Четырёхглазый

I am my own worst enemy.

Green Day — Restless Heart Syndrome

***

Billie Eilish — Everybody Dies

Утро на третьем этаже наступало постепенно. Свет узкой горячей полосой просачивался через щель между плотными занавесками в комнате, касался острым белёсым краем футона. Становились всё громче шуршание автомобильных колёс по асфальту, гудки кораблей со стороны пристани, приветственные звонки велосипедистов друг другу и перебранка клаксонов спешивших к клиентам такси. Дазаю не было дела до времени суток: во сне эспер дрейфовал в бескрайнем море после принудительной разрядки. Бесшумный обычно будильник справа, на стопке книг, срабатывал примерно каждые пять часов, после чего неизменно появлялся Фукудзава-сан, который помогал либо с опорой на своё плечо дойти до санузла, либо перебраться на кухню, чтобы пообедать. Если Вы бывали тяжело больны, то понимаете: шевелиться и есть в такие периоды — очень непростые занятия. На переступание длинными ногами у Осаму уходила прорва энергии. Ложка казалась одарённому совершенно неподъёмной, нос буквально опускался в миску, чашка с чаем оттягивала кисть, точно канистра с водой. Директор иногда вытряхивал его из дрёмы прямо над посудой или на пути к матрасу, пока Равенство подсвечивало обратную дорогу сероватыми нитями точно так же, как огни на взлётно-посадочной полосе указывали направление самолётам в аэропорту. По приземлении эспер кутался в юкату, сваливался на футон, вползал под тёплое одеяло обратно и расслаблялся, мягко скатываясь в темноту. Пушистая серая тварь ему не снилась, а жаль: он был бы рад встрече. Узкая белая лодка без паруса несла Дазая вдаль по мелким волнам под усеянным яркими звёздами бархатным небом. Луна смотрела сверху синеватым крапчатым глазом, но ни одно живое существо не объявлялось, чтобы составить компанию в путешествии. Покачивание не умиротворяло, как в самый первый раз: одарённый постоянно ловил себя на ощущении смутной тревоги. Берег остался далеко позади, а никаких других ориентиров поблизости не существовало — только вода и холодные ночные светила над головой. Нечто внутри тянуло погрузиться, но страх перед бездной бесновавшегося недавно моря не прошёл, и Осаму продолжал безучастно лежать на дне посудины в ожидании раздражающего звона сбоку. Организм постепенно выздоравливал. Слабость понемногу сходила на нет, во время подъёмов больше не приходилось толкать следом за собой капельницу, намертво примотанную к штативу скотчем. На шестые сутки эспер сумел подняться и добраться до ванной комнаты без опоры. Это произошло очень своевременно: Фукудзава намекал на то, что пора вымыться, обтирания и некоторые другие базовые моменты полноценной гигиеной не считались. Если по мелочи подчинённый справлялся сам — благо, зубную щётку, расчёску, полотенце и табурет для душа выделили — то на подобное не хватало ни сил, ни манёвренности. Как с ним, почти двухметровым, старший провернул столь сложную операцию в первый раз, а потом просушил и забинтовал обратно, Дазай не помнил совсем, но искренне верил — всё к лучшему. Наверное, умер бы от неловкости, не факт, что сразу и безболезненно: край у раковины довольно жёсткий, дверца душевой кабины твёрдая, зеркало закреплено так, что переживёт даже землетрясение, а бритвы нигде нет и в помине. Ещё загадочнее вела себя Исповедь. Равенство, соответствуя названию, не душило её, только не позволяло атаковать носителя, и, хотя на руки другого одарённого человека поверх голой кожи способность должна была отреагировать всенепременно, сила почему-то промолчала, не разбудив хозяина ни разу. Белёсые провода по-прежнему уходили под повязки на предплечьях, не встречая никакого сопротивления, но не ощущались чем-то чужеродным. Вероятно, его, Дазая, в первое время чистили, сушили и перебинтовывали несколько раз, закрывая полностью руки, ноги до середины бедра и шею, остальное запахивали полами юкаты и укутывали одеялом, потому дар освоился. Вот и сегодня Фукудзава проконтролировал, что подопечный добрался до табурета в душевой кабине, сел на него, опёрся на стену спиной и затих, а потом ушёл восвояси. Голова у Осаму закружилась. Перед глазами заплясали точки, накатила дурнота. Наклонившись вперёд, эспер растёкся по своим ногам, на одном упрямстве нащупал хвостики бинтов на щиколотках и начал разматывать повязки. Показываться кому-то безо всякой защиты граничило, в понимании Дазая, с сильной болью, но, во-первых, мечник его уже разглядел во всей сомнительной красе, во-вторых, этот человек, судя по словам Йосано, видел клеймо на теле Мори. Посмотреть там было на что, но никакой острой реакции не последовало.

How To Destroy Angels — The Space In Between

«Лишь бы не начал жалеть. Терпеть этого не могу, каждый раз чувствую себя последней гадостью, вроде жаб, этих мерзких бородавчатых тварей», — Дазай освободил левую ногу от марли, покосился на подведённые зелёным по лепесткам и алым у сердцевин хризантемы с притаившимися между цветками чёрными змеями на голени, на ветви сакуры, протянувшиеся к пруду на внешнюю сторону бёдра, на тёмную воду с мелкими белыми очертаниями ряби, уходившими под колено. На его теле не найти ни лотосов — Осаму просто шёл вперёд назло другим, осознавая, что иначе не уцелеет, ни Хагоромо-Тэннё* — не его специализация, ни карпов — плыл он строго по течению, опять же, в единственном возможном направлении. Мастером восточных единоборств или ножевого боя эспер не был, оттого не получил тигра на плечи или ловца жемчуга на спину, к религии относился с иронией — отказался принимать хотя бы один из характерных символов. В боссы не попал — дракон бы обвил хвостом оба изрезанных на прокорм Исповеди предплечья. На предложение изобразить собаку-оберег Дазай скривился так, что смутил мастера, повидавшего на своём веку немало. Тогда ещё молодой Исполнитель по правилам не играл никогда, в итоге от идеи набивать самурая отказался уже Ямада-сан. Пришлось придумать нечто совершенно новое с традиционными для теневой стороны Йокогамы элементами. К сожалению, за творческое полушарие коллективного разума в тандеме — младшего из трёх человек не спрашивали — отвечал Мори, потому ничего хорошего с одарённым не могло произойти по определению. Дазай тяжело выдохнул, отодвинул смотанную ткань подальше, принялся за верхние повязки. Пока не раздевался, в зеркало смотреть было почти приятно: красивое лицо, мягкие волосы, изящные кисти, в целом стройная фигура, королевская осанка, стильная одежда. Правда, любой нормальный японец, увидевший его обнажённым, в лучшем случае бы перестал улыбаться, а в худшем — скривился от отвращения и вызвал полицию. Узоры ирэдзуми обвили ноги юноши до лодыжек и руки до локтей, запятнали почти полностью торс и бёдра. С груди на живот тянулась тонкая белая полоса нетронутой кожи, расширявшаяся в сторону паха достаточно, чтобы не касаться самых интимных частей, но на этом свободное место заканчивалось. Огай Мори очень хотел, чтобы преемник остался, и сделал для этого всё. Получилось больно, медленно и грязно. Сколько ночей кровь и частично покидавшая раны тушь пачкали простыни в его жилье, Дазай не помнил. Сутки, в которые Чуя, Ода и госпожа Озаки выхаживали его, лучше даже не пытаться считать. Тело было покрыто бинтами от приметного шрама на шее — Рандо-сан хотел жить, наверное, но пусть горит в Аду потихоньку — до запястий и стоп. Предплечья оставались чистыми, но их «Чёрный принц» время от времени резал, чтобы успокоить Исповедь, потому руки демонстрации не подлежали. Приступ прошёл, эспер поспешил освободить шею и грудь, пока снова не накатило. Уставился на себя в зеркало, закреплённое примерно на уровне головы, скривился. Неудивительно: полностью закопчённый, за исключением белых щиколоток, кистей, лица, шеи да узкой полоски от ключиц до низа живота, худой мальчишка смотрел побитым взглядом из-под всклокоченных волос, неопрятно торчавших во все стороны. Он сидел, опершись спиной на покрытую плиткой прохладную стену, и старался собраться с мыслями. Узкое длинное полотенце скрывало пах, бельё эспер оставил с бинтами. Нестерпимо хотелось, как в самый первый день, укутаться чем-нибудь, особенно той накидкой с чужого плеча — тяжёлая ткань грела даже сквозь плед. Менее ярким она бы рисунок не сделала, но большую часть уродства прикрыла, например, намакуби* — отрубленные головы на рёбрах, плечах, остроносые маски они*, разбитые пополам рядом с ними, десятки сломанных ветром поникших пионов под ветвями сакуры, опускавшимися к бёдрам, чёртова Кюмонрю Шишина*, с левого бока на поясницу протянувшего свой шест, тонувший в чёрном, окружённом зеленовато-белыми хризантемами пруду, но, самое важное — свернувшееся между лопаток белое кольцо на тёмной спине в красном ореоле лучей. Мастер Ямада написал на теле одарённого главный символ якудза под солнечным затмением, потому преобладали лишь три цвета, не считая белизны кожи: чёрный, бирюзовый и алый. Первый создавал контуры и занимал большую часть, имитируя ночное небо с вкраплениями звёзд, воду пруда, ветви сакур и тела змей, второй подчёркивал листья, стебли цветов, рябь и блики на поверхности водоёма, мертвенную бледность лепестков хризантем и чешую затаившихся рептилий, третий — капли крови на поломанных стеблях пионов, отрубленных головах и масках демонов. «Бойтесь меня, ибо я — Луна, что затмевает Солнце. Склонитесь передо мной, ибо я — тот, от чьей руки канули в небытие лучшие из вас. Почитайте меня, ибо я — убийца, идущий наравне со смертью, мне ли пугаться встречи с ней? Запомните меня, потому что, когда Солнце погаснет, я займу Его место, и воцарится вечная ночь», — зловеще шептала татуировка, от которой до сих пор веяло холодом пыточных, железом и порохом. Таким Дазая видели на Сандзя-Мацури во время поездки в Токио, пока их делегация устраивалась в бане с прочими — смотрели с уважением и толикой страха. Таким клиента воспринимали ночные бабочки — их гарь почему-то завораживала, но искренности в ласку не вносила, лишь добавляла усердия. Таким его чувствовали красивые девушки с Акихабары и, хотя татуировка находилась под одеждой и бинтами, не могли улыбаться, гладили как-то скованно, ненатурально. Осаму пришёл к ним в чистом костюме без лишнего оружия, но деньги ничего не исправили: авторитет в Мафии отрезал эспера от людей и мешал нормальному общению с ними. Вспомнился Чуя. Спустя два года появилась возможность наконец-то поразмышлять в спокойной обстановке и попытаться проанализировать ощущения, и человек этот, как оказалось, вызывал массу противоречивых эмоций. С одной стороны, он бесил неимоверно, вредный выскочка, возомнивший о себе чёрт знает что, хотя ни поразительным интеллектом, ни нормальной способностью не обладал, а с другой — Накахара вообще-то прошёл с ним огонь, воду и медные трубы и в итоге стал его самым близким существом, после Анго и... «Не думай о его серебре, пожалуйста».

