Девятый Вал. Часть 1. Завоеватель

И лицо ведь не спрячешь под маской, Всё распахнуто, всё наяву. Этот мир не похож на сказку, Но и в нём всё равно живут. И запретное в сердце стучится, И пьянит, и ломает, и губит. Ты молчишь, лишь смола сочится В уголках потемневших губ. (с) Пикник – "Декаданс"

25.08.299 от З.Э. Череп тянуло болью, словно Станнису снова было тринадцать лет, и Роберт от души приложил его турнирным мечом по шлему. Остаток того злосчастного дня Станнис провёл в постели под присмотром мейстера Крессена, и мутило его, в точности как сейчас. Голова раскалывалась, запах увядающих лилий преумножал дурноту, а во рту поселилась сухость, как в Дорнийской пустыне. Станнис тяжело приподнялся на постели, упираясь локтём в подушку, и поморщился от дневного света, проникающего сквозь приоткрытую занавесь балдахина. – О, ты проснулся? Только один человек из всех, что знал Станнис, мог веселиться безо всякой причины. – Говори тише, – он отвернулся от окна на другой бок. Ренли присел на кровать позади, облокотился на его плечо и, перегнувшись, попытался заглянуть в лицо. Слишком близко. От этой бесцеремонности остатки сна мигом рассеялись, и Станнис взметнулся, как ужаленный. Брат отпрянул. Голова немедленно отозвалась приступом тупой боли, и Станнис прикрыл глаза от света ладонью. Ренли, сжалившись, одёрнул тяжёлую штору, и в воздухе повисло облачко пыли. Тяжёлый бархат, видно, не стирали с прошлой зимы. Под сенью балдахина собрались сумерки. – Что ты здесь делаешь? – прохрипел Станнис, впившись пальцами в простыню. Он чувствовал себя лисицей, выкуренной из норы сворой гончих псов. – Заглянул пожелать тебе доброго утра, что же ещё? – "охотник" снисходительно улыбнулся. – Подай… ночной горшок. К горлу подкатила тошнота. Станнис перегнулся через край постели и едва успел выпустить струю желчи в подставленный кувшин. Когда он в последний раз напивался до такой степени? По юности? Утерев рот, Станнис сел прямо. Ренли выплеснул содержимое горшка в окно и вернулся, сочувственно тронул его за плечо; пальцы скользнули по дублёной коже. – Ну как, полегчало? – голос брата звучал сипло. – Сейчас принесу тебе воды. – С солью. – Всенепременно. Ренли наполнил глиняную чашу, и Станнис обратил внимание, что в опочивальне нет ни прислуги, ни оруженосцев. В соседних комнатах не слышно ни шагов, ни приглушённых разговоров. – Мы одни? – Да, не переживай. Я позаботился, чтобы нас никто не потревожил. "Не потревожил, не отвлёк… От чего?" Картины вчерашнего праздника представали в памяти неясными образами. Тошнотворное изобилие пищи, вытянутый в струну Монфорд, ощетинившаяся пиками стража. Станнис помнил, как рвался в ночь, за пределы крепостных стен, под лай собак, к острым верхушкам гвардейских сосен на горизонте… Но приставучий Ренли не пустил его даже за порог донжона. Впрочем, король нисколько не возражал против его внимания. Брат поднёс чашу, полную до краёв холодной воды, и Станнис осушил её, держа обеими руками. Ручеёк влаги прошёл мимо рта, запетлял в коротко стриженой бороде, щекотно пробежался по загорелой шее. Жажда ослабла, хоть и не исчезла, и язык ещё отравлял привкус рвоты. Хотелось пожевать листья мяты или пушистую кисточку свежей хвои, чтобы перебить послевкусие. А затем – уснуть, спать до полудня или даже дольше. Обычно Станнис придерживался строгого распорядка, но слишком уж гудит голова. Он искоса взглянул на Ренли. Брат одет в льняную рубашку простого покроя, а роскошью в его облике сверкает только пояс на бриджах, инкрустированный гранатами и жёлтыми топазами. Прошлой луной Станнис носил его на переговорах, когда принуждал Ренли сложить оружие и свернуть знамёна, а вчера надел к празднику. Глубокий багрянец и солнечная желтизна драгоценных камней, цвета Владыки Света, нисколько не подходили брату. – Снова таскаешь без спросу мои вещи, – Станнис не испытал ни малейшего удивления. – Не хотел покидать твои покои, пока ты не проснёшься. Сбегать от любовника до его пробуждения – дурной тон. Значит, не приснилось. Станниса снова замутило. "Нет, не может такого быть. Я не мог…" – Но, если хочешь, я могу раздеться, – Ренли потянул рубашку через голову. – Не нужно, – поспешно возразил Станнис. Он успел разглядеть полоску голого живота, и воспоминания прошедшей ночи воссияли в памяти. Пьянящие поцелуи, вкрадчивые ласки и упоительное блаженство, что стократ слаще и крепче мёда. Похоть, довлеющая над ними. Гибкое тело Ренли в его руках, чёрная взлохмаченная макушка между его ног. Рельеф выступающих косточек и крепких мышц, подчёркнутых игрой янтарного света и тени. Привлекательный, стройный, нагой. Соблазнительный и желанный. Станнис мог любоваться им вечность, – обнажённый Ренли притягивал взгляд не хуже Светозарного, вынутого из ножен. "Даже член у него красивый, ровный, потемневший от притока крови", – мысль до того странная и откровенная, что Станнис вздрогнул и смутился. Неужели он до сих пор не протрезвел? В его ладони