Моей миссией был ты

𝑆𝑜 𝑤ℎ𝑎𝑡 𝑖𝑓 𝑦𝑜𝑢 𝑐𝑎𝑛 𝑠𝑒𝑒 𝑡ℎ𝑒 𝑑𝑎𝑟𝑘𝑒𝑠𝑡 𝑠𝑖𝑑𝑒 𝑜𝑓 𝑚𝑒? 𝑁𝑜 𝑜𝑛𝑒 𝑤𝑖𝑙𝑙 𝑒𝑣𝑒𝑟 𝑐ℎ𝑎𝑛𝑔𝑒 𝑡ℎ𝑖𝑠 𝑎𝑛𝑖𝑚𝑎𝑙 𝐼 ℎ𝑎𝑣𝑒 𝑏𝑒𝑐𝑜𝑚𝑒. 𝐻𝑒𝑙𝑝 𝑚𝑒 𝑏𝑒𝑙𝑖𝑒𝑣𝑒 𝑖𝑡'𝑠 𝑛𝑜𝑡 𝑡ℎ𝑒 𝑟𝑒𝑎𝑙 𝑚𝑒, 𝑆𝑜𝑚𝑒𝑏𝑜𝑑𝑦 ℎ𝑒𝑙𝑝 𝑚𝑒 𝑡𝑎𝑚𝑒 𝑡ℎ𝑖𝑠 𝑎𝑛𝑖𝑚𝑎𝑙. 𝑇ℎ𝑟𝑒𝑒 𝐷𝑎𝑦𝑠 𝐺𝑟𝑎𝑐𝑒 – 𝐴𝑛𝑖𝑚𝑎𝑙 𝐼 𝐻𝑎𝑣𝑒 𝐵𝑒𝑐𝑜𝑚𝑒. Удар. Клинок, со свистом рассекающий воздух, врезался в плечо. Тело рухнуло на землю, подняв туман пепла. Хриплое дыхание раздирало горло, но далеко не от усталости, а привыкшие к едкому запаху гари рецепторы уже стали его игнорировать. Тарталья выпрямился и вытер внутренней стороной ладони сажу со щеки, чем только сильнее её запачкал, однако сейчас на свой внешний вид ему было наплевать. Бросив последний взгляд на обмякший труп, Тарталья прикрыл веки. Еще несколько мгновений, и он перевёл дыхание, сердцебиение успокоилось, и ресницы дрогнули, раскрыв голубые глаза. Взгляд скользнул по обширной поляне, усеянной сотнями изуродованных тел и тёмным пеплом. Жестоко исполосованные, разорванные на части от мощного напора атак и дымящие, их плоть смердела жжёным мясом. От обилия огня, которым безуспешно спасали себя разбойники, снег на территории оттаял, оголяя чернозём. Теперь от языков пламени остались лишь руины деревянных строений и изжаренные трупы. Сам лагерь, разрушенный и пропитанный ужасом, напоминал дыру, разъевшую белоснежный покров. Синее небо всей своей глубиной так и стремилось рухнуть на испепелённые руины, погрузив их в вечную ночь. Ни единого облачка, ровным счётом как и луны, на нём не наблюдалось. Звёзды спрятались. Взгляд направился к небу, улыбка тронула губы. Весь этот раздор не доставил никакого удовольствия. Скорее напомнил выкуривание постельных клопов: их неисчислимо много, носятся повсюду и неприятно кусаются. Сторонний наблюдатель ужаснётся от последствий «выкуривания». Вот только толку от этой помпезности, с которой разбойники защищали своё несанкционированное поселение, не было, ибо силы в них не больше, чем в тех же клопах. По крайней мере для Тартальи. — Бессмыслица, - прошептал парень, вслепую пнув мёртвое тело под ногами. Опыта это сражение – хотя, и сражением этот балаган назвать тяжело – не принесло, значит, смысла не имело с самого начала. Пустая попытка утолить разыгравшуюся жажду, и от этого на душе было так тяжко и отвратно, что домой возвращаться вовсе не хотелось. Не должна семья видеть его таким жалким и подавленным. При мыслях о доме в голове всплыли отрывки прошедшего дня. Закупка продуктов с семьёй перед Новым Годом, который наступит уже через неделю. Аякс, идя по наполняющемуся людьми рынку, нёс две тяжелые сумки, набитые продуктами. Тоня и Тевкр же вприпрыжку размахивали кулёчками с мандаринами. Помогали как могли. Со всех сторон слышался привычный рыночный шум – ругань продавцов за ларьками, сплетни пожилых людей и привлечение клиентов неоригинальными рекламными лозунгами. В воздухе стоял аромат утренней выпечки и свежих фруктов, а под ногами хрустел снег. В отличие от закутанных в капюшоны, шарфики и варежки Тони и Тевкра, Аякс шествовал в одной шубе. — Надеюсь, Деду Морозу дошло моё письмо! – весело заявила Тоня, пнув камешек под ногой. — И я! Моё желание точно исполнится! – кивнул Тевкр с покрасневшим от мороза носом. Сколько бы Тарталья не прятал его нос под шарфом – всё равно вылезал. — О-хо-хо, откуда же такая уверенность? – посмеялся Аякс, взглянув на брата. — Потому что я попросил огромного плюшевого Одноглазика, а раз мой брат работает на фабрике игрушек, Дедушка обязательно его принесёт! — Не скромничай, - с улыбкой прищурился старший брат, - Неужели это всё? — Ну… - протянул Тевкр, призадумавшись, - А! Ещё двух оникабуто! Но не плюшевых, а живых. Мы будем соревноваться! Прямо как в Инадзуме! — Ты что! – внезапно спохватилась Тоня, расширив глаза, - Нельзя говорить, что ты загадал, не сбудется же! Услышав это, у Тевкра вмиг пропал весь энтузиазм. Мальчик тут же поник, расстроился и опустил голову. Аякс с удивлённой улыбкой взглянул на Тоню - разрушительницу детской радости. — Кто тебе такое сказал? – изогнул он брови, и