
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Повседневность
Психология
Романтика
Ангст
Пропущенная сцена
Экшн
Неторопливое повествование
Развитие отношений
Серая мораль
Боевая пара
Уся / Сянься
Драки
Магия
Сложные отношения
Насилие
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания алкоголя
Underage
Жестокость
Смерть основных персонажей
Вымышленные существа
Психологическое насилие
Канонная смерть персонажа
Буллинг
Упоминания изнасилования
Боязнь привязанности
Элементы гета
Становление героя
Насилие над детьми
Сверхспособности
Социальные темы и мотивы
Взросление
Элементы мистики
Боевые искусства
Упоминания проституции
Упоминания инцеста
От нездоровых отношений к здоровым
Описание
В жизни Гуй Мэя не было ни одного шанса стать хорошим человеком, хотя у него и не было злых намерений. Маленький Гуй Мэй хотел, чтобы мама не плакала. Подростком он хотел Юэ Гуана и сбежать из Духовного Храма. Став взрослым, стремился стать богом Призраков. По большей части он просто хотел, чтобы его оставили в покое, но жизнь слишком длинна и непредсказуема.
Примечания
Автор не хотела это писать, автор хотела про них фиков. Но раз их нет – пришлось писать самой.
PS. Данный текст ни в коей мере не является пропагандой нетрадиционных отношений. Скорее, наоборот, если бы герои не придерживались своей неправильной, запрещенной на территории РФ, ориентации, то с ними бы не случились все эти плохие вещи. Автор их за это осуждает. И читатели тоже
Глава 27. Долг жизни
23 июня 2024, 12:34
“Я много думал последнее время. О жизни, о нас. Мы с тобой как волны в пруду. Как бы ни расходились, снова сходимся. И я…”
“И я в этих волнах – как сдохшая мышка в деревянном гробу – ни потонуть толком не могу, ни свалить из этих волн нахрен”.
“Что ты несешь?”
“А что ты пишешь?”
Гуй Мэй вздохнул, еще раз перечитал, понял с сожалением, что дух прав, скомкал бумажку и бросил в камин.
– Проклятье, и почему это так сложно? Вот как Хризантемка так слова складывает, что одно к одному?
На столе молчаливым укором лежали последние письма от Юэ Гуана. Довольно большие и исписанные мелким красивым почерком.
Юэ Гуан писал два раза в неделю, но из-за того, что отряд Сиан Ши постоянно переезжал с места на место, письма часто не сразу находили адресат и скапливались. Вот как сейчас. А Гуй Мэй поставил себе четкой целью – отвечать на каждое, чтобы Юэ Гуан не волновался. Вот только получалось так себе.
На первое ответ был с трудом, но накорябан, хоть и представлял собой по большей части график за прошедшую неделю. Оставалось еще два.
“Проснулся, умылся. На завтрак были паровые булочки. Потом тренировались. Вечером отбой”, – краем глаза зацепил Гуй Мэй. Может, не идеально, но хотя бы честно. Дух поначалу тоже критиковал, а потом перестал, лишь неразборчиво хрюкал и мычал. Гуй Мэй решил, что это, определенно, одобрение.
Изнутри, откуда-то из самой глубины души, рвались какие-то замечательные слова и глубокие образы, которые он хотел рассказать Юэ Гуану. Но при перенесении на бумагу получалась какая-то ерунда вроде сходящихся-расходящихся волн.
– Черт, похоже, сегодня неудачный день, – вздохнул Гуй Мэй, почесал шею и малодушно подумал, не пойти ли к Се Мину немного выпить.
Иногда после алкоголя случались приступы вдохновения. По крайней мере, однажды, Гуй Мэй, упившись, написал Юэ Гуану невероятно горячее письмо, как и в каких позах собирается его трахать, когда вернется. Юэ Гуан проникся и написал в ответ семнадцать страниц собственных фантазий. После этого Гуй Мэй окончательно смирился, что письменный поединок проиграл раз и навсегда, и старался писать хоть что-то, но зато регулярно и честно.
“Преследовали духовного зверя. Льдистый кабан, пятьсот семьдесят лет. Самец. Злой. Разорял деревни на окраине леса. Преследовали четыре дня и пятнадцать часов. Убили”.
