Два пистолета

Держи мою руку, сожми её крепче

И на этих равнинах вырастет сад

Что же так быстро закончился вечер

Видно устал старый закат

Влажные звуки твоей тихой речи

Мутные воды в сонных глазах

Держи мою руку, сожми её крепче

И я научусь держать тебя на руках

Грозные сосны спят молчаливо

Мокрой полынью горчила земля

Я буду ждать тебя здесь

В обрывках этого сна

Вновь услышать тебя

–

На улице был жуткий мороз, ветер завывал под крышами ангаров, задувая внутрь комья снега. Солдаты, которые гребли плац, смотрели на грузовики и бронированные вездеходы, вкатывающиеся через сугробы на территорию базы. КорТак неплохо снабжали. Прайс наблюдал за этим процессом, крутя в руках зажигалку, поглубже кутаясь в свой шарф, уже покрывшийся тонким слоем инея от его дыхания. Гоуст стоял рядом. Из под маски выходили клубы его горячего дыхания, а глаза не сходили с въезжающей техники. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы сказать, что он в бешенстве. О переводе небольшого отряда из КорТак в ОТГ стало известно не так давно. День на раздумья и подписание бумаг, подготовку места, и вот бойцы КорТак уже приминают снег на своих вездеходах на плацу перед их базой, по-хозяйски располагаясь. Причину такого решения и срочности им по обыкновению не объяснили, на протесты и отказы закрыли глаза, кинули в лицо пару купюр на покупку партии свежего оружия, пообещали дальнейшее обустройство базы и ремонт и развернули своё кресло спинкой к ним. Схема, против которой никто не идёт. И никогда не пойдёт. Наверное. Возможно, Гоуст не был бы так против, если бы им сказали причину. Возможно, он не был бы так против, если бы солдатам из КорТак выделили место и им бы не пришлось размещать их у себя. Возможно, он не был бы так против, если бы это были обычные рядовые, а не отряд наёмников во главе с полковником-мать-его-Кёнигом, который сейчас шёл к ним, пробиваясь через снег, как огромный ледокол. Его и без того огромная фигура увеличивалась за счёт большой плечевой сумки и толстой зимней одежды. Даже без той кучи экипировки он казался безумно огромным. Или уставший мозг, заполненный гневными тирадами в сторону начальства, Прайса и мать-его-Кёнига, сильно преувеличивал. Очень сильно. - Добрый вечер. - От этого приветствия и слабого движения руки внутри всё съёжилось. Гоуст чувствовал, как его тело напряглось от безумной волны неприязни и он очень надеялся, что под его маской этого не видно. Они встретились взглядами. Холодные и, как Гоусту показалось, насмешливые глаза смотрели на него сверху вниз, но всего секунду, не удостаивая его большим вниманием, будто он простой рядовой. Хотя, по сравнению с его званием, он и был простым рядовым. Мелким щенком на привязи у Прайса. Смешно. - Это вся техника, что вы должны были привезти? - Прайс кивает вместо приветствия, выдыхая сизый сигаретный дым. Гоуст не смотрел на него, но по одной интонации его голоса мог сказать, что Прайс неплохо заколебался со всем этим. - Нет, но пока нам не нужно больше. - Кёниг говорит это, и Гоуст слышит насмешку. Тонкую, едва заметную за его немецким акцентом, но насмешку. Если бы он только мог... - Не хочется вас расстраивать, полковник, но наши ангары тоже не пустуют. Нам некуда разместить вашу технику. - Прайс выкидывает тлеющие остатки сигары и сплёвывает в снег. Он тоже был не в восторге от всего происходящего, но выбирать не приходилось. - Не волнуйтесь, капитан, мы что-нибудь решим с этим, но не сейчас. Мои солдаты устали. Нам бы хотелось быстрее разместиться, остальные проблемы и формальности решим завтра. Больше похоже на приказ, чем на вежливую просьбу, и Гоуст чувствует новую волну неприязни, поднимающуюся в нём. - Как скажете. - Прайс пожимает плечами. - Лейтенант отведёт вас в вашу комнату. Лёгкий жест руки, и Гоуст гневно смотрит уже не на Кёнига, а на капитана. Старик явно решил позабавиться. - Так точно. - Гоуст старается, чтобы в его голосе не слышалось раздражение, но получается не совсем хорошо. Он разворачивается, оставляя в снегу глубокий след от каблука ботинка, и идёт вперёд, к дверям жилого корпуса. Кёниг молча следует за ним, смотря Гоусту в спину. Неприятный взгляд чувствуется даже через толстый слой зимней одежды, и Гоуст невольно ведёт плечами. Видимо, полковник тоже был не в восторге от происходящего. Они вошли в здание, поднялись на второй этаж и пошли через долгую череду дверей и длинных коридоров. Солдаты внутри встречали их недоумевающими и любопытными взглядами. Кёниг озирался по сторонам, заглядывая в окна и приоткрытые двери. Гоуст хотел пару раз дать ему по шее за чрезмерное любопытство, но тогда звёзды на его собственных погонах слетят быстрее, чем снег с их железной крыши, поэтому он продолжал идти вперёд, фокусируясь на коридоре и иногда шугая сильно любопытных рядовых. - Сюда. - Гоуст входит в комнату в конце коридора. Комната была совсем небольшой, со старым столом у окна, узкой кроватью у стены, платяным шкафом и жёлтой лампочкой на потолке. - Мило. - Кёниг издаёт что-то похожее на смешок, бросая сумку у кровати. - Всё, что есть. - Гоуст стоит в дверях, сложив руки на груди. Он бы с радостью позлорадствовал, будь Кёниг хоть на ранг ниже него. Но, увы. - Никто не ожидал таких условий. Мы не можем предоставить вам