Четырёхглазый

I will battle for the sun

And I won't stop until I'm done.

Placebo — Battle for the Sun

Два года назад

***

Земфира — Камон

«О, дарители темной немилости! Раз Вы — дарители, то даруйте уже некоторым хоть немного мозгов, — Чуя ввалился в квартиру, запер дверь на парочку кодовых замков и крепких задвижек, — а мне, пожалуй, отсыпьте нервных клеток с полведра, потому что мои собственные на исходе». Накахара аккуратно стащил перчатки, снял ботинки, гася отягчавшую пальцы горячку Смутной печали, уговаривая себя дотерпеть до кровати, ровно повесил шляпу на крючок №5 к ещё двадцати соседкам, расстегнул портупею, оставил ее в специальном ящичке, на вешалку устроил костюм, в ванной комнате сбросил в корзину носки. Постояв под почти горячей водой в душе, эспер вытерся насухо и зашёл в спальню уже в пушистой жёлтой пижаме. Дазай — гениальный эгоист, но совершенные им глупости не повод громить своё жилище и портить нажитые своим же трудом вещи. В конце концов, не ботинки сегодня поставили его голосом Мори перед фактом, что он остался без напарника. Не стена, вот эта вот, с изящными разводами фактурной штукатурки, бросила сильную и сердитую половину «Двойного чёрного» без тормозов в случае активации Порчи. Не пуговицы на рубашке скинули на плечи Чуи Акутагаву, в душевном раздрае убившего подошедших его утешить шестёрок, хлестнувшего лезвием новенькую, Ичиё вроде, и попытавшегося пришить Хироцу-сана, вырубившего потрясённого предательством подростка раньше, чем тот устроил настоящую кровавую баню. Чуя потёр лицо ладонями и устроился на большой, почти квадратной кровати, заваленной игрушками вместо подушек, на автомате подгрёб к себе пушистую болонку и обнял, крепко сжав наполненные шариками бока и зарывшись пальцами в искусственную шерстку. Вдоль стены, к которой примыкала чересчур широкая для одного человека постель, растянулась сочной рыжей колбаской такса-валик. За ней сидели несколько коричневатых, неопределённой породы плюшевых собак, умными чёрными глазами приглядывавших за эспером по ночам. Накахаре думалось, что это — лабрадоры, до того понятливо они наклонили головы и весело свесили красноватые языки. В изголовье мелкие йорки встопорщились мягкими щётками и приветственно подняли хвосты. Крупная немецкая овчарка огибала единственную нормальную подушку и прижимала хвостом тёплое зелёное одеяло. Почти чёрная такса-дакимакура лежала с краю, грела спину Чуи.