мужской признак Ренли был крепким, гладким и упругим, и сжимать его оказалось так приятно. Вроде бы это почти то же самое, что держать свой собственный орган, да не совсем. Где-то внизу живота расползалось щекотное тепло, дразнящее возбуждение. Всего несколько часов назад он целовал Ренли, жадно дышал его запахом, пригвоздив к постели своей тяжестью. Ренли от макушки до пят принадлежал ему, и Станнис никого на всём белом свете не вожделел настолько сильно. До чего несправедливо короткой вышла эта ночь, и как обидно, что он запомнил её лишь урывками. Должно быть, Станнис безумен, раз его преследует эта жажда. Они же братья… Родная кровь. – Смотри-ка, не ты один проснулся, – Ренли недвусмысленно упёрся взглядом в его пах. – Надеюсь, ты сейчас думаешь обо мне? – Ренли! Это возмутительно! – Станнис торопливо прикрылся подвернувшейся под руку подушкой. Никогда прежде собственная нагота не приводила его в такое смятение. Разве что после свадьбы, когда гости устроили для Станниса и Селисы проводы, а на брачном ложе вся честная компания обнаружила пьяного вдрызг Роберта в обнимку с обесчещенной Деленой Флорент. Селиса подняла жуткий крик, кто-то из пьяных вусмерть гостей застыл на месте, бранился или смеялся, а Станниса трясло от гнева. Но сейчас всё иначе. Ни визга, ни смеха, только шуршание дождя по каменному карнизу. Нет гостей, носящих на гербах лисиц, львов, крабов и тому подобную нечисть. Только Станнис и Ренли, они вдвоём. Пробудившись с тяжким похмельем, Станнис жаждал уединения, но всё же он действительно порадовался тому, что брат не отвернулся от него после ночного помешательства. Как бы Станнис смотрел ему в глаза при встрече? А Ренли веселился вовсю: – Да будет тебе скромничать! Вчера ты так не думал. Что тебе неймётся? Можно подумать, я забрал твою невинность. – Вчера я был пьян, – Станнис раскалился от стыда и злости. – И желал меня сильнее, чем свою жену, – засмеялся Ренли. – Я-то полжизни думал, что у тебя проблемы, знаешь, по части мужского желания. – В смысле? – В смысле, член не стоит. – Ренли! – Да брось! Говорю же, я признаю ошибку. Стоит крепче, чем наш донжон. – Перестань, – Станнис зарычал от бессилия. – Ты только и делаешь, что высмеиваешь меня. Мне опостылело твоё скотское поведение. Убирайся прочь, видеть тебя не желаю! Ренли не шелохнулся, только на мгновение прикрыл глаза. Стерев ухмылку с лица, он заговорил со всей серьёзностью, на какую только способен: – Ладно, Станнис. Ладно. Я множество раз был несправедлив к тебе, признаю. И теперь ты ищешь подвох в каждом моём слове. Но я не смеюсь над тобой, Станнис. Не сейчас. Мягкий, словно крадущийся, баритон звучал вполне искренне, но Станнис не мог избавиться от подозрений. – Как я могу доверять тебе? Два дня назад ты сказал, что тебе не стоило целовать меня. Вчера ты меня соблазнил. Он смутно помнил, как Ренли помог ему раздеться. Станнис удержал брата за локти, и Ренли замер в его руках, такой податливый и безбожно красивый, что он не смог устоять. Неужели это не более чем очередная игра? Извращённая забава насмешника и повесы? Или всё-таки нечто большее? Но разве Ренли умеет быть серьёзным? В детстве он притворялся колдуном, разыскивающим потерянные души среди морских волн и обломков разбитых кораблей. Он выходил на просоленный берег с фонарём в руке, закутавшись в отцовскую мантию, и бродил в клочьях тумана, а Станнис боялся потерять его самого. Повзрослевший Ренли, не утративший власти над его сердцем, сидел напротив: – Я действительно сказал так. Ты хотел услышать эти слова, чтобы успокоить совесть. Произнести их нетрудно, а я не всегда говорю то, что думаю. Тебе ведь сложно смириться с желанием, да? Я надеялся, тебе полегчает, только и всего, – он наклонился вперёд, заглядывая в глаза Станниса. – Но я мог бы стать близким для тебя. Если ты только позволишь. Ренли потянулся, накрыл его руку своей, как сделал это ночью, в беспросветном мраке под балдахином. Станнис шевельнул кистью под его тёплыми пальцами. Простое прикосновение, но заключает в себе столь многое: хрупкий мостик привязанности, безмолвное обещание поддержки. Что в понимании Ренли означает слово "близкий"? У Станниса нашлось бы не так уж много доверенных людей. Контрабандист с Блошиного Конца стоял в числе первых из них. Джон Аррен приходился ему другом в некоторой степени, но он, как и многие другие, предпочитал своего ненаглядного Роберта, даже назвал единственного сына в его честь. Мейстер Крессен некогда подавал добрые советы, но в последние годы одряхлел и ослаб умом. А ведь он, помнится, призывал Станниса к примирению с младшим братом. Что же, выходит, старик оказался прав? Им стоит держаться друг друга? Но Крессен уж точно не имел в виду плотскую близость. Ренли, не дождавшись ответа, снова расфыркался, как жеребец в стойле. Головная боль вспыхнула с новой силой, и Станнис вырвал руку. – Что смешного? – На тебе мой след. Вот здесь, – Ренли ткнул пальцем, и Станнис прижал ладонь