“Боже, как ты умудряешься даже такой интересный эпизод описывать так скучно! Ну ты хоть придумывай что-то. Вроде “на меня навалились десятки духовных зверей, но я всех раскидал” или…”
– Зачем мне Хризантемке врать. Он же сразу поймет, – пожал плечами Гуй Мэй и продолжил писать.
“Сейчас едем на собрание старейшин. Не понимаю, почему оно не в столице, а в каком-то мелком городе Небесной империи. Твой Старейшина тоже будет. Может, и ты сможешь приехать?” – подумав, Гуй Мэй тщательно зачеркал последнее предложение. Он знал из письма, что Юэ Гуан сильно занят сейчас, так зачем дразнить невозможностью встречи. – “Старейшина Сиан Ши меня выделяет. Говорит, я многого добьюсь с его помощью. Пока только шестое кольцо взял. Не спрашивай, от кого”.
Пососав немного кончик пера, Гуй Мэй пришел к выводу, что совершенно не знает, что писать еще дальше. Поэтому вздохнул и аккуратно вывел в конце “целую твою прекрасную задницу”. Он и сам не знал, зачем заканчивает так каждое письмо. Но Юэ Гуан в ответ с завидной фантазией слал поцелуи каждый раз разным частям его собственного тела, и эта традиция непонятно почему казалась Гуй Мэю невероятно милой.
Старейшина Сиан Ши и впрямь Гуй Мэю симпатизировал. То ли потому, что считал его весьма талантливым, то ли из-за того, что при первой встрече Гуй Мэй потерял сына, и Старейшина чувствовал себя немного виноватым.
– Эх, пришли бы мы пораньше, – говорил он, добродушно похлопывая Гуй Мэя по спине. – И у тебя с той милашкой все нормально бы было, не расстались бы. Вот ведь они женщины, хрен поймет, что у них в голове. Но только ради них стоит жить!
Сиан Ши был убежден, что Гуй Мэй имел роман с Ян По, и никто его в этом и не разубеждал. Как заранее предупредил Се Мин, Старейшина был настолько негативно настроен против связей между мужчинами, что, узнай правду, в лучшем случае убил бы на месте. Как подозревал Гуй Мэй, правда все-таки когда-нибудь просочится. И надеялся лишь, что станет к тому моменту уже титулованным, ну или хотя бы способным сбежать на край света. Рука у Сиан Ши была тяжелая, а в гневе он и вовсе становился неудержимым.
Город, где должно было состояться Собрание Старейшин, оказался и впрямь довольно небольшим, казалось, его можно пешком пройти из конца в конец максимум за час. Въехав в переплетение узких улочек, Гуй Мэй сначала несколько удивился выбором места, все таки здесь не было совершенно ничего примечательного, кроме какого-то странного, с теплым солоноватым привкусом, воздуха. А потом за очередным поворотом город резко оборвался, переходя в сияющую солнцем бухту с прозрачной водой и кораблями, лениво покачивающимися на волнах. На миг Гуй Мэя даже дезориентировало светом, бликами, скрипом дерева на ветру и криками чаек.
“Не подходи без нужды близко к воде. Морской Бог не очень жалует Призраков”, – прошептал дух, разрушая волшебство момента.
“И не собирался. Я, если не помнишь, утонул уже однажды”.
Скверные воспоминания нахлынули, тут же раскрасив реальность в серые подозрительные тона. Вода уже казалась не лучистой и прозрачной, а обманчивой и зыбкой, словно мираж. Гуй Мэй скривился и продолжил путь.
Совет проходил в красивом белокаменном здании с видом на залив. Гуй Мэй, Се Мин и еще пятеро из их отряда, сопровождая Старейшину, вошли внутрь. Остальные остались на улице, дышать морским воздухом да любоваться на корабли. Поднявшись на второй этаж, процессия остановилась в просторном зале, поджидая других участников встречи. Несмотря на репутацию Сиан Ши, прибывающие Старейшины общались друг с другом так непринужденно, словно расстались лишь вчера и были все весьма добрыми приятелями.