***

Maneskin — Coraline

Одарённый зажмурился и вздохнул поглубже, стараясь вытравить из головы Хигучи, тоненькую, распластанную по носилкам, старавшуюся не шевелиться после удара по спине. Лента Расёмона рассекла ей кожу от плеча до ягодицы, но разрез, к счастью, вышел довольно поверхностным, хотя крови натекло море. Рюро и Чуя сидели в карете «скорой помощи», пока та, сияя сигнальными огнями и завывая на все лады, неслась через пробки Йокогамы в сторону больницы, а потом ждали в приёмном покое. За сдуревшим Рюноске приглядывали его же сестра и Тачихара, державшийся рядом больше для компании. Хигучи решено было оставить в лазарете. С её раной далеко не убежишь. Шрам будет наверняка некрасивый, ноющий на непогоду след чужих безразличия и ярости. На девочке — ей даже двадцати нет! Кое-что поразило Накахару, изо всех сил отгонявшего специфический дух медикаментов и крови из памяти: даже подбитая, Ичиё с кем-то болтала по телефону, уговаривая не беспокоиться за неё, каждый день поливать что-то и «подрезать, чтобы вверх не тянулись», почти весёлым и бодрым голосом, словно не её недавно ранили одной из самых жутких способностей свои же, а потом пыталась поддержать их с Рюро, выбитых из колеи решением Дазая, изумлённых самоуправством некоторых и не куривших только потому, что в машине это было неуместно. — Накахара-сан, Хироцу-сан, всё в порядке, правда! Царапина, подумаешь, длинная. Акутагава-семпай просто перенервничал и дал маху, со всеми случается, так ведь? Я скоро оправлюсь, вот увидите, погоняем ещё кого-нибудь по улицам, — твердила, что заведённая, Хигучи и с улыбкой успокаивающе поглаживала своей ладонью кисть Хироцу поверх перчатки. Голоса не хватало ответить. Чуя улыбался и часто кивал, как китайский болванчик, пока от потери крови девушка не отключилась. — Из неё получится хороший командир, — заметил уже потом куривший у крыльца больницы Рюро, поглядывая на ожидавшего такси товарища по несчастью. — Может, способностями и не владеет, зато себя в руках держит до последнего и умеет заботиться о своих. Меня не покидает ощущение, что она, пока не уснула, была мужчиной больше, чем мы оба. — Возможно, — Накахара благодарно кивнул поджёгшему его сигарету коллеге и затянулся, выдохнул дым, стараясь отпустить картинку белых простыней и ещё более белой Хигучи на них. — Акутагава пока даже себя не контролирует. Хироцу-сан, приглядывайте за этими двумя, когда Ичиё вернётся в строй. Мало ли, опять. Терять хороших сотрудников всегда неприятно, и так нынче три трупа получили. Я с ним мало работал... Всегда он так? — Обычно только с врагами, но там всё значительно страшнее, — Рюро кивнул. — Если не считать дара, Рюноске-кун — вышибала, и за устроенное он вполне заслуживает слечь с тремя пулями в груди и сломанной челюстью. Впрочем, если Дазай-сан до сих пор цел, может, и его минует чаша сия. Кстати о Дазае. Тот гостил здесь изредка, но эту комнату, вход в которую Чуя замаскировал под дверь шифоньера, не видел. Осаму и так слишком часто и далеко не безобидно над ним подтрунивал, давать ему новый повод для издевательств не хотелось, и по этой причине эспер организовал у себя в квартире две спальни и не пускал экс-напарника дальше гостевой, чистой и современной, с плотными чёрными шторами на окнах и матрасом поскромнее.

***

Placebo — Battle for the Sun

«Дазай», — Чуя вдохнул поглубже и постарался унять гнев, упорно разогревавший сковородку способности. С ним точно было что-то не так: за напускной дурью и самоубийственной бравадой стояло что-то неопределённое и зловещее. Осаму, конечно, всегда был странноватым и немного жутким, но в некоторые дни напарник вёл себя куда страннее, чем всегда: зависал взглядом на других людях и таращился так, будто с ними что-то происходило. С заседаний Комитета несколько раз выходил «подумать», а возвращался, закинувшись мятной жвачкой или вылив на себя флакон духов. Все привыкли со временем, у кого в Мафии нет странностей, но в поведении Исполнителя прослеживались некие закономерности, делавшие его то мягче, то агрессивнее. Чуя вытащил из-под парочки забавных терьеров потрепанную тетрадку, простой карандаш с ластиком-таксой и просмотрел свои записи ещё раз.