больше, жертвуя нашими солдатами. - Нет необходимости мне это объяснять. Гоуст подавляет в себе раздражение и закрывает глаза на пару секунд, приходя в себя. - Туалет прямо напротив. Душ, столовая и арсенал на первом этаже. Спортзал в соседнем здании. Остальное найдёте по необходимости. Полигон и стрельбище не пропустите. - Здесь холодно, и я не вижу батарей. - Кёниг поворачивается к нему лицом. - Потому что их здесь нет. - Получилось грубее, чем нужно, но Гоуст не стал исправляться. - Обогреватель в шкафу, тёплая одежда должна быть у тебя с собой. Ничего другого мы дать не можем и не должны. Содержать ваш отряд не наша задача. Благополучие твоих солдат и тебя самого только твоя забота. Маски слетают, и Гоуст наконец видит неприкрытое презрение и раздражение с примесью высокомерия и ещё чего-то малознакомого в глазах полковника. - Я бы посоветовал вам по-внимательнее выбирать слова в разговоре со старшими, лейтенант. Не превращайте всё в театр драмы и обиженных жизнью. Гоуст слышит, как громко стучит сердце у него в груди и как пусто становится в голове. Плохой знак. - Я бы посоветовал не забывать, на чьей базе вы находитесь, полковник. Я не подчиняюсь вам или кому-либо ещё из вашего отряда, вне зависимости от звания. Не вам отдавать мне приказы и говорить, какие слова мне нужно выбирать. Напряжение между ними становится почти ощутимым, будто его можно потрогать. Руки непроизвольно сжимались в кулаки. Ещё пара слов этого зазнавшегося ублюдка, и Гоуст забудет о своём профессионализме и набьёт ему рожу. Сильно, до кровавых соплей, пока этот самодовольный двухметровый урод не будет валяться на полу и просить остановиться. Кёниг усмехается, будто думает о том же самом. Они молчат несколько секунд. Их разделяет всего пара шагов и остатки моральных норм, но они продолжают стоять неподвижно. В конце концов Гоуст разворачивается, слыша где-то в коридоре шаги, и выходит из комнаты. Бурлящее внутри раздражение не утихает, а чаша терпения грозится опрокинуться. Лучше уйти, пока всё не стало слишком серьёзно. Прайс отчитывал его целый час. Может больше, Гоуст не засекал. И почти не слушал. Смотрел куда-то в окно, пока Прайс ходил из стороны в сторону, жестикулируя рукой с сигарой. Гоуст помнил только начало разговора, когда капитан говорил, что ему тоже всё это не нравится, что он тоже не в восторге от таких условий и быстрее бы Грейвсу руку пожал, чем связывался с КорТак. Соуп бы уже обхахатывался, слушая, как его отчитывают, как нашкодившего школьника. Говорил бы, что Прайс больше похож на разочарованного и ворчливого деда, а Гоуст на обиженную девочку. А потом рассказал бы об этом Газу, и это бы стало новой темой для шуток. Но Джонни больше не было. Когда Прайс наконец закончил свою тираду и попросил Гоуста быть хотя бы немного сдержаннее и приветливее, тот наконец сумел вырваться из его кабинета и вернуться в комнату. В комнате было холодно. Ледяной ветер задувал в щель под окном с неприятным свистом. Небольшой обогреватель у кровати уже не помогал, и Гоуст уже в который раз говорил себе, что завтра он точно сходит за шпаклёвкой и замажет эту чёртову щель. Он устало опустился на кровать, вздыхая и стягивая с головы маску. Пальцы сами зарываются в волосы, массируя кожу. Тяжесть забот и мыслей горой опускается ему на плечи, придавливая к земле, не давая дышать свободно. За окном уже никого нет. Солдаты разошлись по своим комнатам, отряд из КорТак разобрался со своей техникой и тоже разбрелись по казармам. Остался лишь завывающий ветер и метель. Гоуст ложится в кровать не раздеваясь, укутываясь поглубже в одеяло и выкручивая обогреватель на максимальную мощность. Неприятная холодная дрожь была где-то под кожей. Она смешивалась с усталостью, раздражением и шумом мыслей в голове, не давая сомкнуть глаз. Он молча смотрел в щель под окном, перебирая к руке край подушки. Нужно спать, но глаза никак не хотели закрываться. Беспокойство крутились где-то под рёбрами. Сегодня они ложатся спать с отрядом противника под боком. Их солдаты делят казарму с солдатами КорТак. Где-то в конце коридора, в комнате, которая была складом, спит полковник-мать-его-Кёниг. И от этого совсем не становилось спокойнее. Никто так и не объяснил им причину. И не объяснит. Ни завтра, ни послезавтра, ни в какое-либо другое завтра. Скажут только, что это не их дело и им не стоит об этом беспокоиться. Если бы... В попытках уснуть, Гоуст слушал, как завывает ветер за окном. В коридоре уже не слышно шагов и приглушённых разговоров. Солдаты уже давно спали, ютясь под одеялами в своих кроватях. Или так же беспокойно ворочаясь, то и дело оглядываясь на новоприбывших. Тяжело спать в одной комнате с теми, кого бы ты пристрелил, если бы встретил на поле боя всего день назад. Дело осложнялось тем, что прислали к ним не обычных солдат. Рядовыми там и не пахло. Элитные бойцы с офицерскими чинами и наверняка не малым количеством наград на парадных мундирах. Об обучении не было и речи. Хотя о коалиции говорить тоже не хотелось. Видимо, намечается что-то серьёзное, раз стягивают элитные отряды наёмников в одно место. Не хватало ещё, что бы их всех вместе взятых теперь присоединили к “Shadow company” и отправили в пучину ада где-то на вечно незатухающем юге. Тот ещё анекдот.