– Старейшина Цин Луан, сегодня вы пришли раньше.
– Здравствуйте, Старейшина Дзин Ы.
– Как ваше здоровье?
Тут появился очередной Старейшина, по рядам присутствующих прошло дружное глубокомысленное “Ооо”, и все, словно сговорившись, уставились на Сиан Ши. Тот порывисто вздохнул, подбоченился, пригладил бороду и шагнул вперед.
– Гуан Лин! Солнце моей жизни! Королева моя снежная!!!
Вошедший в зал Старейшина и впрямь имел на первый взгляд внешность прекрасной утонченной девы – длинные светлые волосы, тонкую ладную фигурку и большие печальные глаза. И лишь присмотревшись Гуй Мэй распознал и выступающий кадык и слишком широкие для девы плечи. Старейшина Гуан Лин выглядел скорее неоформившимся угловатым юнцом.
– Он, когда девятое кольцо получал, чуть не умер, – шепотом просипел на ухо вездесущий Се Мин, обладавший уникальным навыком собирать сплетни. – Ведь когда становятся титулованными, снова выглядят как в лучшие годы жизни. А вот тут что-то пошло не так. – Се Мин сдавленно хрюкнул, – А наш Старейшина…
Договорить он не успел, впрочем, все и так стало ясно, когда Сиан Ши торопливо подскочил и почтительно попытался облобызать своей принцессе ручку. Гуан Лин оттолкнул. Он еще держался, хотя у него явственно дрожала челюсть от ярости.
– Придурок, отвали! Сколько раз тебе повторять – я мужчина! Мужчина я! Хватит приставать!
На непрошибаемую убежденность Сиан Ши аргумент абсолютно не подействовал. Очевидно, он слышал это не впервые и просто отказывался верить.
– Звезда моя, нет смысла прятать от меня свою стыдливость и притворяться мальчиком. Ведь шелк твоих щек и серебро глаз не могут врать, в отличии от этих милых губ.
Сиан Ши умудрился ухватить кончик одеяния Гуан Лина и благоговейно поднес к губам. Гуан Лин зарычал и вырвал подол, чуть не оборвав.
– Дебил!!! Ну ты хоть глаза разуй – у меня сисек нет! – С этими словами Старейшина попытался расшнуровать одежду на груди, но был остановлен Сиан Ши.
– Бог мой, постыдись. Негоже юной деве разоблачаться перед полным залом мужчин. Я отойду и не потревожу тебя больше, если так хочешь.
Он и впрямь отошел. Но Гуан Лин, кипящий от бешенства, уже не мог остановиться. Длинно и витиевато выругался, сплюнул под ноги и одним махом стянул штаны.
– Сюда смотри, придурочный! У меня член!!!
“Ну такой себе, я бы не стал хвастаться”, – лениво прокомментировал дух.
“Черт, если я посмотрел на чужой член – это не считается изменой? Или Хризантемка теперь меня убьет?”
– Надеюсь, никто не смеет смотреть на мою прекрасную Гуан Лин, что бы она не показывала, – железным голосом отчеканил Сиан Ши.
– Конечно, не переживай. Мы все закрыли глаза, – спокойно и примирительно сказал Старейшина Дзин Ы, Верховный Старейшина с титулом Золотого Аллигатора.
Во взгляде его было столько сочувствия и безграничного терпения, что никто больше не осмелился смеяться. Гуан Лин порывисто натянул штаны и закрыл лицо руками.
Позже Гуй Мэй узнал полную историю этой странной и необычной влюбленности. Гуан Лин обладал уникальным духом Сияющего пера, способным атаковать на большой дальности, чем и привлек внимание темных духовных мастеров. Его захватили в плен и много лет пытали, пытаясь отделить дух от тела, из-за чего маленький Старейшина так никогда и не вырос.