Лист странных правил Дазая Осаму

      1. Держать дистанцию с определенными эсперами: Рюноске Акутагавой, Эйсом, Огаем Мори. По возможности оставлять их в радиусе пяти метров. Эйса — дальше. (Возможно, были виноваты их слишком резкие одеколоны. Как показала жизнь, нет. Иначе первой бы возмутилась госпожа Озаки).       2. На тренировки с Акутагавой обматываться бинтами больше, чем всегда. (Допустим, чтобы его не поранило каменной крошкой. Это нормально, хотя второй слой бинтов неудобен, скорее всего).       3. Не есть перед заседаниями Комитета, на которых присутствует Эйс. Правдами и неправдами не есть. Допускается пить крепкий кофе. (Кажется, особо умных от этого игрока тошнит. Впрочем, Чуя не лучше — а кто лучше, если даже Мори бывает трудно скрыть неприязнь, и та холодным крошевом застывает на дне его глаз).       4. Сидеть на заседаниях подле сестрицы Коё. Передавая бумаги, обнюхивать её. (И каждый раз скашивать глаза на её шею или руки. Однажды Осаму нарвётся на босса, впрочем, кажется, госпожу неприкрытая пылкость радует: девочки всегда девочки).       5. Отводить взгляд от Элис при личной встрече с боссом. (Держать руки под мышками, или скрещенными, или вертеть в них что угодно, кроме пистолета. Знать, что Элис двигается, определяя это на слух, даже если Элис не хочет и ведёт себя показательно бесшумно).       6. Дразнить меня тем больше, чем больше прикасаться. (И переставать нервничать самому, доводя меня до белого каления).       7. Радоваться активации Печали и особенно — Порчи. (До влаги в сияющих, счастливых глазах. Что он там, идиот, такое видит?)       8. Держаться на совместных заданиях строго определенных людей: меня, Сакуноске, Мотоджиро и Рюро. На неформальных встречах соблюдать тот же регламент. (Шагать рядом, при появлении людей-для-дистанции заходить за спину или вставать ближе, чем на полметра. Сестрицу любить, но строго взглядом).       9. Покупать мятную жвачку с резким запахом. Чем резче запах, тем лучше. (И каждое «плохое» собрание раздражать ею всех остальных).       10. Покупать противоожоговую мазь безо всякого смысла: никто из наших не владеет связанной с огнём способностью, кроме Каджи, но тот, памятуя о дезактивирующей силе Исповеди, подрывает цели, только когда Дазай вне опасности.       11. Выходить покурить одновременно с Хироцу-саном, даже если забыл сигареты. (Видимо, одалживать их и... Молчать, опять же, стоя рядом?)       12. При допросах по возможности избегать цепей и всегда смазывать крепления, затворы и прочее непосредственно перед началом работы, чтобы меньше лязгали и скрипели, хотя мрачная атмосфера способствует более быстрым и продуктивным беседам с врагами.       13. Исключить прогулки возле увядающих цветочных клумб в жаркую погоду. (Похоже, его бесит запах. Не вид, а именно душок гниения. Странно, с его-то работой).       14. Не поощрять Акутагаву Рюноске тактильно. Только словами. (Ерошить волосы всем остальным, из тех, кто «нравится», обделяя мальчишку. Жестоко и необъяснимо, будто ему неприятно их трогать или даже больно это делать. Под бинтами — ожоги?)       15. В случае стресса перманентно околачиваться возле меня и/или Сакуноске, касаясь. (См. п. 6, слушать голос Оды, успокаиваться быстрее и сиять неоновой вывеской от удовольствия).       16. В случае сильного стресса вжиматься в любого из нас боком и стараться заснуть прямо так. Сидя, стоя, лёжа — не имеет значения. (Успокаиваться ещё быстрее, расслабляться полностью, забывать держать лицо и не контролировать интонации голоса).       17. Пытаться безуспешно покончить с собой хотя бы раз в две недели. Обязательно оставить любой маленький след на руке в процессе. (Дазай не любит боль, но стабильно калечит себя. Видимо, физическая боль для него — способ переключиться на что-то раздражающее и настоящее).