боковым зрением заметил, как Тевкр с надеждой поднял взгляд, - Своё желание нельзя разглашать незнакомцам, но семье – не только можно, но и нужно! Младший брат тут же просиял, заулыбался и попрыгал вперёд от нахлынувшей радости, разбрасывая комья снега ножками. Аякс со смехом прикрыл лицо ладонью, а Тоня недовольно крикнула «Эй!» Где-то в толпе заворчала бабушка, попавшая под снежные брызги, и мальчику пришлось угомониться, вновь поравнявшись с братом. И всё равно улыбка продолжала сиять на его губах. — А что же загадала ты? – спросил Аякс, повернувшись к сестре, параллельно пряча нос младшего брата под шарфик. Кажется, Тоня на такой вопрос не рассчитывала: тут же замялась, глаза забегали и опустились на ботинки. Аякс и заинтересовавшийся Тевкр терпеливо дожидались ответа. Девочка помолчала с четверть минуты, а после негромко буркнула: — Накидку, как из журнала… С пушком… — Ту самую? – ахнул Тевкр, и его красный нос опять вылез из-под шарфа, на что Аякс только устало вздохнул, - Она ведь из Инадзумы! Как же Дедушка Мороз её привезёт сюда? — Не знаю! – вспылила Тоня, нахмурив бровки, и отвернулась, смущённая своим желанием, - Но если Дедушка Мороз и вправду может дать послушным детям всё, что они захотят, он сделает это. — Даже не сомневайся, - рассмеялся Аякс, потрепав Тоню по макушке, скрытой под капюшоном. Сестра продолжала ворчать себе под нос, но от руки не уворачивалась. Резко парня выбросило из воспоминаний, и аромат выпечки, хруст снега под ногами и размышления о том, где же ему достать плюшевого стража руин и накидку из коллекции Тиори, стали снежной пылью. Их место заняла мёртвая тишина и мерзкий смрад гари, вызвавший рвотный позыв. Как бы не было больно возвращаться из воспоминаний в реальность, они дали понять ещё явственней: в эту ночь он ни за что не покажется на пороге дома. Спугнёт ещё Новогодний настрой у детей. Тарталья неспеша двинулся вперёд, перешагивая трупы. Сквозь ботинки ощущался жар их тел. Ноги вели его сами, а мозг отказывался функционировать. Безжизненные глаза упали на слипшийся от крови пепел. Его жажда с каждым днём всё больше напоминала зависимость. Кажется, ею она и являлась, ибо для достижения удовлетворения «дозировку» получаемого самосовершенствования приходилось увеличивать, а сражения – учащать. После получения желаемого, мышцы сводит от удовольствия, а в висках стучит адреналин. Чувство собственной ничтожности и душевную пустоту лечили только успехи в саморазвитии. Но сколько бы Тарталья ни проливал крови на землю, Бездна стремительно поглощала его изнутри, мерзкой и холодной паутиной разливаясь по венам. Ничто не могло её заполнить, и вскоре даже времяпрепровождение с семьей приводило юношу в ужас. Он боялся, что однажды весь мрак его души рано или поздно покинет пределы тела. Боялся, что его стремление к сражениям достигнет такого немыслимого абсурда, что единственным путём к спасению станет полная изоляция, и больше он никогда не сможет увидеть родных лиц. Холодные хлопья снега били в лицо и опалили голые уши, но парень этого не замечал. Хруст шагов так приелся слуху, что стал тишиной. Потому внезапный возглас позади прозвучал резче грома: — Чайльд. Тарталья замер и озадаченно оглянулся на знакомый голос. И обомлел. Высокая фигура, выделяющаяся на фоне пепла большей чернотой, приближалась с удивительной бесшумностью. Во тьме ночи она была неуловима. Всё та же тёмная роскошная накидка и внушительного вида маска, отполированная до идеала и отражающая в себе свет появившейся луны. Тарталья, глядя на неё, каждый раз задавался вопросом: смела ли вражеская кровь её уродовать? Мужчина остановился в нескольких шагах от Тартальи, и тогда пришло осмысление, как мало расстояние между ними. Мышцы заныли от прилива сильнейшей экзальтации, какая была только рядом с ним. Огромными усилиями парню стоило сдерживать дрожь в конечностях и накинуть легкую, уже привычную усмешку на губы. Капитано внушал страх одним своим видом. И это была одна из причин, по которым Тарталья