Принцесса Мононоке 2

Глава 41.

Горная тропа.

      Леса за Тороей казались гуще и темнее. Словно как-то по-другому теперь шуршала хвоя, сквозь которую дули осенние ветра, как-то иначе звучали шаги. И что-то новое появилось в рисунках коры, заставлявшее приглядываться к стволам. Совсем другие мысли в голове теперь рождали лесные тени.       Возможно, все это было вызвано тем, что Гиригорта больше не было рядом. Как и задумывали, они разделились на три группы, и им, как меньше всех знакомым с Хоккайдо, досталось идти в середине под главенством Кенты и Ахуро. Гиригорт раздал всем сигнальные рога: один вой — привал, два — опасность. Кажется, все было схвачено, кроме того, с ними шли Шоанн и Ишуи, которые могли учуять и услышать угрозу гораздо раньше, чем их заметят. Но все равно страх неизвестности червем извивался в груди.       Сан пока не спешила рассказывать о позапрошлой ночи. Она не хотела отвлекать бойцов от пути, который требовал предельной сосредоточенности, к тому же она чувствовала, что это было что-то очень личное. Наверняка она расскажет потом, если будет возможность… Сейчас Сан старалась сама поменьше думать об этом, хотя было сложно. И Моро, и деревня после короткого разговора сразу исчезли, а она хотела так много сказать и о многом спросить… Сан не переставала вспоминать глаза матери, чувствуя, как к своим подступают слезы. Но среди всех этих мыслей и воспоминаний она время от времени ловила себя на одной, которая заставляла сердце едва уловимо вздрагивать. Что все это значит? Почему грань миров подбирается к ней так близко?       Аситака натянул маску, оставив лишь узкую щелочку для прищуренных глаз, и был начеку, потому что Якуру иногда задевал рогами низкие ветви, нависшие над дорогой. Принц уже свыкся и с беспокойством, и с пекущим покалыванием проклятия, из-за которого теперь чудилось, будто горит вся правая сторона тела. Метка никак не хотела сдаваться, но за все время борьбы Аситака хорошо изучил врага и знал, чего он боится. Воин то и дело глядел на Сан, и каждый взгляд рождал в нем вдохновение следовать дальше.       Сан отвечала той же стойкостью и ободрением в глазах, но всеми силами скрывала беспокойство. Она видела, что проклятое пятно на его кисти почернело, а вверху уже добиралось до шеи. Хоть Наго обещал принцу, что оно больше не сможет его убить, Сан холодела при мысли, что Аситака каким-то образом стал ближе к тому, чтобы стать демоном, татаригами. Последние недели тяжело ударили по ним всем, и они все были должны продолжать бороться. Она закрыла глаза и пообещала себе, что сделает все, что возможно и для общей, и для их личной борьбы.