***

Tommee Profitt feat. Fleurie — Breathe

Наблюдая это день за днём, Чуя пришёл к выводу, что вторая половинка «Двойного чёрного» скорее не разумная, а чуточку безумная, и как-то на попойке в честь очередного праздника предъявил некоторые правила Дазаю и нажал на него, потому что недоговорки уже стояли поперёк горла, а последнее пробуждение Порчи едва не прикончило обоих, пока Осаму в состоянии эйфории наблюдал погром. Дазай дёрнулся, как от пощёчины, затравленно огляделся, зажал коллеге рот холодными пальцами и потребовал убежища, иначе ничего не скажет. Кухня в квартире Накахары, чистая и уютная, хоть и небольшая, с пуленепробиваемыми стёклами и глушилкой для жучков, установленными нервным хозяином, подошла. — Ну, и? — Чуя, сварив на них обоих какао, передал кружку-бочонок напарнику. Говорил он мягче и ласковее: читал в книгах по дрессировке собак, что псу должно нравиться происходящее. Если на животных работало, то почему не сработает на человеке? — Чу-уя, это не вино. Я думал, это будет хотя бы глинтвейн, — Исполнитель завертелся на высоком стуле, осматриваясь, неосознанно комкая край плаща. «Не в глаза смотри. Смотри на руки. Он не контролирует их так, как выражение лица», — зашептал разум. — Для глинтвейна слишком жарко. Да и потом, я не люблю не помнить важных разговоров или на утро сомневаться, не померещилось ли мне в алкогольном тумане сказанное, — эспер улыбнулся вполне доброжелательно. Осаму замер, приглядываясь к редкой, обращённой к нему улыбке хозяина помещения. Беспокойные пальцы его безуспешно отрывали пуговицу. — То, что я рассказал тебе, точно было. Ты знаешь, что если бы я много болтал, то в Мафии бы не выжил, так что всё, произнесённое на этой кухне, останется на ней же. И никто об этом не узнает, если сам не заметит. Ну? Я ведь не слепой. И потом, если я увидел, то и другие могут увидеть, и чёрт знает, не аукнется ли это тебе как-нибудь при случае. — По-хорошему, я бы должен тебя пристрелить, коротышка, — Дазай обхватил кружку обеими ладонями и отпил какао, — но ты меня удивил, так что станешься в живых. Думал, у тебя на кухне — только фарфор. — Чего это? — Чуя сидел напротив, понемногу смакуя напиток. Он менял всеобщее веселье на откровенный разговор и не собирался выпускать напарника, пока не получит своё. — Воспитание госпожи Озаки, привитый хороший вкус... Я ожидал увидеть здесь как минимум императорский фарфор или традиционные пиалы, но точно не эти бочки из «Икеи». У них даже ручек нет! — одарённый возможностью гасить других повертел свой сосуд и едва не опрокинул на себя содержимое. — Коё наверняка заливается сейчас где-то горькими слезами, ведь все её труды пошли прахом. — Первое правило членов клуба любителей кружек из «Икеи»: не говорить о клубе любителей кружек из «Икеи», — поднял палец Накахара, хитро прищурившись. — А второе? — Дазай снова нетерпеливо завертелся, как щенок при виде игрушки или поводка. — Не говорить о клубе любителей кружек из «Икеи», — важно отозвался Чуя, — особенно если в нём состоят все члены Исполкома. Кухню сотряс взрыв хохота. — А если честно? — Осаму зажмурился. — Ты плохо себе представляешь, сколько я побил на нервах. Не рассчитал силы — и всё, минус прибор. Ручка — самая уязвимая часть, — носитель демона отпил ещё, чувствуя, как тепло становится внутри. — В итоге — одни расходы на посуду и на пластыри. К чему? Набор для праздников у меня есть, но сегодня не Новый год. — Ты мне не рад? Это так тоскливо, Чуя. Дай мне свою шляпу, я съем её и подавлюсь твоей чёрствостью насмерть! — Дазай вскинул руки и возвёл очи горе. — Ты недавно уже, но снотворным. Не уверен, что тебе понравилось промывать желудок после, — хозяин квартиры покачал головой. — У нас и заданий-то отвратных не было в последние дни. Объясни мне одно: зачем? Это... Ты словно всерьёз. Ты вообще всегда дуришь, но в этот раз заигрался. Чёртов Дазай, в чём дело? Если бы я тебя не нашёл, с кем бы сейчас разговаривал? Самый молодой Исполнитель в истории Портовой Мафии потемнел лицом и выключил светильник над их головами. — У тебя есть кровать? — Осаму отвернулся. В сумраке глаза его казались пустыми чёрными провалами в черепе. — В спальне. А что? — Чуя внутренне подобрался: чужая маска начала сползать по лицу. — Мне просто нужно место, чтобы поспать, — рыжий эспер фыркнул, поднялся и шагнул в сторону коридора. — Чуя, остановись. Я не шучу. Чуя, пожалуйста. Я всё тебе объясню. Клянусь. Мне нужно поспать. — Я понял, что ты серьёзно. У меня где-то завалялась пижама больше, чем надо. Иди в ванную и потом — направо. Я всё приготовлю, — одарённый кивнул. — Жду через четверть часа. Не натвори глупостей по пути. Дазай унёс пустую кружку в раковину. Пока гость приводил себя в порядок, хозяин помыл посуду, перестелил постель и приоткрыл нужную дверь в коридоре. В ванной оставил стопку чистого белья, зажёг маленький белый светильник у кровати, взбил подушки, сам переоделся в домашнее: старые серые спортивные штаны и такую же майку. Принёс с кухни бутылку минералки и травяной чай. Спокойствие в окружающем сумраке пахло мятой и мелиссой в момент, когда босой Дазай полупрозрачным призраком, обряженным в великоватые даже для него полосатые штаны и рубашку, тихо зашёл и притворил дверь. Чуя, сидевший на краю ложа, кивнул ему, удовлетворённо осматривая зеленоватую пижаму. — Тебе почти в пору. — Где ты их заказал и зачем? Пытался натянуть на своё исполинское эго? — Осаму усмехнулся, но опустился рядом, а когда его подтолкнули в плечо, откинул одеяло и устроился удобнее, подворачивая ноги и стягивая Накахару поближе. Тот лёг на своей стороне, вытянулся. Дазай пристроил ему голову на грудь и прикрыл глаза, чувствуя, как рука второго эспера запахивает их одеялом. — У китайцев и американцев разное восприятие размеров, — Чуя опустил ладонь ему на волосы, решив проверить правило №17, и затих, ероша пряди соседа и скорее чувствуя, чем видя, как тот улыбается. — Обещай никому не говорить, — Исполнитель зажмурился, пригревшись, зевнул. — Только Мори или врачам в случае ЧС, если иначе будет нельзя, — отозвался Чуя. Он не в первый раз ночевал с кем-то за компанию, потому не стеснялся, тем более, свой секрет он не показал, даже если Дазай догадался о потайном помещении. — Ладно, им можно. Всё равно допытаются. Моя сила... Не совсем то, что о ней думают. Я не просто останавливаю способность кого угодно другого одним касанием, — Осаму открыл глаза и уставился в темноту, подбирая слова. — Я вижу, слышу, чую, осязаю всякое и сам охреневаю с этого, — продолжил за него напарник, поглаживая голову будущего преемника Мори, — а ещё она определяет людей, которые мне понравятся. С ними спокойнее.