_

Утро не задалось с самого начала. Как и следовало ожидать, никакой дружбы и сплочённости с бойцами КорТак построить не удастся. Они держались в жёсткой оппозиции, отталкивая от себя любого, кто попытается сблизиться. Хотя, их собственные солдаты тоже не блистали желанием делить с кортаковцами кров и пищу. Обстановка была очень напряжённой. Проснулся Гоуст от быстрых шагов по коридору. Солдаты куда-то бежали, собирая с собой всех, кто попадался навстречу. Пара тяжёлых раздражённых вдохов и Гоуст встаёт с кровати, чтобы разобраться с происходящим. Он вышел в коридор, поправляя маску на лице и попутно ловя солдата, бегущего по коридору. С оружием. - Что за шум, рядовой? - КорТак. В столовой. Засада. Гоуст бежит вместе с бойцом, которого остановил в коридоре. Любопытные и сонные лица выглядывали из-за дверей комнат, некоторые выходили из душа, из туалета, поспешно застёгивая штаны, рубашки и завязывая ботинки. Они вбегают в столовую как раз вовремя. Вокруг полный хаос, столы сдвинуты, некоторые опрокинуты, солдаты дрались, не скупясь на удары и не рассчитывая силу. КорТак, в полном обмундировании, расправлялись с оппонентами, как с заводными игрушками. Гоуста охватило чувство гнева, раздражения, стыда и разочарования. Когда-нибудь он точно уволится. - Отставить! - Он растаскивает двух солдат, отталкивая кортаковца. Тот утирает кровь с разбитого носа, явно не готовый подчиняться. Слова Гоуста для него ничего не значили. Где Кёниг, когда он так, блять, нужен? Гоуст разнимал дерущихся, отправляя своих подчинённых обратно в комнаты или в лазарет, но в пылу гнева никто не хотел уходить. Ближе к центру обеденного зала крови на полу стало больше. Гоуст продолжал распинывать солдат по разным сторонам, иногда прикладывая силу, чтобы его бойцы успокоились и отступили. Они обеспокоенно озирались по сторонам, отыскивая товарищей, крича и наконец помогая своим. Ощущение, что дрались здесь на смерть. В центре столовой завязалась настоящая кровавая бойня. Бойцы оттаскивали раненных товарищей, сплёвывающих на пол кровь, стонущих от боли и посыпая окружающих проклятьями и грубой руганью. Один мужчина всё ещё держался на ногах, уворачиваясь от кортаковца с армейским ножом, явно не планирующего оставлять противника в живых. Его руки, одежда, маска, закрывающая лицо, были покрыты кровью. Точно не его. Солдаты, пытающиеся остановить его, получали пару ударов ножом и отползали обратно, зовя товарищей с оружием. В столовую забегали люди с автоматами, в броневиках и касках. Ещё войны им не хватало. Наконец в поле зрения Гоуста мелькает огромная фигура полковника-мать-его-Кёнига. Он широкими шагами пробирается к центру, отпинывая своих бойцов подальше от местных, ведя за собой вооружённого солдата. - Нимфа, останови этого ублюдка! - Голос больше похож на раскат грома. Кёниг был в бешенстве и не очень-то старался это скрыть. Солдат, следовавший за ним, кивает и в пару быстрых шагов преодолевает расстояние между ним и кортаковцем с ножом. Тот уже опрокинул противника на пол и замахивался для последнего удара. Гоуст ринулся вперёд, но Нимфа опередил его, одним точным ударом приклада по голове отправляя сослуживца в нокаут. Тот падает, выпуская нож из руки. - Твою мать, Кёниг, что за чёрт?! - Гоуст оттаскивает раненого от кортаковца, передавая его сослуживцам. Сердце в груди громко ухало, а кровь в венах бурлила от гнева. Он бы тоже с удовольствием проехался пару раз Кёнигу по лицу, вбивая его нос в череп, дробя ударами челюсть и зубы, ломая кости, превращая его личико в кровавое месиво. Чтобы его чёртова маска пропиталась кровью, а в глазах лопались сосуды. Чтобы Гоуст видел страх, ужас и мольбу, а не обычное высокомерие и холодность. Он бы показал, что такое солдатская честь и достоинство. Что такое месть. Или убил. - Я хотел спросить то же самое у тебя. - Голос, как скрежет ржавого метала, режет слух, и Гоуст уже видит, как его кулак сминает хрупкий нос полковника под его дурацкой маской. Кёниг возвышается над ним, его грудь тяжело поднимается, а кулаки сжимаются от гнева. - Почему твои солдаты устраивают тут кровавую баню? Почему они с оружием? Почему, блять, я вытаскиваю своих солдат из под ножа твоих больных ублюдков? Гоуст не сдерживается, хватая полковника за воротник и полы маски и тянет на себя, почти ударяясь головой о его голову. Нимфа снимает автомат с предохранителя и уже готовится поднять ствол, но Кёниг останавливает его. - Legt eure Waffen weg! - Кёниг не сводит с Гоуста глаз, но ничего не делает. Просто буравит его взглядом, сжимая запястье руки, держащей его маску. Все солдаты вокруг были готовы снова вступить в бой. Гоуст отпускает его, отталкивая от себя, разворачиваясь к своим подчинённым. - Раненых в лазарет! Остальные возвращаются в свои комнаты и не вылезают из них, пока я не разрешу! Солдаты согласно кивают, откуда-то слышится привычное “Так точно!”. Бойцы собирают товарищей и начинают покидать столовую, помогая раненым выйти. Гоуст окидывает кортаковцев взглядом. Изрядно помятые, они собирали растерянное в пылу боя снаряжение, поднимали опрокинутые столы и стулья. - Уведи его отсюда. - Кёниг указывает на нокаутированного солдата. Нимфа кивает и взваливает его себе на плечи, направляясь к дверям. - Вон отсюда! - Полковник машет рукой в сторону своих солдат. Они молча удаляются, оставляя Гоуста и Кёнига наедине. - Вероятно, мне следует извиниться. - Кёниг вздыхает, переворачивая попавшийся под руку стул. - Не знаю, в чём было дело, но мои ребята явно переборщили. Гоуст закрывает глаза на пару секунд, пытаясь совладать с собой, но чаша терпения уже пуста. Он с размаху бьёт Кёнига кулаком в скулу, не особо рассчитывая силу. Тот отшатывается, явно не ожидая нападения. - Если у меня погибнет хоть один солдат, я превращу твоё лицо в сраное кровавое месиво. И тебе лучше не знать, насколько хорошо я умею это делать. Гоуст смотрит на него ещё секунду, разворачивается и выходит из столовой. Нужно доложить Прайсу.