Kaleo — Backbone

Послышались шаги, кто-то постучал в дверь ванной комнаты. — Дазай, это Йосано. Фукудзава-сан попросил принести тебе чистые вещи, я рюкзак не разбирала, но, надеюсь, этого хватит. Вроде там одежда — на полках в шкафу толком ничего не лежало, кроме того, чем ребята поделились. Оставлю здесь, около двери. Ты не утонул? — вполне доброжелательно поинтересовалась врач. Одарённому остро захотелось прикрыться хотя бы шторкой для душа, чтобы никто не увидел его таким. — Доброго вечера, Йосано-сан. Я — лучше всех, но не волнуйся, без тебя не начну, — Осаму фыркнул тихо, прижал полотенце поплотнее. Доктора он считал особой ушлой: той ночью эспер ничего толком не услышал из речи Мори, но в наушниках оба не лежали. Не исключено, что подглядит, однако её секрет что-то изменил внутри. — Долго ждать придётся: я собираюсь дожить до ста! Тебя подстричь надо: волосы отросли, как облако ходишь. Я приду вечером, может, завтра, может, сегодня, по самочувствию. Повремени с утоплением, а то, знаешь, вылечу там... Пару раз, — отозвалась Акико игриво. — Завтра, очаровательная леди: своим соблазнительным предложением Вы буквально вскружили мне голову, — ответил экс-мафиози. Точки снова заплясали перед глазами. — Точно справитесь? — голос девушки зазвучал более серьёзно. — Директор в прошлый раз провернул всё в одиночку, так что мы вдвоём обречены на успех, Йосано-сан, — улыбнулся Осаму. «Странно: не пришлось делать над собой усилие, чтобы получилось». — Я врач, а врачи — существа бесполые. Если что, сижу пока на кухне. Рампо-сан и оба Танидзаки передавали привет, твой напарник носился с поручениями где-то в городе, когда я видела его в последний раз. Документация сейчас на нём, но, сдаётся мне, Куникида скучает, хоть и не признаётся. Поправляйся скорее — и в поле. Я понимаю, впадать в депрессию — безумно увлекательно, но ещё рановато, — судя по лёгкому скрипу половиц, доктор отошла и заговорила с хозяином помещения. Зашумел чайник, зазвенели кружки на кухне. Дазай почувствовал облегчение: перед смертью, конечно, не надышишься, но маленькая отсрочка приговора успокаивала. «Вторая странность: вроде всего ничего подтрунивали друг над другом, но в голове прояснилось — видимо, Акико обладала даром большим, чем демонстрировала». Исповедь внутри развела руками, не понимая, какого ответа ждал хозяин. Шесть суток подстраховки спустя способность присмирела и не торопилась атаковать его, Равенство притихло — оно вообще было довольно молчаливым, по обладателю, только лёгкость браслетов на руках и мягкость накидки напоминали о влиянии директора, кстати о нём. Минут через десять, после короткого стука в комнату прошёл мечник, в застёгнутом доверху спортивном костюме и жёлтых перчатках для мытья посуды, с мочалкой и парой флаконов в пакете. Он притворил дверь и тихо закрыл её на шпингалет. Вопреки непрезентабельному виду, выглядел воин непривычно статным — традиционная одежда скрадывала очертания фигуры, и понять, что скрывает плотная ткань, было непросто. — К чему такая экипировка, Фукудзава-сан? Обещаю быть послушной тарелкой и не выскальзывать, — эспер поднял голову и присмотрелся к стопке полотенец, юкате и бинтам, лежавшим на дне вытертой насухо раковины. — Йосано-сан заметила, что ты не любишь чужих прикосновений, Дазай-кун. Судя по моим наблюдениям, это действительно так, — директор переставил принесённое ближе. Внутри пакета нашлась пара средств почти без запаха и спрей, чтобы прочесать волосы. — Справишься сам или нужна подстраховка? — С головой и спиной — не помешает, до остального я дотянусь, — Осаму, расправив плечи, глянул с вызовом, но не смог считать и намёка на отвращение или жалость, только на лёгкое уместное беспокойство. В покер бы этому человеку играть — разбогатеет обязательно. — Меня не так откровенно качает, как пару дней назад, но, возможно, от тепла и влажного воздуха понесёт снова. — Поворачивайся, — устроив душевую насадку ниже, чтобы его самого не заливало, мужчина дал эсперу пересесть, чтобы тот ногами упирался в стену, хребет подставив мочалке, настроил воду на приемлемую температуру, перехватил какой-то флакон. Резина скрипнула по боку шампуня. — Вы не против небольшого эксперимента? — Дазай чуть-чуть развернулся, получил кивок в качестве подтверждения, принял в прежнюю позу — спина ссутулена, руки на коленях, голова опущена. — Снимите левую перчатку. Хочу кое-что проверить. — Я стою в направлении на час, если точка отсчёта между лопаток, — предупредил директор и опустил кисти на влажные волосы, заскользил по прядям пальцами, намыливая. Осаму закрыл глаза, слегка подался навстречу. Исповедь внутри нервно зашевелилась, готовясь обнулять касания там, где перчатки не было, Равенство мягко сплело шнуры между бёдер, огладив нежную кожу на голенях кистями, накидка чуть-чуть ниже сползла на спину, внутренняя сторона материи слегка нагрелась, не компенсируя толком заряд, а только приглаживая пытавшуюся сопротивляться способность и умиротворяя носителя. «Местный анестетик и седативное в одном флаконе — ничего общего с боевой силой. И правда, какой-то непонятный коктейль, возможно, наркотического свойства», — отстранённо подумал одарённый. В голове яркими мыльными пузырями поднимались воспоминания о комнате над закусочной, где он спал в океане серебряных нитей под тёплым боком человека, оставшегося только в его памяти: тогда спокойствие царило в окружавшем воздухе, но совсем другое, более полное, всеобъемлющее. «Третья странность — прошлое ранило не так сильно, как обычно». Отслеживая свои ощущения, Дазай почти отключился и стёк животом на ноги, частично вжался в прохладную стенку — это слегка отрезвило. Грубоватые пальцы размеренно тёрли его загривок, макушку, виски, сверху время от времени лилась вода, но это нисколько не мешало. Исповедь трепыхнулась именно с левой стороны ещё пару раз, но успокоилась — ничто не угрожало носителю сейчас. — Можете убрать правую перчатку. Видите что-нибудь странное? — эспер расслабился, подставив спину. Насчёт лёгкого обезболивания он явно поспешил: Равенство оказалось ближе к опиоидам. Во всяком случае, отходил от него бывавший в переделках одарённый так же медленно, но более плавно, без страшных галлюцинаций. Однажды, после передозировки предоставленными на трудные дни Танедой таблетками, Осаму был как никогда близок к исполнению своего желания, но в последние секунды увидел что-то совершенно непостижимо жуткое: окутанный сероватым туманом окровавленный силуэт, тонувший в чёрном от хлопьев сажи море. Маленькие обожжённые оторванные руки, намертво вцепившиеся в его собственную одежду, тащили наверх. Воздуха катастрофически не хватало, плотная тёмная вода сковывала движения, но Дазай тянулся вперёд изо всех сил, пока ему не ударили в грудь ледяные от потери крови запястья и серебро не переполнило лёгкие, а очнулся он уже на столе. Сам. Врачи готовились констатировать смерть, но сердце заработало. Как не стал инвалидом от кислородного голодания — загадка, может, то, что обладал способностью, спасло: обмен веществ незначительно отличался от нормы, Мори когда-то говорил. Не будь на теле столько чернил, набил бы два отпечатка ладоней там, где они холодили кожу пару раз, когда существовать становилось невыносимо. Иногда на периферии сознания скользила безумная мысль о том, что Одасаку остался рядом и подталкивал его назад. Было это предположение правдивым или нет, проверять ещё долго не хотелось, стоило перед глазами всплыть бледному от потери крови телу друга и останкам его любимых. Всё было как-то иначе, нежели в липких кошмарах, ещё отвратительнее и натуральнее — жирный пепел и морская соль ощущались на языке даже после многократных полосканий рта. Бесполезным показалось делиться с Танедой: тот не видел ничего подобного, хоть и обладал аналогичной способностью. Правда, Анго, случайно задевший завязки на его рубашке во время визита, страшно побледнел и, извинившись, практически сбежал из палаты. Охранники, уверенные, что Дазай спал, поговаривали позднее, что Сакагучи умом тронулся: внезапно взял недельный отпуск за свой счёт, уехал в Токио и пьянствовал там, пока эспера не выловил из бара другой коллега, возвращавшийся с задания. Его способность, «Рассуждение о декадансе», позволяла просматривать случившееся с вещами и их владельцами. Судя по тому, как отреагировал двойной агент, увиденное было абсолютно реально. Жёлтый свет с подушечек пальцев влился в полупрозрачные часы на левой руке, стрелки закружили по циферблату назад. Дополнительная пара глаз, расположенная на скулах, распахнулась и округлилась, от неё вверх к оправе очков потекло золото — так формировалась система тончайших фокусирующих прозрачных линз, ведь иначе смотреть из настоящего в прошлое не представлялось возможным. Друг замер — краска отхлынула от лица — практически заорал от ужаса, но чудом сдержался, сослался на срочные дела, попрощался и спешно удалился. Одасаку был по-настоящему безупречен, конечно, он не мог бросить Дазая одного, только это больше не выручало. Чуи очень не хватало порой. Реальные руки удерживали гораздо лучше призрачных, голос успокаивал, в апартаментах Ками знает на каком этаже спалось отменно. Всё бы хорошо, только вот именно Накахара фиксировал преемника босса на столе у татуировщика, и конкретно этот эспер позволил нанести несмываемую дрянь, хотя был в состоянии размазать Ямаду тонким слоем по стене и отправить к праотцам Мори. Исповедь поднималась пузырьками шампанского, нежно шипела в его присутствии и бесила Осаму этим: нельзя не злиться на того, кто действительно мог защитить, но даже не попытался. С чёртовыми «Овцами» коллега бегал больше, чем с напарником, хотя те предали своего «Короля» и решили избавиться от него. Несмотря на все страдания, способный останавливать чужие силы отдавал себе отчёт и в том, что из-за него Чую пытали — следы от дыр на животе после лаборатории никуда не исчезли — стремились убить, без счёту оскорбляли, втравливали в очень опасные ситуации и считали человеком второго сорта за глаза. Боевые заслуги и успехи в бизнесе никто не оспаривал, поскольку такое было чревато болезненной смертью, но все понимали: на пределе работать без поддержки Исповеди Накахара не может, грош ему цена без напарника. Отлаженная Дазаем схема, касавшаяся незаконной торговли драгоценностями, должна была продержаться год, а дальше закономерно рухнуть — Осаму пребывал в полной уверенности, что в этом случае коллега не станет Исполнителем и попадёт к нему в подчинение, однако чужую инициативность всё же недооценил: сфера влияния Портовой Мафии в сегменте расширялась до сих пор. Придуманное кто-то поменял так, что оно стало работать лучше, тех же китайцев почти полностью вытеснили с чёрного рынка Йокогамы без усилий прежнего преемника босса. Мафиози после разрыва жил дальше как ни в чём не бывало. Он никогда не обращался за помощью, появился только раз — фотографии в больницу принёс: возможно, в благодарность за то, что «Овец» пощадили лет пять назад. Был у этого одарённого пунктик помнить и хорошее, и плохое, чтобы всегда отвечать взаимностью. Осаму, пока без сна бродил на втором этаже, восстанавливал в памяти ночёвку, пытаясь успокоиться и безуспешно загнать способность внутрь. Неожиданно для себя он понял: в комнате прежнего напарника — довольно эмоционального и сентиментального в некоторых контекстах — не было ни фотографий, ни шкафа с одеждой, ни зарядки для телефона, ни других личных вещей. Выходит, это помещение использовалось только для приёма гостей, а хозяйскую спальню Дазай не увидел, но считал, что имел право — столько-то общих миссий спустя. Касания рук к волосам, теплота призрачной накидки на теле, отсутствие неуместных комментариев и жалостливых взглядов действительно неплохо обезболивали, наверное, потому мысль сейчас не выбила почву из-под ног. «Четвёртая странность: у директора, похоже, не было ни любимого человека, ни очень близких друзей, только Агентство, хотя его сила способствовала налаживанию контактов вопреки внешней холодности. Пятая: если были, кто мог отказаться от такого, будучи в здравом уме, и почему?» — Встаю на двенадцать. Пока ничего особенного не происходило. Сейчас опущу мочалку на левое плечо. Если задену спину пальцами, не впишись в плитку лбом, — прервал его размышления старший. — Снова голова кругом? — Немного, — Дазай пошевелился, проверяя себя, выпрямился — в ушах зашумело. Нечто влажное и жестковатое, слабо пахшее пряностями, опустилось на кожу и заскользило, растирая шею, плечи, лопатки. Осаму максимально расслабился, постарался уловить момент, когда до него дотронутся. Чуя, за исключением ухода за тату и обработки внезапных случайных ран и запланированных порезов, специально так не делал, и неизвестно, хотел или нет. Мори мог зашить или перебинтовать, как следует, но всегда надевал перчатки — или тканевые, или резиновые. Изредка, конечно, шеф оставался без них в старом свитере — потрёпанные рукава торчали из-под плаща в холодные дни. Длинный джемпер скрывал его кисти видавшей всякое толстой пряжей и отлично гармонировал с шарфом-близнецом исходного. Тот, первый, потрепали собаки, и Огай почти две недели обходил с Элис окрестные магазины в поисках замены, отвергая любые другие предложения, пока не нашёл нужное. Подобная зацикленность босса на самой обыкновенной вещи удивляла окружающих, впрочем, у всех в Мафии были свои особенности. — Вы намеренно меня не касаетесь и молчите. Скажите честно: я до такой степени отвратителен? — через две минуты, растянувшиеся на маленькую вечность, спросил одарённый. Исповедь внутри нетерпеливо ворочалась, раздражая хозяина: ей, кажется, понравился тактильный контакт конкретно с этим человеком. Равенство послушно окутало ноги, оставив максимально широкий участок для мытья. Материя не намокала, не пачкалась, но пустота на месте накидки обострила ощущение собственной уязвимости. — Бывало и хуже. Мне есть, с чем сравнивать, — ответили из-за спины. — По крайней мере, это всего лишь татуировки. — Вы понимаете, что они значат? — Дазай поднял голову, подставил потрёпанную шею, развернулся вполоборота, тем самым продемонстрировал грудь. — Да, но, если ты не собираешься вернуться в Порт, они теряют смысл, — невозмутимо заметил Фукудзава. — Нет, — Осаму смотрел в глаза напротив, пытаясь увидеть хотя бы один намёк на изумление, раздражение или любопытство. Исповедь под рёбрами вздохнула, сложила длинные костистые пальцы домиком. «Ничего. Каменное спокойствие. Странность шестая: рядовые японцы или военные на ирэдзуми так равнодушно не реагируют, следовательно, если начальник в недалёком прошлом работал на Правительство, то кем? Явно не простым телохранителем. Неужели первое впечатление оказалось абсолютно верным?» — Отмывай остальное. Скоро вернусь. Неплохо бы позволить тебя осмотреть Йосано-сан, — Дазай отчаянно замахал руками и завертел головой, — но не сегодня. После ужина собираюсь кое-что показать, если ты будешь на ногах, — проговорил мечник, слегка задев плечо сидевшего, отступил назад, переложил поближе к кабинке самое длинное полотенце из всех, находившихся в раковине. Оставшийся в одиночестве эспер смочил мочалку и стал натираться гелем для душа изо всех сил. Кожа на самом краю ключицы долго хранила фантомное тепло чужого прикосновения — Исповедь даже не шелохнулась в сторону рук главы Агентства.