SOHN — Carry Me Home

— Как ты? — под рукой вздрогнули. — Когда ты? — Говорю же, наблюдал. Ты выбрал нас с Сакуноске: балдеешь, если мы где-то рядом, всё время требуешь внимания к себе. Я тебя раздражаю, а ты продолжаешь ошиваться поблизости, если тебе плохо — дёргаешь, касаешься больше. Спишь на нас, когда вовсе отвратно. Куришь с Рюро, ведь тебе просто хочется постоять рядом с ним; потом возвращаешься менее двинутый. Почему-то не любишь некоторых эсперов и незаслуженно расстраиваешь Акутагаву, а надо бы его приласкать, он из кожи вон лезет что на тренировках, что на работе. Сестрицу Коё обнюхиваешь, хотя у неё нет никаких духов. Ты бы видел, как ревниво на тебя косится Мори в эти моменты, завязывай. Это не всё, на самом деле, — Чуя усмехнулся, размышляя вслух ровно, мягко, — ты иногда меньше себя, я не знаю, как это описать по-другому. Дазай подался выше. Ладонь съехала ему на щёку. — Я точно должен теперь тебя убить. Я неполноценный... Ненормальный, — бездны глаз Осаму впились в лицо соседа под лихорадочный шёпот. Накахара сонно хлопнул ресницами, соглашаясь. — Перед этим я обязан позвонить в Нобелевский комитет и попросить их вручить медаль Дазаю Осаму за обнаружение в себе человека обыкновенного, — Чуя смотрел тепло и спокойно, немного устало. — Люди потому и люди, что отличаются друг от друга уязвимостями. Допустим, если бы существовали абсолютно идеальные гуманоиды, уже не совсем люди, без изъянов, особенностей и трещин, то они были бы абсолютно взаимозаменяемы и мир стал бы невыносимо однообразен. Мы оба вообще принадлежим Мафии, здесь нет никого без... Изюминки. Некоторые ими набиты, как лимон — косточками. Каджи, например. Тёмные глаза напротив горячечно блестели. — Она... Исповедь, она... Чуя, эта штука... — Живая, да? Шевелится, не даёт покоя по ночам, а иногда откровенно сводит с ума своими выходками? — тот выдерживал взгляд и только изредка моргал, спасаясь от сухости. — Печаль такая же. Ноет в костях, когда предстоит бойня. В зубах селится. Всегда. Зовёт громить вещи. Всех убить, кто бесит. — Как ты... Порча ведь уничтожает всё, превращает тебя в чудовище, как ты справляешься? — Осаму сам потянулся к его волосам и навалился, приближаясь лицом к лицу. — Я не обязан её слушать всё время, — Накахара усмехнулся, не останавливая его, — это она во мне живёт, а не я в ней, я больше неё. Да, иногда сила Порчи нужна, но в таких случаях важнее не факт использования, а цель, и это, кстати, решать мне, а тебе — не дать мне отправиться на тот свет, когда я беру больше, чем могу унести, или дать. Вот и всё. Контролировать до конца не получится, я смирился, но мне быть ею не нужно. Мы всего лишь люди, Дазай. Мы не можем быть полноценными или нет. Мы просто люди, независимо от способностей. — Ты прав. Однако Исповедь меня ест. Это нельзя остановить. Она не даёт спать. Я падаю, падаю, падаю вниз каждую ночь, — гость дотронулся пальцами до его виска и зашептал на ухо, частично растекся на Накахаре, обнявшем его, тяжёлого, тёплого, угловатого. — Она успокаивается, когда вы рядом. Она чует вас, когда вы просто находитесь неподалёку. Я могу логически обосновать что угодно, но я не всегда могу нормально отреагировать. Эмоции... Не моё из-за неё. Она глушит их, и я меньше, чем я. — Тогда сейчас ложись на левый бок. Я повернусь на правый и расскажу тебе секрет, — Чуя немного подтолкнул Осаму снова. — А так не