_

В кабинете стояла гробовая тишина. Если бы Гоуст захотел, он мог бы услышать, как тлеет табак в сигаре Прайса. Прайс молча смотрел в стол, думая о чём-то своём. А может и вообще не думая. Гоуст не знал наверняка. На соседнем стуле с Гоустом сидел Кёниг, сложивший руки на груди и молча, как-то даже пристыженно, смотрящий на носок своего ботинка. Солдат, который дрался с кортаковцем с ножом, выжил. Отделался лишь поверхностными ранами и кровопотерей. Повезло. Они сидели молча уже довольно долго. Тело затекло без движения, голова болела, а под кожей, как раскалённое железо, разливалась ненависть. Она текла в венах вместо крови, обжигая и без того натянутые и уставшие нервы. Ситуация была более чем абсурдной. Как объяснили сами солдаты, потасовка завязалась с пустой шутки, неосторожно отпущенной одним из них в сторону кортаковца в маске. Ещё пара слов, и шутник словил смачный удар в зубы. А остальным нужен был лишь повод. Просто драка быстра перешла в поножовщину и, не приди они тогда в столовую, ещё быстрее бы стала перестрелкой. Получалось, что и винить было особо некого. Сцепились одни, а остальные подхватили. Цепная реакция, сыгравшая злую шутку с напряжёнными солдатами. Прайс был в полнейшем шоке и уже битый час просто курил, смотря куда-то в стол. А вот Гоуст сидеть спокойно уже не мог. От его обычной холодности, расчётливости и хоть какой-то терпеливости не оставалось и следа. Приходилось считать секунды, чтобы сдерживать порывы размазать рожу полковника-мать-его-Кёнига по столу. А лучше по стене. И бить до тех пор, пока он не перестанет дёргаться, потому что застрелить его будет слишком милосердно. Череду мыслей о кровавой расправе останавливает вздох Прайса и скрип кресла, в котором он сидел. Он тушит остатки сигары в переполненной пепельнице и делает небрежный взмах рукой, позволяя им выйти. Гоуст встаёт с кресла одновременно с Кёнигом, и они выходят из кабинета. Какое-то время они идут по коридору вместе. Гоуст почти физически чувствует на себе чужой взгляд, прожигающий в его спине дыру. Их мысли оказываются весьма схожими. Навстречу им по коридору идёт солдат. Тот самый, что отправил кортаковца в маске в нокаут и вытащил его на себе из столовой. Нос разбит, нижняя губа рассечена, а под воротом водолазки виднеется длинный фиолетово-красный след, опоясывающий шею как поводок. Солдат едва заметно кивает Гоусту, осторожно обходя его, и подходит к Кёнигу. - Nymphe? - голос Кёнига слегка смягчается, но Гоуст уже не слушает, идя дальше. Последнее, чего он сейчас хотел, это стоять и слушать как полковник-мать-его-Кёниг треплется со своей шавкой.