был готов ловить на себе каждый его взгляд. Он был его идолом и вызывал восхищение. Беспросветная тьма под маской с несколько секунд поглядела на Тарталью, кажется, не заметив его нервное состояние, а затем скользнула в сторону, осматривая погоревшие руины. — Этого было недостаточно? Тарталья не сразу понял, что имеет в виду Капитано, и пару мгновений глядел на него в растерянности. Затем, когда понимание происходящего пришло, взгляд обрёл нотки удивления. От пугающей точности его вопроса холод пробежался по коже. Неужели Капитано имеет в виду его тягу к самосовершенствованию? Как же он об этом мог узнать? До этого мгновения Тарталья не задумывался, однако теперь знал, что пугает его так же сильно, как страх не увидеть семью. Он боялся стать безумцем в глазах кумира, боялся его осуждения и презрения. Ведь вряд ли Капитано встречал кого-то такого же одержимого. Кого-то, кто настолько безжалостен и неблагороден. Несмотря на медленно подбирающийся ужас, Тарталья спрятал смятение, фальшиво рассмеявшись. — Если у Вас принято это так называть, то да, - посмеялся Тарталья, после чего ненатурально быстро замолк, вглядевшись в морок под маской, - Откуда такие познания, Господин Капитано? — Наблюдения, - спустя короткую паузу спокойно ответил мужчина, повернувшись обратно. Темнота под маской вновь направилась к Тарталье. Юноша удержался, чтобы не вздёрнуть брови. Растерянность сменила страх. Капитано так спокоен после всего, что только что увидел? Конечно, образ вспыльчивого и кричащего человека не вяжется с первым предвестником, и всё же то, как он держался, казалось странным. Тарталья задумался. Разве продолжил ли бы столь благородный воин разговор с человеком, имея к нему презрение и мнение, что он - жестокий тиран? Парень бросил быстрый взгляд на кучу мертвых тел, а затем вернул его обратно к Капитано. Наблюдения, говорит? Может ли это означать, что Капитано заинтересовался его персоной? При одной лишь мысли об этом сердце затрепетало, плавно наполняющееся восторгом. Если это действительно правда, то Тарталья будет готов потерять сознание. Ранее он мог об этом только мечтать! — Наблюдения конкретно за мной? – лучезарно улыбнулся Тарталья, решив подтвердить свои догадки. Он ждал ответа так сильно, что и сам не заметил, как задержал дыхание. Капитано хранил томное, мучительное молчание. Затем слегка склонил голову, будто что-то разглядывал во взгляде юноши. Тарталья сглотнул, но глаз своих не отвёл, а улыбку – не убрал, хоть и готов был упасть без сознания от нехватки кислорода. — В том числе, - уклончиво ответил Капитано, но даже такого ответа хватило Тарталье, чтобы сердце его забилось в бешеном ритме. — Я польщён Вашим интересом! – не скрывая своей радости улыбался юноша. Как бы Тарталья не был счастлив в этот миг, ему всё же стоит держать себя в руках. В конце концов, кем он себя выставит, если прямо сейчас начнёт прыгать на месте и верещать, как девчонка? А ведь он действительно уже на грани этого! Колени сводило от удерживаемой дрожи. Капитано ничего не ответил, издав лишь едва слышное фырканье. Насмехается над ним? Тарталья не знал, Первый Предвестник был непроницаем. И своей непроглядной тьмой только усиливал всё благоговение, неумолимо к нему испытываемое. В который раз Тарталья опустил взгляд на наряд Капитано. Меховой пушок накидки уже был усыпан белыми хлопьями, напоминая звёздный небосвод. Но даже так он выглядел чисто и идеально. По большей части, только благодаря снегу, усыпавшему могучие плечи, можно было разглядеть тёмный силуэт: мрак ночи наступил слишком незаметно, а настоящем небе уже прорезались звёзды. — И, к Вашему сведению, я бы хотел расширить диапазон своих знаний, - внезапно заговорил Капитано, развернувшись полубоком. Юноша резко поднял глаза, в которых сразу помутнело от волнения. Он хочет узнать больше! Больше о его способностях! Неужели это правда всё не сон? — Как же я могу это для Вас организовать? – с упоением спросил Тарталья, уже ничего перед собой не видя и готовый