In the car with Lucifer

Изуку почувствовал, как его левую щеку охватило пламенем. Он резко приподнялся на локтях и увидел перед собой Айзаву, стоящего на одном колене. — Где он? — мужчина схватил парня за грудки. Мидория сглотнул и перевел взгляд на изолятор. — Нет, нет, нет… — он шепотом затараторил, расширенные от ужаса глаза обратились к сержанту, хватка которого усилилась. — Ты дал ему уйти? Ты сделал это специально?! — прокричал мужчина в бледное обескровленное лицо. Парализованный язык отказывался слушаться, и Изуку лишь задергал головой. Сержант прошипел от обуреваемой ярости и сжал зубы, но тут же переключил внимание на вбежавшего в помещение запыхавшегося Хизаши. Военные молча переглянулись, и, когда Ямада кивнул, Айзава вскочил. — Сбежал! Он, блять, сбежал! Черт бы тебя побрал, Мидория Изуку! — закричал мужчина, а затем сжал пальцами переносицу. — Это трибунал! Не-е-ет, до этого Шигараки лично придушит тебя голыми руками, — тон мужчины снизился. Изуку пропустил угрозу мимо ушей, он уставился на вид пустого изолятора, проворачивая в голове недавние события. Любовь всегда проиграет. Парень вздрогнул, когда низкий голос Кацуки раздался в голове. Завораживающая интонация, которая до этого вызывала лишь немой восторг, теперь стала причиной настоящего приступа панической атаки. — Я сказал ему, что ситуация какая-то мутная. Граунд Зиро не стал бы заявляться в лагерь НКР. Это просто безумие, — сказал Ямада. — И ты хочешь сказать, что Шигараки поверил? — Шота сунул руки в карманы брюк-карго. — Да. Во всяком случае, так он сказал, — кивнул Хизаши. Айзава нервно рассмеялся, а затем прикусил нижнюю губу, обдумывая ситуацию. — Томура — параноик. Даже если тебе показалось, что ты убедил его, то будет достаточно одной ночи, которую он не будет спать, обдумывая каждую деталь. В конце концов, он поймет, что здесь что-то нечисто. Скорчившийся на полу Изуку снова привлек внимание Айзавы. Мужчина громко выдохнул. — Поднимай тревогу, Ямада. Очевидно, мы не сможем скрыть исчезновение псевдо Граунд Зиро, — Шота сделал акцент на «псевдо», внимательно рассматривая задыхающегося Изуку. — А ты, Мидория, приведи себя в порядок. Теперь ты пройдешь сквозь настоящий ад, — бросил мужчина перед тем, как покинуть изолятор вместе с Хизаши. Изуку схватился за последнюю фразу сержанта, как за соломинку, способную сохранить его здравый рассудок. Пройти сквозь настоящий ад. Изуку зажмурился, задыхаясь, когда повторил про себя это зловещее предостережение. Мысли перестали иметь какие-либо контуры — все они перемешались между собой в одну единую емкость, наполненную бесконечными слезами, в которых Мидория тонул. Не смог помочь Очако, не смог найти отца, не смог самостоятельно выжить на Пустоши. Разве он уже не пережил свой ад? Молодой человек рефлекторно потянулся к медальону. Только через несколько секунд затуманенный ум осознал, что он отсутствовал. Мидория вскочил на ноги, судорожно продолжая ощупывать собственную шею. Медальона не было. Нижняя челюсть задрожала, когда Мидория осознал: произошло что-то по настоящему ужасное. Что-то, что он еще не понимает, но воспринимает интуитивно. Граунд Зиро рисковал своей жизнью не просто так. Поверхностное подсознательное понимание ситуации, которое еще не поселилось в самом мозгу, давило на грудную клетку. Ему чертовски не хватало воздуха. А тот кислород, который поступал в его легкие — выжигал их насквозь, оставляя после себя зловонный мрачный фантом. Ад. Ад. Ад. Это слово повторялось в голове, оно заглушало любую здравую мысль. Ад Изуку проливался в бордовых оттенках, вытекающих из растерзанного солнца, выброшенного за горизонт. Янтарное напыление умирающей звезды растворялось в поволоке, затянувшей скорбящие небеса, и только пепельные крапинки текстурировали эту муссовую поверхность. Изуку ветхим шатающимся шагом вышел на улицу, он пустым взглядом рассматривал военнослужащих, бегающих как тараканы по выцветшему песку. Суета вокруг не имела никакого смысла, потому что сам мир