Спас его, разумеется, Сиан Ши. Он тогда еще не был Старейшиной и титулованным, но уже находил необычайное удовольствие в том, чтобы преследовать разбойников и темных духовных мастеров. Разрушив их базу, Сиан Ши вынес из тюрьмы бессознательное тело Гуан Лина и, не разобравшись толком, влюбился окончательно и бесповоротно. С тех пор вот уже лет двадцать бедняга Гуан Лин пытался доказать, что не испытывает к своему спасителю ничего, кроме благодарности, и испытывать не может. А Сиан Ши отказывался верить, словно подобное допущение разом на корню рушило всю его простроенную систему мира. Ведь просто невозможно же, чтобы ты спас красавицу, а она оказалась сварливым мужиком. И Сиан Ши проще было думать, что она ломается, чем что ошибся сам. Несмотря на весьма жесткий характер, он был довольно романтичен и склонен к идеализации, чем даже иногда немного напоминал Гуй Мэю Юэ Гуана.
– Кончайте развлекаться, – хмуро, особо ни к кому не обращаясь, но так, чтобы услышали все, заявил Старейшина Цзян Джун.
– Сейчас Понтифик подойдет, – докончил его мысль Цзян Лон.
Братья были похожи как две капли воды, и, чтобы хоть как-то отличаться, носили одежду разных цветов – один красную, другой синюю. Впрочем, это мало помогало. Оба одинаково хмурились, одинаково скрещивали руки и одинаково безапелляционно и жестко выражали свое мнение, так что даже могли подхватывать на лету и продолжать слова друг друга. Гуй Мэй помнил, что, рассказывая о них, Юэ Гуан всегда сдержанно хмыкал и кивал: “Братья Цзян грубы и несдержанны, но с ними можно не опасаться удара в спину. Все, что захотят, они сделают тебе в лицо”.
Старейшины выступили вперед, готовясь встречать Понтифика, однако вместо него в зал неожиданно вбежали двое подростков. Тот, что постарше, еще пытался держаться в рамках приличия, а младший бежал впереди и заливисто хохотал, размахивая зажатым в кулачке жетоном Старейшины Духовного Храма.
– Я! Я… я буду Старейшиной, не ты!
– Тан Хао, верни немедленно! Деда дал жетон мне! Отдай!
– А ты отбери, отбери!
Мальчики сцепились и покатились по полу, дубася друг друга. Судя по тому, что никто из Старейшин не предпринял ни малейших попыток их разнять – подобное было весьма типичным зрелищем.
– Тан Хао и Тан Сяо – внуки главы клана Чистого Неба. Я слышал, Понтифик так к нему расположен, что закрепил за ним и его родом вечное право нахождения в совете Храма, – почти прошипел Се Мин. – Обидно, да? Сопляки могут размахивать жетоном Старейшин только потому, что удачно родились.
– Удачно родиться – тоже талант, – прошептал в ответ Гуй Мэй.
Он, как ни странно, не испытывал ни зависти, ни гнева. У него сейчас был период столь редкого спокойствия и гармонии с собой, что до остальных и вовсе особо дела не было. Гуй Мэй осознал, что ему абсолютно все равно, как и у кого складывается судьба, пока она не касается напрямую его собственной. А мелкие Тан Сяо и Тан Хао вряд ли оставят весомый след в его жизни.
– Дети, прекратите.
В зал мягкой пружинящей походкой вошел Тан Чен. Хоть Гуй Мэй и знал, что тому уже далеко за сто лет, выглядел Тан Чен все так же свежо и юно. Он походил скорее на беспечного юношу, чем на полубога. Дети, завидев деда, тут же послушно вытянулись и склонились в поклоне, приветствуя старшего. Следом торопливо вошел сам Понтифик. Он был нахмурен и будто чем-то озадачен.
Цянь Даолю сел в кресло, Тан Чен лениво опустился на стул рядом, не особо вслушиваясь в происходящее, а больше развлекаясь тем, чтобы подбрасывать и ловить ртом зеленые продолговатые виноградинки. Судя по всему, происходящее его не особо заботило.
Гуй Мэй, вместе с другими сопровождающими, вежливо отступил, давая Понтифику и Старейшинам некую приватность. Однако те говорили достаточно громко и особо не таясь, так что скоро стала вполне ясна и причина встречи и необычность выбранного места.
Понтифик с главой Чистого Неба собирались уезжать. Точнее уплывать. Куда-то туда, через море, на поиск загадочного и, возможно, и вовсе не существующего острова Морского Бога. Что полубоги планировали там найти – неизвестно, но Тан Чен вдохновенно потирал руки и предвкушающе улыбался. А Цянь Даолю смотрел на него и улыбался тоже.