сделать всё, что сейчас ему прикажут. — Следуйте за мной, - сказал Капитано, и, развернувшись, двинулся всё с той же бесшумностью в сторону ближайшего леса. Превозмогая дрожь в ногах, Тарталья тут же нагнал мужчину и поравнялся с ним. — Позвольте спросить, что именно Вас во мне заинтересовало? – спросил он, внимательно глядя на профиль Капитано, очертания которого слабо виднелись на фоне тёмного неба. Юноше не терпелось узнать причину интереса мужчины. Послышался тихий вздох, а за ним короткий ответ: — Я вижу Ваш потенциал. Тарталья не удержался от улыбки и радостно просиял. Не может нарадоваться: наконец-то его потенциал заметил сам Капитано и по-настоящему им заинтересовался! Он знал и надеялся, что однажды этот день настанет. Значит, все старания были не напрасны. Как бы не хотелось продолжить расспрос и узнать всё, что Первый Предвестник к нему испытывает, Тарталья сдержал себя. По тяжкому вздоху было ясно, что Капитано не особо желает обсуждать свои интересы. В целом, Тарталье хватало и простого осознания, что он удостоился его внимания. В этот момент даже та битва с разбойниками перестала казаться бессмысленной. Перестали казаться глупыми даже самые мелкие попытки набраться опыта – наблюдения, тренировки на самодельных манекенах и сражения с совсем мелкими противниками. Сейчас он был готов собрать весь полученный за жизнь опыт, чтобы выставить себя в лучшем свете перед кумиром. Между коллегами повисла тишина, и только хруст снега из-под ног Тартальи нарушал их молчание. Но эта тишина совсем не напрягала юношу – ему было достаточно просто находиться рядом с ним. Капитано передвигался всё так же бесшумно, точно каждое его движение хранило в себе неисчерпаемое мастерство. Интересно было наблюдать даже за тем, как он ходит. Тарталья ранее не смел даже взглянуть на Капитано, если взгляд его хранил в себе хоть грамм негативных чувств. Не смел думать о нём в неуважительном ключе или мысленно оскорбить – что вполне мог позволить себе в отношении других предвестников, - но всё равно каждую ночь его силуэт стоял перед глазами. На собраниях он готов был утонуть в его властных речах, хотя речи остальных коллег парень на дух не переносит и просто пропускает мимо ушей. Особенно монотонное бормотание Пьеро, под которое можно и заснуть. Полная нудность. Каждое отточенное движение Капитано и все его оброненные слова воспевались мыслями юноши и обретали уголок в его сердце. Тарталья по крупицам собирал информацию о сражениях, где Капитано приложил свою руку, и анализировал в сведениях каждый символ, читая между строк и откладывая в голове любое описание его искусства боя. Не раз они применялись на практике, но всё же всегда чего-то, да не хватало. Тарталье не удавалось повторить ту изящность и искусность, с которой Первый Предвестник ведёт бой. Он помнил то единственное сражение, в котором застал Капитано, и отпечатал в своей памяти каждую его секунду Забавно ещё и то, что за всё время службы Тарталья так и не научился различать тон, которым, как бы абсурдно это не звучало, Капитано молчит, со слов анонимных очевидцев. Хотя вполне допустимо, что это ложь, и его молчание никому не под силу расшифровать. Тарталья, всё еще растягивая губы в улыбке, перевёл взгляд на приближающийся еловый лес. Каждое дерево в нём, усыпанное снегом с ног до головы, сверкало и переливалось в сиянии луны. Меж елей сгрудилась беспросветная тьма, такая густая, что нельзя разглядеть ничего, что находилось за ними. Коллеги дошли до рощи, и Капитано первый вошёл в её тьму, сотрясая ветки. Тарталья нырнул за ним. Оказавшись по ту сторону от мрака, он словно перешёл в другое измерение. Это уже не та мрачная и непривлекательная роща. Голубой туман повис в воздухе, озаряя своим светом белоснежные покрывала елей и снег на земле. Он был густ, и на расстоянии двадцати шагов нельзя что-то разглядеть, помимо серебристо-голубой мглы. Звуки здесь не распространялись, и шаги не отдавались эхом. Если потеряться, то ни за что ни до кого не докричишься. Лес