перестал существовать. Граунд Зиро. Нет. Кацуки Бакуго. Как только имя снова всплыло в сознании, лицо Изуку сморщилось. Молодой человек зажал рот ладонью, чтобы не застонать в голос, потому что внутри все разрывалось от изнывающей боли. Это была полная и безоговорочная капитуляция перед лицом кумира, который лишь смеялся над ним все это время. Каждый раз, когда дело доходило до Граунд Зиро, Изуку отказывался от себя и сознательно выбрасывал на помойку здравый смысл. Разве можно доверять незнакомцу без лица? — Боже, какой идиот. Нет, нет, нет… — Изуку согнулся пополам, пытаясь не скулить во весь голос. Грудная клетка болезненно сжималась при каждом вдохе, будто в организме запустился механизм самоуничтожения. — Юный Мидория, с тобой все в порядке? — парень услышал голос Всемогущего. Изуку хотелось кричать — весь лагерь стоит на ушах, потому что он облажался. Но он не мог ответить капитану. Как только Мидория почувствовал руку на своей спине, все безмолвные крики вырвались наружу. Молодой человек зарыдал в голос, захлебываясь собственными слезами и липкой слюной. — Почему? Почему это все происходит со мной? Почему я такой слабак? — на одном дыхании выпалил парень. Всемогущий молча поглаживал дрожащую костлявую спину. — Я… Я… Я ничего и никогда не могу сделать. Как… Как ты мог со мной так поступить?! — он резко выпрямился и посмотрел на небо. Он не знал, к кому конкретно обращается: к бросившему отцу, к Кацуки или самому господу Богу. Или к себе. Изуку спрашивал с себя за собственную глупость. — Юный Мидория, — начал капитан, но его тут же оборвал прямой влажный взгляд Изуку. — Пожалуйста, — почти бесшумно прохрипел Изуку, а затем на несколько секунд замолчал. Его взгляд стал осознаннее. Мидория полностью развернулся к мужчине и вцепился в его предплечья обеими руками. — Помогите мне, пожалуйста. Всемогущий недоуменно разглядывал молодого человека. — Чем? Чем я могу помочь тебе? — Вы сказали, — лихорадочным обезумевшим шепотом проговорил Мидория. — Вы сказали тогда, на стрельбище, что можно лучше. Лучше, чем Граунд Зиро. Глаза Всемогущего расширились в удивлении, а приоткрытый рот застыл. Новая волна истерики начала окатывать Мидорию, но тот громко сглотнул и рухнул на колени перед капитаном, прислонив лоб к земле. — Пожалуйста, Всемогущий… Помогите мне. Я не могу больше быть слабаком. Я не хочу, чтобы мной пользовались, угрожали и унижали. Я больше не могу ни на кого надеяться. Я остался совсем один. Я больше не могу позволить себе оставаться в дураках, — словно в бреду говорил Изуку, а затем поднял голову и посмотрел прямо в ошарашенные глаза Всемогущего. — Помогите мне уничтожить Граунд Зиро. Голова Изуку обессиленно провалилась, слюнявые губы с яростным остервенением выплевывали грязные слова, наполненные чистым гневом. Его трясло от ненависти. Мидория сжимал в кулаках ускользающий песок: собственные слова о пугающей городской легенде, загадочном страннике и путешественнике Граунд Зиро - вызывали отторжение и животную злость. Если Граунд Зиро – предвестник смуты и орудие разрушения, то бесполезный Деку станет его палачом. Спустя несколько секунд раздумий капитан молча кивнул. **** [18 лет назад] Белобрысый мальчишка наблюдал за тем, как изящные пальцы ученого перебирали пожелтевшие страницы книги. Колбы с разноцветными реагентами проливали токсичный отблеск на химический столик, превращая его шершавую поверхность в кислотный калейдоскоп. — Знаешь, что означает динамит с древнегреческого? Ребенок неуверенно покачал головой. — Сила. Динамит — это и есть сила, — ухмыльнулся ученый. — Сила, — завороженного прошептал мальчик. Когда-нибудь я тоже стану сильным. Ученый рассмеялся и погладил маленького собеседника по голове. — А для чего ты хочешь стать сильным, Качан? Ребенок на секунду задумался, а затем довольный прокричал: — Я буду защищать Зуку! Вы вообще видели его? Он такой бледный и слабый, разве он сможет без меня? — О боже, — Цунагу Хакамата рассмеялся. — Шинья, ты слышал? Наш Качан хочет