к шее. За вкрадчивым тоном брата он почти позабыл то безумство, на которое его толкнуло вино, а ещё – что толку скрывать? – похоть. Свидетельство совершённого греха он наблюдал воочию: на коже самого Ренли также темнели багровые кровоподтёки. На шее, у ключиц и на груди – отметины, каких Станнис никогда не дарил Селисе. Некстати вспомнилось, как Ренли, – о боги, – проглотил его семя. Его младший брат… – Ренли, это вовсе не смешно, – в лёгком ужасе произнёс Станнис. – Это грешно. – Какой же ты зануда, – ласково протянул Ренли. – Ты же не септон, чтобы брюзжать о грехах? Ты даже не веруешь. Если хочешь, я скажу так: Таргариены спали друг с другом сотни лет, – и никто не возражал. – Мы не Таргариены. – В наших жилах течёт их кровь в том числе. А Ланнистеры… – Не говори мне о Ланнистерах! Их гнусное семя бесправно занимает мой Железный Трон и топит страну в крови почём зря, – вспылил Станнис. Ренли умолк. В отличие от многих, он не боялся королевского гнева, – всего лишь менял тактику и снова шёл в атаку. Прежде чем он успел открыть рот, Станнис поспешил заявить на опережение: – Я должен поговорить с твоим мейстером. – Дурно себя чувствуешь? Это похмелье, скоро пройдёт. – Ренли, я впервые напился, когда ты пешком под стол ходил. Я знаю, что такое похмелье, – возмутился Станнис. – Тогда зачем? Король угрюмо отвернулся и уставился в окно. День выдался мокрым и серым, по внутренним дворам замка расползлась слякоть. Станнис не боялся сырости, но его самочувствие и впрямь оставляло желать лучшего. Он даже не отказался бы провести целый день в праздности, если бы они имели больше времени в запасе. Впрочем, надо полагать, и знаменосцы мучаются тем же образом, а значит, толку от них будет немного. – Потому что ты возжелал мужчину?.. – сообразил Ренли. Он подсел ближе, снова схватил Станниса за руку и пропихнул свои пальцы в его ладонь. – Золотой мой, это не лечится. Поверь мне, я пытался. Даже по дурости спросил мейстера Пицеля. А старый осёл в тот же день выложил новость Серсее. К вечеру всем придворным стало известно о моих порочных наклонностях. Леди Танда так испугалась, что перестала звать меня на обеды с тупицей Лоллис. Юрн, конечно, не такой дурак, как Пицель, но и он тебе не поможет. Ты же и сам это понимаешь, правда? Станнис задумчиво поскрипел зубами. Значит, это состояние – необратимое? И у него нет власти над собственным телом и желаниями? Ренли болен с пятнадцати лет, а то и раньше, и влечение к мужчинам доставляло ему массу неудобств. Взять хотя бы тот факт, что он так и не сорвал золотую розу Тиреллов, которую ему подали на блюдечке, а ведь даже королю-самозванцу необходим наследник. – В содомии нет ничего плохого, – доводы Ренли змеями вплетались в сомнения Станниса. – И бастарда я тебе не принесу. Твоя честь никоим образом не пострадает. – Если кто-нибудь узнает… – Мы будем предельно осторожны, – Ренли притянул его кисть к губам и жарко поцеловал костяшки. – Ты и осторожность – несовместимые понятия. Ренли, нет, – Станнис сделал над собой усилие и забрал руку, но на этот раз не вырывался, как оглашенный. – Мы должны прекратить это. Немедленно. – Почему ты так упорно отказываешь себе в удовольствиях? И, правда, почему? Станнис с малых лет старался поступать по справедливости и следовать долгу – на войне и на брачном ложе. Он был честен, трудолюбив, порядочен, усерден, исправно соблюдал данные обеты. Он избегал блуда, считая похоть грязью, которой подвластны лишь ущербные люди. Он почти презирал Роберта за пьянство и распутство. А Ренли, этот взбалмошный мальчишка, играючи раскидал по камешку те устои, которым подчинялась его жизнь. Как ему это втолковать? – Тебе же понравилось то, что случилось ночью? "Понравилось", – вынужденно признал Станнис, но вместо ответа потянулся вперёд и постучал костяшками по лбу брата. Тот смешно зажмурился: – Эй! Что ты делаешь? – Странно. Когда стучишь по пустому шлему, раздаётся звонкий звук. Ренли рассмеялся. Если позволить ему связи с другими мужчинами, он оставит Станниса в покое. Без взаимодействия искушение ослабнет и утихнет, – иначе и быть не может. Только вот Станнис по-прежнему не желал видеть Ренли в чужих объятиях. Ревность взыграла в нём с новой силой, стоило ему познать, насколько это восхитительно – ласкать его и принимать ласку в ответ. Целовать улыбчивые губы, скользить ладонями по телу, разводить чужие бёдра… И до чего порочный вид у Ренли при этом! Нет, так нельзя. Непоседливый братец потянул подушку за край, пытаясь обнажить мужское достоинство короля. До чего же он настойчив… Неужели Ренли и правда томится по нему? Или просто желает мужчину – неважно, которого? Станнис на миг вообразил желанные губы, обхватившие его член. И отчётливо вспомнил, как держал задыхающегося Ренли за загривок, заставляя взять глубже. Какой стыд. Ренли, конечно, – тот ещё лиходей, но он не заслужил грубости. "Он твой младший брат, чудовище", – с этой мыслью Станнис решительно отстранил