***

      Хоккайдо мрачный, туманный, дождливый. Поля, которые чередуют зелень, золото и киноварь в своем окрасе, с пьяным удовольствием принимают холодные капли и росу, а ветер поднимает запах земли невысоко над ними, смешивая с утренней навесой смуты. Дальше их снова встречают леса, тысячи царств сырости и хвои, тысячи следов на покинутых тропах, и ночи накрывают их там неглубокими, мятежными снами. Утром снова их ждут просторы, которые отряд пересекает стрелой без единого привала, и опять ночь среди елей или бамбука, держащая за руку очередной туманный восход. Так прошел месяц после их перехода через Торою, и ничего не предвещало бед.       Сейчас они ехали по холмистому редколесью, лицезрея самую середину осени: поровну с соснами места на пригорках делили дубы, разодетые в медь, багрянец и золото. Шоанн и Ишуи сказали, что в окрестностях нет ни души, что подтвердил Ричи, вернувшийся с разведки. Сан заметила череп в кустах, а чуть дальше они нашли проржавевший гномий пистолет, но такие находки их не смущали — не так давно весь остров был полем битвы. Сегодня впервые за долгое время светило бледное солнце, и хоть холода продолжали набирать силу, день был на редкость хорош.       Аситака беседовал с Неко, Чен и Ахуро обсуждали преимущества и недостатки разного рода оружия, Сан ехала рядом с Микайо, который посадил Ричи ей на плечо и наблюдал с улыбкой, как тот игриво щиплет ей волосы. Они могли себе позволить хотя бы на время забыть об опасностях и не глядеть в будущее. Каждый из таких дней мог стать последним перед круговоротом ужаса — это понимал и Гиригорт, откуда-то издалека дунувший в рог. Воины радостно поскакивали с коней и разместились под сенью большого дуба, доставая из сумок еду. Спустя время Кента и Чен начали играть в дощечки и камешки, четверо ниндзя присоединились к ним.       Изаму выбыл первым. Недовольно вздохнув, он сел, прислонившись к стволу, и стал следить за игрой, в которой Кента уверенно шел к победе. Дощечки и камешки поглотили все его внимание, и он не услышал скрип ветвей наверху, не успел ничего предпринять, если это вообще было возможно.       Молниеносно, как затаившийся богомол, дубовые ветви изогнулись и схватили его под плечи, подбросили вверх, оплели и зажали, Изаму не успел даже вскрикнуть. За него это сделал Ахуро, и все мгновенно повернулись туда. Игроки побросали дощечки, Микайо уронил кусок лепешки, у Сан в руке очутилось копье, а волки зарычали, оскалив клыки. Аситака поднес к губам рог, но Кента остановил его.       — Что за дерьмо?! — выпалил Широ, глядя, как Изаму корчится в смертельных объятиях, испытывающих на прочность каждую косточку его тела.       Выхватив нож, Кента упал на колени рядом с дубом, провел лезвием себе по ладони, сжал кулак. Кровь капнула на корень, дерево, кажется, издало стон, а ветки чуть ослабили хватку. Кента встал и запрокинул голову, взял меч и ударил по одной из оживших древесных щупалец. Одна из ног Изаму свесилась вниз, но этого было мало. Ахуро подоспел со своим мечом, нанес удар, но ветки снова сдавили ниндзя, заставив крикнуть. Кента выругался, сел и провел мечом себе вдоль предплечья, пролив струю крови на жадные корни. Ветви разжались, Ахуро с яростью перерубил самую толстую, и Изаму шлепнулся спиной на землю, задыхаясь.       Товарищи в черном сразу дали ему воды, и все окружили его. К счастью, Изаму не успел серьезно пострадать благодаря решительным действиям гинтоэрцев. Когда ниндзя встал на ноги, все повернулись к Кенте, который протирал порезы влажной тканью.       — Как ты? — спросил Микайо.       — Ничего, заживет. Надо перевязать.       Пока ему наматывали бинты, Кента морщился и говорил:       — Бывает… что… если под деревом пролилась кровь, оно пробует ее и решает… что это вкусно. Они называются дзюбокко, деревья-вампиры. Кстати, пойдемте подальше.       Они спустились с холмика и решили сесть на коней.       — Не будем трубить, — сказал Кента. — Я съезжу и предупрежу Гиригорта, а когда вернусь, Ахуро сгоняет назад, к Кейсуке. Надо ехать дальше. И всем быть настороже.       