глух и должен внушать страх. Но у Тартальи его вид вызывал исключительно восхищение. До сих пор он и не знал, что так любит туман. Тарталье показалось, что Капитано пристально смотрит на него, но когда юноша обернулся, голова первого предвестника была всё так же направлена вперёд. Широкие плечи, окинутые мехом, задевали низкие ветки, и снег с них осыпался вниз. Тарталья же собирал белоснежные хлопья своей рыжей макушкой, весь взлохмаченный и в сухих иголках. Неподалёку, между елей, прорезался новый тёмный объект. По мере приближения Тарталья смог его получше разглядеть – им оказалась разрушенная каменная башня. Коллеги подходили ближе, и в ней уже подмечались новые детали: трещины, поросшие мхом и абсолютная заброшенность. Но последнее, пожалуй, удивительным не было, ибо это место наверняка обходили стороной не только люди, но и дикие звери. Даже туман здесь сгущался пуще прежнего. Коллеги вошли в самый центр башни и остановились. Оба всё ещё хранили тишину. Юноша окинул взглядом стены порушенной башни и заметил несколько интересных деталей. Камни, из которых, собственно, и были сооружены стены, были исполосованы царапинами углублениями неизвестного происхождения. Очень напоминало следы от удара меча, но кто бы в здравом уме сражался здесь? А тем более – с кем? Тарталья выждал с минуту, когда Капитано скажет что-нибудь, но тот молчал и неспеша глядел вокруг, словно искал что-то взглядом. Наверное сам удивлялся и думал, что за кретин тут мечом стены бил. Хотя, если Капитано знал об этом месте – по крайней мере дольше Тартальи, - то мог и догадываться о происхождении этих углублений. По итогу парень заговорил первым: — И… Что мне нужно делать, Господин Капитано? – спросил он, почесав затылок. Взгляд Капитано скользнул мимо стен здания и остановился на юноше. — Просто делайте всё так, как делаете обычно, - промолвил мужчина. И прежде чем Тарталья успел что-либо ответить, Капитано резко швырнул ледяную сферу в большой сугроб. Лёд вдребезги разбился, подняв снежные брызги. На первое время в воздухе повисла тишина. Затем раздался механический скрежет, да такой громкий, что сотрясались стены. Куча снега стала медленно подниматься, затем рухнула, обнажая три огромных, пробуждённых от вечного сна стража руин. Их механическое тело в некоторых местах поросло мхом и заржавело. Красные глаза по очереди загорелись и медленно, со скрипом обернулись к парню. Тарталья шагнул назад, обернулся к Капитано, но позади не оказалось никого, кроме густой мглы. От неожиданности от лица отхлынула кровь Свист. Ракеты в полуметре от Тартальи взорвались о землю, и парень чудом увернулся прыжком в сторону. Заскользив в торможении, Тарталья оценил обстановку. Машины скрипящими шагами направлялись к нему, с их частей тела осыпалась ржавчина и окрашивала под ногами снег. Улыбка юноши скривила губы. Действовать как обычно, значит? Да пожалуйста! Это отличный способ показать Капитано, на что он способен. Маска опустилась на лицо, электро-волокна скопились над Тартальей. От напряжения пронизанные электричеством кулаки сжались, а затем отбросили ударной волной электро-вспышки. Активация Глаза Порчи, мощный бросок вперёд, и отрубленная механическая рука стража с грохотом рухнула в снег, шипя от электричества. Страж будто бы болезненно заскрипел, перевешивая на одну сторону, и пытался удержать равновесие. Увернувшись от рук других стражей, Чайльд отскочил от стены, об которую взорвались очередные ракеты, и, целясь в глаз поворачивающегося безрукого стража, с размаху вонзил в него клинок. Зашипел электрический ток, и гигантское тело обрушилось вниз, искрясь, дёргаясь и дымясь. В сантиметре пронеслись механические руки, но парень ловко скользнул в сторону. Замерев у противоположной стены, Чайльд окинул взглядом местность. Капитано нигде не видно. Сплошной туман и чернеющие в нём стены. Где он только мог здесь спрятаться? Земля сотрясалась под шагами стража, в то время как второй со скрипением поворачивал своё туловище и склонился