его руку от себя. – Станнис, но почему? Я не насытился тобой, – Ренли хлопнул себя по колену. – Я кончил слишком быстро! – Это твои проблемы. Я начинаю ощущать себя дочкой служанки в придорожном постоялом дворе, которой межевой рыцарь обещает свою победу на королевском турнире и золотые копи утёса Кастерли, – прищурился Станнис. – Я не столь наивен, как тебе кажется. Довольно, Ренли. Сколько ещё ты намерен чудить? "Упрямый, как ишак, – Ренли благоразумно оставил мнение при себе. – Но мы хотя бы можем поговорить об этом. Вчера ты и слышать не хотел о плотских удовольствиях в моей постели. Лёд тронулся". Станнис сидел перед ним нагишом, забившись в угол просторной кровати и прикрыв пах маленькой шёлковой подушкой с бахромой по краю. Будто намеренно искушал Ренли, склонял к греху. Как в таком случае не вести себя возмутительно? Помыслы десницы носили исключительно неприличный характер. Вчерашние впечатления не обманули: брат жилист и худощав не в меру. Как там сказал Крессен? Нарушение от недоедания? Но баратеоновская натура всё равно рвалась наружу: крутой разворот плеч, горделивая осанка, длинные руки и ноги. Такого бойца нелегко сбить с ног, а стоять он будет насмерть. Особенное внимание Ренли притягивала загорелая кожа: на ощупь она твёрдая, как дерево, нагретое на солнце и отполированное до гладкости. Его так и тянуло дотронуться до Станниса, ощутить, как перекатываются под этой упругой кожей крепкие мышцы. Под чужими прикосновениями брата неизменно сковывало напряжение, даже когда он находился в состоянии подпития, и этот накал приводил Ренли в лёгкий восторг. Это так захватывающе: гладить, разминать и осыпать этого сурового человека поцелуями, пока он не размякнет, как чёрствый кусок хлеба в наваристой похлёбке. – Куда ты смотришь? Ренли нехотя поднял глаза выше. Открытый тяжёлый лоб, глаза цвета грозы над морем, впалые щёки под иссиня-чёрной щетиной, упрямый подбородок. Не столь красив, как Ренли с его прямыми, точёными чертами, но по-своему привлекателен. Бледные губы плотно сжаты, – они созданы для требовательных команд и резких приказов. И, как ни удивительно, для поцелуев. Станнис на вкус как крепкое вино, что обжигает поначалу, но богато раскрывается множеством вкусовых оттенков впоследствии. – Могу я хотя бы поцеловать тебя? Пауза длиной в удар сердца. – Нет. – Нет? Станнис поколебался, прежде чем ответить, но даже это короткое сомнение ставило под удар его тщательно выстроенную стратегию защиты. Может, он и кажется неприступным, но только с виду. Они преступили границы родства, и перед ними открылся широкий простор для действий иного порядка. Станнис упрямо помотал головой, и Ренли оставил попытки. Нужно сбавить темп. Считается ли происходящее между ними изменой Лорасу? Ренли даже не мог сказать, по-прежнему ли возлюбленный ждёт встречи с ним. Они начисто лишены возможности для связи, и нет уверенности, что хотя бы один из них уцелеет в предстоящем кровопролитии. С одной стороны, Ренли часто думал о Лорасе, вспоминал их взгляды, прикосновения, разговоры, и пытался представить дальнейшее развитие событий. А с другой, он почти не находил времени по-настоящему скучать по нему, и вдобавок, увлёкся королём сильнее, чем следовало. Ренли надеялся, прошедшая ночь удовлетворит его любопытство, но пылкость Станниса оставила больше вопросов, чем ответов. То, что произошло между ними, никак нельзя списать на вино: Ренли намеренно споил Станниса, чтобы выпустить на свободу его страсть, а затем охотно принял её проявления. Наверное, отдался бы, пожелай только король овладеть им. А вот это уже действительно измена, но никакого раскаяния Ренли почему-то не испытывал. Роберт, к примеру, тоже не отличался верностью Серсее. Да ведь ничего толком и не случилось! Ренли и Станнис немножко потискались друг с другом, что с того? И всё-таки рябь сомнений затронула его притворное спокойствие. "Кто мы теперь друг другу? Всё ещё братья? Бывшие враги? Любовники?" Ренли поднялся с кровати. До пробуждения брата он освоил ванную комнату и немногочисленные сундуки с одеждой, а вот с утренней трапезой пришлось повременить. Как он и подозревал, Станнис пользовался, по большей части, простыми нарядами изо льна, шерсти или кожи. Ренли всегда придерживался мнения, что король должен выглядеть соответствующе, иначе говоря – роскошно, но такой уж Станнис человек, ничего с этим не сделаешь. Досада берёт: его величество смотрелся бы весьма достойно, если добавить лоска. "А Станнис, и правда, обладает некоторым обаянием, – Ренли вспоминал, как стягивал с загорелых плеч рубашку простого покроя. – И необуздан, как штормовое море. Как ему удалось скрывать эти черты на протяжении стольких лет?" В ванной комнате он умылся, прополоскал рот и вычистил зубы куском льняной материи, с порошком из шалфея и соли. Сбрив проступившую за ночь щетину, он кое-как привёл в порядок причёску, хотя ему просто-таки необходимо вымыть голову. Зато стирать с кожи ощущение