мимо громкой компании и оказалась прямо у дверей. От их покосившегося деревянного стола ее отделяли безопасные три фута, и она уже была в шаге от того, чтобы покинуть таверну. Только вот, один из них оказался достаточно быстрым, чтобы успеть преградить ей выход.       — Уверен, что этот капюшон, который с неделю назад видели все стражи границы, скрывает прекрасное личико. Иначе я не понимаю, зачем этим дикарям оставлять тебя в живых, — один из местных оказался достаточно наглым, чтобы усмехнуться, явив миру свою кривозубую улыбку. — Уж не знаю, как ты оказалась здесь, но учти — в Танимуре не любят ни ведьм, ни дружков дикарей.       — Хочешь узнать, что под капюшоном? — голос незнакомки звучал так спокойно и уверенно, что любому мужчине, пусть даже он возвышался над ней на голову, стало бы не по себе.       Ответ ее не интересовал — она откинула капюшон плаща, не дожидаясь его.       — Ну как, похожа на подружку дикарей? — на слегка загоревшем лице с идеальными пропорциональными чертами застыла абсолютно лишенная эмоций маска. И все же, мягкие черные локоны, обрамлявшие столь красивое лицо, способствовали введению в заблуждение. Эта женщина, без преувеличений, выглядела как добрый дух, при этом, что парадоксально, лишенный души.       Мужчина, остановивший ее, даже присвистнул от неожиданности. Очевидно, он не слышал, что внешность бывает обманчивой, и наивно полагал, что, как бы женщина ни вела себя в первые минуты встречи, к ее середине она уже станет мягкой и покладистой. А «ведьма» это или «подружка дикарей» — уже не имеет значения.       — Пропусти меня, — холодно сказала она. Не процедила, не прошипела — просто сказала, но так, что стало ясно: отказывать ей было опасно.       Ответом ей послужила лишь его гаденькая ухмылочка.

***

      — И? Что было дальше?       Лора вздохнула. Конечно, наибольший интерес у Эллии вызвал именно этот момент в рассказе!       — Перед уходом она устроила в таверне такой погром, что половина денег, заплаченных хозяйке, ушла на новую мебель.       Дайлин захохотала — почти так, как если бы это был обычный вечер, в который они собирались в гостиной и обсуждали все на свете.       — Ты виртуозный рассказчик, Лора. Такую развязку истории даже Натан не смог бы выдумать.       Девушка хмыкнула, несмотря на открытую ироничность. Она, по правде говоря, специально опустила часть истории, ибо это вряд ли предназначалось для ушей двенадцатилетних девочек.