_

Гоуст лежал в кровати, смотря в потолок. Когда-то уже замазанная трещина снова появилась, рассекая потолок от окна до свисающей лампочки, которую Гоуст хотел заменить ещё месяц назад. В щели под окном всё так же свистит холодный зимний ветер, задувающий в комнату мелкие снежинки. Пришлось оттащить кровать в другой угол комнаты, чтобы не замерзать по ночам. И так уже настуженное плечо отзывалось неприятной тянущей болью на каждое его движение. А за настуженные почки организм явно ему спасибо не скажет. Ему не спалось. В голове шумели мысли, но вычленить какую-то одну из общего шума не получалось. Мысли смешивались в монотонный гам, в однородную массу, не давая зацепиться ни за что конкретно. Было бы неплохо сходить в столовую и налить себе кружку горячего чая. Джонни наверняка был уже там и пил какую-нибудь растворимую хрень, купленную в интернете, заедая это галетами... Был бы. Но Джонни там не будет. Джонни умер. Гоуст сел в кровати, мотая головой и мысленно досчитывая до пяти. Нужно развеяться. Было уже довольно поздно. До отбоя оставалось совсем ничего, и солдаты готовились ко сну. Кто-то бежал в душ, кто-то в столовую, некоторые солдаты возвращались с улицы с лопатами, отряхивая с себя снег. Обычная ежедневная рутина. Кортаковцев нигде не было видно. Стоит отдать Кёнигу должное, за своей сворой следить он стал явно лучше. Никаких стычек больше не происходило, а вынужденные гости с того инцидента в столовой весьма присмирели, обходя местных стороной. Наверное, можно было даже сказать, что жизнь возвращалась в привычное для всех русло. В столовую Гоуст не пошёл. Желание пить чай в одиночестве совсем отбило. Прайс наверняка всё ещё возился с бумажками, а Газ играл с кем-нибудь в карты, поэтому составить ему компанию было некому. Слоняться по базе без дела тоже не хотелось, поэтому Гоуст пошёл в сторону их импровизированного зала. Там наверняка найдётся кто-нибудь, кто будет не прочь устроить короткий спарринг и размяться. Нужно было сбросить накопившееся напряжение. Не смотря на поздний час, в зале ещё были люди. Кто-то тягал железо, кто-то бил груши, а кто-то просто трепался, смотря на то, как солдаты на импровизированных рингах укладывают друг друга на лопатки. Гоуст проходил мимо солдат к дальнему рингу, вокруг которого собралось уже достаточное количество вояк. Они молча наблюдали за происходящим, не отрывая взгляда. И Гоуст понял почему. При виде полковника внутри что-то неприятно сжалось, а к горлу подступил комок раздражения. Полковник-мать-его-Кёниг, во всей своей красе, кружился на ринге, явно уворачиваясь от ударов. Гоуст прошёл в первые ряды наблюдающих за происходящим. Огромная фигура Кёнига активно двигалась, не оставаясь на месте ни на секунду. Сырая от пота маска прилипала к голой груди. Он тяжело и сбито дышал, не сводя сурового, хоть уже и не такого высокомерного, взгляда с оппонента: по сравнению с огромным силуэтом Кёнига чуть ли не ребёнка. Солдат был значительно ниже полковника и явно уступал ему в весе. Однако, судя по раскладу дела, ему то совсем не мешало. Он ловко уворачивался почти от всех ударов, принимая лишь слабые, чтобы сблизиться с противником и ударить самому. По рассечённой губе и начинающему желтеть синяку, опоясывающему его шею, Гоуст узнал в солдате Нимфу - того самого вооружённого солдата из столовой. Забавно. Гоуст сложил руки на груди, сливаясь с остальной массой наблюдающих за происходящим. Нимфа кружится на ринге, как танцовщица на сцене, уворачиваясь от сокрушающих ударов полковника. В отличие от Кёнига, он был гораздо быстрее и манёвреннее и совсем не гнушался пользоваться своими малыми габаритами, как оружием. Кёниг делает выпад, пытаясь свалить противника на пол, но тот уходит от атаки. Солдаты одобряюще загудели, когда Нимфа взбирается на Кёнига, как на строптивого быка. Он обхватывает ногами его пояс, беря полковника в удушающий захват. Кёниг хватается за его руку, пытаясь высвободиться из захвата и освободить свою шею, но Нимфа лишь крепче сжимает его, не позволяя сбросить себя. Полковник пыхтит, прерывисто дыша, пытаясь расцепить чужие руки на своей шее, но Нимфа продолжал сжимать его, намертво вцепившись в его тело, словно змея, усиливая хватку с каждым новым выдохом жертвы. Будь на его месте Гоуст, он бы уже сломал Кёнигу шею. Кёниг хватает солдата за руки, обхватывающие его шею, и валится назад. Они вместе падают, полковник приземляется на Нимфу, обрушивая на него весь свой вес. Тот взвыл, воздух разом выбило из его лёгких. Хватка на шее ослабла, и Кёниг быстро высвобождается из захвата, тут же обрушивая на противника мощный удар, приходящийся почти в висок. - Хватит! - слова срываются с губ раньше, чем Гоуст успевает их обдумать. Кёниг останавливается, не успевая нанести второго удара. Он поворачивает голову в сторону окликнувшего его. - Хочешь своего солдата прикончить? - голос был почти рычанием, а Гоуст чувствовал колыхающий внутри гнев. Это было совсем не его дело. Прошёл бы мимо и вернулся