вниз. Готовился выпустить ракеты. Чайльд только усмехнулся и пригнулся. — Это уже интереснее, - произнёс он себе под нос. Прежде чем машина успела что-либо предпринять, Чайльд вскочил с земли, оттолкнулся от ближайшего стража и с размаху нанёс удар по земле, надеясь, что Капитано видел это. Взрывная волна сотрясла землю и стражи поднялись в воздух. Рывок – град точных ударов исполосовал механическое тело в воздухе, и на землю уже рухнула беспорядочная груда металла. Чайльд приземлился одновременно с третьим стражем, чудом сумевшим устоять на ногах. И только он собрался нанести завершающий удар, как молниеносная вспышка ослепила его и прошла сквозь тело стража. Когда вернулось зрение, Чайльд, проморгавшись, разглядел источник света, и замер в оцепенении. Десятки ледяных копий пронзили стража насквозь, и иней узорами расползся по его металлической груди. Машина, медленно склоняющаяся к земле, не успела даже упасть - всё произошло за доли секунд. Появившийся Капитано отскочил от стены и без усилий, схватив стража за плечо, швырнул его в стену напротив. Тяжелый удар и грохот взрыва. Металлические осколки вдребезги разлетелись по сторонам, градом осыпав пол помещения. Взрывная волна подняла подол накидки Капитано и снежную пыль с земли. Чайльд прикрыл локтём лицо и поспешно принял свой обычный облик. Как только сильный напор снега осел, и в воздухе остались лишь бледные его частички, создав туман, Тарталья взглянул на Капитано. Тот стоял спиной, уставившись на ошмётки, что остались от механического тела. Затем, будто почувствовав на себе взгляд, медленно обернулся через плечо. Тарталья невольно сделал шаг назад, задержав дыхание. Молчание, повисшее между ними, по ощущениям длилось вечность. — Всё ещё недостаточно, не так ли? – раздался голос Капитано, отражаясь о стены помещения, и слышался ото всюду. Мурашки пробежались по коже, словно тело только отошло от шока. Вмиг вскружило голову, заныла каждая мышца, каждая жила в теле от мощного прилива адреналина. Но заныла болезненно, с мольбой о продолжении, о ещё большем. Голубые глаза безотрывно всматривались во мрак под маской. Он прав как всегда, этого было недостаточно. — Да, - одними губами произнёс Тарталья, не шелохнувшись. В ответ тишина. Капитано просто отвернулся и вернул взгляд на беспорядочную груду металла. Превозмогая дрожь в ногах, парень подошёл к нему и встал рядом, направив взгляд туда же. Тарталья с четверть минуты ожидал, когда мужчина скажет что-нибудь. Про его способности. Про то, как он сражался. Про его движения. Про его тактику. Когда скажет хоть что-нибудь. В ушах стучала кровь, конечности сводило от дрожи. Перед глазами все мелькало и кружило. Эта битва была восхитительна, и как же хотелось продолжения, хотелось нечто большего, больших ощущений. От осознания, что в миг сражения за Тартальей наблюдал Капитано, он был готов свернуть горы. С каждым ударом силы не покидали его, а наполняли тело с новой силой. Так, что в один момент ему показалось, что вот-вот его разорвёт на кусочки. — Чайльд, почему Вы сражаетесь? – внезапно прозвучал вопрос Капитано и Тарталья вздрогнул от неожиданности. Юноша озадаченно взглянул на него. Какой странный вопрос. Совершенно не тот, который Тарталья ожидал услышать. Неужели он заранее не знал ответ на него, когда спрашивал у Тартальи «недостаточно ли было этого?» — Чтобы самосовершенствоваться и становиться опытнее, - после недолгой задумчивости ответил парень, и только тогда, произнеся всё вслух, понял, какое в действительности значение может иметь этот вопрос. Тарталье было известно, что главенствующее значение в сражениях для Капитано тоже играет опыт и возможность становиться лучше. Но, разумеется, не в таком масштабе и не возводя это в культ самосовершенствования, как это происходит у юноши. Потому следующие слова Тарталья произнёс уже со вкусом и энтузиазмом: — Я вижу в сражениях едва ли не свой смысл жизни. Мне доставляет удовольствие ощущение, что с каждым выигранным боем я становлюсь сильнее и