“Ты глянь! Он же пялится на главу Чистого Неба как голодающий на курицу Гунбао”.
“Чего?”
“Вот так же на тебя блондинчик смотрел, когда вы познакомились. И ты так же ничего не понимал”, – чуть глумливо хохотнул дух.
Гуй Мэй всмотрелся в Цянь Даолю. Тот не сводил глаз с Тан Чена, который немного лениво говорил что-то о маршруте и острове Морского Бога. Изящное лицо Понтифика было сейчас каким-то особенно мягким, словно озаренным внутренним светом.
“Кажется, они хорошие друзья”, – подтвердил Гуй Мэй.
Дух лишь вздохнул.
“Иногда я думаю, что блондинчик явно заслуживает большего. Чем быть “хорошими друзьями” с тобой”.
Тан Чен забросил в рот очередную виноградинку и усмехнулся. Цянь Даолю проводил виноградинку взглядом, зачем-то задержав его на танченовых губах, непроизвольно облизнул свои и чему-то улыбнулся. Потом тряхнул головой и снова обернулся к своим Старейшинам.
“Впрочем, тут, кажется, оба тупые. И не нам их просвещать”, – неожиданно миролюбиво закончил Призрак. Гуй Мэй так и не понял, что привлекло его внимание, и лишь промычал нечто неразборчивое, продолжая вслушиваться в общий разговор.
– Как только мы взойдем на корабль – мой сын, Цянь Сюндзи, станет Понтификом. Надеюсь, вы окажете ему ту же помощь и поддержку, что всегда оказывали мне.
Старейшины наперебой загомонили, доказывая собственную верность, но Цянь Даолю прервал их мягким взмахом руки.
– Я знаю, что вы верны мне, но Сюндзи… У него сложный характер, – Понтифик вздохнул и устало потер лоб, словно признавая собственное бессилие в воспитании сына. – Надеюсь, под вашим руководством он вырастет достойным человеком. Все таки не забывайте, что в нем моя кровь.
– Да, конечно, Понтифик!
– Еще вопрос о… – тут Цянь Даолю слегка покосился на Тан Чена, словно раздумывая, продолжать ли при нем. Чуть нахмурился, дернул уголком губ и продолжил. – О том человеке. Вы уверены, что он справится?
Вперед торопливо выступил Старейшина Цин Луан. В его штате работал Юэ Гуан, а чуть раньше и сам Гуй Мэй, и, если говорить начистоту, он всегда был немного благодарен Старейшине за то, как сложилась его жизнь. Хотя сам Цин Луан, скорее всего, и не подозревал об этом.
– Понтифик! Я тщательно изучил его силы, мотивы и образ мыслей, и уверен, что он подходит как никто другой. К тому же, – Цин Луан задумчиво поморщился и слегка неуверенно потеребил кончик острой, старательно уложенной у виска темно-синей пряди. Он был большим эстетом и даже на поле боя умудрялся выглядеть так, словно над ним только что трудилась команда высококлассных специалистов. – К тому же другие кандидаты… либо мертвы, либо не подходят по каким-то критериям. По уровню. Или верность вызывает вопросы, как было с теми… Мой кандидат уже на подходе к седьмому кольцу, и для наших целей он идеален!
“Прям будто про блондинчика брешет”, – с непонятной гордостью прошипел дух.
“Кто знает”.
Гуй Мэй чуть качнулся, незаметно смещаясь ближе к Се Мину, и прошептал тому на ухо.
– О ком они?
– Не знаю. Возможно, о наставнике нового Понтифика. Я слышал, пока тот еще слишком молод, ему потребуется руководство более опытного духовного мастера.
– А Старейшины?
– У них слишком много своей работы. Да и не каждый хочет возиться, – Се Мин нехотя продолжил, хоть и понизил голос почти до беззвучности, так что приходилось практически читать по губам. – Говорят, у молодого Понтифика характер на редкость скверный. Просто ужас.