бы в постель, но то, как полковник-мать-его-Кёниг решил добить своего солдата, вывело его из себя. - Ты не в настоящем бою, а лежачих на ринге добивают только конченные мрази. Гоуст перелез через толстую резинку, ограничивающую ринг. Нимфа лежал под полковником, тяжело и хрипло дыша, хватая ртом воздух. Кёниг издал короткий смешок, поднимаясь на ноги. Его фигура возвышалась над Гоустом, а взгляд снова стал насмешливым и высокомерным. - Не учите меня, как мне тренировать своих солдат, лейтенант. - Он смотрит на Нимфу, всё ещё лежащего на полу. От этого надменно-официального тона у Гоуста вскипает кровь. Он снова мысленно видит, как его кулак с приятным хрустом вдавливает нос полковника ему в череп. Но вместо этого он подаёт Нимфе руку. - Вставай. Солдат секунду смотрит на поданную ему руку, едва способный сфокусировать взгляд, но всё же принимает помощь. Гоуст помогает ему встать и направляет к краю ринга. Нимфа с трудом переставляет ногами, пошатываясь. Последний удар по голове явно был лишним. Он почти падает, перелезая через резинку, но наблюдающие за всем этим действом солдаты подхватывают его. - Уведите его в лазарет. Солдаты кивают, подхватывая кортаковца под руки, и выводят его из зала. - Решили поиграть в благородного командира, лейтенант? - Кёниг смотрит на него сверху вниз, расправляя плечи. - Я бы посоветовал вам выбирать более уважительный тон в разговоре со старшим по званию. - А я бы посоветовал вам запихнуть ваши советы себе поглубже в задницу, полковник. Странно, что проигравший в схватке ведёт себя настолько высокомерно. Гоуст смотрит Кёнигу в глаза. От его напыщенного тона сводило челюсть, а его раздутое самомнение, кажется, можно потрогать руками. - Проигравшего? - Кёниг усмехается, делая шаг к Гоусту, отлепляя полы маски от сырой от пота груди. - Разве? Со зрением плохо, лейтенант? - Если бы у него было оружие, он бы прикончил тебя в два счёта. А я уверен, что все твои шавки постоянно носят с собой стволы. - Гоуст расстёгивает кофту, сбрасывая её за пределы ринга. Он не может упустить возможность надрать этому высокомерному ублюдку задницу. - «Шавки»? - смешок издевательский, а взгляд почти безумный. Кёниг, как огромный крейсер, двигался по рингу кругом, не сводя взгляда с Гоуста. - Меня должно было расстроить оскорбление от цепной собаки Великобритании? Не забывай, куда уходит твой поводок, а то потеряешься. А бродячих собак обычно отстреливают. Последние слова Кёнига режут где-то внутри, задевая гордость. Чаша терпения опрокидывается и переворачивается вверх дном, и всё тело Гоуста наполняется неподдельной, совсем несдерживаемой и неконтролируемой яростью. Кёнигу очень повезло, что у него с собой не было оружия, иначе песня его была бы совсем не долгой. Гоуст сам не замечает, как налетает на противника чуть ли не с прыжка. Первый удар приходится полковнику как раз в нос. Он чувствует, как хрупкие хрящи хрустят под кулаком, и поверх гнева разливается приятное тепло. Кёниг отшатывается, чуть ли не рыча, но быстро приходит в себя, уворачиваясь от следующего удара, пришедшегося бы как раз в солнечное сплетение. Вместо этого кулак Гоуста врезается в напряжённый пресс, а сам Гоуст получает вполне ощутимый удар в простуженное плечо. Кости ноют, он шипит от боли. Кёниг быстро берёт ситуацию под контроль, нанося следующий удар в голову. Мир переворачивается с ног на голову, всё кружится, как в калейдоскопе. Гоуст запоздало понимает, что он почти лежит на ограничивающей ринг резинке, когда ещё один сокрушительный удар этой чёртовой машины для убийств приходится ему в живот. Он не успевает среагировать и органы внутри скручивает, как в блендере. Рвотный позыв едва удалось сдержать. Во всей этой безумной карусели боли и фиолетово-розовых звёзд в глазах, Гоуст замечает, как близко стоит Кёниг. Он собирает остатки сил, хватает полковника за полы сыреющей от крови маски, заставляя наклониться, и бьёт его головой. Кёниг взвыл, хватаясь за лицо, отступая на пару шагов. Маска с хрустом ломается, пара оторвавшихся осколков падает на пол. Гоуст мотает головой, приходя в себя. Он в пару шагов преодолевает расстояние между ними, нанося ещё один удар полковнику по лицу. Удар под колени и Кёниг падает на пол грузной тушей. Гоуст падает на колени над ним, снова замахиваясь для удара. Кровь кипела от гнева, он не слышал ничего, кроме тяжёлого дыхания полковника. Тот закрывал лицо руками, пытаясь защищаться. Удары обрушиваются один за другим. Гоуст не чувствует боли, не видит ничего вокруг. Гнев поглощает его с головой, оставляя лишь его и Кёнига, тщетно пытающегося сбросить с себя противника. Гоуст очнулся только тогда, когда его стали оттаскивать от полковника. Среди шума его сердца и гнева, он начал разбирать голоса солдат, тянущих его назад. Он слышал голос Прайса, уже раздающего приказы и кричащего что-то похожее на «Разнимите этих ублюдков!». Гоуст не вслушивался. Он лишь смотрел на полковника-мать-его-Кёнига, которому помогали подняться с пола.