опытнее. Конечно, это далеко не вся правда, но основную суть, не касаясь своих тараканов в голове, парень передал. Капитано повернул голову и, Тарталья готов поклясться, взглянул прямо на него. Несколько секунд хранил безмолвие, кажется, размышляя над чем-то. — Вы много информации на эту тему изучаете? – продолжил он череду странных вопросов. Теперь юноша действительно не понимал, почему Капитано интересуется этим. Возможно, этот вопрос и имел для Капитано какое-то особенное значение. Но вот только для Тартальи куда логичнее и проще было бы спросить «как ты нанёс этот удар?», или «почему ты напал именно с этой стороны?» Но, в конце концов, это Капитано, а Капитано знает, что делает. Потому парень просто дал ему честный ответ. — Конечно же очень много изучаю, интересуюсь и практикую! – кивнул Тарталья, улыбнувшись, - Особенное количество воодушевления тратил на изучение искусства боя Ли Юэ и стремился обучаться этому у знающих людей. Но никак у меня не получается освоить лук, будь он проклят! Зато копьё пришлось мне по душе, люблю им орудовать и по сей день. А когда помладше был, то мастерил манекены из подручных средств. Сейчас же своё мастерство предпочитаю тестировать на практике… Парень и сам не заметил, как вошёл во вкус и его душа понеслась в рассказ. Он и про детство своё поведал, когда ему отец из дерева ножик вырезал. И как он подглядывал за тренировками копейщиков в Ли Юэ, пытаясь понять, почему у него не получается метнуть копьё в нужном направлении. И как он однажды брату во сне ногой фингал под глазом оставил, и в итоге свёл это всё к «я с самого детства был боевым мальчиком!» Всё то время, когда Тарталья рассказывал и в процессе порой активно жестикулировал, Капитано не сдвинулся с места. Молча сверлил юношу взглядом и внимательно его слушал, будто ему и вправду было интересно слушать истории о том, как Тарталья за мамой с деревянным ножом гонялся. А парень так в процессе увлёкся, что уже будто сам себе рассказывал. Остановился только когда дошёл до истории с фингалом, извинился за такую плавную смену темы и, наконец, замолк. Дослушав, Первый Предвестник едва уловимо кивнул и отвернулся. Бедняга, слишком много теперь знает. — Значит, для Вашей «практики» мало даже нескольких дюжин разбойников и трёх стражей руин? – спросил Капитано, когда переварил всё услышанное, да так спокойно, что по позвоночнику прошлась холодная дрожь. Только услышав всё из его уст Тарталья осознал, как ужасающе это выглядит со стороны. И нельзя сказать, что он этого стыдился. Он был удивлён масштабом того, что требовалось для удовлетворения его потребностей. — Это нечто большее, чем просто практика, - невесело усмехнулся Тарталья, глянув на свои ботинки с засохшими брызгами крови разбойников, - Порой кажется, что даже слишком большее. Но что именно – я Вам сказать не могу. Как бы юноша ни восхищался и ни равнялся на Капитано, он не мог слепо и глупо доверять ему. А особенно доверять то, чем называет свою жажду саморазвития. К тому же, если Капитано догадался задать этот вопрос и хотя бы до него довести, он наверняка уже и сам всё понял. Эти наводящие вопросы не имеют смысла, кроме уточнения, вполне вероятно, уже известных ему фактов. — Благодарю, — кивнул Капитано, походу узнав всё, что хотел. Молча он поправил накидку и развернулся, зашагав в обратную сторону. Ни единого подзывающего жеста или слова за ним не последовало. Тарталья проследил взглядом за бесшумно скрывающимся в тумане мужчиной, метаясь в мыслях. Следовать ли за ним? Уместно ли это будет? В конце концов, пришли-то сюда они вместе. Но по итогу он так и остался на месте, не сумев двинуться ни на шаг, провожая глазами исчезающий во мгле силуэт, пока он полностью не растворился. И тут же в воздухе повисла такая всепоглощающая тишина, накрывшая Тарталью, что заболели уши. А ведь всего минуту назад он болтал без умолку. Парень оглянулся по сторонам, и скользнув взглядом мимо разрушенных стражей руин, в моменте даже пожелал, чтобы они ожили вновь и