Вечером следующего дня они въехали в широкий, простирающийся на неизвестные мили лес. Земля была сухая, но справа и слева пахло болотами, и повсюду росли странные цветы со светящимися сердцевинами, отчего все пространство было наполнено темно-желтым светом, словно в помещении. Этот лес сразу всем не понравился. Шоанн постоянно прислушивался и бросал взгляды по сторонам, Ишуи тоже казалось, будто что-то неладно, однако волки не могли сказать ничего определенного. Сан поглядывала на Аситаку и видела, что он хмур и предельно сосредоточен, и даже Неко выглядел подавленным, что бывает с ним крайне редко. Лошади фыркали и как-то нехотя шли вперед по извилистой тропе, и чем дальше, тем больше проявляли признаки беспокойства.       Впереди прозвучал рог.       — Привал? — Кента поднял брови и повернулся к Ахуро. — Кажется, еще часа три до полуночи…       — Да и местность не слишком подходит, — ответил тот.       — Лично я не против поспать, — протянул Чиро, зевая.       Рог протрубил еще раз.       Они все остановились, переглянулись. Ошибки быть не могло: рог трубил второй раз.       — Черт…       Воины устремились на зов, минуя ямы, коряги и ветви, волки и Сан бежали чуть впереди, прокладывая наиболее удобный путь. Вскоре они услышали донесшийся крик. Они обогнули край болота и вырвались на ровный, прямой участок тропы, помчались быстрее, и спустя минуту уже слышали звуки боя. Вдруг из-за деревьев им навстречу вынесся один из лучников Гиригорта.       — За мной!       Он развернул коня и возглавил группу всадников, выводя их на новую тропу. Наконец, проломив стену кустов, они оказались на краю поляны, заваленной буреломом и поросшей высокой травой. Деревья на другой стороне росли прямо из болота, которое тянулось далеко во мглу, и оттуда на Гиригорта с его бойцами наступали десятки зловонных ëкаев. Маленькие человечки с длинными черными волосами и коричневой кожей поднимались из тинистых вод, выбирались на землю и атаковали заостренными кольями, стреляли из луков и издавали гадкие бурлящие вопли. Воины встречали таких на гинтоэрских стенах и знали, что они не особо сильны, но сейчас их было много.       Когда подмога подключилась к бою, они отступили, но вскоре повалили новой волной, гораздо более многочисленной. Один из лучников уже лежал мёртвый, теперь же стрела попала в ногу Секену, заставив упасть на колено. Аситака едва заметил чудище, прыгнувшее из кустов, рассек его грудь резким ударом, шагнул в сторону, прикончил еще одну тварь, заспешил к Секену, но из-за бревна вылез проворный ëкай, всадив копье лучнику в горло. В следующий миг Аситака лишил убийцу головы, пригнулся, пропуская стрелу над плечом, и почувствовал, как правая сторона тела от бедра до шеи загорается демоническим пламенем. Он осмотрелся и стряхнул с глаз пелену. Нельзя. Нельзя поддаваться.       Сан с братьями оставила рядом с собой дюжину мертвых тел, Неко стоял одной ногой в болоте и рубил направо и налево, Чен рассекал чудовищ большим мечом, но гадины не спешили заканчиваться. Едва к ним подоспела группа Кейсуке, болотные демоны пошли на них новыми силами, казалось, их могло быть две, а то и три сотни. Еще один лучник получил судьбоносный удар, не смертельный, но подкосивший его ноги, после чего несколько ëкаев утащили его в болото. Лишь спустя полчаса положение стало выправляться, чудища, встречая смерть, ослабили напор, все чаще бежали назад, во тьму, а потом Чен запалил фитиль, разогнав остатки врагов тремя громогласными выстрелами.       Когда дым над болотом рассеялся, в лесу наступила тишина. Бойцы как можно быстрее обработали раны и собрали испуганных лошадей, не желая говорить ни слова. Они знали, что на этом острове опасно оставлять тела, а хоронить друзей, к сожалению, не было времени. Воины отнесли трех павших лучников на влажный берег болота, положили на постели из сухих веток, и угрюмо молчали, пока Чен высекал искры. Затем они оседлали коней и поехали прочь, оставляя позади это место и этот день, принесший им первые смерти.