рук Станниса он не спешил, как этого хотелось в случае с Монфордом. Проснувшись первым, он имел редкую возможность изучить спящего короля. Рискуя нарушить его сон, Ренли привязал штору к столбику навеса, чтобы впустить свет под сень балдахина. Открывшееся глазам зрелище тронуло сердце: Станнис показался ему таким уязвимым. Он сжимал в кулаке покрывало из горностая и в кои-то веки имел умиротворённый вид. Ни привычной хмурости, ни скрежета зубов, – только тёмные ресницы подрагивают, а с губ срывается тихое дыхание. "Что тебе снится, братец?" – Как насчёт завтрака, ваша милость? – Я не голоден. Нам давно пора приступить к делам, но сперва мне нужно одеться. Выйди вон и разыщи для меня Брайена. Ренли подчинился, не сдержав ухмылки. Он извлёк сапоги из сундука, в который спрятал их ночью на случай, если стража всё-таки пропустит пронырливых служанок. Обувшись, он вышел в переднюю, выглянул в коридор и отправил одного из гвардейцев на поиски оруженосцев. Обычно мальчишки занимали каморку в покоях своих господ, но этой ночью им попросту не позволили войти. – Какие у нас планы на сегодня? – Ренли вернулся в спальную комнату короля. Утренние сборы не отнимали у Станниса много времени. Он ополоснул лицо и почистил зубы; натянул брюки, рубашку и пепельно-серую тунику; обулся в домашние туфли и уже перечитывал одно из писем, лежащих на столе. Ренли не сдержал улыбки: в душе его брат – вылитый солдат, лучший из всех. Когда Станнис не смотрел на него, Ренли мог позволить себе толику нежности по отношению к нему. – Позволишь? – желая проявить полузабытую братскую привязанность, он набросил на плечи короля накидку, закрепил её застёжкой у плеча, поправил ткань. Станнис искоса взглянул на него. – На палубу "Ярости" сегодня должны доставить скорпионы, катапульты и бочки со смолой. Нужно проверить грузоподъёмность, с учётом рыцарей, которые будут на борту. Лишний вес повредит скорости и манёвренности. Похоже, охота на вепря отменяется. Пока Станнис спал, Ренли успел придумать бесчисленное множество шуток над хмельной выдумкой брата, начиная с забавного желания совершить подвиг в его честь. Но из памяти не шла обида, застывшая в синих глазах: "Ты только и делаешь, что высмеиваешь меня". Станнис прав, Ренли слишком привык измываться над каменным выражением его лица, будто бы брат подцепил серую хворь от дочери. С близкими так не поступают, а Станниса и без того легко уязвить. За крепким панцирем скрывается ранимая натура, – Ренли всегда знал об этом, но прежде не было нужды задуматься. Даже наоборот, он нарочно изводил Станниса в отместку за пренебрежение и старые обиды. Не пора ли завязать с дурной привычкой? "Станнис действительно хотел произвести на меня впечатление", – польщённый, сознавал Ренли. Щёки согрел румянец. Оставив юмор, он предложил: – Погода не балует, братец, всё небо затянуло тучами. Может, оставим прогулки до завтра? Король неопределённо пожал плечами, и Ренли понял, что уговаривать его долго не придётся. Постучав о дверной косяк, в комнату заглянул Брайен. – Привет, – Ренли одарил мальчугана дружелюбной улыбкой. – Принеси нам что-нибудь перекусить, – после праздника наверняка что-нибудь осталось. Я предпочёл бы каплуна в масле, но сойдёт и пирог с телятиной. Станнис? – Я же сказал, что не голоден. – Как твой десница, я не могу допустить, чтобы ты себя уморил. Ты даже на пиру довольствовался одной бараньей отбивной, куда это годится? Мне больно смотреть на вяленое мясо и сухари, которыми ты постоянно питаешься. Ступай, Брайен. – Слушаюсь, милорд. Леди Бриенна искала вас. – Передай леди Бриенне, что его величество требует моего внимания. Я повидаюсь с ней позже. Мальчик ушёл, а Станнис поморщился, как от зубной боли. – Ренли, этот пир… – Что? – Это непотребство в чистом виде. – Прошу прощения? – Ты расточителен и беспечен. Переводишь множество продуктов зазря. В военное время, накануне зимовки. Приём пищи не требует подобных изысков. – Но это не простая трапеза, это же праздник. Разве тебе не понравилось? Ренли растерялся. Его гостям никогда не приходилось жаловаться на скупость хозяина, а Станнис ни разу не навестил Штормовой Предел с тех пор, как Ренли стал его лордом. Он надеялся сделать старшему брату приятное, – едва ли тот мог позволить себе подобную роскошь на Драконьем Камне. Ренли хотел продемонстрировать добрые намерения в отношении нового короля. Разве он не заслуживает хоть крупицы благодарности вместо упрёков? – Нет, – сухо отрезал Станнис, и в носу защипало от обиды. – Мне дурно от такого обилия запахов, не говоря уже о нескромном количестве блюд. Едва ли твои гости справились хотя бы с половиной. Этот праздник – дань урожаю в преддверии зимы. Он посвящён плодородию и благополучию, а ты демонстрируешь пустое хвастовство, не зная меры. – Септон отдаст объедки беднякам, – бессильно пробормотал Ренли, слишком обескураженный, чтобы дать весомый отпор. В чём он провинился на этот раз? Возможно ли вообще угодить