***

Three Days Grace — Infra-Red

— Какие наблюдения относительно способностей других людей ты успел сделать? — вечером Серебряный Волк зачем-то прикатил в спальню высокое зеркало и установил его прямо перед постелью. Дазай сидел в полумраке напротив гладкой поверхности в юкате, без бинтов на шее и руках: Йосано ушла раньше, чем планировала, но голова закружилась в неподходящий момент. Пришлось экстренно обсушиться, одеться и вернуться на футон, чтобы провалиться в мёртвый штиль на весь день. Будильник сработал затемно, они оба быстро поужинали, Фукудзава совершил небольшую перестановку и вынудил Осаму некоторое время медитировать на свечу, а сейчас вернулся к прерванной беседе. — Не так много. Дар всегда по хозяину, и он уходит первым, когда наступает смерть, — Дазай старался смотреть только на раму, не не своё отражение. — Некоторые не успевают и этого, — кивнул старший. — От себя добавлю, что способность — дело гибкое, поэтому подстраивается под нужды владельца. Более того, силы могут адаптироваться под внешние условия и изменять характер действия с течением времени. Они отображают эмоциональные реакции честнее всего в текущем моменте. Ты это видел сам, похоже, оттого не удивлён. — На примере одного из особенных, — согласился Осаму. Безупречность предполагала исходно использование строго в бою, но почему-то буквально расцвела, когда Ода отказался от места Исполнителя и занялся детьми. — Я также уверен, что дары в некоторых случаях обладают самосознанием, потому способны оказывать влияние на психику эсперов. — И да, и нет, — покачал головой сидевший за его спиной мечник. — Определённо да. Исповедь беснуется, я здесь из-за неё, — слова почти обожгли язык. Произнести их оказалось равносильно просьбе о помощи, а Дазай был слишком горд для подобного. Признание, правда, принесло за собой облегчение. — Дело в том, что не совсем. Сейчас я хотел бы кое-что продемонстрировать. Сними верхнюю часть юкаты, возьми в руки пакет, лежащий в ногах — может замутить, предупреждаю сразу — и посмотри на себя в зеркало, — терпеливо сказал директор. — И чего я там не видел, Фукудзава-сан? — Дазай раздражённо усмехнулся, выполнил нужное и уставился на своё исписанное чернилами и отмеченное шрамами тело. — Пренеприятное зрелище. Сколько лет этой мерзости, ничего нового не появилось. Мужчина выдохнул, опустил ладонь ему на плечо. — Равенство, фокусировка двадцать процентов. Накидка блеснула, узоры на внешней стороне проступили рельефнее, внутренняя поверхность немного расширилась. Исповедь, до этого дремавшая, зашевелилась. Мир вокруг их силуэтов поплыл. «Пусть она течёт по твоим венам вместе с кровью», — сказал давным-давно Чуя. Теперь жилы призрачно горели, свет двигался к груди, ярче проступал на шее. Дазай, решив проверить предположение, поспешно пересел, вытянул правую ногу — всё верно, там, где кровеносные сосуды располагались близко к коже, сияние становилось отчётливее. — Сорок процентов, — мерно продолжили из-за спины. Окружающие предметы — в том числе раму зеркала — смазало, но Дазай увидел размеренно пульсировавшие тонкие шнуры, тянувшиеся от запястья мечника в другие помещения, почувствовал их гладкое скольжение по коже, фантомную теплоту и лёгкое дребезжание. Исповедь вздрогнула, вспыхнула — пальцы загорелись вольтовыми дугами. Осаму прижал ладони к бёдрам, стараясь успокоиться. — Шестьдесят, — заметили сзади. Очертания комнаты разъело беспощадным свечением, исходившим от него самого и сидевшего рядом директора. Экс-мафиози задышал чаще — ладони покалывало, способность сигнализировала, что ниже есть другие одарённые, и пол не мешал довольно точно определять, где именно. Слух улавливал тончайший тихий свист — сила пела, хотя раньше эспер не слышал ничего подобного. — Восемьдесят, — Дазая мелко потряхивало, на лбу выступила испарина. Его тело слабо равномерно фосфоресцировало, от волос тянулись мелкие язычки то ли пламени, то ли пара к потолку. Глаза казались полностью чёрными со странной серой дымкой. Стоило сосредоточиться на других, и он физически ощутил удары чужих сердец внутри собственной груди и не только их — прохладу иллюзий, оплетавших спавшего под тёплым одеялом Джуничиро, на коже, бархатное скольжение чего-то на загривке, шелест тысячи крыльев повсюду. Йосано снова являлись её четырнадцать. Сотни мотыльков заполонили помещение на втором этаже, роем окутали хозяйку и приготовились вытаскивать с того света уже давно убитых людей. Фукудзава прищурился, и провода Равенства моментально пришли в движение, передали импульс, отчего накидка на девушке расширилась, подогрелась, немного разряжая её и выводя избыток энергии наружу. Бабочки частично истаяли, сердцебиение одарённой стало постепенно замедляться — экс-якудза чувствовал его под рёбрами, как собственное. — На себя смотри, не на них, слишком много для первого раза, — предупредили Дазая, понемногу осваивавшегося с новой реальностью. Копошения способности под солнечным сплетением прекратились — Исповедь точно расправила плечи. — Осторожно. Сто процентов. Мир выцвел. В совершенно сером невыразительном помещении яркими пятнами выделялись лишь они оба. Голова пульсировала, пространство поплыло, эспера действительно повело, но, переждав приступ дурноты, бывший Исполнитель поднял голову и посмотрел на себя в зеркало. Осаму — зеленовато-белый призрачный силуэт, с вздымавшимися от волос языками огней наподобие болотных, с чёрными топями глаз, затянутых мутноватой дымкой линз — равномерно светился целиком. Подушечки пальцев горели раскалёнными добела тончайшими спиралями. Исповедь была так же послушна, как нормальное оружие, и чувствовалась продолжением руки. Настоящий демон из легенд — рокурокуби*, только шея не удлиняется и голова остаётся на месте, но зачем это ему, способному буквально насквозь видеть других? — Снять юкату и выпрямиться сможешь? — уточнил директор, отодвинувшийся вправо, чтобы не мешать исследованию. Рука его по-прежнему лежала на плече. Недавний мафиози не стал задавать никаких вопросов и, развязав пояс, стряхнул с себя вещь, поспешил встать в одном белье. Его подстраховали: вторая ладонь опустилась между лопаток. Старший одарённый распустил накидку — Равенство тонкими серыми витками мягкого шибари оплело тело Дазая и истончилось до ниток пряжи, максимально открывая кожу. Орнаменты ирэдзуми, несмотря на чудовищный смысл, выгодно подчёркивали инфернальную красоту эспера. Пятна были расположены ровно так, чтобы слабо пульсировавший свет прорывался сквозь забитую пигментами кожу, делая рисунок живым. На спине и ногах светлые участки нередко совпадали с крупными сосудами или наоборот, тёмные листья, ветки сакуры, чёрные волны маскировали вены или артерии. Татуировщик выполнил всю работу в цветовой гамме способности, от себя добавил только немного красного, углями полыхавшего в сумраке. Представить себе что-то более традиционное было нельзя: сложная картина выглядела целостной именно поверх очнувшейся Исповеди. Ещё бы драконов на предплечья — и можно убивать Мори, текущего босса Портовой Мафии, это целеустремлённое чудовище, которое покрыло татуировкой только свои спину, руки, часть груди и прервало работу другого мастера. Как хорошо, что посыл пошлости, созданной господином Сато, шефа настиг с запозданием — Дазай, не простивший ни секунды страданий, представлял перекошенное лицо Огая и его потускневшие глаза, не имея ни малейшего понятия о том, что всё это случилось совсем недавно на кухне, где он столько раз обедал, с тем же человеком напротив и примерно при таких же необычных обстоятельствах. Работа Ямады — очевидно, зрячего одарённого, вроде них с Фукудзавой — оказалась небольшим произведением искусства, однако не стоило её демонстрировать другим. — Спасибо, — тихо сказал Осаму. Дышать стало немного легче. Мужчина сжал плечо, подбадривая подопечного. — Садись обратно. Верну всё, как было, может затошнить, — предупредил воин. Дазай аккуратно опустился назад, чувствуя, как шибари скользит по телу, снова оборачиваясь расшитым полотном, и окутывает спину и плечи. Только после этого директор убрал ладони и чётко произнёс: «Рассеять фокусировку до нуля». Исповедь расстроенно зашипела, дёрнулась, пытаясь поймать за хвосты Равенство, но не смогла. Всё тело воспламенилось бело-зелёным, подчинённый тихо выругался, упёрся в матрас, переживая неприятный момент съёживания способности до того узкого пространства, где она обычно обитала. Пульсация в висках ослабела минуты через три, накидка слабо засияла в полумраке. Директор подвинул ближе чашку с чаем, Осаму пересел, подобрав ноги и упершись спиной в стену для надёжности, поднял сосуд. — Я, конечно, слышал про контролирующих чужие силы всякое, но редко встречал их лично, особенно таких, у которых дар действительно развит. Я чувствовал себя совершенно нормально, хотя видел существенно больше, чем всегда. Никакого дискомфорта. Никаких неприятных дополнений. Как Вы довели меня до этого? Я не шутил про особенных людей — провернуть подобное могли только они, но эффект сохранялся недолго. — Терпение, много практики и соблюдение условия, — Фукудзава кивнул на провода, обвивавшие запястья Дазая. — Так процесс идёт мягче. Если человек не находится у меня в подчинении, я, чисто теоретически, могу блокировать использование дара до конца, но что со мной станет — вопрос интересный, потому что я не проверял. Первый же раз едва не закончился крайне плачевно, с медиками, к счастью, тогда повезло. — Что Вы имеете в виду? — экс-якудза наклонил голову, смотря с огромным любопытством. — Это, — мужчина пересел напротив, спиной развернувшись к новичку, и, ослабив оби, осторожно снял верхнюю часть юкаты. Крепкую белую спину явно захлестнуло огнём слева, и шрамы криво спускались вниз неровными коричневатыми рубцами. До какой степени больно было получить такие ожоги, думать не хотелось. Сейчас у них есть в Агентстве Йосано-сан, но реабилитация, скорее всего, безнадёжно затянулась когда-то. Вот что значило «бывало и хуже» в его представлении. В полной тишине мечник быстро натянул ткань назад, расправил её, подпоясался нормально. — До конца загасить пламя не вышло: если бы не оглушил носителя, сгорел заживо, а так отделался лёгким испугом. Твой дар в этом контексте более универсален, — пожал плечами Фукудзава, отпил немного чая из своей чашки, — однако без дополнения чужой способностью или хотя бы грубой силой от него немного пользы. — Верно, и всё-таки... Я хотел бы узнать, как Вы добились такого результата, — Осаму перебрался поближе, влез в сброшенную одежду. Собеседник становился всё интереснее. — Терпение, практика, соблюдение условий подчинения. Если ты о стимуляторах или какой-нибудь чудо-операции, это не пройдёт, — ровно ответил тот. — Силы-комплементы, вроде наших, требуют постоянной тренировки и, желательно, оптимального людского сопровождения, в частности — подходящего по складу характера компаньона с боевой способностью. Определить такого можно только опытным путём — в общении тет-а-тет и в схватке, никак иначе. Отсюда вторая поправка: дар может тянуть к кому угодно, но этого мало. Без решения носителя ничего работать не будет. Наоборот бывает тоже, но воля человека первична. — То есть, Вы хотите сказать, — Дазай посмотрел пытливо, — что людей выбираю я, а не Исповедь, верно? — Да, поэтому количество таковых ограничено только твоим восприятием и взаимодействием с остальными, — кивнул директор. — Всегда можно расширить круг и подстроиться. Способность меняет характер воздействия рано или поздно, беспредельно или нет — буду честен, даже учёные гадают, но фактически бывает по-разному. С твоими особенными такое должно было случаться: может, обнуление работало, но существенно дальше, чем всегда, или вообще опосредованно. У меня так коллега когда-то через четыре справочника искал переводы, пока его жена, тоже одарённая, рядом на подушке сидела, опершись спиной на него, хотя обычно не мог обрабатывать более двух книг на любом языке в любой точке мира. — Едва ли, — сорвалось с языка, и тут Осаму вспомнил поединок с Рандо: они с Чуей за счёт портьеры тогда спаслись, прямых касаний толком не было. Исповедь одобрительно пошевелилась внутри. Она старалась не обнулять Безупречность, и в комнате над закусочной, на пахшем порошком футоне, получилось очень хорошо. Старший прищурился слегка. — Судя по всему, так и есть, — Дазай медленно выдохнул. — Однако... Где же Ваш партнёр? — На эту роль подходит любой из местных одарённых, поскольку все условия выполнены, — спокойно ответил воин. — Абсолютно идеального я не встречал, хотя работал со многими людьми. Если верить статистике, полных детальных совпадений такого типа среди сослуживцев, в самом грубом приближении, не более одной тысячной процента, про любовников вспомнить точное число не могу, но там шансов практически нет. — Интересно... Есть у Вас кто-то на примете, но Вам так не повезло с ним, что Вы не верите, — бывший Исполнитель прищурился. Похоже, глава Агентства скрывал что-то: речь стала менее уверенной. — Я слишком давно на этом свете, — грустная призрачная улыбка отражалась только на дне глаз, уголки губ не поднимались. — Есть вещи поважнее совпадений. Меня гораздо больше волнует, чтобы мои работники не отправлялись на тот своим ходом. Ты был ближе к этому, чем думаешь. — Едва ли, — Осаму покачал головой. — Столько попыток, а я всё ещё здесь. Одно только утопление в заливе чего стоило, Куникида-кун, правда, вытащил меня. Опять. — Он по-прежнему занят этим. Мы бы не общались здесь без его усилий. Одновременно бегать по инстанциям и отслеживать твоё состояние я не могу: способность не позволяет находиться в двух местах сразу. Продолжать пользоваться добротой Куникиды-куна до бесконечности я не планировал, поскольку высокие нагрузки в принципе негативно сказываются на людях, потому... В запасе у тебя не более трёх дней экспериментов. Далее, если справишься, возвращаешься в поле, если нет — придётся повторно решать вопрос с Танедой-саном. — Какой именно? — Дазай напряжённо замер. Внутри всё похолодело, Исповедь забилась в угол и, кажется, заскулила. — Отправка тебя, как эспера с проблемами, касающимися дара, в специализированную китайскую клинику. Правда, я совершенно не представляю, чем придётся расплачиваться за лечение, но, будем надеяться, дело ограничится только финансами. Часть затрат Танеда-сан, проворонивший начало всего этого, должен компенсировать. Йосано-сан подготовила документы, коллеги готовы стать свидетелями по делу, если дойдёт до суда. Всплывёт ли в процессе правда о том, на кого ты работал, неизвестно, потому имеет смысл постараться сейчас, — Фукудзава смотрел совершенно серьёзно. — Рампо предлагал вернуть тебя под руководство Правительства, чтобы оно несло ответственность за твоё здоровье в случае обострившихся проблем, но, судя по тому, что мне насоветовали и что написано в переданной нашему врачу медкарте, чиновников мало волнуют способы, которыми ты достигаешь близкого к норме состояния. И не будут волновать, поскольку за помощью ты не обращался. Одарённый сглотнул. — Клиника, конечно, не гарантия успеха, — старший эспер положил перед ним блокнот, на странице которого, среди розовых кошечек, был по пунктам разложен список препаратов и причин отказа от них очень знакомым почерком. — Я постарался расспросить врачей оттуда по видеосвязи, с организацией конференции помог старый знакомый — там лежал его сын. Большую часть этого перечня лекарств китайцы используют в качестве полноценных медикаментов для случаев, подобных твоему. Дазай усилием остановил дрожь, запахнулся в одеяло. — Не надо. Почему недостаточно Вашего контроля? Всё же великолепно, я сплю, голова почти не болит. Правда. Готов приступить к работе, хотя бы удалённо, — ему мучительно хотелось спрятаться: стоять перед Мори, когда от интонаций хирурга в жилах стыла кровь, так страшно не было. — После принудительного гашения ни один эспер не отлёживался более двух дней. Ты едва держишься на ногах, хотя прошёл шестой. Горячка прекратилась, ты спишь очень много и питаешься регулярно, но толку никакого, следовательно, ситуация запущена давно, — Фукудзава отпил ещё, разлил по их чашкам сладкий чай из чайника, стоявшего на низком столике. — Пока ты уходил в царство Морфея, я проверял реакции на различные раздражители при помощи ароматических масел, сигарет, диктофона, радио и других безопасных для здоровья вещей. Тебя не волнуют запахи, не беспокоят звуки, кроме стрельбы, и то слабо. Тепло или холод не вызывают никаких необычных проявлений у способности, степень освещённости комнаты не играет роли. Внешние условия здесь довольно комфортные, но прогресса нет. Никаких значимых изменений ни в эмоциональном фоне, ни в физическом состоянии я не улавливаю. Ответь мне, что происходит. — Я не знаю! — взорвался экс-мафиози, но под строгим взглядом взял себя в руки. — Я так устал... — От чего? Что такого по ту сторону реальности? Дазай-кун, это серьёзно. Если моя способность сейчас не даёт полной балансировки, в дальнейшем любая официальная длительная командировка будет сопряжена с огромными рисками для тебя, а с нашей работой... Неизвестно, когда я умру. Не хотелось бы рано, но случиться может что угодно. Если всё останется, как сейчас, ты последуешь за мной или снова окажешься под таблетками не более, чем через одиннадцать суток. Согласно «Книге рекордов Гиннеса», более без сна никто не в состоянии выдержать, но ты выйдешь из строя даже раньше: спустя три дня непрерывного бодрствования начнутся галлюцинации. Что ты будешь делать, когда действительность перестанет быть панацеей — открытый вопрос. Это очень далёкий от твоих радужных планов по искромётному уходу из жизни конец, — директор смотрел пронизывающе, но не фокусировал способность, хотя мог влезть и в душу, и под кожу. — Не нужно никому передавать дело. Я расскажу, но это долгая история, — Осаму тяжело выдохнул. Исповедь заткнулась, и впервые это пугало, а не радовало. — Впереди вся ночь, — спокойно сказал мечник.

***

Manizha — Я

— Ты оживать собираешься, Дазай? — ножницы щёлкали над ухом, пряди становились короче. — Ребята скучают и по тебе, и по Фукудзаве-сану. Напарник пытается не разорваться между кипой бумаг и делами, Рампо-сан ездит на вызовы чаще обычного. Ты не отравился насмерть теми грибами, не утонул в заливе, не захлебнулся в канаве на неудачном задании, не наелся таблеток, не влез в петлю окончательно и бесповоротно, не погиб от прочего членовредительства, но нечто другое просто отправило тебя в нокаут, хотя ты крепкий орешек в этом смысле. Что с тобой творится, а? — Голова закружилась от успеха, Йосано-сан, — эспер постарался улыбнуться. Он капитально не выспался, потому что до рассвета рассказывал о своих ночных видениях и дневных впечатлениях от работы с Чуей, тщательно вырезая личное, в том числе — всё, что касалось Одасаку. Ему, кажется, поверили — во всяком случае, собеседник ничего не сказал, только кивнул на футон, заметив, что глаза у Осаму начали слипаться. Дазай всё утро продрейфовал в море, под небом без луны и звёзд, примерно понимая, как прекратить свои мучения, но не решился прыгнуть в воду. Проснулся без будильника разбитым и позавтракал в одиночестве, ожидая появления Акико. Исповедь загрустила: приведение в порядок подразумевало тактильный контакт, а сегодня его не случилось до стрижки. — Готово. Смотри: почти как было, только чуть-чуть поровнее, — детектив поглядел на себя в зеркало, снова, да. Он редко занимался чем-то подобным, пока жил на втором этаже. Одарённая тем временем обошла его со спины, позволила рассмотреть затылок за счёт фронтальной камеры на планшете. — Намного лучше, спасибо, вот так я точно найду себе красавицу, чтобы совершить двойное самоубийство, очаровательная Йосано-сан, — переключился на привычную волну эспер, даже кокетливо хлопнул ресницами, увернулся от пролетевшего мимо носа кулака и весело ухмыльнулся. В виске кольнуло, но это не испортило хорошего настроения. Выиграть у Исповеди за три дня он не мог, потому сдался сразу, но собирался не терять время: Ад начнётся за стенами китайской клиники, должны же остаться хоть какие-то хорошие воспоминания об Агентстве. Побольше бы их. — Кстати, хотела тебе показать тебе нечто интересное, — врач поманила его назад, к футону, когда навела порядок в ванной. Напротив стояло зеркало, под ним находилась сумка. Стало немного жутко, но... Это же Акико. Такая же, как он, изгвазданная чернотой Акико. Эспер присел на матрас и решительно поманил гостью к себе. — Я кое-что оставила у тебя в комнате, спустишься потом, узнаешь. Реабилитация — долгий процесс, у меня он пришёлся на времена студенчества. Я использовала арт-терапию, правда, если бы мою вариацию мандалы увидел любой нормальный психолог, я бы осталась без лицензии, — подмигнула Йосано. — Умираю от любопытства, что там, — Осаму придвинулся ближе. Девушка передала ему тетрадь и задумчиво улыбнулась. — Ты сбежал сам-помнишь-от-кого, потому не испугаешься, — предупредила врач. Детектив сунулся в записи за первый курс. Акико отменно рисовала, и на каждой странице её личного справочника по анатомии был отлично узнаваемый Огай Мори, которого столько раз убили и безжалостно разделали на бумаге, красочно изображая весь его богатый внутренний мир и подписывая его на двух языках, что оригиналу должно было стать плохо при одном взгляде на этот атлас. И ладно бы он оказался там один: способность, периодически взрослеющая примерно до двадцати, была рядом. Все виды ран различной степени тяжести и запущенности покрывали его тело, лицо выражало боль практически везде, где физиономию можно было изобразить подвижной, в глазах стабильно застывали ужас и обречённость. В каждом разделе нарисованных боссов Мафии никто не жалел: они заражались чем угодно, страдали и погибали среди аккуратных букв и тонких стрелок-указателей. Элис доставалось меньше, за исключением чисто женских параграфов: она, чаще всего обозначенная чиби-версией на полях, декламировала заголовки и обозначала ремарки. В целом получилась безжалостная высокорейтинговая манга «Тысяча и один способ травмироваться и помереть с Огаем Мори». «Тысяча и один способ травмироваться и помереть с Огаем Мори»: не рекомендовано к просмотру слабонервным престарелым беременным детям. (От постановки запятых или их отсутствия в предыдущем предложении суть произведения не изменится). Дазай подтянул тетради за более старшие курсы. Год от года раздражавшего мафиози становилось всё меньше, и в какой-то момент краткие анатомические зарисовки превратились в академически обезличенные головы и конечности. — Вы раскладывали его на составляющие, пока не надоело, верно, Йосано-сан? — мягко произнёс Осаму. — И пока не перестала сомневаться, что передо мной всего лишь человек. Люди одинаково беспомощны перед смертью и болью. Элис-тян опасна, но это Мори-сан её направляет — как было в прошлом, так и осталось. Я изредка вижу их в магазинах, стараюсь побыстрее уйти, нам и без разборок с Мафией хватает проблем, — кивнула девушка. — Однако замысел был именно такой. Может, тебе подойдёт. — Спасибо, — Дазай улыбнулся, решив попробовать, если останется в Агентстве. Шансы оставались до тех пор, пока время не вышло. — Рано ещё. Я без макияжа. Завяжи мне глаза, будь добр, — Йосано перебралась к нему за спину, передала плотный зимний шарф. Экс-якудза с интересом выполнил задуманное. — Отлично, я ничего не вижу. Снимай юкату, обнажи кусок татуировки. Это важно, сейчас объясню, почему. Дазай сделал нужное молча — освободил правую руку по плечо. Акико придвинулась вплотную, нащупала разбинтованный участок, нашла границу между голой кожей и повязками, навалилась на Осаму и устроила подбородок на ткани с другой стороны. Пальцы у доктора оказались аккуратными, ухоженными и достаточно цепкими. Круглые гладкие ноготки совсем не царапали, пока теребили край бинта выше. Исповедь вздрогнула, тихонько обнулила способность — пыльца с чешуйчатых крыльев бабочки испачкала предплечье — и забралась назад. Мотылёк сердито тюкнул эспера жёстким хоботком в локтевой сгиб перед тем, как рассыпаться. — Итак, я хочу сыграть с тобой в игру. Все в Агентстве этим занимаются, отличаются только сюжеты и смысловая нагрузка. Моя собственная называется «Кривое зеркало». Это очень похоже на твой «Покер» и на «Двадцатку» Куникиды, но функция принципиально другая. Нужно использовать знания о сопернике. Если это твой враг, примерить на себя только хорошее и полезное, а если друг, то только плохое и бесполезное, слегка гиперболизируя. Задача: привыкать к чему угодно и давать отпор психологически, потому что тебе бояться нечего. Я провернула это с живым Мори. Ему не понравилось, поверь на слово. Например, так. Йосано перевела дух, расправила спину, упёрлась руками в свои бока, насупилась и чуть хрипловатым, мёртвым голосом поинтересовалась, не повышая тона: «Дазай-кун, и долго ты собираешься сидеть здесь?» — Директор, — вздрогнул не ожидавший такого бывший Исполнитель. Акико улыбнулась и приластилась к нему, положила щёку на плечо, взяла за руку и с улыбкой то ли заурчала, то ли запела, сладко-сладко, аж зубы свело: «Даза-ай-ку-ун, какой ты бледный, неужели моя радость заболела? Элис-тя-я-ян, неси шприц, у нас есть работа!» Осаму выругался и шарахнулся на соседний футон, спасаясь из её хватки. Присутствие прежнего начальника в комнате стало физически ощутимым, хотя его тут не было и в помине, Исповедь взбешенно зашипела внутри. Одарённая повалилась на спину, прыснула, не снимая шарфа. — Йосано-сан, разве всё не наоборот? — эспер опустил рукав. Захотелось принять душ, чтобы смыть с себя поглаживания. — Нет. Настоящая ярость Фукудзавы-сана, особенно молчаливая, пугает людей до дрожи, даже клиентов, даже если направлена вообще не на них. Исключение одно: господа из бухгалтерии — к этим только Куникиду посылают на переговоры, он доводит их до нужного состояния, надеюсь, законно. Работать как-то надо, и главе организации приходится снимать стресс подальше, например, кошек в добрые руки пристраивать. Приторная терпеливость Мори-сенсея позволяет ему деморализовать кого угодно своим оптимизмом на грани с идиотизмом. Немногие себе представляют, сколько всего он успевает обдумать в такие моменты, потешаясь над перекошенными лицами. Правило одно: выбрать нужно двух человек совершенно противоположных нравов и мысленно натягивать на себя любую их вещь, когда включаешься в игру, а потом не забывать её снять. Тебе, наверное, достаточно привязать одно из двух зеркал к татуировке, а второе — к бинтам. Подумай, чьи отражения будешь воссоздавать. Дазай рассеянно улыбнулся. Кажется, Рампо-сан был прав: он не более ненормальный, чем любой местный.