***

      Прошел еще один месяц пути, остров Хоккайдо окончательно сдался владычеству холода и ветра, каких они не знали там, на юге поздней осенью. Теперь деревья стояли голыми, бурые травы все больше теряли жизнь, лужи от уже редких дождей покрывались льдом, и под ногами у них стелилась черная, застывшая, заиндевелая земля.       Этот месяц тоже не дался им без потерь. Неделю назад в стычке с лесными óни сложили головы два стрелка, а еще раньше, во время переправы через болота умер Хонда от заражения крови — за день до этого напавшие на отряд нэдзуми оставили на его теле множество ран. И тем не менее, Гиригорт ожидал худшего. У них все еще оставалось много еды и стрел, они грамотно берегли силы и сумели сохранить боевой дух, который, как все знали и чувствовали, скоро подвергнется настоящему испытанию на прочность.       Восточные горы, скрывающие за собой путь в Мурдош, уже обретали очертания. Выходя из лесов, воины видели вдалеке размытую полосу красновато-бурых горбов, с каждым днем все четче могли различать складки и ущелья, и наконец перед ними открылась равнина, ведущая напрямую к туманным подножиям. На взгляд, галопом ее можно было пересечь за час, но Гиригорт решил не перегружать лошадей, которым, очевидно, впредь предстоит гораздо более тяжелый путь по горным тропам. Они ехали медленной рысью и не вели разговоров. Каждый предпочитал думать, что для бесед просто слишком холодно и неуютно, но все знали, что настоящей причиной был Мурдош. Злое королевство заставляло чувствовать свои чары, давило на разум, рождало внутри сотни гадких существ, которые ползали и задевали внутренности склизкими холодными телами. Еще невидимый глазу, Мурдош незримым чувством тоже обретал свои черты, обретал голос, беззвучно трубящий, что он так или иначе станет их судьбой, что бы это ни значило.       Безмолвие, ветер и стук копыт. Медленные, коченеющие мысли, сменяющие одна другую. Вдруг Гиригорт приподнялся на стременах, сел, оглянулся, желая что-то сказать, но не нашел слов. Он снова стал приглядываться, сбавив скорость.       — Что там? — спросил один из лучников.       — Не знаю.       Гиригорт натянул поводья, переводя лошадь на шаг. Остальные тоже замедлились, а вскоре отряд и вовсе остановился, сбившись в кучу. Гиригорт посматривал вперед, но ничего не говорил. Они все теперь это видели. В ста шагах от них посреди равнины появилось странное серое облако.       — Что это?       — Черт его знает, — произнес Чен, хмуря брови.       Серая туча неспешно плыла к ним, раздаваясь в ширину и едва уловимо меняя оттенок на более темный. В конце концов Гиригорт решил, что лучше отряду не стоять, как вкопанному. Он мотнул головой, и воины осторожно двинулись в обход, приготовившись в случае чего достать оружие. Облако продолжало свое движение, никак не откликнувшись на их действия.       — Миода!       Вслед за криком что-то громко зарычало, заржал конь, послышался вопль и глухой стук падения. Ехавшие впереди замерли и оглянулись, увидев, что один из коней лежит на земле в крови и судорогах, а рядом с ним в воздухе висит страшное существо — темно-серая туча с широкой пастью, огромными выпученными глазами и длинным красным языком. Из ее пасти торчали ноги Миоды. С ужасным хрустом чудище проглотило беднягу и двинулось на остальных, всадники схватили луки и выпустили в него дюжину стрел, но они все прошли насквозь, не причинив вреда. Изаму подъехал и полоснул мечом по языку, но туча лишь облизнулась и щелкнула зубами, чуть не задев его плечо. Ближайший воин выставил вперед меч, ëкай набросился на него и проглотил целиком вместе со сталью. Бойцы нанесли чудовищу еще несколько ударов, не возымевших никакого успеха, после чего туча с довольным мычанием улетела прочь, растаяв вдалеке.       На равнину опустилось молчание.       — Что за дерьмо?! — вдруг крикнул Ахуро, его голос, кажется, дошел до гор, но никто ничего не ответил. — Как это понимать?!       Раненый конь перестал дергаться и испустил дух, на камнях валялся порванный ботинок Миоды. Спустя несколько минут тишины Гиригорт кашлянул и развернул лошадь вперед, ударив пятками в бока.       — Не пытайся понять, — хмуро сказал он. — Не нужно никак это понимать. Едем дальше, скоро все это должно закончиться.