_

- Саймон, какого чёрта?! - Прайс ударил руками по столу, гневно и разочарованно смотря на Гоуста. Он сидел в кресле перед столом капитана, спрятав руки в карманы, смотря себе в ноги, как нашкодивший школьник. Всё тело болело, а голова кружилась. Адреналин в крови наконец спал и его стало клонить в сон. - Что с тобой происходит, чёрт возьми?! Ты в своём уме? Ты напал на этого сукина сына, так потом решил и добить его к чёртовой матери? Под трибунал захотелось? Гоуст продолжал смотреть в пол. - Ты стал просто неуправляемым... - Прайс с усталым вздохом опускается в кресло, массируя пальцами переносицу. - Я всегда думал, что такие проблемы у меня будут только с Соупом... - Джонни умер. Гоуст говорит это машинально, совсем не задумываясь. - Именно, Саймон... - Прайс поднимает на него взгляд, вздыхая. - Уже давно пора смириться с этим.. Соуп погиб. Столько времени уже прошло... Много. Они какое-то время молчат. Тишина давит на уши, перекрывая громко колотящееся в груди сердце. - Иди к себе. - Прайс в очередной раз вздыхает, покачивая головой. - Я попрошу Кейт всё уладить, если у нас начнутся проблемы. Гоуст молча встаёт с кресла и выходит из кабинета. Где-то глубоко внутри скребло что-то неприятное. Что-то чёрное, мерзкое и холодное. Это что-то царапало когтями сердце, не давая вдыхать полной грудью. Душа ныла вместе с телом, превращая Гоуста в один дрожащий комок. Он кусал губы, надеясь, что через маску этого не видно. Во рту появился неприятный привкус крови. Гоуст захлопнул дверь в свою комнату, прислоняясь к ней спиной, закрывая глаза и досчитывая до десяти. Джонни всегда говорил, что в эти моменты он выглядит глупо. Но Джонни умер. А ещё он иногда постукивал пальцем по его маске, если Гоуст надолго задумывался. Джонни умер. А ещё он постоянно бил его в плечо, когда дразнил. Джонни умер. А ещё... ДЖОННИ УМЕР! Гоуст обхватывает голову руками, сползая по двери вниз. Сердце бьётся где-то в горле, перекрывая кислород. Он мелко дрожал, сжимая голову, пытаясь заглушить свои мысли. Рой воспоминаний кружился в сознании, дразня старые раны. Лицо Джонни то и дело всплывало в его памяти, перекрывая всё остальное. Как напоминание о его никчёмности и слабости. Он не смог. Не защитил. Не спас. Он виноват. Он виноват.

_

К утру стало легче, и Гоуст наконец смог заснуть. Всего пары часов сна было мало, но больше находиться в одиночестве его холодной комнаты он не хотел. Он чувствовал, что сходил с ума. Утром Прайс отстранил его от работы на пару дней. Сказал, что Гоусту будет лучше и вовсе уехать в отпуск домой, но, получив на это предложение жёсткий отказ, вздохнул и махнул на Гоуста рукой. Заниматься было решительно нечем. Материалов для починки маски не было, а выезжать с базы в такое напряжённое время совсем не хотелось. К тому же на улице всё ещё валил снег, а сугробы продолжали расти. Гоуст обошёл всю базу, наблюдая за солдатами, которых сегодня курировал Газ, но вскоре ему наскучило и это. Ему действительно давно было пора отдохнуть, но он не мог заставить себя вернуться в свою комнату. К тому же желудок подводило голодом, и Гоуст пришёл к весьма логичному решению пойти в столовую. В столовой было совсем немного человек - пара солдат, спешно закидывающих в себя еду, маленькая группа, вернувшаяся с утра с миссии и ещё несколько солдат в больничных пижамах, стоящих у стойки с подносами. Увидев Гоуста они быстро ретировались к угловому столу. Нужно сходить в лазарет. За последнее время произошло столько всего, что Гоуст совсем забыл навестить солдат, раненых в той потасовке в столовой. Он быстро поел и отправился в лазарет. Медперсонал сновал между кабинетами, как пчёлы. Отлаженный организм лазарета работал, как часы. Солдаты были в порядке. Негодовали, что их так долго держат в лазарете взаперти на пресной больничной диете, но в порядке. На душе стало даже теплее, пока Гоуст слушал их возмущения и жалобы. На обратном пути Гоуст вспомнил про Нимфу. Найти его оказалось совсем не трудно, потому что его палата была единственной закрытой во всём коридоре. Никто не входил и не выходил в неё, а редкие проходящие мимо солдаты лишь презрительно и недоверчиво оглядывались. Выглядел Нимфа ужасно: к рассечённой губе и опоясывающему шею синяку прибавилась гематома на щеке и левом глазу. Он лежал на койке, смотря в окно, на медленно падающий снег. - Паршиво выглядишь. - Гоуст подошёл к койке, садясь на стул рядом. - Приму как комплимент. - Нимфа медленно поворачивает голову, явно испытывая дискомфорт. - Могло быть и хуже. Нимфа выдавливает какое-то подобие улыбки, прикрывая глаза. - Не сомневаюсь. - Гоуст откидывается на спинку стула, вспоминая тот бой. - Сотрясение? Солдат медленно кивает. - По крайней мере мне так сказали, и я на это надеюсь. - Хорошо он тебя приложил. Рёбра целы? - Гоуст осматривает его, оценивая масштабы повреждений. - Да. Спину только отшиб, а в остальном я цел. - У вас все тренировки так заканчиваются? - В голосе слышна усмешка, и Нимфа едва заметно закатывает глаза. - Ещё один такой удар, и ты бы лежал в морге, а не в лазарете. - Да уж лучше в морге, чем под такими ненавидящими взглядами. У вас все медработники такие? - Не удивляйся. Вы вражеская группа, никто здесь не будет с вами церемониться. - Гоуст хмыкнул, пожимая плечами. - Не после того, что мы устроили в столовой, так? - Нимфа кривит губы в ухмылке, и Гоуст чувствует в этой ухмылке горечь. - Извините. Это было лишним. Они немного помолчали. Честно признать, Гоуст совсем не хотел говорить о случившемся. Бессмысленно перебирать старые воспоминания в надежде найти виноватых. Ситуация всё равно не решится, пока они и КорТак вынужденны работать в одной связке. - Тебя там не было. - Не важно, был я там или нет. Там были наши люди, а значит я отвечаю за случившееся так же, как они. Гоуст усмехнулся, вспоминая вчерашнюю драку. То, как он наносил удар за ударом, пока полковник-мать-его-Кёниг пытался защититься. - Не волнуйся, Кёниг хорошо с нами рассчитался. - Гоуст поднимается со стула. Нимфа непонимающе хмурит брови, не сводя с него цепкого взгляда. - Рассчитался? - Потом узнаешь. - Он ещё несколько секунд смотрит на Нимфу. - Поправляйся. - Спасибо.