***

Lumen — Дыши

Ночь прошла тяжело: недавний якудза пытался заснуть, но способность ополчилась на него совершенно иначе. Над морем во сне не было ни луны, ни звёзд. В непроглядной темноте Осаму стремительно несло по воде куда-то. Даже выглянуть за борт лодки было страшно: в плеске волн чудились шипение и свист. Эспер мысленно звал на помощь хоть кого-нибудь, даже из прошлого, старался рассечь пространство и вывалиться подальше, но не мог и вскидывался на футоне, когда влажная чернота переворачивала судно и поглощала его. Раз за разом в него вливали почти горячий травяной чай с сахаром, давали проснуться окончательно и выговориться, но советовали вернуться в постель. У изголовья работало радио — Йосано подсказала частоту, оба днём настроили приёмник, но музыка толком не спасала. Фукудзава-сан не ругался и даже не смотрел с осуждением, хотя подчинённого как-то занесло и тот разорался, но в итоге экс-мафиози осадили одной фразой: «Ты сам сказал, чего мне делать не следует, но у меня есть обязанности, помнишь?» Эспер хотел было выйти в окно, когда хозяин исчез по делам, но недостаточная для смертельного падения высота и перспектива подсесть на обезболивающие останавливали. Ничего достаточно режущего или несъедобного не нашлось, оружия в квартире вообще не было, и это у мастера боевых искусств: явно унёс всё, интересный вопрос — куда. Ночь надвигалась на город, когда Дазай, не притронувшийся к обеду, услышал снизу страшный крик и яростный шелест крыльев. Не задумываясь, он распахнул дверь и бросился на второй этаж, к почтовым ящикам, висевшим на стене. Рой белых мотыльков зло трещал и агрессивно бился в окно, громыхал железом, пока Йосано, горевшая, точно факел, окутанная концентрированно спиртово-лаймовым запахом и сладостью веселящего газа, мелко дрожала, сидя на полу. Тесак и сумка лежали рядом, способность вхолостую жарила стиснутые в руках потемневшие от времени металлические жетоны на цепочках. Из кисета, упавшего неподалёку, торчала какая-то старая бумажка на шнурке, исписанная иероглифом «Справедливость». Дазай практически свалился под гудящее облако, вжал Акико в себя, гася — та завыла в плечо, Исповедь растворила бабочек. Юката под щекой девушки намокла от слёз. Снизу прибежали и Рампо, и глава Агентства — услышали шум ещё с улицы. Оба сели рядом, оставив пакеты с едой, которые несли. Осаму беспомощно глянул на пришедших: он слегка покачивался из стороны в сторону, поглаживая ревущего врача по спине, не понимая, что принято говорить в такой ситуации и надо ли вообще. Эспер даже не осознавал: его способность самопроизвольно растянулась по шнурам Равенства, заглушая Исцеление, чтобы одарённая себя не истощила. Железки слабо позвякивали, когда доктор двигалась. Одно дело — услышать историю, совсем другое — найти подтверждение тому, что это истина от первого до последнего слова, жетонов, правда, оказалось больше, чем бывший якудза ожидал увидеть — такие вещи нередко терялись в бою. — Фукудзава-сан, Дазай-кун, идите. Я разберусь. Возьмите мою сумку, там всё нужное, — Эдогава подобрался ближе, протянул руки к Йосано, осторожно отстранил экс-мафиози, тут же начал нести какую-то беззаботную рабочую чушь про три замечательных трупа, найденных в пабе на побережье Лондона нынче утром, стал потихоньку подниматься, подтягивая девушку, совершенно позабывшую о своих феминистских идеалах в этот момент. Хирург встала, качнувшись, и с опорой на гения пошла по направлению к его комнатам. Мечник подхватил всё, что она оставила, проводил обоих, вернулся к сторожившему сумки Осаму. — Днём хотя бы ненадолго отключился? — как можно ровнее поинтересовался старший, поднял свою часть пакетов, вторую Дазай взял сам и поспешил за Фукудзавой по лестнице. Встряска пошла на пользу: организм мобилизовал все ресурсы, двигаться стало легче. — Нет, но, кажется, понял кое-что. Прикосновения. Исповедь любит, чтобы её гладили определённые люди, как бы безумно это ни звучало. В первую ночь Йосано-сан проверяла, не поднялась ли температура и часто опускала ладонь на лоб, потом Вы, до этого на работе Куникида много раз задевал меня то за руку, то за шею, то ещё как. Отторжения нет, хотя обнуление срабатывает нормально. Так же было с теми, кто до Агентства проделывал аналогичное, — Осаму открыл дверь шире, пропустил шефа. Ни эта формулировка, ни похожая («босс») не казались уместными по отношению к новому начальнику. — Не понимаю, отчего так. Мечник развернулся, сгрузив поклажу на свободный стол, проверил холодильник и строго посмотрел на эспера, решившего не обедать. — Только ли она? — вкрадчиво поинтересовался Фукудзава. Дазай задумался и не нашёл однозначного ответа.

***

С кухни его выпроводили до ужина. Серебряный Волк — ещё одна слишком пафосная, на вкус Осаму, кличка — гремел кастрюлями, что-то резал, варил, и под эти звуки одарённый потихоньку задремал. Всклокоченная серая тварь, довольно миниатюрная по сравнению с человеческим воплощением экс-мафиози, сидела на носу лодки, стремительно несшейся во мраке. Вязаный синеватый ошейник на животном слабо фосфоресцировал, острые когти еле слышно цокали по дереву, когда оно решило обойти Дазая с краю. Шелест, шёпот, свист, шипение звучали со всех сторон, перекрывая плеск, эспер протянул руку к единственному источнику света, задел пушистый бок. — Иди сюда, пока не утонула, там опасно, — одарённый поманил гостью к себе, пересадил на колени, обнял, зарылся пальцами в густой мех. Тяжёлая горячая кошка позволила прижать себя поближе и утробно забурчала, заколола длинными когтями тощие бёдра. Шерсть её свалялась и смешно торчала отдельными курчавыми прядками. Зелёные глаза, подёрнутые сероватой дымкой по краю, заглядывали, кажется, прямо в душу. — Что мне делать, госпожа? — Осаму потёр места за ушами — шубка затрещала, искры от статического электричества вспыхнули и погасли. Тварь прищурилась, посмотрела более остро, ворчливо рыкнула и с неожиданной прытью бросилась за борт. — Стой! — эспер потянулся за ней, задел ледяную поверхность воды, отшатнулся, едва не перевернув судно, но удержался. Ошейник мелькнул где-то вдалеке и пропал из виду. Воцарилась очень подозрительная тишина, стало темнее. Последним, что развернувшийся Дазай увидел перед пробуждением, была огромная чёрная волна, надвигавшаяся на него сверху.

***

Lumen — Не надо снов

Осаму вскинулся, беспомощно дёрнулся, оглядываясь в сумерках. За дверями всё стихло, в щель между сёдзи просачивался слабый тёплый свет. Его, заснувшего у стены, устроившегося в обнимку с собственными коленями спиной вверх, укутали знакомым чёрным хаори с жёлтым краем — от накидки тянуло гвоздикой, чайной горечью, каким-то, кажется, мылом и едва уловимо — металлом. Экс-мафиози вдохнул поглубже, расправил ткань на спине, осторожно закутался в довольно широкую вещь и медленно поднялся с пола, не пытаясь завязать шнурки. В отличие от плаща Мори эту одежду он бы с удовольствием оставил на память, но, наверное, в Агентстве не существовало подобного обычая. Как жаль, что всё это исчезнет ещё быстрее, чем крошечная кошка в бескрайнем бушующем океане. В воздухе пахло специями и благовониями. Понимая, что у него в запасе нет и сорока восьми часов свободы, Дазай грустно осмотрелся в импровизированном лазарете, горько усмехнулся и вышел в узкий коридор — Равенство подсветило ему дорогу двумя тянувшимися на кухню шнурами, чуть-чуть потянуло туда. Умывшись и кое-как причесав волосы, бывший якудза открыл узкую дверь и заглянул внутрь. Исповедь молчала — похоже, набиралась сил перед новой атакой. — Проходи, — кивнул Фукудзава, явно ждавший его. Без накидки, в домашней тёмно-синей юкате перед столом, на котором под крышками стояла пара тарелок, старший одарённый выглядел далеко не так грозно, как на работе. Тусклый жёлтый ночник освещал тесную комнату откуда-то сверху совсем слабо. На подоконнике за спиной мечника догорали в стакане с рисом ароматические палочки. Вместо одного сидения Дазай заметил два стула, на ближайшем к директору возвышалась сумка с какими-то бумагами. «Что-то не так, — бывший Исполнитель присмотрелся внимательнее и краем глаза заметил подмигивавшую зелёной лампочкой глушилку на холодильнике. — Серебряный Волк озаботился конфиденциальностью беседы — плохо дело, разговор предстоит серьёзный». — Не я один хотел пообщаться, но, поскольку ты не обедал, не вижу смысла оставлять тебя без ужина, — спокойно произнёс мужчина, обернулся, поставил в магнитофон кассету и включил запись — меланхоличный джаз. — Обстоятельства, правда, несколько изменились с тех пор, потому мы сидим здесь только вдвоём. Завтра к вечеру, надеюсь, всё вернётся на круги своя. «Верно. Вы — на работу, а я — к таким же безумцам», — Дазай постарался улыбнуться, но под внимательным взглядом ничего не вышло. Бесполезно врать тому, кто в любой момент считает эмоции изнутри. — Приятного аппетита, — продолжил глава Агентства и кивнул на угощение. Осаму приподнял крышку, осмотрелся, куда бы устроить её — хозяин забрал и тут же отнёс посуду в раковину, вернулся место. Директор придвинул ближе к гостю миску с яйцом и нож, чтобы разбить скорлупу, вытащил из-под столешницы со своей стороны бутылку минералки. Аромат специй, мяса и чеснока ударил в нос. Эспер опустил голову и замер. Дыхание перехватило. Рис с карри. Дазай зажмурился, пытаясь собраться с мыслями. Лицо загорелось, в горле стало сухо, уголки глаз защипало, под рёбрами сдавило, Исповедь почти взвыла, но иначе, горестно и заунывно. Он сглотнул комок в горле и опустился на стул, из последних сил сдерживая рвавшиеся наружу эмоции. Проморгался, не позволяя себе расклеиться — справа на столешнице оказалась упаковка одноразовых платков, такие же Куникида часто давал разревевшимся в офисе клиенткам. — Откуда Вы? — хрипло проговорил бывший якудза. — Я никому. Ни коллегам. Ни Танеде. Ни Вам. Откуда, чёрт возьми? «Вот почему свет приглушен. Вот зачем благовония тлеют на подоконнике. Вот причина, по которой на заднем плане играет грустный джаз с кассеты, а всё прочее глушит специальный прибор». — Мы были знакомы лично, пусть и всего ничего. На Оду хотел повесить убийство моей клиентки её секретарь, который нанял киллера и не собирался тому платить, а начальницу прикончил лично. Это случилось около одиннадцати лет назад. Тогда же я, ещё телохранитель, встретил Рампо и твоего друга. Оба были мальчишками, сдаётся мне, Сакуноске оказался на год старше нашего гения, — спокойно ответил мужчина. — Одна его фраза сильно повлияла на меня: «Человеку, убивающему ради правосудия, в конце концов станет всё равно, кого убивать». Отчасти она определила положение Агентства: мы сохраняем нейтралитет, поскольку не принадлежим ни к Мафии, ни к полиции, хоть несём справедливость так, как умеем, и формально считаемся законопослушной организацией. Осаму тихо медленно выдохнул. Одасаку всегда был Одасаку: достучаться мог до кого угодно. — После дневного происшествия наш гений остался с Акико-кун, у которой бывают тяжёлые ночи, особенно после эмоциональных встрясок. Находка в ящике была неприятной неожиданностью для всех нас. Не представляю, чем это кончится, беспокоит меня лично состояние самой девушки, — продолжил Фукудзава, сделав небольшую паузу — набрал воздуха в лёгкие. — Что до Рампо... Он хотел рассказать о том, как два года назад на улице столкнулся с твоим основательно вооружившимся другом и попытался остановить его. Не вышло. Те, кто собирался с тобой поговорить сегодня, готовились к сегодняшнему вечеру больше недели по-своему. Поскольку Танеда-сан отказался предоставлять нам какие-либо фотографии, они подняли свои связи и решили проявить инициативу, — Серебряный Волк достал из сумку тонкую папку с вшитыми файлами и протянул эсперу. Дазай заглянул внутрь. Доктор Агентства отлично рисовала. У неё получилось создать несколько очень похожих на оригинал портретов. На первом Ода был ещё вооружённым мальчишкой с каштаново-красной всклокоченной шевелюрой, в синей рубашке и обычных рабочих штанах, в крепких ботинках, на втором — молодым мужчиной, именно таким, каким его запомнил Осаму, на третьем — опустошённым изнутри убийцей, в кевларовом пальто и с кучей оружия наперевес шагавшим на смерть по солнечной улице. Сигарета ещё тлела, а вот сам Сакуноске, кажется, прогорел до конца. «Как тогда», — эспер отложил рисунки, со шипением втянул воздух сквозь зубы. Грудную клетку сдавило туже, рёбра задрожали — сердце молотило так, словно собиралось пробить кости и вырваться наружу. Старый особняк. Бальный зал. Тяжёлые бархатные портьеры, потускневшее золото, серая пыль, усыпанный гильзами пол, множество трупов на пути.

Красный.

«Ками, сколько же красного: на стенах, на полу, на телах мафиози и солдат «Мимика», вокруг Оды, Ками, Ками, Ками, как же... Сколько красного, Ками».

Дыра в груди Одасаку... Он не успел, ничего не успел, как обычно.

«Какая здоровенная лужа, почему кровь вообще здесь? Она же должна быть внутри, почему она на полу? Почему она здесь?»

Горькие слова единственного, кто его понял. Единственного, к кому всегда можно было прийти. Единственного, от кого он держался подальше, чтобы сберечь, идиот, и ничего в итоге не успел. Единственного, кого нужно было спасти любой ценой.

«Не справился...

Не справился.

НЕ СПРАВИЛСЯ.

Должен был пристрелить Мори и упасть рядом. Один выстрел — это был бы отличный конец. Всегда хотел умереть, так почему не решился? Это была бы самая прекрасная смерть на свете. Самая стоящая, самая наполненная смыслом смерть, Ками. Почему же...»

Гладкие страницы сползли в дрогнувших руках. В глазах изображённого подростка застыла та же пустота, которая исчезала из его собственных, стоило Исповеди почуять Одасаку. Тёмная комната, футон, тёплое одеяло, тихое сопение. Ровные удары сердца над ухом. Океан тишины для тех, кто дорог Сакуноске. Единственное место, куда хочется вернуться, и ради этого ничего не жаль отдать. Со второго рисунка на него смотрел друг. Тот, которого он помнил. Самый близкий человек в этом чёртовом мире.

Был.

Сгоревший фургон, обожжённые разорванные маленькие тела, убитый повар. Квартира, внутри никого нет. Тлеющая сигарета. Безупречность, хлынувшая навстречу в последний раз. Бег назад, по солнечным, мать его, улицам, с толпами улыбающихся прохожих, со стайками живых смеющихся детей, бег в никуда, лишь бы забыться, лишь бы красного стало меньше. Закат — алый, сочный, кровавый.

Повсюду.

«Завтра будет ветрено».

Папка выпала из разжавшихся пальцев. Металлические капли и разводы, стекавшиеся под одежду и повязки. Расцарапанные впопыхах руки, содранные бинты, растянувшиеся следом, сотни истончавшихся серебристых шнуров, обнявших со всех сторон его, сбившегося в ком на полу душевой. Качаясь из стороны в сторону, Дазай открывал рот, как рыба, вопя без единого звука. Бар, но за стойкой больше никого, кроме него.

«От виски пахнет человеком, который не придёт».

