Женская доля

      — Ты готов? — спросила Петра, смотря в его глаза.       Солнце освещало кабинет капитана, извещая о наступлении дня пятьдесят седьмой экспедиции.       — Я готов, — Леви проверил ремни.       Подойдя ближе, Петра обвила его шею руками. На душе было волнительно, но не больше, чем обычно перед поднятием ворот.       — Выполняй мои приказы не мешкая, — обратился он.       — Так точно, капитан! — одарив своей улыбкой, Петра рассматривала его лицо.       — Я говорю серьёзно, — тревога, возникшая утром с пробуждением, не нравилась Леви.       — Всё будет хо…       Леви, не дав ей договорить, настойчиво поцеловал в губы, обнимая и крепко прижимая к себе. «Надо чаще её обнимать и целовать», — подумал он.       — Да что с тобой? — Петра не узнавала капитана. Обычно он сдерживал свои чувства и эмоции перед экспедицией.       — Нам пора, — заметил Леви, оставляя её вопрос без ответа.

***

      Всё уже свершилось.       Леви дрожащими руками обнял Петру. Янтарные глаза, которые раньше были полны жизни и в них теплился огонь, теперь потухли навсегда. Он придерживал голову, болтающуюся на сломанной шее, рёбра были сломаны и, очевидно, пробили внутренние органы. Ни единого шанса на спасение.              Мгновенная, болезненная смерть. Несправедливая.       Взяв платок, он постарался вытереть кровь с её лица. «Никогда не прощай меня, — обратился Леви к бездыханному телу, — никогда не прощай меня». Он не мог простить себе, что не успел, что весь отряд мёртв, что не уберёг ту, что так сильно любила его. Любила хмурого, грубого, убийцу из Подземного города, а впрочем, в её глазах он никогда не был таким. «Никогда и никого больше не впущу в своё сердце», — обещал он, целуя её в лоб и закрывая глаза ладонью для вечного сна.       Леви хотел знать, жалела ли она в последнее мгновение жизни о чём-то? Был ли он среди этих сожалений? Петра не сожалела. Ни о том, что когда-то уехала из дома в кадетское училище, ни о том, что пошла в Разведкорпус. Ей было чем гордиться в своей жизни. Одна из сильнейших в Разведкорпусе, в лучшем отряде Сильнейшего война человечества. А этот Сильнейший признал её не только, как солдата, но ещё и разглядел в ней женщину. Полюбил, когда другие говорили, что он обделён этим чувством.       С семейной жизнью не сложилось — это правда. Не успели. Мечтали, но та мечта с чайной лавкой и детской на втором этаже, так навсегда и останется несбывшейся мечтой. С ребёнком не вышло — потеряли, даже не успев осознать. Судьба будто говорила: «эта дорога не для вас, ваша ждёт в лесу Гигантских деревьев». Странная доля выпала Петре, сразу и не сказать счастливая ли была её короткая жизнь. Только Петра и знала ответ.       «Я обещал снять с тебя свадебное платье, а вместо этого накрываю саваном»,— Леви обернул тело своей любимой холщовой тканью. Он был полностью опустошён, не хотел принимать её смерть, не хотел отпускать. Они должны были вернуться вместе, как делали это раньше, но он потерял свою любимую. Леви гнал лошадь прочь из этого проклятого леса, крепко прижимая к себе Петру, надеясь, что больше никогда сюда не вернётся. Кроны Гигантских деревьев устремлялись в небесную высь словно великаны. Солнечные лучи почти не достигали земли, и казалось, что это царство Мёртвых, в котором Петра заблудилась навечно.       Вместе с ней, словно страницы из книги вырвали всё самое лучшее и яркое. Мир, который разукрасила для него Петра в яркие цвета, снова стал серым. Больше некому будет прогонять его ночные кошмары, она станет тем кошмаром.       «Никогда не прощай меня, — Леви смотрел вслед брошенному телу Петры, — никогда не прощай меня».