***

      «Четверо, к Владетелю бы их! — мысленно выругалась Кэлен, — почему всегда четверо?»       Она знала ответ по печальному опыту: с первым она справится сама, второго можно исповедать, чтобы он взял на себя третьего, а четвертый без лишних усилий, согласно плану, убьет Исповедницу и сделает все, что его душе угодно.       Эти олухи не были обученными д’харианцами, составлявшими кводы: вооружены не лучше уличной шпаны, да и мозгов не больше. И все же Кэлен не собиралась недооценивать их и то, как подействовали слова преградившего ей дорогу увальня на окружающих. Бака-тау-мана, дикарей, позволивших Кэлен свободно пройти по их землям лишь по неведомым ей причинам, никто в Танимуре не любил, как и колдуний, которые веками пользовались здесь привилегиями.       На происходящее у дверей смотрела вся таверна. И, если начнется драка, силы окажутся не на ее стороне.       Кэлен изобразила самую невинную улыбку из всех возможных, как будто осознала опрометчивость своей грубости. Мужчина был настолько самоуверен, что даже не удивился такой смене настроения и не воспротивился, когда она положила руку ему на грудь в заигрывающем жесте. Он сделал шаг вперед, когда она слегка потянула его на себя — как вдруг остановился. Его глаза округлились.       — Будь послушным и пропусти меня, — мягким шелковистым голосом сказала она так, чтобы окружающие не слышали ее, а только видели ее флирт с громилой, — или останешься без самой дорогой части тела.       Ее плащ успешно скрывал кинжал, упиравшийся прямо в его промежность. Она лишь надеялась, что этот маленький спектакль даст ей немного времени до включения в игру его дружков. Те стояли, уже преспокойно скрестив руки на груди.       Он побагровел от злости.       — Ах ты, сука!..       Она не дала ему договорить и даже занести руку для удара — быстро прокрутив кинжал между пальцами и направив кончик в сторону своего локтя, она перехватила рукоять ближе к лезвию и отвесила хлёсткий удар гардой в его голову.       Мужчина с разбитым виском повалился навзничь и, к ее несчастью, прямо поперек двери, которая при этом еще и открывалась вовнутрь. Если бы было время, она бы зашипела от досады.       К ней уже бежал его друг. Кэлен быстро увернулась от предназначенного ей удара, воспользовавшись разницей в росте, и нырнула под рукой нападавшего, чтобы после этого нанести точечный удар локтем прямо между лопатками. Она не обнажила меч и не обагрила кинжал кровью, а двое уже лежали на злосчастной двери, преграждая ей путь.       Третий оказался более удачливым и схватил ее, выхватив рукоять кинжала и отбросив его куда-то то в сторону. Когда ее ладонь потянулась к мечу, он заметил это и схватил рукоять Меча Истины почти одновременно с ней. В этот момент на Кэлен будто вылили ведро ледяной воды: мужчина был сильнее, и сейчас, если она не изменит расклад сил, она потеряет все.       Поэтому, когда она почувствовала прикосновение его пальцев и ощутила бег секунд, отделявших ее от потери Меча Истины, ей пришлось выпустить свою силу.       Секунды превратились в минуты. Звон металла раздался лишь на миг и оборвался так же резко, когда мужчина замер. Он был в милости ее магии. Уже ничто не могло спасти его от воли Кэлен, а Кэлен — от чего-то гораздо более худшего.       Таверну сотряс беззвучный гром, и половина людей в зале была откинута его силой. Покинутые лавки и стулья поблизости перевернулись. Часть громил отступила, только придя в себя, а другая часть…       — Ведьма владетелева! — начали раздаваться крики, и обычная драка, учиненная особо громкими посетителями, теперь превратилась в охоту за ересью. Кэлен спасла Меч Истины от попадания не в те руки, но потеряла свое преимущество.       Приказав исповеданному прикрыть ее, Кэлен побежала вперед по залу, подхватив потерянный кинжал прямо на ходу. Когда между двух длинных столов, занимавших весь центр зала, выстроились сразу несколько мужчин, намереваясь поймать ее, она сменила траекторию, запрыгнула на перевернутую лавку и уже с нее — на стол, пробегая вдоль всей его длины прямо к двери, ведущей на кухню. Исповеданный ею мужчина сделал все для того, чтобы она не оказалась схваченной за ноги во время своего импровизированного бегства — это было особенно эффективно, учитывая то, что никто не понимал, что она сделала с ним, а потому преследователи тратили свое время на вразумление.       Когда она спрыгнула с края стола на пол, случилось нечто неожиданное: хозяйка таверны схватила ее под руку и буквально вытолкнула в сторону выхода, которым пользовалась обслуга, при этом преградив путь кровожадной толпе.       — На улицах убивайте кого угодно, но устроить расправу над женщиной в моем заведении я не позволю!       Кэлен услышала ее слова уже из-за закрытых дверей кухни, со скоростью фурии пролетая мимо ошарашенной прислуги. Уже выбежав из здания в прохладный ночной сумрак, она вскочила на лошадь, которую, к собственной радости, оставила привязанной вдалеке от основного входа, и галопом помчалась к границам города.       Погони было не избежать, но из-за помощи другой женщины собиралась она медленно — и то хорошо.       Через полчаса, достигнув кромки леса, обозначившего северную границу Танимуры, Кэлен спешилась и ослабила подпругу седла, чтобы дать жеребцу выдохнуть, а сама привалилась к дереву, сползая вниз по его стволу. Ее грудь разрывало частое дыхание, и причиной его была не быстрая скачка — злость.       Она стащила перевязь с плеча, почувствовав, как та упирается между лопаток. Уже сев на землю, Кэлен положила ее на сгиб локтя и обхватила обеими руками с такой нежностью, словно баюкала родное дитя. Ее пальцы бережно очертили надпись, выведенную золотой проволокой. «Истина».       Кэлен закрыла глаза, признавая очередное поражение. Она не нашла ни единого следа Ричарда в Танимуре за целую неделю и не знала, где искать дальше, потому что не имела ни малейшего понятия, куда ещё он мог отправиться. У него не было магии и оружия, которое годами было все равно что физическим продолжением его руки.       — О Духи, Ричард, где же ты?..       Времени на сожаления не было: послышались крики. Вдалеке уже виднелись всполохи факелов — погоня нагоняла ее.