стать сильным, чтобы защищать Зуку! Мускулистый мужчина с заплетенными в хвост седыми волосами показался из кухни. — Да что ты говоришь? — он скептически уставился на худощавого блондина за химическим столом. — Не надо на меня так смотреть! Я не учил его этому! — оправдывался Цунагу. — Ах, я забыл — ты не показывал девятилетнему ребенку химические эксперименты и не пытался научить его собирать взрывчатку! Блондин резко вскочил и взмахнул руками. — Черт, он — мальчик! Он живет на Пустоши! Он должен уметь постоять за себя! Шинья ущипнул себя за переносицу и посмотрел на Качана. — Не хочешь проведать Зуку? Нам с Цунагу нужно поговорить, — он мягко улыбнулся мальчику. Маленький Кацуки молча кивнул — он не дурак, и прекрасно понимал, что дядя Цунагу и дядя Шинья ругаются из-за него. Снова. В свои девять лет Кацуки успел в полной мере осознать, что жизнь — не сахар. После смерти родителей он смог уговорить торгового караванщика взять его собой путешествовать по пустыне Мохаве. Минимум еды — максимум пользы. Бакуго был готов работать как взрослый, только чтобы выжить. Торговые караваны — основа грузоперевозок Пустоши, их сопровождают погонщики и охранники. У этих людей, которые каждый день подвергают свою жизнь опасности, явно есть чему поучиться. В один из дней его караван проходил мимо злосчастного лагеря Серчлайт. Лагерь ученых. Лагерь умнейших людей своего поколения. Они увидели измученного тяжелой работой ребенка и выкупили его. А Кацуки был и не против. Потому что понимал — учиться нужно у лучших. Только так он сможет выжить. Все, что Кацуки мог сказать о себе — детское прозвище, которое дали ему родители — Каччан. Остальное не имело значения — ни имя, ни фамилия, потому что Бакуго — хамелеон, его личность — прозрачная пленка, которая рассеивается под ослепляющим солнечным светом людей, которые были лучше него во всем. Но потом случилось необъяснимое — Кацуки привязался к своим «опекунам» — Бест Джинсу и Меткому стрелку, которые согласились приютить его в собственном доме. Цунагу Хакамата — блестящий химик, Шинья Камихара — военный хирург, способный запустить пробитое насквозь сердце. Таланты от самого Бога. — Каччан, знаешь, кто самый опасный человек на Пустоши? — как-то спросил Джинс, попивая пиво. — Химик. Ни врач, ни биолог, ни программист, ни физик. Именно химик. А знаешь почему? Потому что только химик может из подручных средств создать смертоносное оружие. Вся Пустошь — один сплошной реагент — твоя личная кухня. В тот самый момент Кацуки понял еще одну вещь — он должен стать образованным. Он не сможет подчинить себе Пустошь, если будет безграмотным. Развитый ум — неоспоримое преимущество. Каччан лениво прогуливался по лагерю Серчлайт, представляющим собой поселение около старого мормонского форта — старейшего здания довоенного Лас-Вегаса. Внутренний двор, разделенный на 2 секции, принадлежал ученым, которых собрал для собственных целей Чизоме Акагуро. 1 секция — западное помещение охраны, где располагался арсенал, небольшая медицинская зона и закрытая лаборатория, 2 секция — несколько десятков деревянных домов и палаток. Каждый человек на Пустоши знал, что именно в лагере ученых Серчлайт можно получить медицинскую помощь и временный кров — ученые никому не отказывали в помощи и впускали каждого страждущего, несмотря на все запреты Чизоме. — Юный Качан! — крикнул двухметровый накаченный блондин. — Тошинори Яги, — кивнул Кацуки. — Добрый день. Бакуго знал, что — Тошинори Яги — легендарная личность, именно под его руководством работала исследовательская группа лагеря Серчлайт. Добрый и бескорыстный — этот человек представлял огромную опасность для своих врагов, потому что помимо блестящего и острого ума исследователя, он мог постоять за каждого жителя поселения физически. Его спортивная форма и навыки владения оружием поражали. Казалось, что Тошинори Яги — сам Всемогущий. — Как проходит твой день? — мужчина спрятал в карман небольшой блокнот для записей и начал рассматривать чумазое лицо