Гуй Мэй неопределенно хмыкнул, он почему-то представлял себе нового Понтифика как уменьшенную и чуть более несуразную копию Цянь Даолю. Разве можно иметь столь примечательного родителя и не быть подобным небожителю?
– Ерунда какая…
Старейшина Цин Луан доделывал свой доклад, расхваливая своего ставленника столь неприкрыто, что это казалось уже почти смешным.
– Слишком идеально, – тихо хмыкнул Се Мин. – Этот парень точно существует или Старейшина его придумал?
– По описанию прямо вылитый Хризантемка, тебе не кажется? – прошептал в ответ Гуй Мэй. Он был уверен, что Се Мин поддержит, и уж никак не ожидал, что тот посмотрит в ответ с сочувствием и жалостью.
– Так соскучился?
– Что?! Нет, вовсе нет!
Смутившись, Гуй Мэй отвернулся, а после и вовсе сделал шаг назад, словно внезапно весьма заинтересовался стенами зала. Справедливости ради стены и впрямь выглядели примечательно, являя собой прекрасный образец бело-золотого, в цветах Духовного Храма, переплетения колонн, вензелей, затейливых украшений и элементов, смысла в которых Гуй Мэй особо не видел, но которые наверняка понравились бы Юэ Гуану. Он любил всякое такое – дорогое и красивое.
“Похоже, и впрямь соскучился”, – хихикнул Призрак.
Гуй Мэй фыркнул и перевел взгляд выше. На высоте в несколько метров вдоль стен располагались изящные витые балкончики, выйти на которые, очевидно, можно было из внутренних комнат здания. И с одного из балкончиков как раз внимательно и жадно наблюдали две пары глаз. Гуй Мэй дернулся было, но тут же потерял интерес, узнав мелких внуков Тан Чена. Те же, поняв, что их убежище рассекречено, торопливо бросились врассыпную.
Самый мелкий добежал до края балкончика и резво перепрыгнул на соседний. Оглянулся и помахал рукой, словно красуясь. Пробежал по бортику балкона, демонстрируя недюжинную ловкость, перепрыгнул на следующий. Прошелся на руках и ослепительно улыбнулся Гуй Мэю, очевидно радуясь, что привлек внимание хоть кого-то из взрослых.
“Смотри, как я могу”, – прочел Гуй Мэй по губам.
Сопляк, явно выделываясь, сделал сальто назад, в прыжке перепрыгнул на последний балкончик, оттолкнулся от колонны и ухватился за веревку от гобелена, намереваясь запрыгнуть обратно. Но тут веревка не выдержала и оборвалась, долбанув мелкого о колонну и отшвырнув так резко, что он даже не успел ни за что ухватиться.
– Тан Хао, нет! – заорал второй сопляк.
– Третий навык, Рука призрачного пруда!
Призрачная рука взметнулась вверх, ловя падающего подростка. Подхватила и аккуратно поставила на пол, не забыв напоследок отвесить небольшой подзатыльник. Тан Хао скривился, но промолчал, понимая – за дело.
“Да ты прям герой”, – насмешливо прокомментировал Призрак. – “Спасаешь детишек. А завтра он вырастет, станет духовным мастером и самого тебя побьет”.
Гуй Мэй с сомнением посмотрел на спасенного. Под носом Тан Хао пузырилась большая кровавая сопля, а сам он между тем как ни в чем ни бывало разглядывал балкончик, с которого навернулся, словно размышляя, как покорить его в следующий раз.
– Тан Хао, что ты творишь?
Тан Чен даже не встал со своего места, все так же прокручивая меж пальцами виноградинку, но уже леденящей змеей метнулась, парализуя, его ужасающая аура. И Гуй Мэй сразу понял, почему всемогущий Цянь Даолю лишь одного Тан Чена признавал равным себе. Каждый в зале сейчас испытал это. Ужасающее в своей мощи чувство превосходства и кристально чистой, не замутненной ничем, яростной силы. Тан Хао переступил с ноги на ногу, фыркнул, сдувая со лба налипшие пепельные пряди, и, поклонившись деду, вышел.