Станнису? К завтраку братья приступили в молчании. Оруженосцы в сопровождении служанок принесли тёплые пироги со свининой и печёными яблоками, заварные пирожные и холодный компот, но аппетит Ренли канул в небытие, а у Станниса его не нашлось вовсе. – Почему ты не ешь? – нарушил тишину король. – Если попросил еды, изволь съесть её. – В детстве я ждал, что ты навестишь меня, – проговорил Ренли, не отрывая глаз от слоёного теста вперемешку с мясом, которое он превратил вилкой в подобие каши. – Я писал тебе письма с приглашением. На Драконий Камень разве не прилетали вороны? – Я? – удивился брат. – Прийти гостем в те края, которые по старшинству должны были достаться мне? Я получил два письма от твоего мейстера, но не отыскал в себе желания приехать. – Но я говорю не о Штормовом Пределе, Станнис. Я говорю о себе. Мне тебя не хватало. – После того, как ты увёл мой замок? "Да ты издеваешься". – Это неправда! – Ренли бросил кусок пирога обратно в миску. – Мне было семь лет, Станнис! Всего семь! Неужели ты всерьёз полагаешь, будто я просил Роберта подарить мне фамильный замок? Сделать меня лордом? И у него не нашлось других причин? Станнис неловко двинул плечом, едва не столкнув локтём со стола деревянную кружку: – Откуда мне знать, о чём ты его просил или не просил? Ты мог бы и воспротивиться! Отказаться – вот что тебе следовало сделать. Я не напрашивался на Драконий Камень, но достался он почему-то мне. Я триста сорок два дня держал Штормовой Предел под осадой именем Роберта, я построил флот по его приказу, чтобы захватить последний оплот Таргариенов, и как же Роберт меня отблагодарил? Сделал меня лордом Драконьего Камня, а замок Баратеонов отошёл тебе. Третьему сыну, – процедил он. – Одного не могу понять: за какие заслуги ты получил подобный дар? Скажи. – Седьмое пекло! – Ренли вскочил на ноги, и Деван, прислуживающий ему за столом, отшатнулся прочь. – Откуда я знаю?! Это воля Роберта. Роберта, а не моя! – Только не лги мне, что не испытал радости, когда тебя назвали лордом Ренли, – Станнис исподлобья уставился на него. – Подумать только, лорд-протектор Штормовых земель, который едва вырос из пелёнок. Я отчётливо помню: на церемонии воздания почестей в тронном зале Красного замка ты скакал от счастья, и сиру Кортни пришлось держать тебя за шкирку. – А ты бы не обрадовался? А теперь попробуй вообразить себе мою радость, когда ты и Роберт просто-напросто испарились из моей жизни, – едко заметил Ренли. – Родители на дне морском, а родные братья просто разъехались в разные стороны – и забыли обо мне напрочь! Роберт и так-то не сильно беспокоился о нас, когда мы помирали с голоду, а ты… Вас со мной связали такие трогательные семейные узы, что слёзы на глаза наворачиваются. – Роберт развязал изнурительную войну и взошёл на престол, сместив безумца. Кругом хаос и беспредел. Чтобы править страной, недостаточно просто нацепить на себя сияющую корону. Думаешь, Роберт мог найти время, чтобы играть с тобой в кошки-мышки или в "покрути меч"? – Как будто Роберт в самом деле когда-то правил! Мы оба знаем, что всеми делами заведовал Джон Аррен, – не без твоей помощи, нужно отдать тебе должное. Но знаешь, Роберт хотя бы изредка навещал Штормовой Предел, в отличие от тебя. – Не принимай его визиты на свой счёт, – заявил Станнис. – Роберт гостил где угодно, порочил чужих жён и угощался задарма. Ренли одарил его обиженным взглядом. – Плевать. Я не видел тебя на протяжении пяти… нет, семи лет со дня твоей свадьбы, – поначалу он даже не узнал Станниса: после разлуки брат предстал перед ним со значительно поредевшими волосами, а хмурая мина намертво врезалась в черты его лица. – Единственное, что я получил за годы твоего молчания, – это незаконнорожденный младенец на руках кормилицы. Хочешь знать, что я подумал тогда? Что ты вышвырнул Эдрика из своей жизни тем же образом, что и меня. Так какое у тебя найдётся оправдание? – Мне не за что отчитываться перед тобой, – Станнис согнул в кулаке оловянную вилку и не заметил этого. – Я служил королю, как преданный младший брат. Я искоренял его врагов, занимался кораблестроением и подавал советы в мирное время. Другое дело, что Роберт не желал их слу… – Вот именно! – перебил его Ренли. – У вас своих дел по горло, а я остался здесь в полном одиночестве! – Это не так. Что за глупости? Ты не был один. В твоём распоряжении имелись мейстеры, кастеляны и мастера над оружием. Штормовой Предел и все земли вокруг, насколько хватает глаз. Очевидно, тебе только няньки не хватило, иначе ты бы не вырос таким избалованным мальчишкой! – У меня не было семьи! – рявкнул Ренли, сбросив тарелку со стола. Повисла тишина, вязкая, как сироп. Казалось, если мимо пролетит мошка, то увязнет намертво в загустевшем воздухе. Растерзанный пирог оказался на примятом тростнике, вперемешку с осколками глины. На скулах Станниса заиграли желваки, когда он медленно поднялся с места. Брайен невольно попятился с кувшином в руках, и Ренли