— Не думай о его серебре, — как мантру повторил себе эспер вслух, но уставился на нетронутое угощение. Холодная вода, солёная муть, медленно тонущий во мраке силуэт в серо-алых разводах, чёрные руки, тянущие наверх. Удар ладоней в грудь. Пробуждение на столе перед потрясёнными врачами. Испуганный Анго, бледный с зеленцой, как стены палаты, пытавшийся продезинфицировать череп алкоголем после увиденного. Нервный шпион, который работал одновременно на трёх начальников сразу, следил за всеми, но никогда не желал своим друзьям смерти. В горле запершило, сердце набухло, воздух не шёл в лёгкие. Бессонница. Убежище, предоставленное Танедой-саном. Вереница бесцветных дней за компьютером в безликой комнате вдали от солнца. Бары. Десятки баров после удачных дел, но ни радости, ни умиротворения, только вечный контроль хранивших гробовое молчание охранников. Таблетки, визиты врача. Исповедь внутри иногда так знакомо поднимала голову, но некого было больше встречать. Эспер ошибался с дозировкой лекарства раз за разом, пока не увидел покрытое сажей море опять — чернота въелась в воду намертво. Сакуноске смотрел не с неба — с пола. На четвёртой странице был портрет по плечи, который, кажется, получился ещё лучше предыдущих, живее.

Taku Iwasaki — Scarlet Sky

«С пола... Как тогда», — губы задрожали, одарённый стиснул зубы, отворачиваясь, напоролся взглядом на тарелку с карри — то, чего хотелось его другу напоследок — и в этот момент зазвучала песня из бара в Токио. Дазай закрыл лицо ладонями и закричал во весь голос впервые с того дня. Впереди зашуршали, еду отодвинули, что-то поставили напротив, знакомые руки вжали в плечо, провода окутали со всех сторон. Осаму уткнулся в Фукудзаву, задёргался, вырываясь — не дали, стиснули крепче — и продолжил что-то орать без остановки, долго, страшно, пока не охрип. Его колотило, способность наверняка полыхала, в ушах звучал голос из прошлого, перекрывая все остальные, вереница воспоминаний неслась перед глазами. Щёки, руки, чужая юката, край накидки мокли. Застарелая боль выплескивалась изнутри, распарывая все его раны разом.

***

Дазай не смог бы сказать точно, о чём конкретно стенал на кухне, так как не запомнил. Он, почти беззвучный, стал хоть немного осознавать действительность примерно через полчаса, когда среди обрушившегося на него лавиной прошлого вычленил долгие успокаивающие прикосновения к спине строго поверх юкаты. Собственные пальцы, разлохмачивавшие шнурок хаори, мелко дрожали. Тело завалилось вперёд на устроившегося напротив мечника, смотревшего крайне обеспокоенно, но сохранявшего сравнительно невозмутимое выражение лица. Тепло Равенства обволакивало со всех сторон, точно так же, как океан Безупречности когда-то. Осаму вздрогнул. На него после отхлынувшей истерики снизошло совершенно безумное откровение. Если Фукудзава прав и способность даёт максимально чёткий и честный эмоциональный отклик, то, получается, что сама по себе Исповедь никогда не реагировала ни на что и ни на кого. Всё это время бесился, любил, боялся, ненавидел, скучал, страдал, предвкушал, ждал и искренне желал себе смерти только сам Дазай. Не Исповедь ненавидела Эйса, а он. Способность у того была премерзкая, поскольку отнимала у других людей свободу выбора. Окончательно отнимала, даже больше, чем Мафия. Внешний вид Безумия отталкивал, то ли дело Равенство — красиво лежит, пока не понадобится. Не Исповедь вздрагивала от щёлканья суставов Элизы, а он нервничал из-за хладнокровно-спокойного Мори напротив. Огай не колебался никогда, неважно, насколько жестокими были его решения — ради организации бывший врач делал абсолютно всё. Отличный лидер на службе и крайне закрытый в остальном человек: объяснить многие его нерабочие повадки рационально Осаму не смог, особенно те поиски бюджетного красного шарфа правильного фасона. Не Исповедь успокаивалась с Хироцу в курилке, а он. Оказалось уютно молчать с гангстером-долгожителем рядом, так умели создавать настроение очень немногие люди, и запах камелий, смешанный с ароматом дорогой туалетной воды и качественного табака, не был причиной. Не Исповедь посмеивалась с Каджи, а он: Мотоджиро безумствовал строго со своими и только в рабочее время для поддержания имиджа. Дазай как-то побывал в лаборатории: там было даже чище, чем у Мори-сана в операционной, а для реактивов и еды были установлены разные холодильники в отдельных помещениях. К заветным банкам Осаму не притронулся, ведь его не пустили дальше метра от входа без халата, но угостили такой ядрёной наливкой, что, когда огонь в горле потух, эспер моментально отключился на тахте в комнате отдыха и очнулся через шесть часов, так как его растрясал Чуя. Голова болела, но Дазай выспался. Не Исповедь обнимала Йосано, а он. Акико стала практически сестрой-близняшкой, и с ней, вопреки некоторым безумным особенностям натуры девушки, было очень спокойно. Доктор действительно умела заботиться и поддерживала, как умела, не перегибая палку. Не Исповедь подчинилась Фукудзаве — он сам решил попробовать, потому, чисто гипотетически, мог развеять накидку в любой момент, но не хотел. К личным границам впервые относились так серьёзно, психику не громили и в душу не лезли без нужды. Не выгоняли из-за дурного характера и привычек. Да за одно тату могли бы послать куда подальше — Агентство работало сравнительно законными путями, якудза был огромной проблемой для этих людей — но вариант, при котором Осаму спихивали в добрые руки Секретной службы, к Анго, даже не подлежал рассмотрению. Любопытного Мори так вообще не пускали в комнату аж двое одарённых. Не Исповедь тянулась навстречу к Накахаре, а он, и, кажется, это было обоюдным движением: Порча не обжигала его ладони, откатывалась назад быстро и мягко, в отличие от Расёмона, стремившегося ранить дрессировщика Акутагавы любым доступным способом. Выходит, из-за всех своих предрассудков Дазай задолго до гибели Сакуноске недодал тепла тому, кто этого заслуживал, и даже не заметил, что ему отвечали взаимностью. Им было лет по пятнадцать в первую миссию. Получается, напарник мог испытывать к нему симпатию от нескольких дней до трёх лет. Симпатия... Нет, это не про Чую. Не его слово, слишком сладко да гладко, лучше подходит «Привязанность». Достаточно сильная, чтобы подежурить возле его койки в больнице, дав отоспаться после отравления и принести фотографии назад, но и пальцем не тронуть. Достаточно стабильная, чтобы заботиться о нём во время нанесения татуировок — Мори бы всё равно что-то придумал для фиксации, может, и к лучшему, что занимался помощью сравнительно аккуратный и терпеливый человек, готовый позвать довольно компетентных в вопросе молчаливых взрослых, если всё станет очень плохо. Достаточно долгая, чтобы не отправиться в погоню после его побега. Достаточно ровная, чтобы не лезть в его новую жизнь без острой необходимости. Ничего из этого не было ни выгодно эмоционально, ни удобно по времени, но существовало, поэтому говорило о Накахаре гораздо больше всех колючих слов. Дазай Осаму проворонил потенциально нормальные отношения Ками знает какого плана, но одно оставалось фактом: «Двойной чёрный» был очень хорош на миссиях. Возможно, стоило подумать об этом раньше, теперь уже поздно. Отвратительно-понимающий взгляд Мори в последнюю встречу — вот к чему он относился.

«Снова поздно, как тогда, в бальном зале. Все живы, но поздно. Из-за меня».

Одарённого понесло по второму кругу. Теперь — только его.

***

Green Day — Restless Heart Syndrome

Бывший мафиози оклемался только через пару часов. За окном давно стемнело, ноги затекли, одна из завязок хаори потеряла зажим на конце, руки, намертво вцепившиеся в чужую синюю юкату, едва удалось разжать. Фукудзава ничего не говорил — продолжал касаться, давая пережить истерику и утихнуть без гашения, чтобы никого не топить в море. Голова болела, голос осип окончательно. На душе стало пусто и гулко, на смену отчаянию пришло что-то вроде отупения. — Полегчало? — спокойно поинтересовался мечник, не прекращая поглаживания. Смотрел тревожно, конечно, но удерживался от лишних комментариев. — Наверное, — горло экс-якудзы, судя по ощущениям, кто-то изнутри натёр наждачной бумагой. — Думаю, меня можно отпустить. Я не упаду со стула, если что, обопрусь на столешницу. Если навернусь и откинусь — это будет самое нелепое самоубийство в истории, можете смело номинировать меня на премию Дарвина*. — Говори тише. Выпей воды. Умойся, я пока достану что-то другое, — хозяин квартиры поднялся с места, размялся, покачавшись из стороны в сторону, протянул руку к тарелке. — Не обнаглею, если попрошу Вас разогреть это? — Осаму посмотрел снизу вверх внимательно. — Пахнет вкусно, и, раз у нас вечер воспоминаний, почему бы и нет? Если под что и думать про Оду, так под карри. Я не ел это блюдо с тех пор. Улыбка вышла грустной, но настоящей. — Хорошо. Иди, — старший остался разбираться с очень поздним ужином, и к возвращению подопечного накрыл на стол, привёл себя в порядок, включил пару настенных светильников поярче, убрал в сумку Рампо зарисовки Акико, устроил вещь на подоконник. Дазай вернулся на своё место, оба пожелали друг другу приятного аппетита и попробовали принесённое. — Одасаку бы удивился, почему так мало специй, но мне нравится, ничего не полыхает, всё очень вкусно, — эспер стремительно опустошал тарелку. Желудок не бунтовал, тепло и сытость успокаивали. — Можешь передать похвалы повару лично, он живёт неподалёку, — улыбка отразилась в глазах воина, едва-едва приподнялись уголки губ. — Обязательно. Давно ничего такого не пробовал, — Осаму зажмурился от удовольствия. — Где его можно найти? У меня остались сутки, потом, полагаю, Китай и работа на Танеду-сана лично после, верно? — Второй этаж, комната в конце коридора. Захвати что-нибудь сладкое, цветов не любит, — негромко произнёс глава Агентства. — Не думаю, что переезд и сопутствующие неудобства обязательны. — Это готовил Рампо-сан?! Не служба доставки? — ошарашенно просипел Дазай, тут же потянулся за бутылкой воды, потому что горло напомнило о себе. — Я всегда подозревал, что он талантливый человек, но чтобы настолько... В офисе ни разу не упоминали об этом. Кроме того, разве кончено не всё? — Да, и он делает это гораздо лучше меня. Мы разбирались с едой по очереди — сегодня я, например, относил готовое вниз для других, а Рампо вот это сооружал на скорую руку с утра — чтобы успевать работать удалённо или на месте, кому как повезёт, — Фукудзава кивнул на высокую полку над столом. Там, около холодильника, сгрудились папки с очень знакомыми корешками, рядом с ними стоял набитый канцелярией пенал. — Подождите. Вы всё это — сами. Еду — сами. Работу — сами. Какие-то эксперименты со мной и уход — сами... Вы вообще отдыхаете? — Дазай потрясённо смотрел на директора. Почти незнакомый человек тратил столько времени и ресурсов, чтобы он был в порядке, хранил его секреты, пытался решить давнюю проблему, готов был сцепиться с якудза и устроить взбучку Отделу, если придётся. Такое даже за деньги не каждый профи бы рискнул провернуть, а тут — бесплатно. — Урывками. Проблемы со сном у меня остались с прежнего рабочего места, — совершенно невозмутимо сказал мечник. — Всё верно. Мы с коллегами, которые тоже решили вступиться за тебя, не привлекали людей со стороны. Случай деликатный, делегировать его, в отличие от планёрок и некоторых ознакомительных встреч, некому, потому что аналогичных моей способностей у подчинённых нет, а получить информацию без непосредственного наблюдения нельзя. — И что мне теперь делать, Фукудзава-сан? — Осаму затих. В Агентстве определённо работали одни психи: сотрудники бросили огромное количество энергии на помощь, однако не получали от этого ничего, кроме неудобств. Больше того, эсперы взваливали дополнительный функционал на себя так, будто были обязаны, и молча тащили слёгшего с непонятной болезнью новичка. В Мафии бы никто не стал беспокоиться о Дазае. — Жить и разбираться с последствиями прошлого, которые, похоже, имеют вполне стандартное объяснение, — ёмко ответил мужчина. — То, что происходит с Исповедью, вторично по отношению к истинной причине. Другими словами, это один из симптомов. — Я сошёл с ума? — прямо спросил одарённый. — Нет. Судя по тому, что и коллеги, и я сам наблюдали, психотерапевт с высокой вероятностью диагностирует ПТСР, если ты до него дойдёшь, — констатировал собеседник и опустил голову. — Травмирующих ситуаций в Мафии множество, но, полагаю, всё покатилось по наклонной после гибели твоего друга, так как никто пытался рассмотреть проблему внимательно. Я прошу прощения за случившееся на этой кухне сегодня, но других способов вынудить тебя открыть рот я не нашёл, а ораторским искусством не владел никогда. — Сложно поверить, что это правда. Чем докажете? Исповедь дурила часто, — Дазай отпил немного минералки. — Кратко или подробно? — поинтересовался глава Агентства, поднялся с места, поставил на плиту чайник. — И так, и так, — эспер сосредоточил всё внимание на собеседнике, открывавшем ему глаза в который раз за сутки. — Кратко: жизненный опыт. Я имел дело с людьми, у которых был этот диагноз, потому видел, чем проблемы с нервами отличаются от проблем со способностями, как выглядит наложение одного на другое и как именно идёт восстановление, — мужчина задумался. — Плохо то, что не существует универсальных справочников по внешнему виду нормы для одарённых вроде нас. Всё приходится устанавливать опытным путём, это требует времени. В кафе, при первой встрече, ты полыхал, как факел. Это показалось мне странным, но сказать, насколько реальность отклоняется от ожиданий, было нельзя, потому что не с чем сравнивать. В данный момент твои радужки немного мутные, конкретно сейчас слабо засветилась кожа. Опять же, неизвестно, является такая реакция результатом встряски или нет. — Слишком обтекаемо. Вы сами говорили, что дар реагирует на эмоции, следовательно, сейчас нельзя соотнести происходящее с нормой или патологией, — директор кивнул, погасил огонь и залил травы в заварочном чайнике кипятком. — Верно, поэтому я попросил других поделиться своими соображениями письменно. Получилось следующее, — старший вынул из сумки несколько листов цветной бумаги для принтера и протянул Дазаю, поставил рядом чашку чая и сахарницу. — Возьми из ящика со столовыми приборами карандаш и отметь то, что похоже на правду. На жёлтой половинке страницы, лежавшей сверху, было с наклоном влево синей тонкой ручкой выведено следующее. «Танидзаки Дж. К вопросу о наблюдениях. Дазай Осаму: 1) Одиночка. 2) Забывает и/или не хочет есть. 3) Приходит на рабочее место уставшим. Всегда. 4) Периодически безуспешно пытается убить себя или обещает это сделать для привлечения внимания. 5) Манипулятор: он осознанно доводит до ручки Куникиду-сана, но попросить нормально не может ничего ни у кого. 6) Нездорово худой. 7) Крайне живучий при его-то привычках. 8) В разговорах ничего толком не говорит. То ли проблемы с общением, то ли не хочет проболтаться. Тёмное прошлое? 9) Лучший оперативник Агентства: единственный человек, которому толком не нужны ни напарник, ни боевое оружие, потому что у него уже есть очень острый ум, удачная безопасная способность, вполне безобидный внешний облик и аура компетентности. 10) Неадекватно беззаботный. Возможно, косит под идиота, чтобы получить выигрыш от своего состояния — какого, правда, не понимаю, допускаю, что это затяжная депрессия. Стоит направить его к специалисту, Фукудзава-сан. Что-то не так. Сдаётся мне, он из Мафии: стреляет слишком хорошо для простого обывателя, при работе с оружием не проявляет никаких эмоций». Детектив подтащил следующий лист, фиолетовый с чёрными летящими строчками. «Йосано А., д.м. Про Дазая Осаму, как Вы и просили. Наблюдала следующее: 1. Явные нарушения режима сна: мешки под глазами, озноб по утрам — руки постоянно в карманах. Ночью работает, а не спит: приносит готовые документы на флэшке. 2. Нет никтофобии: свет не включает ни ночью, ни днём, преспокойно перемещается по городу в сумерках. 3. Мало бывает на воздухе, физическая выносливость так себе — догнать Куникиду не по зубам, хотя иммунитет просто феноменально крепкий: ни разу не заболел с момента попадания к нам, не считая случаев суицида. 4. Попытки самоубийства носят характер привлечения внимания: одному, кажется, на тот свет идти страшно. 5. Скорее всего, был жертвой физического насилия (!): кто-то держал его и что-то дурное происходило дальше, например, издевательства. Чужие незапланированные касания раздражают, даже если они исходят от приглянувшихся девушек, исключение — напарник. Куникида может только встряхнуть, но калечить не станет, это безопасно и что-то ещё..? Не понимаю, но разница есть. С прочими держится особняком, задевает сам, но не любит, чтобы трогали его. 6. Повышенная возбудимость: непонятные движения, напоминающие танцевальные, предназначены то ли для успокоения нервов, то ли для снятия сильного мышечного напряжения. Эмоции сменяют друг друга стремительно — иногда кажется, что я вижу двух разных человек, один из которых меня настораживает. 7. Проблемы с концентрацией внимания: время от времени Дазай впадает в прострацию или смотрит на то, чего нет. Вопрос: он видит галлюцинации с недосыпа (более трёх суток на ногах) или что-то другое? 8. Проблемы с приёмом медицинских препаратов: настороженно относится к обезболивающим и успокоительным. С некоторой долей вероятности можно утверждать, что виной тому передозировка в прошлом или неприятный побочный эффект после наркоза. Я бы сделала запрос предыдущему нанимателю о том, не появлялся ли наш коллега под запрещёнными веществами и не попадал ли он в ДТП. 9. Повышенная утомляемость. Устаёт явно быстрее, чем другие, возможно, вследствие постоянных стрессов на прежнем рабочем месте или общего хронического недосыпа. 10. Тяга к алкоголю несколько больше, чем следует. Впрочем, допускаю, что это способ быстрого снятия напряжения, однако, пока Дазая не заносило в сторону зависимости, бить тревогу рано. 11. Если кожа под бинтами травмирована, то далеко не вся и не так критично, как может показаться на первый взгляд. Остальные мои соображения я изложу в личной беседе. Не рискну добавить что-то без полноценного медицинского осмотра. Сейчас, наверное, стоит отправить его к специалистам соответствующих профилей, таким, как наркологи, психологи и психотерапевты. Правда, люди нужны надежные и, желательно, крепкие нервами: за плечами у новичка явно какая-то дрянная история». — Она назвала меня стоматологом, когда пришла проверить, — Дазай рассеянно улыбнулся, поглаживая пальцами бумагу. Как хорошо, что эта женщина не работает ни на кого ещё: слепотой доктор явно не страдала и любым из представленных фактов могла воспользоваться, чтобы вышвырнуть Осаму из Агентства. Пощадила. — Представляете? — В её духе, — хозяин квартиры сдержанно кивнул. На голубом листе была сравнительно дёрганная запись карандашом — её сделали на скорую руку: иероглифы немного съезжали, был жирно подчёркнут конец первого предложения. «Фукудзава-сан, буду краток: мы влипли. Танеда-сан направил к нам бывшего Исполнителя. Досье вылизано так, что это точно якудза, наиболее вероятно — зам текущего босса, в чернилах от шеи до пят. Не ждите многого: пока не болтает, живёт. Мои осведомители молчат, молчат знакомые одарённые из отделов — я могу примерно оценить количество трупов и связать нашего новичка с последними случаями, но едва ли мы найдём концы всех историй, организованных им по требованию начальства. Единственное, чему нет стандартного объяснения, так это факту его побега — предателей не оставляют в живых, отсюда два вывода. Согласно первому, Мори-сан испытывает нечто сродни симпатии к нашему новенькому и рассчитывает вернуть «блудного сына» в штат, согласно второму, Дазай сюда попал либо из любопытства, либо в результате радикального изменения мировоззрения. Оба условия сулят нам столкновения с Мафией, значимые бумаги стоит убрать подальше, даже если это ненадолго — поиск информации не является проблемой для якудза. Нам подсунули того, кого Отдел, возможно, отбраковал — недопережившего значимую личную потерю человека в стадии глубокой депрессии с участившимися случаями обострений. Избегающее поведение, депривация сна (думаю, что добровольная, спать Дазай вообще-то может), периодические голодовки, попытки суицида, никаких обращений за помощью к прочим и употребление алкоголя в определённую погоду — видимо, скорбь. Советую проверять окраину кладбища на холме в случае бесследного исчезновения, в трёх из четырёх ситуаций найдёте его там: опознал грязь на ботинках и прилипший к лестнице на втором лист с дерева — такие же заметил, пока ездил туда по недавнему делу. Дазай адаптируется ко всему, кроме личного общения, очень быстро. Он эффективно и порой безжалостно решает задачи и прекрасно стреляет, но работать с этим эспером из-за перечисленного выше хлопотно. Так, например, договариваться с боссом местной преступности на его, а не Отдела, условиях Танеда-сан не пожелал, а вежливо-сердитый Мори, оставшийся без сладкого... Это чревато разборками в самый неудобный момент, хотя Мафия меньше и слабее Секретной службы. В целом никому не выгодно содержать такого опасного сотрудника, чересчур много возни, вот и отдали Дазая в хорошие вкусные руки — нам. В общем, ничего такого, что не случалось раньше. Арсенал бы пополнить неплохо и в ближайшее время присматривать за новичком, но меньше, чем за Йосано. Специалисты по мозгам едва ли помогут: он не согласится, опять же, пока молчит — живёт. Если всё-таки добьётся поставленных целей, не вините себя. Голова на плечах есть у каждого, если Дазай хочет лишиться своей так глупо, это не повод терять Вашу. Эдогава Р.» — Мне даже добавить нечего, — экс-якудза отпил немного чая, поставил в уголке бумаги жирный плюс и отодвинул подальше. — Рампо-сан, как всегда, на высоте. Он прав насчёт специалистов душевного профиля. Наверное, следующее письмо можно не читать: там нет ничего такого, что бы не заметили другие. — Отнюдь, его всё-таки составлял твой напарник, — мужчина посмотрел внимательно. — Я примерно представляю содержание, — Дазай подтянул к себе последний белый лист с тонкими каллиграфическими записями.