***

      Достигнув гор, воины спешились и стали подниматься по голым камням, надеясь до темноты найти пещеру или чащу, где можно будет укрыться. Вечерело. Эта часть гор имела ступенчатое строение, после каждого подъема их ждали широкие, протяженные полки, и на одной из них отряд решил пойти вдоль, чтобы поискать перевал. Дорога на уступе плавно изгибалась, как меч, на местность опускалась темнота, кто-то уже начинал зевать. День был тяжелым и беспокойным, они все жаждали отдыха.       Вдруг нос Шоанна задергался, уши выпрямились. Волк сузил глаза.       — Что-то чуешь? — спросила Сан.       — Да. Мы здесь не одни.       Отряд остановился.       — С какой стороны? — Гиригорт подъехал ближе, держа ладонь на рукояти меча. — Много?       — Это не духи, — сказал Шоанн. — Человек. Он один.       Затем они все посмотрели вперед, услышав тихое пение. По дороге к ним двигалась фигура, смутная в эти поздние часы. Можно было разглядеть посох, который она несла в руке, и длинные волосы, а также различить мягкие, женские черты голоса, становившегося отчетливее по мере того, как она приближалась. Воины медленно поехали навстречу, и конь Гиригорта остановился в нескольких шагах от незнакомки.       Перед ними стояла пожилая женщина, тем не менее, сохранившая красоту, с волосами светлого оттенка и доброй улыбкой. Глядя на всадников, она закончила последние строки своей песни и оперлась двумя руками на посох, на ее лице было любопытное и дружелюбное выражение.       — Ого, как много вас, внучки! Годами живешь и хоть бы кто заглянул… Что же привело вас в эти горы, воины?       Гиригорт прочистил горло.       — Мы путешествуем.       — В такие-то времена… — сказала женщина с уважением. — Небось, устали к вечеру, да?       — Это точно, — ответил Кента. — Скажите, вы знаете место, где можно устроиться на ночлег? Нам завтра предстоит дорога.       — А как же? Знаю место одно. Хотите — проведу.       Гиригорт приложил ладонь к груди.       — Были бы очень признательны.       Женщина повела их за собой в сторону, откуда она пришла, напевая новую песню и отталкивая концом посоха камни, лежащие под ногами. Лучники спросили у нее, знает ли она удобный путь через горы, на что она ответила, что покажет его завтра утром. В одном месте уступ сужался, и когда воины снова выехали на широкую дорогу, Сан оказалась одной из тех, кто двигался в первом ряду рядом с проводницей. Ей стало интересно, и она решила задать вопрос:       — Ты одна здесь живешь?       Женщина сперва странно посмотрела на нее, будто чем-то удивленная, но потом улыбнулась.       — Да, живу одна. Полгода назад мой муж и сын ушли на войну, и я больше ничего о них не слышала. Но я все еще жду, хоть это и кажется глупо.       — Там, откуда мы родом, тоже многие потеряли семьи, — сказал Ахуро печальным голосом. — Война беспощадно крадет тысячи жизней. Но вы знаете… Она скоро может закончиться.       Женщина махнула рукой.       — Ай, устала я уже от нее. Давайте не будем о войне. Кстати, мы уже близко.       Что-то, что они еще не могли видеть из-за изгиба дороги, бросало свет на тропу, который становился все ярче с каждым шагом, по земле стелились тени камней и низких кустов, последние лучи солнца угасли за горизонтом, и наступила ночь. Наконец они вышли на небольшое горное ложе, на котором стоял деревянный дом. В окнах горел яркий свет, озаряя все крестьянское хозяйство: два сарая, пустующий загон, телега и пень для рубки дров. Женщина направилась к хижине по тропке, протоптанной среди скудной травы.       Она собиралась разместить их в своем доме? Надо признать, утомленные походом бойцы были приятно удивлены столь неожиданным гостеприимством. Во дворе они стреножили коней и один за другим потянулись внутрь, Шоанн с Ишуи тоже зашли — от холодных ночей под открытым небом устали даже они. Хозяйка уже раскладывала циновки на полу просторной комнаты, гости помогли ей и расположились — все равно получилось тесно, но это мало кого заботило.       — Еды я столько, конечно, не готовила, но у меня есть чай, который помогает восстановить силы.       — Будем благодарны. А еда у нас есть своя, мы и с вами поделимся, — сказал Кента, открывая сумку с припасами.       Женщина улыбнулась и вышла, некоторое время спустя вернувшись с котелком ароматного чая. Пока она разливала напиток, лучники позволили мышцам и умам наконец расслабиться, благодаря судьбу за этот чудесный миг спокойствия и тепла. Кто знает, быть может это последний раз, когда они могли испытать чувство уюта. Они беззаботно болтали о разных вещах, но вскоре, то ли из-за усталости, то ли из-за успокаивающего чая им всем сильно захотелось спать, и они не даже заметили, как все разом рухнули в мир сновидений.