тоже едва не сделал шаг назад. Брат не отрывал взгляда от блюда на полу, и Ренли только сейчас посетило ясное осознание, почему Станнис не оценил роскошного застолья в свою честь. Если задуматься, он лишь изредка удостаивал присутствием изобильные пиры Роберта, ел ничтожно мало и быстро ретировался. Даже будучи королём, Станнис предпочитает варёные яйца и чёрный хлеб жареным куропаткам и медовым коврижкам с черникой. Ренли мог и раньше догадаться, если бы дал себе труд присмотреться к его привычкам. – Станнис, я… – слова застревали в глотке. – Пошёл прочь, – глухо сказал Станнис. Не глядя на Ренли, словно его и не было здесь, он преклонил колено, чтобы собрать остатки пищи среди острых осколков. "Он же не собирается это съесть? – с оттенком брезгливости предположил Ренли. – Или мне придётся?" Он смутно помнил вываренные кожаные ремни, похлёбки из крыс и хлеб, в составе которого имелся кукурузный жмых, сосновая кора из богорощи и семена дикорастущих трав. Во время блокады Тиреллов и Редвинов он обессилел от голода, превратившись в тень себя прежнего. В тот страшный год Ренли ощущал проблески радости и надежды, только когда брат тайком подкармливал его кусочком вяленого мяса или голубиным яйцом, найденным среди стропил на конюшне. "А ты, Станнис? Разве ты не голоден?" "Нет. Ешь". Гораздо отчётливее Ренли запомнил выступающие рёбра Станниса, которые совсем недавно гладил и осыпал поцелуями. Если бы только не эта страсть, случайно вспыхнувшая между ними, он бы, наверное, подчинился королевскому приказу и оставил его. Но эта ночь связала их, наделила общим секретом, окружила их беседы, взгляды и прикосновения ореолом тайны. И, как ни странно, Ренли заново ощутил родство: сочетаясь в поцелуе со Станнисом, он никак не мог позабыть о том, что они приходятся друг другу родными братьями. Как о таком вообще забудешь? Он знал эти глаза, эти руки с самого раннего детства. Порочные фантазии порождали ворох чувств: трепетное волнение, яркое смущение, ликующий восторг. Вместо того, чтобы отступить, Ренли взял со стола опустевшую тарелку брата, тщательно вычищенную ломтиком хлеба, молча опустился на корточки и помог ему собрать разваливающиеся куски пирога. "Прости меня". – Отнеси на псарню и отдай собакам, – закончив, Станнис выдернул миску из рук Ренли и протянул Брайену. Оруженосец поспешил скрыться с глаз. Брат отступил к окну, заложив руки за спину. Замер, несгибаемый и непроницаемый, как скала. – Так ты действительно скучал по мне? Ренли вытер руки полотенцем. – Правда, Станнис, – ломким голосом ответил он. – Сильнее, чем по Роберту. Роберт в моих глазах всегда был героем, но ты… Ты находился рядом, сколько я себя помню. Ты научил меня натягивать тетиву, впервые усадил на пони. Ты поднялся со мной на крепостную стену, чтобы рассказать о родителях. Ты защищал меня во время той войны. Ты, а не Роберт. Это значило намного больше, чем все ваши победы вместе взятые. Ты всегда был рядом, а после просто… просто исчез. Ни весточки, ничего. Что я должен быть думать? Станнис не шевельнулся, глядя во двор. Что он там видит – солдат за тренировкой или заморенный голодом гарнизон? Призраков, скитающихся под крепостными стенами? Оружейник Донал Нойе получил тяжёлое ранение во время стычки с солдатами Тиреллов, и мейстер Крессен отнял ему руку до плеча. Гавен Уайлд и три его товарища погибли в темнице за предательство. Кузина Ренли из дома Эстермонтов разом потеряла мужа и отца, а когда война кончилась, Роберт развлекался с ней, как ни в чём не бывало, невзирая на наличие юной супруги. Ренли сделал несколько шагов, остановился за плечом Станниса. За внушительным обликом короля неясно проступал образ молодого рыцаря, которым он был пятнадцать лет назад. Ренли как наяву вспомнил лорда Роберта, вернувшегося в родной край, когда Нед Старк прорвал кольцо блокады. Мейс Тирелл отступил, Пакстер Редвин спустил винно-красные штандарты острова Арбор. Станнис и маленький Ренли, слабый до того, что едва держался на ногах, встречали главу дома в нижнем дворе, но Роберт первым делом, с широченной улыбкой, устремился к своему молчаливому другу. Станнис так и остался стоять в стороне, в тени, слушая похвальбы в адрес святого Неда. "Но ведь это Станнис отстоял замок. Он мог сдать его сотню раз, и тогда Штормовые лорды могли склониться перед Безумным Королём. Роберт лишился бы родного дома, вотчины Баратеонов, а мы со Станнисом стали бы ценными заложниками. Сдался бы Роберт, зная, что Эйерис Таргариен спалит нас заживо? Думал ли о нас, когда мы погибали от голода?" В свои семь-восемь лет Ренли был слишком мал, чтобы в полной мере сознавать подвиг Станниса, а после – слишком подавлен его отсутствием. Заслуги среднего брата укрылись пылью под налётом лет, ведь он не хвалился ими во всеуслышание, как делал это Роберт. И только высказав вслух свою обиду, впервые за долгое время, Ренли мог разделить несправедливость, которой подвергся Станнис. Прежде, получив титул