Hurts — Silver Lining

«Доброго вечера, Фукудзава-сан. Простите, что принёс записи последним: визит в бухгалтерию занял существенно больше времени, чем я ожидал, а на обратном пути пришлось идти на вызов. Настоятельно прошу Вас лично посетить коллегу в неформальной обстановке, как только представится случай. Мне кажется, у новенького безнадёжно сдают нервы, а тот даже не осознаёт происходящее, потому не придёт сам. Всё началось ещё в первый день. Напарник провоцировал людей вокруг, чтобы оценить эмоциональные реакции, был невероятно оживлён и весел, как едва выбравшийся с острова Робинзон (0). Единственное, что меня удивило, когда я немного освоился, так это отношение Дазая к воде. Он смотрел куда угодно, но не в лужи и не на море, особенно на закате, и позднее то же происходило с телами Сасаки-сан и Рокузо-куна. Взгляд был направлен конкретно на лицо, не на раны и не на испачканный пол. Не любить кровь и всё, что хотя бы отдалённо её напоминает, но при этом не бояться — люди с фобией часто теряют сознание и не соглашаются на работу вроде нашей — странно, не правда ли (1)? Я стал наблюдать и отметил ряд других особенностей. Дазай не пьёт кофе, только чай (2). Кофеина нередко избегают те, кто принимает некоторые лекарственные препараты или имеет заболевания нервной или сердечно-сосудистой системы. В его истории болезни ни об аллергиях, ни о любых других проблемах со здоровьем нет ни слова, что выглядит нелепо, особенно из-за бинтов по всему телу (3). Данные работавших с ним медиков подделаны, скорее всего. Я не уверен, что выбор обусловлен предпочтениями: нет ни определённой марки, ни конкретных поставщиков. Это только догадка, но, возможно, на прежнем рабочем месте Осаму засиживался допоздна или не спал по ночам вообще за счёт кофе, но я не понимаю, что изменилось с тех пор, ведь он исключил этот напиток практически подчистую, хотя спит отвратительно. Коллега только выглядит расслабленным, фактически он всегда настороже (4). Двигается внешне вальяжно, но стоит возникнуть любой опасности — переключается так, будто ждал её. В экстремальных ситуациях ведёт себя невероятно хладнокровно, я бы сказал, цинично, манипулирует окружающими и добивается своего. С одной стороны, подобный подход увеличивает скорость работы, с другой... Оперативники обычно более глубоко эмоционально вовлечены в процесс, а здесь прослеживается совершенно безжалостная логика и ничего кроме неё (5). Я не знаю, что думать: похоже, в Агентство затесался кто-то из силовых структур, однако версии про военную полицию противоречит уровень физической подготовки — Дазай слишком астеничный для типичного их сотрудника, бегать не любит, но может, и предпочитает без необходимости не вступать в бой. Не сочтите за наглость, но я бы порекомендовал Вам найти ему более подходящего напарника, поскольку возможностей «Поэзии Доппо» недостаточно для должной защиты человека, предпочитающего мимикрировать под угрозу и выводить её на чистую воду при непосредственном контакте. Коллега, при всех своих особенностях, не требует дополнительного обучения работе с оружием, но против обычного физически крупного противника едва ли что-то сможет предпринять, если его без пистолета или хотя бы ножа загонят в угол. На самом деле обратиться к Вам я собирался раньше, чем Вы предложили сделать это всем, поскольку замеченное мной вызывает серьёзные опасения. Мой напарник ходит с несколько неестественно ровной спиной, будто ему требуется какое-то дополнительное количество усилий, чтобы поддерживать её именно так, потому что в сидячем положении он практически растекается по спинке стула или дивана. Кстати о мягкой мебели: новичок редко находится за рабочим столом в привычном рядовому сотруднику понимании. Он часто дремлет конкретно на диване, но ни в кафе, ни на делах, ни в общественном транспорте не засыпает. Напоминаю, кофе не пьёт, только чай, но крепости в напитке недостаточно, чтобы открыть глаза, это проверено на всех местных. Домой уходит так же, как в начале дня. Возможно, мне кажется, но Дазай считает офис наиболее безопасным местом, походящим для отдыха, вот и спит здесь, а не в общежитии, где, согласно записям, расположены его комнаты (6). Это странно: в Агентстве довольно шумно, всё время ходят люди. Может быть, ему тоже безумец за стенкой мешает? Если нет, что ещё может угрожать жизни и здоровью в изолированном помещении? Я не помню, чтобы хоть кто-то из сотрудников бывал у коллеги на новоселье, да и где? В общении проявляется нечто непривычное. Я долгое время думал, что Дазай держит себя в строгих рамках профессионализма и молчит о личном поэтому, однако у напарника словно вообще нет ни прошлого, ни какой-то иной жизни, кроме рабочей (7). Никто не в курсе, сколько ему лет и когда он родился. Предположу, что информация в личном деле — фикция, раз уж с медкартой такое, однако мы, скорее всего, ровесники. Ни курсов повышения квалификации, ни хобби, ни знакомых, ни родственников, ни друзей, указана только школа. Я пробил данные, обратился к учителям в том образовательном учреждении: первая половина умерла от старости, вторая до этого не видела человека на фото. Так не бывает, у педагогов старой закалки отменная память на мелочи (8). Как предыдущее место работы отпадают силовые структуры — детьми, пошедшими защищать простых людей, обычно очень гордятся, а продвинувшихся в тайные службы оттуда увольняют, как из Мафии — по естественным причинам. Никто бы не отпустил сотрудника просто так. Дазай никогда не говорит ничего значимого о себе, но порой застревает прямо на дороге, пытаясь различить нечто в толпе (9). Я не понял, кого конкретно он ищет, но, мне кажется, его внимание привлекают рослые широкоплечие мужчины в светлых пальто и пиджаках — таких, ввиду сезонной моды на подобную верхнюю одежду, становится всё больше, и новенький тормозит всё чаще. Бывает ли хуже? Да! Мне приходится постоянно поторапливать напарника вечерами после дождей — тот замирает перед лужами, таращится, пока я не окликну. Далее события развиваются по одному и тому же сценарию: коллега вздрагивает, переводит взгляд на мои ботинки, потом — медленно — на лицо, неестественно улыбается и спешит. Похожая автоматическая реакция случается в офисе: он меня намеренно бесит, пока я не встряхну его. Почему сам себе не может помочь — загадка (10). У Дазая какие-то проблемы с тем, чтобы нормально есть. Он стесняется делать это со всеми, ходит, в основном, со мной. Я думал, дело в деньгах, но не только в них: на тарелке порой лежит всего ничего, и то не заканчивается. Аппетита просто нет (11). Возможно, следствие недостатка сна, но кто знает? Была ещё одна вещь. Я не знаю, как это объяснить корректно, однако напарник порой смотрел вроде на меня, но мимо, даже когда был трезв, не добирался ранее до грибов и не пытался вывести из себя (12). Лежал на диване, например, слушал музыку и делал так. Я подумал, ручка потекла, ушёл проверить, не перемазался ли, обернулся захватить пачку с бумажными платками с полки — они закончились на одном из заданий — и увидел на секунду, насколько грустным стал взгляд Дазая от того, что я ухожу. Другой пример: однажды на расследовании нам попалась скрипучая дверь на входе в здание. Любопытно, что от резкого звука коллега даже не вздрогнул, а сразу сунул ладони под плащ, осмотрелся, одёрнул себя и только потом вошёл. Это выглядело подозрительно отработанным движением. Меня беспокоит то, что получается в итоге, если добавить попытки наложить на себя руки, которые нам всем приходится пресекать (13). Никаких разговоров о прошлом — избегание. Проблемы со сном — кошмары, с высокой вероятностью. Отсутствие ощущения безопасности. Напряжённое тело. Эмоциональное отупение или наоборот, слишком острая реакция. Всё вместе — тревога. Касания и оклики — способ переключения мыслей. Какие-то навязчивые образы, на которые расходуется очень много внимания — флэшбеки, но я не уверен. Избегание луж красного цвета, кофе, наверняка чего-то ещё, человек в определённой верхней одежде — триггеры. Постоянные повторяющиеся попытки самоубийства — возможно, вариант аддикции. Откровенно мутное место работы: я не понимаю, где коллега трудился до Агентства. Ночью, не прося о помощи ни в коем случае, с его-то манипулированием и равнодушием к потенциальным пострадавшим, да ещё с таким уровнем секретности, чтобы даже не заикаться, с травмами — наверняка под повязками шрамы, с предшествовавшей длительной изоляцией от людей и откровенно отбитым чувством опасности... Разве что разведка, но его бы не отпустили оттуда. Сдаюсь. Фукудзава-сан, как бы там ни было, у новичка есть симптомы ПТСР в лёгкой форме. Для тяжёлой он слишком хорошо держится, но надолго ли? Пожалуйста, отправьте его на консультацию к специалисту или направьте специалиста к нему, ситуация ухудшается. Искренне хочу ошибиться в своих выводах. Я не врач и не психолог, но из любопытства много чего прочитал на эту тему после нашего знакомства. У Дазая очень характерный отрешённый несфокусированный взгляд иногда. С уважением, К.Д.» Осаму опустил листок на стол к прочим. — Я всё время забываю, где и с кем работаю, — ответил он тихо и устало усмехнулся. — Сакагучи Анго помнил всегда. Его не спасло, так и ходит дёрганный, — директор наполнил опустевшую чашку чая моментально вскинувшегося эспера. — Справлялся, как ты поживаешь, правда, приходить лично не рискнул. — Вот оно как, — Дазай обнял ладонями сосуд, отпил немного жидкости. Сил удивляться не осталось: похоже, для местных было нормой щёлкать, как орешки, чужие тайны. — Поскольку ты пытался скрыть эту информацию, чтобы защитить прежнего знакомого, уж не знаю, из каких соображений, предлагаю сделать несколько иначе: я рассказываю историю, а ты только поправляешь, но перед этим ответь на несколько вопросов, — Фукудзава прищурился, перевернул листок в блокноте с кошками. — Если станет плохо, сразу прекращаем. Подчинённый кивнул, постарался морально собраться. — Существуют ли вещи или события, которые ты не можешь вспомнить, хотя должен? — Да. «Руки Чуи без перчаток. Не помню. Помню, что не очень большие, и то не уверен». — Тебя посещало чувство, что ты только сторонний наблюдатель, а не активный участник события, и всё это происходит не с тобой? — Да. «Это не я стою в кабинете босса. Это не меня держат на мушке четыре амбала. Это не моего друга сейчас убивают, а товарища того идиота, который распинается перед Мори». — Доводилось просыпаться в состоянии мучительного всепоглощающего ужаса? — Да. «Каждое проклятое полуночное утопление». — Татуировка вызывает отвращение или стыд? — Да. «Эту дрянь не смыть с кожи». — В кошмарах, связанных с людьми, которых ты знал или знаешь, время течёт иначе, чем в реальности? — Да. «Ода умирает каждый раз так быстро, я не успеваю предотвратить это. Не имеет значения, что я делаю. Больно». — Спасибо, — вопросы оставались, но директор подобрал блокнот и закрыл его, убрал на подоконник. — А теперь начнём. Однажды одному мафиози пришла в голову идея частично легализовать свой бизнес... — Вы понимаете, что рискуете жизнью? — Осаму прищурился. — Я ценю твою заботу, но ты помнишь, где мы оба работаем, Дазай-кун? — понимающе улыбнулся мечник. — Точно, — эспер улыбнулся в ответ, даже не думая, как выглядит. — Добавим, что якудза был редкостным подонком, потому что это важно для истории, и можем продолжать.

***

Extreme Music — Heaven's Child

Рассвет встретили на дальнем кладбище. Дазай всю ночь пил горячий чай с мёдом, чтобы не посадить голос окончательно, вставлял комментарии и дополнял рассказ подробностями, а когда информация иссякла, глава Агентства предложил ему навестить друга. Оба переоделись, тихо вышли из здания и, заглянув по пути круглосуточный цветочный магазин, в уютной тишине пешком добрались до холма. Традиционные сладости, булочки, чашечки с рисом, цветы и заполненная хорошим виски пиала стояли на местах. Поднимавшееся из-за горизонта яркое солнце освещало надгробия, в частности — пять маленьких табличек рядом с той, к которой они пришли, ныне украшенных, как подобало случаю. Двое благодарили общего знакомого, который помог им принять одно из самых значимых решений в жизни.