– Ты…
Цянь Даолю, в противовес Тан Чену, вскочил на ноги, словно происходящее его весьма взволновало. Он хмурил и осторожно, почти незаметно, сжимал свои тонкие пальцы, словно пытаясь торопливо поймать в кулак нечто только ему видимое. Взгляд его, как ни странно, был обращен к самому Гуй Мэю.
– Это ведь ты… демонический мальчик из Тьен Син!
“Нас накажут?” – всполошился было дух, но Гуй Мэй поспешил успокоить.
“Да зачем бы?!”
Сколько бы лет ни прошло – Гуй Мэй точно знал, что делать. Опуститься на колено и отвесить глубокий искренний поклон. В конце концов, если бы не Цянь Даолю, он давным-давно был бы мертв, сгинул в безжизненном царстве демонов.
– Понтифик, для меня, как и прежде, служить вам – высшая честь!
– Не только! – Цянь Даолю сжал губы в острую ниточку и чуть прикрыл глаза, словно раздумывая. А когда распахнул – в них горела решимость. Вот только Гуй Мэй никак не мог понять, как все это относится к нему самому. – Ты ведь помнишь? У тебя передо мной долг жизни.
– Да, Понтифик!
Гуй Мэй не был идиотом и понимал, что сейчас Цянь Даолю чего-то от него захочет. Это было столь же очевидно, как и то, что сам Гуй Мэй, связанный долгом жизни, не сможет отказать, чего бы от него не потребовали. Даже если бы Понтифик потребовал вдруг саму его жизнь.
– Подойди! – Цянь Даолю смотрел ему в глаза, казалось, целую вечность, пытаясь разглядеть нечто, очевидное лишь ему. Неизвестно, нашел ли он искомое, но глубоко вздохнул и тихо, обреченно рассмеялся. – Как иронично. Мои предки испокон веков истребляли твоих, но сейчас у меня, кажется, нет другого выхода, кроме как довериться способности твоего рода соблюдать договор. Вы ведь никогда не нарушаете свои обязательства, верно?
Гуй Мэй кивнул.
– В уплату твоего долга жизни я обязую тебя стать хранителем моего единственного сына, Цянь Сюндзи. Храни и защищай его, пока я не вернусь.
– Понтифик, но я ведь…
– Да, я понимаю, это слишком большая честь, – немного устало перебил Цянь Даолю. – Но мне будет спокойнее, если рядом с Сюндзи будет кто-то, непосредственно заинтересованный в его благополучии, а не в собственной выгоде. Может показаться, что мое решение преждевременно. Но кто знает, может, для того судьба и свела нас с тобой тогда, чтобы сейчас ты мог быть полезен мне.
Глубоко поклонившись, Гуй Мэй отступил. Понтифик, казалось, тут же забыл о нем, продолжив обсуждать со Старейшинами последние вопросы. Для него этот эпизод был довольно незначителен, а вот Гуй Мэю, кажется, перевернул всю жизнь. Вот только осознать бы еще, куда все перевернулось.
Через три дня Понтифик с Тан Ченом отплыли.
Над кораблем летали жирные, наглые, непрестанно вопящие чайки с огромными желтыми клювами. Гуй Мэй провожал их взглядом и рассеянно думал о том, что была бы у него такая масса откормленных птиц – и, как минимум, десяток окрестных деревень не знали бы ни голода, ни нужды.
А вечером Сиан Ши устроил торжественный прощальный обед. Из Старейшин были лишь Цзян Джун и Цзян Лон. Оба быстро напились и, покачиваясь, вещали весь вечер, как силен Духовный Храм и когда уже, наконец, они покажут остальному континенту свою мощь. Сиан Ши загадочно улыбался в бороду. Он не говорил ничего прямо, но подталкивал Гуй Мэя в спину и кивал. А потом поднимал очередной бокал и туманно многословно вещал о борьбе, торжестве сильнейших и как же хорошо, что теперь кто-то сможет, наконец, донести до Понтифика необходимость перемен. И дружелюбно пихал Гуй Мэя в бок.
Возможно, Гуй Мэй и был бы с ними отчасти согласен. Он тоже был сторонником решительных мер и считал, что Духовному Храму пришло время меняться. Но даже в собственной душе пока не мог найти ответа, чего же хочет от этого назначения он сам. Как минимум – точно не хотел быть чьей бы то ни было марионеткой.