***

      Гиригорт проснулся, едва рассвело, от громкого крика. Он протер глаза и увидел, что это сделали все — ворочаясь, воины приподнимались, опирались на локти, сонно садились, оглядывались и пытались понять, что стряслось. Они все смотрели на женщину, сидящую на коленях рядом с Микайо, пока тот, лежа в каком-то оборонительном положении, с ужасом таращился на нее.       — Что случилось? — спросил кто-то из мужчин.       — Она… Она… — Микайо указывал пальцем, не в силах произнести что-либо.       — Ему приснился кошмар, — сказала хозяйка дома, наклонившись и протягивая руки, но Микайо еще больше отстранился.       Гиригорт сел на циновке и вежливо спросил:       — Вы разве не ушли вчера вечером?       — Я где-то обронила кольцо, — женщина повернулась к нему, вставая. — И пришла поискать. Я не хотела вас будить, но оно очень ценно для меня. Его сделал мой муж.       Гиригорт провел ладонью рядом с собой, приподнял край циновки, начал искать глазами. Потом встал, зевнул, сонно осмотрел комнату.       — Не переживайте, найдем.       Остальные уже были готовы подключиться к поискам, но Микайо вдруг вскочил, взял топор и закричал:       — Она чудовище!       Поднявшись, все замерли, взгляды устремились на женщину, которая смотрела на лица мужчин в полном непонимании. Она неловко улыбнулась, сплетя кисти в замок.       — Вы шутите? Мне правда жаль, что я всех разбудила…       Микайо заорал еще громче:       — Я видел! У нее во рту куча острых зубов, она хотела перегрызть мне горло!       — Да что вы такое говорите? Я простая женщина, — она тут же снова улыбнулась, показав обычные человеческие зубы.       Чен подошел к горцу и положил руки ему на плечи.       — Не горячись, Микайо, сядь и попытайся вспомнить свой сон. Мне тоже снились кошмары.       — Не сон это, Чен! Не сон! — Микайо тоже взял его за плечи, начал трясти. — Она ведьма!       Он шагнул в сторону, прошелся взглядом по лицам всех, всверлился глазами в женщину.       — Ведьма, чудовище, она прячется под личиной! Услышьте же меня!       «Чудовище» стояло, явно чувствуя себя скованно, не зная, куда ей деть руки и взгляд. Аситака зашагал к Микайо, чтобы попытаться успокоить, но вдруг к женщине сзади подошел Неко и вонзил ей в спину клинок.       Со сдавленным хрипом умирающая упала на колени, потом рухнула на пол, и под ней растеклась лужа крови. Замерев, все смотрели на Неко.       — Не знаю, как насчет вас, — невозмутимо сказал он, вытирая тканью меч, — но лично я доверяю Микайо больше, чем этому острову.       Гиригорт ответил первым, все не отрывая глаз от трупа хозяйки.       — Ты можешь быть прав, Неко. А можешь и нет. Не обижайся, Микайо, но это действительно мог быть кошмар.       — Это правда, — согласился Кейсуке. — Нам довелось столькое пережить, что мы все можем скоро начать бредить.       — Я — брежу?! — Микайо снова повысил голос. — Я видел! Своими глазами!       — Мать твою…       Этот тихий, но отчетливый голос вышедшего во двор Ахуро услышали все. Они выбежали из хижины и направились туда, где лучник застыл как столб, и поняли, что Микайо был прав. Рядом с сараем, где они оставили коней, все было залито кровью, половина скакунов лежала без движения с разорванными горлами. У Аситаки вздрогнуло сердце, когда он подумал о Якуру, но, к счастью, они нашли его вместе с уцелевшими лошадьми в сарае — трясущегося и с трудом отзывающегося на происходящее. Могли это сделать дикие звери? В таком случае они проснулись бы от конского ржания. Колдунья наложила на животных чары и собиралась сделать это и с ними. Многим пришлось извиниться перед Микайо — чуткость его сна только что спасла им жизнь.