расскажешь? Почему? — Дазай напрягся всем телом, сопротивляясь. — Ты меня придавил. Дышать тяжело, — заметил Накахара, — слезай. Они улеглись по-другому: Исполнитель стащил подушку и устроился пониже, уткнулся носом в грудь коллеги, а тот подтянул себя повыше и боком отгородил Дазая от света. Тот подвинул более смуглую кисть к себе на голову обратно, требуя внимания. — Закрой глаза и представь, как выглядит Исповедь. Если ты видишь разное про других, то и про себя сумеешь, — Чуя поглаживал более ровно задышавшего соседа, закинувшего на него одну руку. — Пусть она кровью течёт по твоим венам, пронизывает тебя. Какой у неё цвет, светится ли она... Может, ты немножко джедай, кто знает? Дазай усмехнулся. — И пусть она станет такой же маленькой, как чиби? — Не ёрничай и расслабься. Попробуй сосредоточиться на стуке сердца своего или моего. Ты удачно устроился, — Чуя переложил пальцы левой, оказавшейся снизу руки Осаму, к нему на шею, на открытый участок кожи, нашёл артерию и прижал туда своими, потом вернул свою ладонь на макушку эспера. — Биение ощущаешь? Это тоже вариант. Лови пульс и с каждым ударом аккуратно мысленно сжимай её. Пусть сначала до кожи, потом — через мышцы к костям. Способность — часть тебя, но ты в целом больше. Именно ты здесь хозяин. — Если к костям не хотелось бы? — уточнил Исповедовавший. — Тогда она должна стать пятнами на твоём теле, где тебе удобно, — отозвался сосуд Арахабаки. — И пусть там живёт. Осаму кивнул, вжался плотнее щекой. Чуя смущенно замолчал, продолжая гладить лежащего рядом. Ситуация то ли накалялась, то ли нет. Дазай тихо дышал. Вроде бы ничего интересного не происходило, а потом его всё тело белесовато замерцало в темноте. Накахара с изумлением наблюдал, как сияние, реальное, видимое ему, постепенно уползало под кожу и собиралось за спиной одарённого, замершего, пока не стекло к пояснице, под одежду, и не погасло. Исполнитель вдохнул поглубже, немного отодвинулся, расслабился. Чуя поправил на нём одеяло и остался караулить, задрёмывая следом. Похоже, переел таблеток гость именно в попытках успокоиться после задания и только теперь достиг желаемого. Памятную ночь «Двойной чёрный» не обсуждал. Согласно первой легенде для всех прочих в Портовой Мафии, Дазай конкретно перебрал, и заботливый, ответственный напарник увёз его от греха подальше, покуда попытки найти красивую девушку для двойного самоубийства не довели официанток на банкете до рукоприкладства. Согласно второй легенде, бар у Чуи в апартаментах оказался что надо, потому Дазай стал периодически посещать коллегу. Нет, дело ни в коем случае не в том, что Исповедь, которую Исполнитель частенько пытался выпустить через порезы на свои ладони, наконец-то перестала донимать снами и раздражающими образами. Всё шло более или менее нормально, пока смерти Сакуноске не поспособствовал приказ Мори. События покатились снежным комом: Дазай бросил всё и ушёл, ограничившись минимумом вещей, Акутагава морально сломался и атаковал своих же, они с Рюро увезли в госпиталь Хигучи, отчитались боссу, узнали про предательство Осаму в формальной обстановке, проверили оклемавшегося Рюноске, решили перенести разнос на более позднее время и разошлись по домам на двухдневный перерыв, чтобы дать Мафии время пережить выходку «неполноценного» спокойнее, выбрать кого-нибудь на место беглого Исполнителя и что-то обозначить насчёт распавшейся боевой двойки эсперов.