***

      Траурная лента была прибита к входной двери господина Рала, извещая проходящих о настигнутом горе. Мужчина уже вернулся из Троста в родную Хлорбу, где всё детство провела его дочь Петра. А теперь от его красивой девочки не осталось ничего, оборвалась линия её короткой жизни. Нет даже могилы, куда можно было бы прийти и возложить цветы.       «Ваша дочь мертва», — слова, сказанные капитаном Леви, отпечатались в голове господина Рала навсегда. «А ведь она так хотела приехать домой, поговорить», — сокрушался отец. Всё перечеркнула пятьдесят седьмая экспедиция за стены. Все планы и мечты были уничтожены чудовищем.       «Почему я только позволил ей поступить в кадетское училище? Надо было за шкирку приволочь её домой. Что я за отец?»— чувство вины разъедало, не давая возможности затянуться ранам в душе. Мать Петры стала похожа на пустую, безжизненную оболочку, узнав о гибели старшей дочери. Незавидная участь родителя, пережившего своё дитя. Младшая Павла постоянно запиралась в комнате, рыдая в подушку. Траур окутал дом Ралов невидимой дымкой.       Соседи приходили выразить свои соболезнования. Матильда с Розой, вытирая слёзы, сокрушались о том, как судьба жестоко обошлась с такой смелой и воспитанной девушкой, как Петра. Сара тоже приходила, долго говорила с матерью Петры, когда та несколько дней не поднималась с постели, убитая горем. Всем членам семьи Рал приходилось учиться жить заново, с неизлечимой раной внутри, с невосполнимой утратой.

***

      Леви сидел за столом и сочинял отчёт об их выходке в Стохесе. Приходилось заново учиться писать их одному, без Петры. Она всегда умела подобрать нужное словцо, накидать пару предложений для объёма. С ней эта обязанность не была такой тяжкой, скорее наоборот. Леви нравилось просиживать с ней в кабинете за этой бумажной волокитой. Леви окинул взглядом место, где она, обычно взяв стул, подсаживалась ближе. Вспомнил, как убирал непослушную, выбившуюся прядь её волос. Прошло каких-то две недели. Странно было осознавать, что ещё две недели назад она присутствовала в его жизни. Нет. Она всегда будет присутствовать в его жизни.       Стук в дверь развеял образ Петры, сидящей за столом.       — Входите.       — Капитан, — Эрен зашёл в кабинет с большим свёртком, — почтовая телега привезла письма и посылки.       Леви не мог припомнить, чтобы ожидал какую-то посылку.       — Что там? — спросил капитан.       Эрен замялся, не зная, как сказать.       — Это посылка… для Петры… — подойдя к столу, Йегер положил бумажный свёрток.       — Спасибо, можешь идти, — Леви смотрел на довольно увесистый свёрток.       Эрен, дойдя до двери, замешкал, ему хотелось, что-то сказать капитану, как-то его приободрить, вновь попросить прощения за неправильно сделанный выбор в том лесу, но передумал, решив, что капитан хочет остаться один.       Подперев подбородок ладонью, Леви стал рассматривать свёрток прямоугольной формы. Он не представлял, что там может быть и даже не знал, что Петра что-то ждала. Поднявшись со стула, капитан подошёл к двери и запер её на ключ, чтобы никто не беспокоил. Вновь подойдя к столу, он взял посылку в руки: «довольно увесистая, что-то плотное внутри». Разорвав бумажную обёртку, Леви увидел содержимое.       Это были отрезы ткани. Белоснежные отрезы ткани для пошива свадебного платья. Взяв ткань, он почувствовал её мягкую, струящуюся текстуру — это был атлас, под ним лежал отрез кружева и розовая атласная лента. Леви вспомнил ту ночь, когда она рассказывала в каком платье хочет пойти за него замуж. Безысходность, словно лавина накрыла его с головой. Перед глазами стояла Петра-невеста. Вот и розовый пояс на талии, повязанный бантом, который он должен был развязать. Счастливое, любящее лицо, смотрящие на него с обожанием глаза. «Нет, не поддавайся, этому уже никогда не произойти», — он с силой сжал розовую ленту, отчего побелели костяшки. Образ невесты разбился на осколки, напомнив ему другую Петру — поломанную и окровавленную. Неживую.       Иногда Петра будет приходить к нему в кошмарах, в своём подвенечном платье, скрываясь от него, заманивая его всё дальше вглубь чащи Гигантских деревьев. Сначала юная и красивая, а затем поломанная и окровавленная. Каждый раз говоря ему одно и то же: «Капитан, почему вы не спасли? Капитан…»       Обойдя стол, Леви сел на стул, уставившись на ткань, которая могла бы стать свадебным платьем, если бы судьба была к ним более благосклонна. «Что с этим делать? Не отправишь же это всё родителям? Это добьёт их окончательно», — не решившись на такой шаг, Леви, заново обернув ткани, спрятал среди своих немногочисленных вещей. Позже, когда они будут выступать в Сигансину, он отрежет небольшой лоскут и спрячет в своём нагрудном кармане.       Спустя годы, Леви расскажет Габи и Фалько, почему он не выкидывает «старую тряпку», как её однажды назовёт Габи. Расскажет также, как когда-то рассказал им про чайную чашку.