***

Эсперы вернулись достаточно поздно: все уже разошлись по своим делам, общежитие пустовало, только упитанный лоснящийся кот по кличке Ми-чан вылизывал переднюю лапу у входа. Директор оставил животному рыбку и, сославшись на неотложное дело, предложил Дазаю сделать перерыв на размышления до вечера, всё взвесить и принять адекватное решение. Расстались на втором этаже — Фукудзава пожелал удачи и сказал, что появится около восьми, а сам поспешил наверх. Осаму проводил его взглядом, поправил на себе тёплую куртку и впервые более чем за неделю воспользовался своим ключом, зашёл внутрь и включил свет. Осмотрелся. Вышел, проверил, точно ли не ошибся — оказалось, нет, не могли врать оранжевый сердитый коврик у соседней двери и царапина на его собственной. Пока хозяина не было, местные времени не теряли. Помещение немного запылилось, но внутри почти не пахло клеем — видимо, каждый день после высыхания приходили проветривать. Угол очистили и починили. На окно повесили тёмно-зелёные шторы в тон светлым однотонным обоям, одинокую лампочку «окультурили» — закрепили на потолке в белый плафон. Письменный стол вернули на прежнее место в углу, около нового разложенного на клеёнке матраса поставили низкий столик. Поверх него устроили коробку с совершенно бесценным содержимым. Судя по слою пыли, это был единственный объект, к которому не притрагивались, потому что на ковре рядом лежали стопкой подушки для сидения на полу, а полки заняли слегка потрёпанные, но вполне приличные сборники прозы и стихотворений. Манэки-нэко, лукаво прищурившая глаз, покачивала лапкой возле постели, ставшей шире и ровнее. Рядом с ней топорщилось «Полное руководство по самоубийству», такое растрёпанное, будто побывало у кого-то в зубах. Дазай наклонился и осторожно поднял книгу, раскрыл на привычном месте... Кто-то совершил святотатство: выдрал треть страниц и половину от оставшихся заменил красочными фото со всеми неаппетитными анатомическими подробностями, газетными вырезками, яркими стикерами, на которых подробно объяснял, почему автор ошибся и к чему это привело — опять же, с фото, ссылками на конкретных людей и нудными пояснениями из физики и математики. Кое-где встречались вставки с милыми нарисованными котиками — обязательно толстыми, пятнистыми или полосатыми, но немного кривоватыми — говорившими, что надо перестать быть таким придурком, ведь жизнь вообще-то любопытная штука, и, раз уж она может закончиться когда угодно, нет смысла торопить события, можно просто посидеть и подумать о вечном, пока оно не настало. В одно из пустых мест вообще засунули плитку шоколада с записью о том, что сладкое улучшает работу мозга. Дазай нервно усмехнулся, отложил от себя нечто, открыл дверцы шкафа — хотел повесить куртку и взять домашнее, рюкзак-то остался у Фукудзавы, а тот уже ушёл. Отбросил мысль о юкате и накидке — за размочаленный шнурок было стыдно. Половину полок частично заполнили одеждой — спортивного костюма, свитера крупной вязки, нескольких глухих тёмных водолазок, джинсов и широких мягких футболок с полосками не было в его запасах. На вешалках обнаружились чистые, но незнакомые рубашки с ярлычками. «Надевать, если не собираешься топиться», — значилось на каждой бумажке. На полке выше лежало постельное бельё, самое простое, но вкусно пахшее кондиционером. Эспер закрыл шкаф, потряс головой, прошёл к столу, заглянул в верхний ящик — там он хранил пистолет для самозащиты и фляжку с коньяком на случай переохлаждения или вот таких вот непонятных ситуаций. Наткнулся на убранный в ножны танто и конверт, подписанный знакомо-торопливо. «Утра. Дазай, раз ты нашёл это письмо, поздравляю с переездом — как видишь, мы все понемногу добавили от себя, потому что сутками торчать среди голых стен вредно для психики. Незадолго до твоей отлучки нам передали клинок, который ты видишь здесь. Озаки-сан рассчитывала, что ты поймёшь, что к чему, с первого раза. Я хочу верить в то же, но живу на свете слишком давно. Мы, конечно, привели твоё жильё в порядок, но тебя самого так быстро не облагородить. Впрочем, никто и настаивает на моментальном результате. Подумай перед тем, как откажешься. Фукудзава-сан по образованию не психолог, но мозги и людям с большими проблемами вправлял, шансы есть. Я знаю, откуда ты. Ты знаешь, что я знаю. Остальные в курсе, кроме Куникиды — идеалист, что с него взять, старается думать о хорошем. Всем прочим наплевать: практика показывает, что сюда не приходят трудоустраиваться просто так ни одарённые, ни обычные люди. Прошлое есть у всех, от него не избавиться, менять можно только настоящее. Если станет хреново, не сиди один, иди в гости к соседям даже среди ночи. Единственное, нас с Йосано не трогай на этой неделе — сам всё видел, она на работу едва ходит, но оправится ещё, я пока с ней дежурю. Зачем пишу: если очень хочется помереть, прямо руки чешутся, натягивай только то, что привёз с собой, или заведи какую-то одну такую характерную вещь. Разговаривать о суициде без шуток тебе тяжело, но это послужит невербальным сигналом. Наши будут настороже. Я понимаю, что заносит внезапно, но начинай хотя бы пытаться ловить точку входа — поймёшь, где начинаются твои проблемы, сможешь найти выход, это всегда работает так, но сразу не получается ни у кого. Чем больше попыток замедлиться — тем больше вероятность уцелеть. Если не веришь — я не собираюсь за это извиняться — напоминаю: твой друг старался вовсе не для того, чтобы ты свалил к нему так быстро. И, как говоришь ты сам: «Прекращай жалеть себя, пока твоя жизнь не превратилась в бесконечный кошмар». Серьёзно, начни уже действовать. Это не похоже на утешение, знаю, но я оказывался в патовых ситуациях. Самое важное — двигаться, как бы ни было плохо, по пути решение всегда появляется. Твоя основная задача сводится к тому, чтобы максимально продлить дорогу, и для этого нужен план. Попробуй набросать хоть что-нибудь. Фукудзава-сан не хочет тебя никуда отправлять: не уверен в успехе предприятия. Ты из Мафии, мало ли, кем окажется персонал, да ещё и в чужой стране с довольно специфическим руководством. Опасения обоснованные. Подумай головой, ты умеешь, иначе бы до кресла Исполнителя не дожил. Кстати, Куникида принёс тебе часть своих наработок — всё во втором ящике. Он к тебе по-своему привязался, даже новые рубашки припёр и часть запасного постельного белья. Твоё старое мы с матрасом выбросили, одежду сдали в химчистку, но не уверен, что её отмыли. Чёрной Тени Огая Мори, добровольно ушедшей в бессрочную отставку, Малена». Осаму отложил письмо, быстро достал танто, проверил остроту лезвия и осторожно вынул из чехла кусок бумаги. «Смотри», — было написано на обороте фотографии Дазая и какой-то официантки. Под задравшейся юбкой можно было разглядеть кончик ножа, да и шпильки в причёске казались чересчур острыми. Госпожа Коё никогда не вмешивалась, пока ситуация не становилась опасной. Одарённый отправил SМS Йосано с битой жизнью нокии и приложил фрагмент фотографии в ММS. Он откупорил фляжку, отпил немного, закрутил крышку, убрал подальше, залез во второй ящик, извлёк папку с кучей цветных закладок и наполненными до отказа файлами, утащил к постели и, раскинувшись поверх матраса, как был, принялся за чтение.

***

Rammstein — Haifisch (Piano Instrumental)

Одарённые в Агентстве — психи, а Куникида — самый безумный из них. Записи — десятки собранных вместе легенд, сказок, преданий и стихов об океане и отдельные материалы о морской фауне — были наполнены красочными фотографиями и местами подчёркнуты кислотно-жёлтым маркером. Доппо сделал подборку с методичностью едва ли не большей, чем свою работу: отсортировал распечатки по датам и разделам, вырезал отдельные куски, оставив самые яркие, а под конец приложил что-то непонятное. За рамками художественной литературы, к которой относились русалки, наяды, сирены, мавки, демоны и прочая плавучая нечисть, легенда о человеке-амфибии, ссылка на роман и кадры из какого-то старого фильма ужасов, выделялись два отрывка об акулах и об удильщиках — страшного вида рыбах с довольно специфическими повадками. Акул отличала одна общая особенность: за редким исключением все они были свирепыми хищниками, обречёнными двигаться всю жизнь — у них не было плавательного пузыря, отвечающего за возможность повиснуть в толще воды, и остановка означала для этих рыб гибель. Собственно, по этой причине акулы никогда толком не спали, лишь изредка делали передышки в пещерах, а если погибали, то опускались на самое дно. Как-то так Дазай жил в рядах Мафии: одна секунда промедления — и никто не найдёт Ваш труп, а до этого извольте кусаться, чтобы уцелеть. Морские черти, они же удильщики, оказались совсем другими. Эти довольно крупные уродливые глубоководные существа скрывались в полной темноте. Они ложились на дно, сливались с окружающим их ландшафтом за счёт тёмной пятнистой спины, приманивая добычу светящейся железой — эской — на конце видоизменённого спинного плавника — иллиция, напоминавшего удочку. Огромная пасть с загнутыми внутрь зубами позволяла им мгновенно заглатывать рыб, если маленькие жертвы подплывали близко, привлечённые мигающим огоньком дёргавшейся приманки — удильщики всасывали добычу чуть ли не вакуумом. Правда, чувства меры у этих отвратительных с виду тварей не было, страха смерти — тоже, а вот жор с ними случался постоянно. Они могли атаковать соперника намного крупнее и не суметь проглотить его, да так и умереть, подавившись: гигантский желудок принимал будущий обед, но рот больше не закрывался из-за необычного анатомического строения. Кстати, на примере этих чудовищ можно было рассматривать явление полового диморфизма. На фотографии попадали преимущественно представительницы «прекрасного пола». «Сильный пол» не имел «удочки», отличался маленькими размерами, но обладал острым зрением и отменным обонянием для оценки эски будущей партнёрши и её феромонов. При спаривании самец обычно кусал самку и буквально прирастал к ней, а дальше, утратив все функции, кроме одной, жил паразитом, дававшим генетический материал для размножения. На голых телах морских чертей хватало наростов и складок — последние окружали огромную пасть для лучшей маскировки хищников в водорослях. Строение можно было смело назвать странным: у сплюснутых в целом рыб голова с огромными челюстями, усеянными острыми зубами, занимала две трети тела, а брюшные плавники находились на горле. Грудные были широкими и мощными — они прикрывали жаберные щели и позволяли делать что-то сродни прыжку на зазевавшуюся жертву. Коричневую спинку украшали пятна, а вот брюхо было светлым. По зиме, в период размножения, удильщики уходили на глубину и метали икру длинными широкими тонкими лентами, тянувшимися метров на десять и постепенно распадавшимися на отдельные фрагменты. Мальки на родителей не были похожи, но, претерпев трансформацию, изменялись и оседали на дно. Мясо этих рыб считалось деликатесом в некоторых странах, но заниматься промыслом нередко запрещали: не так много осталось в природе морских чертей. Стоило завершить чтение заметок и добраться до конца папки, Осаму увидел сложенные вдвое белые листы. Пришлось вытащить их и развернуть. Куникида не шутил. На ватманах были изображены при помощи линейки, циркуля, нескольких цветных карандашей и красной ручки очень странные существа. Возможно, так выглядела при жизни часть жителей затерянной Атлантиды: в человеческие тела Доппо вписал чисто ихтиологические подробности, вроде жабр, плавников, плавательных пузырей, боковых линий, отмеченных яркими чернилами. Он, конечно, рисовал хуже Йосано, но стремился передать именно изменение анатомии, а не какую-то фантастическую эстетику. Дазай устало усмехнулся, рассматривая результат кропотливого труда, даже расслабился — записей становилось всё меньше — и раскрыл последнюю работу. Его самого, стоявшего у стены в излюбленной позе, изобразили удивительно верно, правда, из одежды оставили только бельё. Рядом, при помощи линейки, через ось симметрии попытались показать вид сзади. Поверх серого силуэта прорисовали множество коричневых пятен — почти на всё скрытое бинтами пространство. Волосы вздыбили наподобие множества мягких наростов, зачернили глаза. Из-за спины, покачиваясь на отдельном гибком шнуре прямо перед глазами, высунулась тёмная удочка со светящейся железой на конце. Плечи прикрывали тёмной накидкой жёсткие плавники, дополнительная пара поменьше защищала горло. Лёгкие заменили на жабры — розоватые щели у рёбер были чётко видны на светлевших к центру груди и животе. На спину, вдоль хребта, добавили тонкие иглоподобные уплотнения, объединённые кожаными складками — истончающийся спинной плавник, от которого в районе лопаток поднимался вверх удлинённый иллиций. Слева находилось несколько зарисовок лица. Эска работала как маятник или дворники на лобовом стекле машины: в одну сторону — глаза серо-чёрные, рыбьи, в другую — человеческие, карие. То же правило действовало для кожи: сероватую белизну сменял обычный слегка бежевый оттенок, зубы из острых акульих уплощались до нормальных. Дазаю, ознакомившемуся с легендами и несколькими статьями, в красках описывавшими повадки рыб, захотелось нервно рассмеяться. Куникиду, кажется, отличали отвратительное чувство юмора — у Одасаку такового вообще не было — и какая-то фантастическая проницательность. Это ж надо: не понять, на кого коллега работал, но заметить больше всех остальных (за исключением Рампо, пожалуй, но тот действительно гений), угадать насчёт ирэдзуми — пятна располагались очень похожим образом, связать тату на спине со способностью — в точку, выбрать существо с максимально приближенным к исходнику образом жизни и стратегиями охоты. «Крупная рыба. Вылезшее из тьмы чудовище с длинными тянущимися следом лентами. Приманивающий добычу скрытный хищник, терпеливо ожидающий подходящего момента и порой бросающийся на чересчур крупных тварей — кто же тогда Мори, интересно, если оказался мне не по зубам?» Осаму не выдержал и рассмеялся. Его чёртов напарник — один сплошной оксюморон: как можно быть таким наивным и вместе с тем понимающим? Как? Немного успокоившись, эспер увидел внизу страницы строчку иероглифов, аккуратно выведенных простым карандашом. «Заканчивай тонуть, тоска зелёная», — значилось в записке. Одарённый улыбнулся. Непривычно было осознавать, что они действительно могли поладить за пределами поля боя — там хватало и пары слов для взаимопонимания.

***

Земфира — Злой человек

Вечером он постучал к директору. Открывший дверь мечник окинул подчинённого заинтересованным взглядом — ещё бы, Дазай оживился, нетерпеливо переступал на месте и снова активно жестикулировал в первые минуты визита, но потом собрался с мыслями и посерьёзнел. — Фукудзава-сан, я хочу остаться. Постараюсь сделать всё, чтобы это не затронуло работу и других, но, к сожалению, не могу ничего гарантировать. Вы дадите мне шанс? — спросил в лоб Осаму, протянул тонкую тетрадку с примерным планом — советами Эдогавы не следовало пренебрегать. Мужчина молча ознакомился с заметками, что-то дописал карандашом и отложил документ на столешницу. Встречи на тесной кухне становились их традицией. — Да. Однако... Я собираюсь поручить тебе неформальное и очень рискованное задание. Условие одно: не будешь обращаться за помощью к Рампо, — спокойно проговорил старший. — Ты в праве отказаться позднее. — Вот как. И что я должен сделать? — эспер сунул тетрадь под пиджак, поглядел с любопытством. Он давно догадывался, что местные периодически под кого-то копают, но впервые сталкивался с подобным сам. — Найди Нагасаки, — тихо ответил Серебряный Волк, почему-то прикрыв глаза. — Это не к спеху, поскольку тебе придётся быть крайне осторожным. Удивительно, но никаких уточнений не последовало, правда, одарённого, привыкшего в Мафии получать наводки, это не смутило: Нагасаки так Нагасаки, каких только кличек людям не давали. Хотелось как-то выразить всё, что он чувствовал за эти странные дни, поэтому Осаму молча поднялся со стула, тихо сел на пол справа от Фукудзавы и склонил голову. Их договорённость была слишком зыбкой — тот же Чуя поклялся когда-то Мори от всей души, если таковая у Накахары существовала. У прежнего напарника наверняка нашлись бы правильные слова, но теперь ему самому приходилось выкручиваться. Фразы обжигали язык, но никак не связывались в красивую речь — очередная странность в копилку к произошедшим. Молчание затянулось, Осаму остро ощущал неловкость и собирался обратить всё в шутку, как вдруг тёплая ладонь опустилась на макушку, слегка пригладила волосы. — Предпочитаю обещаниям усилия, направленные на достижение результата. Не надо ничего придумывать — я всё понимаю. Иди отсыпаться, Дазай, — ровно сказал глава Агентства. — Время позднее, завтра нужно работать. Одарённый кивнул, слегка притёрся к ладони макушкой, позволяя себе последнюю маленькую слабость, поднялся и зашёл за рюкзаком. Второго футона в спальне уже не было. Как среди вещей вернувшегося к себе экс-якудзы оказалось аккуратно сложенное отмытое хаори с отрезанными завязками — история умалчивает.

***

Ночь прошла муторно. Дазай провертелся до утра: чёрная вода захлёстывала лодку и переворачивала судно, но на превращение не хватало концентрации. Защитные механизмы психики срабатывали быстрее, чем он успокаивался, в итоге эспер вскидывался на матрасе. Кошки нигде не было, опять. Около пяти утра Осаму оставил попытки спать, хотя предпринял таких не менее шести. Каждый раз он отказывался дёргать за шнуры Равенства, когда всё становилось плохо: директор и так сделал очень много для него, Фукудзаве нужен был небольшой перерыв. Разминаясь, экс-якудза активно двигался по комнате, мысленно воспроизводя последовательность трансформации: сначала — лёгкие, потом — кожа, следом — плавники, в последнюю очередь — удочка. Почему всё шло не по плану, Осаму не понимал, но на следующую ночь решил попробовать действовать иначе, главное, чтобы днём не начало клонить в сон: кофе по утрам пил Ода, ему самому бывало трудно употреблять напиток из-за острого чувства одиночества в процессе. За стенкой тоже не спали — Куникида ворочался, иногда стонал, кажется, даже орал в подушку, но Дазай не лез к нему: Доппо знал его отлично, а вот сам бывший мафиози с удивлением понял, что, слишком занятый своими внутренними проблемами, не успел познакомиться с напарником. Предпочтения, раздражители, хобби, общие воспоминания о чём-то кроме дел, мелкие памятные сувениры, вроде коробка спичек из «Люпина» — ничего этого не было, даже заметки из блокнота не отложились в голове. Да, идеалист, да, умный, да, немного наивный, принимает всё близко к сердцу — и что? О прошлом сосед не заикался, на работе старался не отвлекаться, не давал никаких наводок, словом... Во многом отражал поведение коллеги. Эту неприятную пустоту следовало заполнить — про Чую Осаму многое помнил.