***

Starsailor — Way to Fall

Пока Накахара дремал в такси по пути домой, ему привиделся Рандо. Он по-прежнему призрачно улыбался, кутаясь в теплое пальто посреди лета и поправляя шарф, пил обжигающе горячий чай из тонкостенной звонкой чашечки. На жаре под шляпой макушка Чуи взмокла, младший мафиози оглядел столик, около которого стоял — приборы были рассчитаны на одного. — Здравствуй, Чуя-кун. Я буквально на пару слов, — Рандо пригубил жидкость. Пар поднимался в воздух от чашки. — Прости, что без прелюдий. Дело срочное. И у вас холодно. — Здравствуйте... А Вы не забыли, что умерли? — брякнул обалдевший Чуя, упершись рукой в хлипкое дерево. — Как раз по этой причине я здесь, ты же меня убил, — согласился Рандо. — Поезжай в квартиру Сакуноске-куна сейчас. Забери оттуда фотографии, слышишь? Её планируют сжечь завтра на рассвете, чтобы не оставлять улик по делу о взрыве. Всё, где замешаны дети, сложно скрыть. Фото пригодятся тебе потом, носи парочку с собой в потайном кармане жилета, остальные отдай тому, кому нужны. Я бы не стал тебя беспокоить, но мой недавно почивший собрат буквально требовал этого. — Готов поспорить, подговорил Вас кто-то рослый, рыжий и небритый, — Накахара поправил шляпу. — Про рослого угадал. Остальное не так. Синий плащ, седые длинные космы, острое лицо. Сказал, что за достойного соперника и попросить не жалко. А теперь, — усопший поднялся и толкнул Чую, — удачи. Шляпа тебе к лицу, mon cher. Очнувшийся на середине пути мафиози переложил водителю несколько крупных купюр на переднее сидение. — За ожидание и за смену маршрута. Нужно сделать крюк по этому адресу, — Накахара показал нужный со смартфона. — Подождете меня десять минут по приезде и доставите в исходную точку. Договорились? — Это надолго, а Вы едва на ногах держитесь. Может быть, уже завтра? — пожилой таксист поглядел на эспера. — Это срочно, к сожалению. Понял, что забыл там отчёт, а его с утра непременно надо сдать начальству. Не хочу взбучки. Разве с Вами такого по юности не случалось? — очаровательно и неловко улыбнулся он. — Эх, молодёжь, — хекнул водитель, подмигнул, ускорил ход и запетлял по улицам города. Они доехали до опустевшего пристанища семьи быстрее, чем планировали. Вошедшего через незапертую дверь Чую поразила атмосфера: всюду были какие-то детские вещи, рисунки, пахло едой, красками, сладостями, неаккуратно стояла обувь, на столе сгрудилась чистая посуда перед ужином, будто хозяева вот-вот вернутся, хотя он понимал, что возвращаться уже некому. Сам Накахара никогда не жил в такой обстановке; сейчас, прогуливаясь по воздуху на чужой территории, одновременно завидовал белой завистью тем, кто хотя бы недолго по-настоящему был счастлив, и давил в себе слёзы — почему-то очень хотелось плакать. Фотографий было много. Они заполонили окружающее пространство. Чуя собрал все, открепив их осторожно при помощи способности и упаковав в чистый конверт. Ещё парочку бесхозных конвертов он прихватил на всякий случай и, услышав сигнал водителя, так как время подходило к концу, осмотрелся в последний раз, вышел нормально, но дверь захлопнул способностью, не оставляя лишних следов своего пребывания. Пенсионер дал ему присесть и передал картонный стаканчик кофе со сливками. — Отпейте немного, чтобы не облиться, юноша, да поедем. Тяжёлая выдалась ночь? — Спасибо. Не то слово, — Чуя опрокинул в себя половину крепкого напитка и по-кошачьи довольно зажмурился. За стеклом бесновалась буря, а здесь, внутри, было сухо и тепло. Кофе согревал пустой желудок. — Другое дело, — старик подмигнул ему. — Посвежели немножко. Стартуем. А вот в наше-то время мы так до рассвета на свидания ходили. Я тогда познакомился с моей Морико-чан. Прехорошенькая была, ножки стройненькие, кожа белая, как снег! Начавший было задрёмывать Чуя вспомнил белую-белую от потери крови Хигучи и вздрогнул. — Пальцы длинные, волосы гладкие, хохотушка, — мечтательно выдал водитель. — Нынче бурчит на меня, ведьма старая, а смеётся всё так же. Вы-то, молодежь, нынче на работу мотаетесь, а когда ж любить-то, как не сейчас? Фотографии, запечатлевшие короткое чужое счастье, жгли рёбра под жилеткой. Уголки глаз начинали гореть. Внутри просто полыхало: эти люди могли стать семьёй Дазаю. Их теперь нет. Ему же к Чуе в гости идти сейчас — верная смерть: найдут и всё, сломанная челюсть, три пули и залив. Обоим. А так — добро пожаловать в личный ночной Ад, Осаму. Некому теперь плыть за тобой в море одиночества. — Не с нашей работой, пожалуй. Она слишком нервная, график ненормированный, — Накахара виновато улыбнулся. — Я даже на собаку времени не могу найти, а давно хочу завести. — Вам бы шпица. Хорошенького такого, маленького. Размножаться не будет, но зато всегда с собой, — посочувствовал водитель.