_

Прошла почти неделя, прежде чем Гоуст снова увидел полковника-мать-его-Кёнига. Его высокая фигура выбивалась из общей толпы солдат, ужинающих в столовой. Из-за маски лица было почти не видно, но судя по усталому взгляду и бинтам, которые выглядывали из под маски, пока тот ел, можно сказать, что самоуверенности у него значительно поубавилось. По крайней мере так показалось Гоусту и близ сидящим солдатам. Кёниг не поднимал глаз от тарелки и почти не говорил. Тот бой точно подорвал его эго и авторитетность. Нимфа наконец вернулся в строй и сидел за другим столом, с остальными кортаковцами, что-то бурно обсуждая. Жизнь, кажется, возвращалась в свой обычный ритм. Напряжённости стало меньше, хоть и настороженные взгляды никуда не пропали. Люди из КорТак перестали передвигаться по базе в полной экипировке и вооружении, а стычки между ними и местными, даже самые маленькие, стремительно сводились к нулю. Постарался ли это полковник или сами кортаковцы, Гоуст не знал, но на душе становилось гораздо легче. А от осознания того, что он неплохо набил полковнику рожу, становилось ещё лучше. Из приятных мыслей Гоуста вывел лёгкий толчок локтем под рёбра. - Может перестанешь прожигать в нём дырку? Больше, чем кратер на луне она точно не станет, как не старайся. - Газ усмехается, отправляя в рот ложку консервированной фасоли, кивая в сторону полковника. - Хорошо ты его отделал. Теперь он и носа из комнаты не показывает без надобности. А то ходил, как наблюдательная башня. Хуже Шепарда, честное слово. - Он мне не нравится. - Гоуст несколько раз моргнул, возвращая взгляд обратно к тарелке с ужином. - Мы заметили. - Газ усмехнулся, хмыкая в какой-то своей манере. - За что ты его так? - Слишком много зазнавался. - Нимфа сказал, что их тренировка показалась тебе «несправедливой». - Газ снова усмехается. - Он мог его прикончить. - Гоуст смотрит на него, слегка прищуриваясь. - Давно вы с ним общаетесь? - С кем? С Нимфой? Мы не общаемся. Поговорили всего пару раз, когда я промахивался палатой. Неплохой парень. Приветливее всех остальных вместе взятых. Особенно Никто. - Никто? - Тот мужик с ножом. Из-за него тогда началась драка. Нервный очень. Нимфа говорил, что приглядывает за ним, но получается у него как-то херово, как по мне. Хотя, кто знает, что бы было, если бы он этого совсем не делал. - Газ пожимает плечами. - Чёртов сплетник. - Гоуст усмехается, покачивая головой. - Ну, должен же кто-то всё узнать. - Газ тоже усмехается. - А я всё равно к нему заходил. Не мог же я просто развернуться и молча выйти, правильно? Гоуст на это лишь качает головой, посмеиваясь. - Жаль Соупа нет. Они бы точно сошлись. Гоуст мелко вздрагивает, услышав это имя. Нет, они бы не сошлись. Потому что Джонни умер. Они несколько минут молчат, продолжая есть. В голове снова шумело, а Гоуст едва жевал еду, совсем не чувствуя вкуса. Мысли, которых он так старательно избегает всё это время не оставляет его, каждый раз настигая с всё большей силой. Однажды всё то, что он так старательно прячет внутри, вырвется наружу и он совсем не сможет это сдержать. - Знаешь, Прайс переживает за тебя. С того момента, когда Соупа убили, ты стал сам не свой. Два года уже прошло, Гоуст. - Газ осторожно смотрит на него, откладывая ложку. - Если ты хочешь поговорить, то мы всегда... Гоуст перебивает его, смотря куда-то в зал. - Нет. Неловкое молчание затягивается. Газ кусает губы, не зная, что ещё сказать, а Гоуст продолжает смотреть в глубину обеденного зала. От шума в голове его отвлекает только осознание, что на него смотрели в ответ. Он пару раз моргнул, прежде чем понять, что буравит взглядом Кёнига. Тот смотрел в ответ, медленно жуя. Взгляд его сочился злобой и немым вопросом. Гоуст отворачивается.

_

Гоуст сидел за столом, сшивая маску. Игла легко проходила через видавшую виды ткань. От безделья болела голова и руки наконец дошли до ремонта. К тому же неприятные мысли переставали шуметь и роиться, сводя его с ума. Он вздохнул, закрывая уставшие глаза и откидываясь на спинку стула. Было уже поздно и его клонило в сон, но бросать работу на пол пути совсем не хотелось. Гоуст открывает глаза и снова осматривает свою работу. Взгляд падает на пустую чашку из под чая, стоящую на краю стола и из общей массы усталости и больного бреда выскальзывает мысль, что он был бы весьма не против выпить ещё одну чашечку крепкого ароматного чая. Мысль быстро превратилась в цель, и уже через минуту он вышел из комнаты с пустой чашкой. На посту должен быть чайник. Идти в столовую ради одной кружки кипятка совсем не хотелось, поэтому Гоуст направился к посту охраны. Солдаты уже спали, в коридорах совсем никого не было. Было слышно лишь редкие тихие разговоры в глубине комнат и громкий храп.