лорда Штормового Предела, он не так уж злился на Роберта, но, перебирая в уме значимые события их общего прошлого, ощутил смазанное негодование. – Знаешь, я всегда восхищался Робертом, – тихо признался Ренли. – Я гордился его доблестью и громкими победами. Он осмелился положить ладонь на плечо брата, и мышцы под его прикосновением обратились в камень. Сердце замерло в груди, будто Ренли дотронулся до дикого оленя, – того и гляди, сорвётся с места, ускачет в лес. Он ждал, что Станнис сбросит его руку, но тот не шевельнулся, и Ренли продолжил: – Может, Роберт и впрямь великий воин, но я начал думать, что выбрал не того брата в качестве примера для подражания. "Только не отталкивай меня снова, прошу. Сколько можно изводить друг друга?" Напряжение слабело постепенно. Первый шаг всегда самый трудный. Король не нашёлся с ответом, – только коротко, отрывисто кивнул. Сжав его плечо, Ренли вернулся за стол, чтобы доесть пирожные, запивая холодным компотом. Сладкий крем таял на языке, компот из осенних груш делал его приторным, но Ренли почти не различал вкуса. Горло саднило после вчерашнего, – Станнис слишком крепко надавил ему на затылок, вынудив принять глубже. С непривычки, наверное. Брат груб, но вовсе не жесток. "Он, в самом деле, совершенно неопытен. Занятно. Я мог бы многому его научить". В другое время Ренли позабавился бы невинности Станниса, но ссора порядком истрепала душу. Они три или четыре года совместно заседали в Малом Совете, но впервые заговорили о взаимных разочарованиях лишь сегодня. Неужели близость ради потехи потянула за собой откровенность? Или что? Станнис молчал, наклонив голову, и тишина надолго повисла между ними. Когда он заговорил, холодная сталь ушла из его голоса: – Ты не прибавил ни дюйма в росте в течение года осады, Ренли. Кого, кроме как не Станниса, заботят такие мелочи? Он воспринимал вред, нанесённый младшему брату, как личное оскорбление. В отличие от того же Роберта. Ренли закусил губу, пряча слабую улыбку. Приятно сознавать, что хоть кому-то он мог всецело довериться. – Я хотел сказать тебе, мотовство – это пагубная привычка, – твёрже, словно нащупав опору, произнёс Станнис. – Дурной пример Роберта не дал тебе пищи для размышлений? Роберт прекрасно себя чувствовал, имея за пазухой долги общей сложностью в шесть миллионов золотых драконов. В процветании он успел промотать куда более значительную сумму, чем Станнис, собиравший в Мире и Лиссе наёмников для праведной войны. Но Роберт – это Роберт, и он уже мёртв, а Станнис – человек совсем иного порядка. Ренли пожал плечами и вопросительно взглянул на короля. – Я давно собирался поговорить с тобой об этом. Но для начала я должен изучить отчётные книги Штормового Предела, начиная с 284-го года от Завоевания Эйегона, – решил Станнис. – Я обратил внимание, ты нечасто суёшь туда нос. То был год, когда Роберт королевским указом возвёл их обоих в лорды, и пути младших Баратеонов надолго разошлись. Пользуясь тем, что Станнис отвернулся, Ренли скривился, однако, сейчас не время для споров. Лучше бы они позавтракали и отправились смотреть на корабли. Беспросветная морось снаружи показалась Ренли более привлекательным вариантом, чем целый день подсчёта доходов и расходов. Зато этот день они проведут вдвоём. К примеру, в уютной гостиной перед камином. Таких мирных дней у них осталось наперечёт, а все предыдущие занимала военная подготовка. Они едва сблизились, несмотря на изрядное количество времени, потраченное на обсуждение стратегии Станниса. Даже если им суждено погибнуть, Ренли не хотелось расходиться врагами. Кроме брата и племянников, у него и родных-то не осталось. Эстермонты не в счёт. "Мы могли бы узнать друг друга, потратить время с толком. Наверное, это следовало сделать давным-давно". Отголоски недавней ссоры ещё звенели у Ренли в ушах. Перепалки давались ему нелегко: он предпочитал ладить с окружающими, решать разногласия миром. Его уверенность и смелость проистекали из всеобщего признания. В конце концов, Ренли слишком много усилий приложил для создания доверительных отношений с королём, чтобы позволить этой попытке пойти прахом из-за старых обид. Неужели Станнис видит в нём лишь воришку, который бесчестно отобрал у него родной дом? – Традиционно наследник учится управлению наделом у отца, или же у матери в его отсутствие, – задумчиво изрёк брат. – Поскольку их нет в живых, и Роберта тоже, я возьму ответственность на себя. "Пока бестолковый наследник не разорил фамильный замок к снарковой бабушке, – добавил про себя Ренли. – Справедливо. Но всё-таки ты видишь во мне преемника, да?" Роберт никогда не стал бы тратить время на обучение младшего брата. Он и Джоффри-то немногому научил, считая его родным сыном. – Деван, попроси у сира Кортни его отчёты, – Ренли отставил кружку в сторону. – И, Станнис. – Что? – Можно я сперва приму ванну? Это вопрос жизни и смерти, клянусь тебе. Брат закатил глаза, окончательно растеряв грозный вид: – Валяй.