The Kills — Future Starts Slow

Чуя, которого многие коллеги поначалу со спины принимали за девчонку, вздрогнул и рассмеялся до слёз от возникшей в мозгу картины «Верный Пёс Портовой Мафии и его очаровательная Прелесть». — Мне нравится, — выдавил он, отходя от всплывшего образа себя в пижонских остроносых туфлях, с сумкой оружия в одной руке и со шпицем в крошечном бронике под мышкой другой. Обязательно в розовом ошейнике. Летучее пушистое зло. Новый дуэт, опаснейший козырь Мори — «Двойной рыжий». Если Вас не размажут гравитацией, то облают до разрыва сердца. До квартиры добрались без приключений и тепло попрощались. Старичок, кажется, не понял, кого подвёз. Так себе из него убийца, выходит: доехал домой и развалился на кровати стопкой карт над старой тетрадью, над памятью о человеке, которого не спасти. Или... Стоп. А ведь можно. Сам-то он не сумеет, да, полномочия не те, а вот кто-то ещё, достаточно адекватный и терпимый к чужим заморочкам — определенно. Фото помогут рассказать печальную историю Дазая и передать его в хорошие руки получится без проблем, ведь не все на этом свете работают на Огая. В сущности, его роль сводится к поиску подходящего кандидата. Чувствуя, что глаза не закрываются и гроза за окнами не навевает сон, Чуя подтянул поближе чистую записную книжку, сделал пару пометок карандашом и стащил с полки «Руководство по дрессировке собак для чайников». Предстояло перечитать книгу и разработать два плана: первый — для поиска хорошего хозяина Дазаю, второй — для становления хорошим хозяином Акутагаве. В это время такси притормозило у офиса Вооруженного Детективного Агентства, и Джуничиро Танидзаки, сбросивший иллюзию, стиснул руль до побеления костяшек, горячо благодаря Ками. У него на заднем сидении только что пребывал чуть ли не самый опасный одарённый из Мафии, пил кофе, устало хлопал глазами, тревожился о ком-то — сестра его так же глядела каждый раз, как он уезжал на задания без неё — и хохотал до слёз над его шуткой. Это, конечно, не маньяк-пассажир, которого ловили ночью полицейские, но острых ощущений хватило, кажется, до конца жизни. Как надеялся иллюзионист, долгой и радостной.