***

Royal & The Serpent — Overwhelmed

После долгого перерыва вернуться в офис оказалось неожиданно приятно. На рабочем столе, правда, не нашлось никаких отчётов, зато он успел полить цветы, перекинуться парой слов с Рампо, убежать от решившей помочь ему выздороветь скорее Йосано, дав той фору в пять секунд, сноситься до кондитерской, притащить кофе на тех, кто его пил, попытаться почесать Ми-чана, припустившего от него прочь по коридору, присмотреть несколько симпатичных крепких балок для повешения, найти свой нормальный экземпляр «Полного руководства по самоубийству» на книжной полке, шокировать кого-то из стажёров и огорошить комплиментами обоих Танидзаки, когда появился напарник. Доппо прибыл, как всегда, за сорок секунд до начала рабочего дня, быстро со всеми поздоровался, коротко кивнул Осаму и сел на своё место, просматривая блокнот с планами на день. Никакой особой реакции не последовало — видимо, капитально не выспался, на эмоции нервов просто не хватало, но Дазай ждал, от нетерпения со скрипом крутился на офисном кресле без спинки. Прошло пятнадцать минут. Что-то было не так. Куникида не вставал с места и воевал с каким-то отчётом, но не торопился навестить кабинет Фукудзавы — обычно с этого начиналась их общая рутина. Двадцать минут. Полчаса. Эспер стучал пальцами немного громче, чем всегда, но даже головы не поднимал от клавиатуры, заинтересованный исключительно иероглифами. Никто вокруг ничего не замечал, но экс-якудза чувствовал тревогу, окутавшую человека напротив — тот абстрагировался от реальности максимально, практически зарылся в документы, чтобы успокоиться. Так делал Анго, особенно если его доводили до ручки: за счёт бесконечной перепроверки известных данных он обретал душевное равновесие, когда баланс сходился, впрочем, бухгалтер есть бухгалтер. «Зачем Сакагучи вообще сунулся в шпионаж, серьёзно, кто его просил? Все втроём могли уцелеть тогда, дети бы доросли... Старшему бы стукнуло одиннадцать, точно Гарри Поттеру. Как жаль, что этот мальчик не выжил и другие погибли вместе с ним. Одасаку, например, тоже не задержался». Закончить мысль не дали: мечник бесшумно приоткрыл дверь и вышел навстречу сотрудникам с какими-то материалами — все встали со своих мест, коротко вежливо поклонились. Куникида отвёл взгляд — он почему-то избегал прямо смотреть на директора вплоть до передачи бумаг. В остальном держался исключительно почтительно и профессионально, да и голос у него не дрожал. Дазай сосредоточился изо всех сил и максимально сфокусировался на Доппо. Он призвал на помощь Исповедь, чтобы сформировать удочку и покачать приманкой перед глазами. Получилось навести резкость процентов на шестьдесят, не больше, только через полминуты. Виски моментально заболели, зато Осаму увидел, кроме привычных пятен туши на кистях и в оправе очков, её. Большая пушистая чернушка, самая крупная среди прочих, забралась в левый карман брюк и мелко тряслась там, пока все остальные шифровались под рукавами рубашки и штанинами. То ли рожки, то ли ушки-домики торчали над светлой тканью, покачивая мягкими бахромчатыми краями, потому что пытались прижаться к подобию головы этого существа. В целом Поэзия выражала только одну эмоцию — страх. Экс-якудза осторожно снизил зрение до нормы, переглянулся с Фукудзавой, который не подавал виду, что заметил нечто странное. Оба недоумевали, когда всё изменилось, но сохраняли нейтральные выражения на лицах. Что могло так сильно напугать обычно крепкого нервами идеалиста, никто не понимал.

***

Imany — Take Care

Задание заключалось в наблюдении за клиенткой, которую преследовал помешавшийся умом поклонник. Какие только психи не вылезают из тёмных углов по весне! Вот их с напарником взять, например: оба в чёрных лосинах, глухих облегающих футболках, в наспех надетых ботинках и куртках, наперевес с неопрятными спортивными сумками — изнутри частично торчали как попало засунутые костюмы — миновали улицу, дружно избегая вечером таращиться в лужи под ногами. Любому постороннему сразу понятно — извращенцы. В столь прозаичном виде они возвращались с увлекательного занятия по йоге, после которого эсперы скрутили сунувшегося следом за Йоко-сан сталкера в женской раздевалке, но огребли от разгневанных дам. Те, полуобнажённые, совершенно не ожидали встретить детективов, вывалившихся из кладовки на «гостя». Разбираться, кто свой, а кто чужой, девушки не стали: отлупили рюкзаками, сумками, гелями для душа, полотенцами и обувью всех троих, пока Доппо держал в захвате вырывавшегося мужчину, которому руки, а потом и ноги обматывал скотчем Дазай, стягивая их практически намертво до появления полиции. Было ли стыдно Осаму за наспех составленный план поимки идиота? Ни секунды! Встряхнувшийся Куникида, молчавший с утра, смущённо красневший от яростных воплей под «обстрелом», отвёл душу — в переулке наорал на напарника — и вроде даже нервничать стал меньше: тушь наконец-то весело петляла между его длинными ногами. Самая крупная чернушка устроилась прямо на макушке эспера и, высоко подняв рожки, наслаждалась прогулкой, гордо выпятив подобие мохнатой грудки вперёд: задание выполнено, они поймали сталкера и передали полиции, женщина в безопасности. Эта ушастая хулиганка сидела в светлых прядях, как в гнезде, пригревшись, и не потирала коротенькие лапки друг об друга только по одной причине — держалась ими за хозяина. Если бы Йоко-сан не постеснялась сразу озвучить, что преследователь оказался её бывшим мужем, укравшим часть фамильных драгоценностей и угрожавшим её семье, конечно, ничего подобного бы не случилось, но история не знает сослагательного наклонения. Дазай нёс какую-то бодрую чушь, улыбался, за счёт увеличенной до сорока процентов фокусировки глядя и на презабавное существо, и на напарника. Он ловил себя на забывшемся в суматохе после побега из Мафии ощущении растекавшейся за грудиной теплоты. Было так хорошо и спокойно, что, если не считать удручающе красного заката, отражавшегося в воде, с возвращением в офис можно было повременить. Занятие по парной йоге вообще-то казалось неплохим до тех пор, пока в поле зрения обоих одарённых не появилась причина обращения к ВДА. Люди на них не таращились: в зале хватало разных пар — расслабиться после тяжёлого дня приходили и родственники, и друзья, и парочки, и коллеги. Эсперы встали на соседний с клиенткой и её сестрой коврик и приступили к наблюдению. Если не считать приветствия, всю терминологию инструктора на хинди Дазай, нисколько не увлекавшийся восточными духовными практиками, мысленно заменял помогавшими ему понять, что делать в конкретный момент, фразами в духе: «Куникида вверх лицом — Куникида вниз крестцом; Куникида вверх крестцом — Куникида вниз лицом; Куникида коромыслом, а сейчас — ко мне торцом». Тот внешне невозмутимо выполнял упражнения, периодически посматривая на подтаскивавшего коврик всё ближе к Йоко-сан подозрительного мужчину, пока Осаму с переменным успехом пытался выжить: позы казались ему неудобными, в каждой что-нибудь где-нибудь ныло, а весь цикл приветствия солнцу больше напоминал силовые. Ближе к концу тренировки одарённый устал целиком и, утратив остатки концентрации, начал периодически падать на напарника, благо, они уже сидели на полу и это помогало растяжке по замыслу сверхчеловека, способного делать все эти странные движения, говорить в процессе и не умирать который час подряд. С каждым удачным приземлением настроение бывшего Исполнителя, видевшего Доппо привычно закипавшим, медленно улучшалось: не успевавшие прятаться под плотный материал капли на ощупь напоминали либо мягкий фетровый кончик фломастера, либо толстые кисти из лисьего или беличьего меха. Раньше познакомиться с ними ближе не представлялось возможным, но в течение урока Осаму задевал тушь постоянно, и в какой-то момент стал чувствовать ещё тёплые волны, скатывавшиеся с запястий коллеги на его собственные. Исповедь обнуляла только самые нижние слои больше по привычке, нежели из реальной необходимости, но целиком нейтрализовать Поэзию даже не пыталась, собственно, потому Куникида довольно быстро смог вызвать запасной моток скотча при помощи подписанного листка, в сложенном виде спрятанного под лосиной. К счастью, им хватило припасённого в кладовке. О предстоявшей ночи Дазай старался не думать.

***

Волны потопили его в четвёртый раз, когда в дверь постучали. Обернувшийся одеялом Дазай, полусонный и дурной от холодной воды и нервов — порядок команд во сне не имел значения, он всё равно захлёбывался — открыл. На коврике стоял смурной напарник с клетчатым пледом на плечах. — Ты не топчешься. Живой? — визитёр прищурился от света в коридоре. Его светлые волосы распушились на макушке, на щеке отпечатался след — похоже, виновата была сладка на наволочке. Знакомая чернушка выглядывала из кармана старой футболки, в которой эспер так и не заснул. — Да. А ты чего не спишь, Куникида-ку-ун? — Осаму зевнул, зажмурился. — Завтра работать. — Много лишних мыслей в голове, но я рад, что ты вернулся. Прости, что разбудил. Пойду, пожалуй, — стушевался тот и отступил. — Проходи, — бывший якудза отодвинулся вправо, пропуская в коридор. — Может, хотя бы по очереди получится, только подушку возьми. Матрас достаточно широкий, но я дёргаюсь, имей в виду. Одарённый посмотрел вопросительно. — Разве это то, что делают коллеги? Это же твоя постель. Твоё личное пространство. — А толку, Куникида-кун? Я не могу в ней отдохнуть точно так же, как ты не можешь в своей. Приглядим друг за другом, вдруг хоть так получится? У меня ноутбук здесь, флэшка с материалами, так что бодрствующий найдёт, чем заняться, если будет желание. Доппо махнул рукой, вернулся к себе, быстро взял подушку, одеяло, мобильный и ключи, закрыл свою дверь и ушёл к соседу.

***

Места для манёвра на непривычно широком футоне оказалось чуть меньше, чем оба ожидали, потому, вжавшись друг в друга спинами, эсперы лежали под разными одеялами, слушая дыхание рядом и греясь. — Не спишь? — уронил в темноту Куникида. — Нет, — Дазай выдохнул тяжело. — А ты чего? — Кошмары. Видимо, с переработки. Много всего свалилось в последнее время, — произнёс заместитель директора. — Ты-то чего слёг? — Нервы сдали. Та же причина, просто срок, наверное, больший, чем у твоей, — экс-мафиози прищурился, натянул одеяло выше, укутался по самый нос. — Ты, кстати, угадал, почему. — Нужно стать рыбой, главное, не акулой, чтобы перестать тонуть. Им-то без разницы, и жабры есть, и плавательный пузырь, — бывший учитель тихо вздохнул. — Не помогает. Я ухожу на дно раньше, чем успеваю, — в темноте говорить оказалось легче, да и смотреть в глаза не было необходимости. — Верю, ихтиандр. Я покараулю, если хочешь, будет куда выныривать здесь, — напарник развернулся лицом к его затылку, подтащил свою подушку выше, вытянул ноги. — Тебе самому нужнее — отвечаешь за бумаги и перемещения по городу, — Осаму лёг на спину, потом перекатился на другой бок, рассеянно посмотрел на пришедшего — уставшего на работе, растрёпанного, беззащитно щурившегося без очков. Глаза слипались — Дазая разморило от тепла. Тело, скрытое тонкой чёрной водолазкой и длинными плотными штанами с резинками на голенях, чтобы по тревоге утром не приходилось искать бинты, наконец-то расслабилось. Понять бы, почему это произошло так быстро. — Нам обоим нужно, вообще-то, — поправил Доппо. — Кто-то должен начать. — Давай со мной, — скрыл зевок ладонью бывший якудза — Хоть один из нас отдохнёт, верно? — Скорее всего, — Куникида кивнул, придвинулся ближе, поправил на соседе одеяло. — Доброй ночи, — сонно пробурчал Осаму и, доверчиво уткнувшись в чужое плечо лбом, провалился в темноту почти сразу. — Доброй, — тихо ответил напарник и закрыл глаза, закинув на коллегу свободную руку. Ни один не признался, что легче отходить после кошмара за компанию с кем-нибудь.

***

Placebo — Space Monkey

Не дожидаясь, пока волна снова захлестнёт лодку, Дазай выпрямился в утлом судёнышке. Громко повторяя себе, что вода повсюду — всего лишь знакомые чернила, эспер прыгнул за борт, погрузился, выдохнул весь воздух и вдохнул поглубже, одновременно позвав Исповедь. Способность впервые откликнулась ровно так, как одарённый захотел. Тёплая бархатистая темнота со всех сторон окутала его, расправившего узорчатое гладкое тело. Над хребтом раскинулся истончавшийся спинной плавник, каплеобразный белый шарик засиял надо лбом, мягко освещая путь, и тонкая серая муть дополнительного века затянула глаза. Жабры раскрылись, не давая задохнуться. Задействовав не только отрастившие перепонки конечности, но и все плавники, Дазай бесшумно поплыл в глубину, заметив нечто светлое у дна. Он, мощный, гибкий, неторопливый, разрезал толщу океана, как горячий нож — сливочное масло, разгоняя мелких рыбёшек на пути. Что-то тревожное, красное-белое скрывалось в длинных чёрных водорослях где-то позади, но не это существо заинтересовало одарённого. Буря бушевала выше, но здесь, во мраке, было невероятно тихо и спокойно. Внизу пребывало что-то очень знакомое. Осаму облизнулся, пробуя воду на вкус и осваиваясь с заострёнными зубами, почуял горечь чая и гвоздичного масла на языке, поплыл ко дну, безошибочно определяя направление и стараясь не обращать внимание на терпкость сигарет, медовую сладость и привкус крови в отдалении между водорослей. Среди огромных раковин и неведомых растений на остатках затопленного белоснежного античного амфитеатра спала кошка. Густую всклокоченную её шерсть мягко трепали подводные течения, синие с серебром жабры, заменившие ошейник, мерно раскрывались и закрывались. Силуэт окутывали короткие белые фосфоресцировавшие щупы наподобие тех, что встречались у пребольно жаливших людей медуз или актиний — они пронизывали мех, тонкие нитевидные кончики торчали наружу. Дазай улыбнулся, подплыл ближе, лёг рядом, свернулся вокруг даже не открывшей глаз безмятежной твари и смежил веки, окончательно провалившись в расслабляющую пустоту. Он не беспокоился насчёт яда — это существо всегда очень бережно относилось к своим.

***

Мори рассматривал на планшете присланные информатором фотографии, изредка отвлекаясь на Элис, расправлявшуюся с очередной сладостью — в последнее время та полюбила медовое печенье. Кризис миновал, спать получалось более шести часов в сутки без перерывов, если не было собраний, Акутагава не буянил, и всё же. И всё же. Сигарета дотлевала в пепельнице, привычно гудела вытяжка под потолком. Растрёпанный Дазай на снимках выглядел совсем иначе, нежели в Мафии — уязвимым, простым, почти прозрачным, с горящими от ночной мути глазами. Он и сам был таким в подпольной клинике за городом много лет назад. Куртка с чужого плеча и чашка горячего чая спасали тогда. Как ни странно, та же методика дала результат совсем недавно и сработала безукоризненно. «Может, и к лучшему, что сбежал», — отстранённо подумал оябун, глядя два силуэта, слившиеся в один тёмный и немного кособокий в слабом свете круглого ночника. О ком из них конкретно Огай размышлял, так и не определился. Сам лидер якудза не мог никуда деться так легко, потому довольствовался малым, например, безумно увлекательными встречами трижды в неделю по вечерам в свободные от работы часы. Договариваться приходилось заранее, но Накахара, носившийся в последнее время, как ужаленный, поддерживал его в этом неформальном предприятии и подвозил до нужного адреса, а Хироцу согласился возвращать, сославшись на одну очень личную историю. Рюро, как правило, доставался приготовленный кофе, правда, кому он отдавал второй стакан, оставалось загадкой. Мафиози старой закалки всегда был благодарен за заботу и старался как можно точнее передать впечатления от напитка — босс избегал пить более чашки в сутки, чтобы организм не привыкал и утром открывал глаза над единственной разрешённой. Четырнадцатое марта приближалось, навыки обращения с туркой, сиропами и прочим становились всё лучше. Изящно украшенные орнаментами заколки с красными шнурами, пронизанными тонкими золотыми нитями, ждали своего часа в футляре, лежавшем в верхнем ящике стола — шеф планировал тихо поздравить госпожу Озаки с утра, пригласить на завтрак и действительно угостить своей стряпнёй безо всяких эротических контекстов, благо, он был далеко не так безнадёжен в этом. Сложнее всего было признаться себе в одном: на кухне с немного странным зеленоглазыми мальчишкой, умевшим варить кофе, Мори поймал то же потрясающее спокойствие, которое царило в подпольной клинике, пока там жил один очень вредный телохранитель. И как так вышло, он впервые за почти сорок лет на этом свете затруднялся ответить.