издали ржавое скрипение – хоть какой-то звук. Позже пришло смирение со своим положением, и он просто бесшумно посмеялся над собой. Прокручивая в голове всё, что произошло за эту ночь, парень не мог поверить в правдивость случившегося. Его главный кумир признал его потенциал и знает, кто старшему брату оставил под глазом синяк. Чудесно. Капитано был прекрасен в любом своём проявлении. О нём ходили только хорошие слухи, народ приходил от него восторг и сходили с ума девчонки. Юноша без задних мыслей покинул стены башни и направился в противоположную от ушедшего предвестника сторону. Влага тумана, поджидавшего его снаружи, приятно коснулась лица. Как же сильно Тарталья мечтал стать таким же, как Капитано. Всю жизнь он хранил в себе эту идею о внушении ужаса одним своим взглядом, и как только нашёл идеальный пример для подражания – Первого Предвестника, - его мир перевернулся раз и навсегда. Поиск заметок редких свидетелей деятельности Капитано. Письма и летописи с его упоминанием. Самостоятельные и ежедневные надежды, что когда-нибудь он обратит внимание на его способности. Медленно и верно он становился эталоном всей его жизни. И юноша признался сам себе в происходящем далеко не сразу. Сначала он отрицал свой бурный интерес, но всё равно продолжал утопать в записях в поисках новых сведений, попутно покрывая сам себя всеми бранными словами, которые ему только были известны. Ведь Тарталью ни за что нельзя было усадить за книгу, а особенно в детстве, однако в этом случае он делал исключения. Затем свои отрицательные мысли он стал игнорировать, просто продолжая делать всё, что хотел. На то, чтобы принять свою новую сильнейшую феолепсию, парню потребовалось много времени и сил. Он множество раз глядел на своё отражение в зеркале и оценивал, так ли должен выглядеть человек, способный внушать ужас. Но из всего, что он в себе разглядел, ужасала только седая прядь. И то, отталкивала она лишь самого Тарталью. Остальные люди при виде неё входили в ступор и брали на себя ответственность «спасательного круга», задействуя психологию и мерзкие вопросы по типу «когда ты пережил такой стресс, что она у тебя появилась?», при этом так лицемерно улыбаясь, что глотку сводило от рвотных позывов. Если бы они только знали, какую жуть способна нагнать на них эта одна единственная прядь, они бы больше никогда не смотрели на него так, как смотрели прежде. Если бы вообще могли смотреть, а не ослепли от ужаса. Тарталья ненавидел лицемерных людей, а ещё больше – жалость. Самое низкое, на что способен человек в отношении к себе подобным. Очень унизительное чувство, не приносящее ничего хорошего. Другое дело -переживания за человека. Когда ты переживаешь, ты делаешь всё что в твоих силах, чтобы облегчить ситуацию, в которой оказался источник твоих чувств. При жалости же человек просто скажет «как жаль», фальшиво опечалится и поспешит уйти, в душе глубоко плюя на того самого «жалкого» человека. Ветки деревьев расступились, впуская парня в свою мглу. Создалось такое ощущение, что с уходом Капитано туман стал совершенно непрогляден. Губы Тартальи растянулись в улыбке. Грудь разрывалась от гордости за себя. Капитано заинтересовался им, его способностями! Юноша не сомневался, что он был восхищён его искусством сражения. Ведь Капитано бы ни за что не обратил внимание на того, кто не имеет в себе скрытый потенциал. Он умеет его различать и раскрывать даже в самых потаённых уголках души. Дома Тарталья обязательно поделится своим восторгом с родителями. Им не раз приходилось наблюдать, как он теряется за грудами книг и письменностей, и они уж точно знали, кем является Первый Предвестник. Только младшие братья не должны ни о чём знать, иначе их беззаботное детство с верой в Деда Мороза и ненавистью к тихому часу слишком рано обретёт жестокую сторону. В тёмном ониксовом небе высоко сияла луна, и её лучи с трудом пробивались сквозь густой туман, когда Тарталья растворился среди елей и голубой мглы, двигаясь в одному ему известном направлении...