ребенка. Бакуго закатил глаза и раздосадовано пнул камень. — Они опять ругаются, — он пробубнил себе под нос. Тошинори понимающе кивнул. Все знали, что Шинья и Цунаги привязались к мальчишке и пытались сделать для него как лучше — хотя бы частично передать необходимый минимум знаний о выживании на Пустоши, но одновременно их громкие споры о том, что именно можно доверить девятилетнему мальчишке не утихали ни на секунду. — Они помирятся, — мужчина присел на корточки и положил руку на хрупкое детское плечо. — Как же, — Кацуки небрежно отпихнул от себя Яги. — Это не закончится, пока я буду таким же слабаком. Тошинори рассмеялся, а затем внимательно посмотрел на хрупкого мальчика перед собой. — Качан, в тебе есть огромный потенциал. По своим умственным способностям ты обгоняешь абсолютное большинство детей своего возраста. Нет… Я бы даже сказал, что ты — самый талантливый ребенок, которого я только встречал. К тебе нужен особый подход и особый спрос. — Тошинори посмотрел на пистолет в кобуре на поясе Бакуго. — Не каждому ребенку можно доверить пистолет. Шинья и Цунаги прекрасно понимают это, именно поэтому они спорят, пытаются найти компромисс, чтобы помочь тебе достичь небывалых высот. Поверь мне, однажды о тебе услышит вся Пустошь. Кацуки покраснел и резко отвернулся. Он не мог поверить в услышанное — все это слишком много. Слишком много доброты, и Бакуго не привык к такому. Переполняющие эмоции стянули язык металлической леской. — Я дойду до Зуку, — бросил мальчик и рванул с места. Зуку. Мысли об этом ребенке по необъяснимой причине делали Кацуки счастливым. Мать ребенка умерла при родах, а отец занимался засекреченными разработками в закрытой лаборатории. Черт, Кацуки видел нерадивого папашу Зуку всего несколько раз и то мельком, но уже невзлюбил. Какие исследования могут быть важнее собственного ребенка. Не успел родиться, а уже осиротел наполовину. Или полностью? С тем условием, что его отец все свободное посвящает исследованиям, Кацуки знал — Зуку будет таким же одиноким, как и он сам. Горькая мысль согревала Бакуго, потому что он почувствовал, что выжил не просто так. Он может и должен помогать этому ребенку. Они вместе будут бороться за выживание в этом проклятом мире. Кацуки буквально зациклился на Зуку. Зуку. Зуку. Зуку. Черт, он не был даже уверен, что ребенка звали именно так — казалось, что это какое-то детское прозвище, но это было неважно — старушка Чие, медсестра, которая постоянно сидела с Зуку, всегда разрешала Кацуки помогать ей. Все изменилось в тот день, когда Кацуки постучал в дверь дома Зуку, и ему никто не открыл. Бакуго несколько минут упорно стучал кулаками, а затем раздосадовано пнул деревянную дверь ногой. Мальчик развернулся и уже собирался уходить, как необъяснимое чувство беспокойство и страха парализовало его. Он медленно развернул голову к двери и задумался. Что-то было явно не так. Бакуго нервно покусывал нижнюю губу и достал из кобуры девятимиллиметровый пистолет. А затем все как в тумане: он пробрался в дом через окно на первом этаже. Медленно и бесшумно осматривал помещение, пока не оказался в комнатушке Зуку. Кацуки брезгливо закрыл рот рукой, чтобы не закричать от ужаса — на полу лежала убитая Чие, а над детской кроваткой нависал убийца, который не заметил постороннего свидетеля из-за истошного детского крика. Рубиновые глаза встретились с огромными плачущими малахитами, которые просили о помощи. В тот самый момент, когда убийца повернулся к Кацуки, тот уже нажал на курок. Мальчик тут же отбросил пистолет и рухнул на пол, закрывая лицо трясущимися руками, стараясь взять себя в руки. Только спустя мгновение Бакуго понял, что рыдает вместе с Зуку, а в комнате появились взрослые, которые с ужасом смотрели на происходящее. Взрослые. — Где вы были?! — кричал Кацуки. — Где вы были?! Когда в комнату ворвался ошарашенный отец Зуку, Бакуго пронзительно закричал — этот придурок соизволил появиться только сейчас. Когда было слишком поздно. Когда Кацуки уже стал убийцей.