***

      Недалеко от злополучной хижины они действительно нашли ход — ущелье, ведущее сквозь горы прямиком на восток. Именно о нем говорила ведьма. Отряд стоял несколько минут, но потом все-таки двинулся вглубь, отбросив все жуткие мысли. Этот путь выглядел слишком соблазнительным, то время и силы, которые они смогут сохранить, стоили дорогого, несмотря на опасности. Гиригорт сказал, что, если ущелье не закончится, их путешествию осталась одна или две недели.       Теперь лошади не могли помочь им увеличить скорость — половина бойцов шла пешком, а затем они менялись, но поход уже близился к концу. В какой-то из дней они свернули в боковую расщелину и устроили привал в пещере, привлеченные журчанием воды. Она струилась из камней наверху и наполняла маленькое озеро, чистая, прозрачная горная вода, напоившая и лошадей, и всадников. Когда отряд засобирался, чтобы продолжить идти, Аситака сказал, что догонит их через минуту.       Друзья кивнули и ушли. Когда последнее плечо скрылось за поворотом ущелья, принц снял кимоно, развязал затяжки, закатал рукав. Аситака окунул руку в холодную воду. Он чувствовал зуд, вспыхивающий по всей правой стороне противной россыпью искр, и боль, будто его поедала саранча. Продолжая морщиться, Аситака разделся полностью и погрузился в озеро, коснулся ногами дна. Метка демона потихоньку начала успокаиваться. Принц просидел бы так и час, и день, но у него не было ни того, ни другого. Он вылез, наскоро вытерся и оделся, взял сумку и поспешил догонять остальных.       — Агх…       Аситака не заметил булыжник под ногами, споткнулся и протерся плечом о грубые камни на выходе из пещеры, вызвав небольшое обрушение. Потерев место, где порвалось кимоно, он рассматривал покрасневшую кожу и точечки крови, выступившие тут и там, но вдруг его внимание привлекло нечто другое. Он краем глаза заметил блеск.       Подняв голову, Аситака замер, а потом подошел ближе. Его пальцы безотчетно протянулись к сияющему зеленому камню, торчащему из серой породы. Его поразило то, что этот минерал не отражал свет, а излучал его сам колеблющимися нитями, а внутри, если присмотреться, можно было разглядеть волны тумана, движущиеся в толще этой красоты. Аситаке не стоило труда отломить камень и спрятать в мешочек на поясе. Он уже знал, что с ним делать.

<~~~~>