“Ишь, гордый какой”, – шипел дух. – “А чего ты добился сам, без них? Тебя просто грохнут и поминай как звали. Прояви такт”.
Гуй Мэй не хотел проявлять такт.
Не хотел, но покорно кивал Старейшинам, задавленный их жесткими внушительными аурами. Не хотел, но торопливо собирал вещи в дорогу и выслушивал все наставления, все больше ощущая себя бестолковым беспомощным школьником, а не состоявшимся духовным мастером. Не хотел, но сухо обнимал Се Мина, прощаясь. Тот говорил, что вскоре уйдет из Храма навсегда, а Гуй Мэй то ли не верил, то ли завидовал, что эта встреча последняя.
Гуй Мэй все еще не знал, чего хочет, когда его посадили в карету и повезли в столицу. Беспрекословно, как вещь, что внезапно понадобилась хозяину.
По пути встречные бродяги и нищие неуверенно славили Духовный Храм и нового Понтифика, а когда им задавали вопросы – дрожали и стремились скрыться. Крестьяне и рабочий люд, кажется, вовсе еще не определились. Смотрели из-под бровей, морщились, вздыхали и отвечали “поживем – увидим”.
– Стране нужен сильный Понтифик. Миру нужен новый курс, – змеем-искусителем повторял, казалось, каждый столб на дороге.
Гуй Мэй хмурился и думал.
Ему не было особо дела до курса страны, а мысли то и дело возвращались к тому, о чем думать в свете всех событий было и вовсе зазорно.
“Представляешь, если бы тем, вторым наставником Понтифика, оказался Хризантемка”?!
“Не тешь себя иллюзиями. Разве мало в Духовном Храме подходящих духовных мастеров?”
“Но он особенный! Хризантемка больше всех подходит. Он лучший”.
“Для тебя. Блондинчик лучший только для тебя”.
Сиан Ши благородно проводил Гуй Мэя до самых покоев нового Понтифика, похлопал напоследок по плечу и пожелал удачи. По тому, как он торопливо утирал пот со лба, можно было догадаться, что Сиан Ши совершенно не стремится поскорее повидаться с наследником Цянь Даолю, и одно это уже было достаточно явным красным флагом.
– Удачи! Ты был таким перспективным мальчиком! Кто же мог подумать, что ты так… – Сиан Ши выглядел по-настоящему растроганным, словно провожал в пасть льва любимого сына. – Помни, что мы говорили, и, если получится, объясни этому чертенку… – тут он, видимо, сообразил, что сказал лишнего, махнул рукой и торопливо ушел.
Гуй Мэй остался один перед дверями. Остановился и прислушался, там, судя по отзвукам, кто-то спорил.
“Ну это же явно голос Хризантемки”.
“Вероятность этого весьма мала. Но даже если так – твой и его Старейшины дали вам противоположные задания, как будешь выкручиваться?”
Вместо ответа Гуй Мэй толкнул дверь, входя. В соседней комнате определенно спорили. Голос одного был жеманный, манерный и противный, а вот второй заставил ускориться.
– Ты глу-упый. Чему такое ничтожество может меня научить?! Прова-аливай!
– Простите, Понтифик, но я должен…
– Иди ты на…
Договорить Понтифик не успел. Гуй Мэй распахнул дверь, прерывая на полуслове. Обвел взглядом открывшуюся картину. Цянь Сюндзи – и впрямь молодая копия Цянь Даолю, только лицо вместо внутреннего достоинства и благородства искажено презрением и высокомерием. Словно изящнейший дуб, проеденный до сквозящих щелей жуком-короедом. И Юэ Гуан – чуть повзрослевший, с парой новых морщин меж бровей, явно невыспавшийся, немного злой и настороженный.
– Здрасьте, я ваш новый этот… – нарочито грубо брякнул Гуй Мэй. Почесал небритую щеку, усмехнулся Юэ Гуану и деловито добавил Цянь Сюндзи в лицо. – Меня папа твой послал, проследить.
Цянь Сюндзи высокомерно скривился, не зная пока, как реагировать.