Позывной: док Харкнесс

Мали

Темная бездна утягивала её почти с головой, не оставляя шанса выбраться. Дикий животный страх гнал куда-то в сторону, но выхода не было — вокруг то и дело возникали лишь все те же ободранные стены медблока. Мечущийся разум поджимала паника, особенно при виде размытых фигур где-то рядом с собой. Кажется, это были те послушники, отданные под начало Мали. Периодически они появлялись рядом, что-то делали. А затем проходили, не замечая рыдавшую от страха собственную наставницу, которая кричала и упрашивала отвести ее домой. Дома не было. И выхода тоже. Снова темнота. Где-то со стороны вдруг послышался встревоженный голос Харкнесса. Мали дернулась к нему навстречу, торопливо пытаясь дотянуться. Но руки вновь тонули в пустоте и тьме, словно некая невидимая черта намертво отделяла девушку от окружающего мира. — Харкнесс! — руки продолжали беспорядочно шарить вслепую, ища где вот-вот ее ладонь коснется его, как когда-то еще в Ривет-Сити, во время аварии генератора. На миг показалось, что тьма даже немного расступилась, и в ней промелькнул профиль шерифа. Мали бросилась к нему, вновь и вновь пытаясь дозваться, но мужчина даже не замечал ее — как громко бы девушка ни старалась кричать. Горло вновь сдавило душной паникой. — Харкнесс! — слезы с новой силой подкатили к глазам, голос почти срывался. — Ну, пожалуйста, любимый! Забери меня отсюда! На языке крутился еще десяток ласковых слов, которыми она раньше почему-то стеснялась называть Харкнесса, но сейчас они все были бесполезны. Тьма вокруг вновь начала сгущаться и казалась некоей липкой субстанцией, словно мазут. Мали отскочила в сторону, пытаясь избежать соприкосновения. Но отступать быстро стало некуда, а липкая тьма отделила ее от Харкнесса настолько, что уже было даже не понять, в какой стороне он остался. Снова больше никого вокруг. И в какой-то момент тьма захлестнула с головой, не оставив возможности даже дышать. Тело резко стало тяжелым, будто девушка падала откуда-то с большой высоты. Мали сжалась, спиной и затылком подсознательно ожидая неминуемого удара, но вместо этого почувствовала, что просто лежит. Громкий щелчок откуда-то со стороны, яркий до рези в глазах свет. Все те же стены медблока, но теперь в более реальных очертаниях. Ощущение собственного тела отсутствовало, так, что аж глаза с трудом открывались и те не до конца. Словно Мали заточили в доспех с отключенной гидравликой, когда без заветного ядерного блока невозможно шевельнуть даже пальцем. Девушка попыталась позвать на помощь — но даже голос не повиновался. А затем тьма потянула ее обратно, и чем Мали активнее пыталась шевелиться — тем быстрее этот ад повторно накрывал ее, снова и снова. Но в какой-то момент у девушки получилось проснуться окончательно. Мали неподвижно полежала еще с несколько минут, боясь очередной галлюцинации, но в этот раз все окружающие предметы твердо стояли на местах. Периодически слышался громкий писк приборов. Девушка попыталась приподнять голову, но вышло лишь немного повернуть лицо в сторону и скоситься на край кровати, на сколько это было возможным. Глаза тут же выхватили несколько привычных взгляду трубок, идущих от кровати. А в следующую секунду до Мали дошло, что трубки тянулись от нее самой, и паника вновь накрыла с новой силой. Но пошевелиться не удалось, и теперь девушка понимала, почему — руки были мягко, но прочно привязаны к краям больничной койки, и скорее всего, то же самое было и с ногами. Издать даже звук, чтобы кого-то позвать тоже не получалось, а дыхание затруднилось еще сильнее, будто в горле стоял толстый железный прут. Сложно было сказать, сколько прошло времени. Больше проблем с вдохом и выдохом, Мали мучила страшная жажда — настолько сильная, что думать о чем-то еще было практически невозможно. В какой-то момент сбоку послышались чьи-то шаги. Мали, боясь обмануться, торопливо распахнула глаза и уставилась на замершего над ней послушника Флинта, одного из тех, которых обучала перед боем. Парень испуганно ойкнул, и от неожиданности едва удержал в последний момент выскользнувший из рук планшет с бумажками. Очевидно, подошел переписать показатели на мониторе. Мали с мольбой посмотрела на него и изобразила пальцами неясный жест, пытаясь указать в сторону раковины. Но Флинт торопливо попятился к двери. — Мэм, я с-сейчас кого-нибудь позову… — пробормотал он, от волнения едва не врезавшись плечом в косяк. — Вы, это, лежите, не двигайтесь… Мали оставалось только ждать, мысленно молясь, чтобы «кто-нибудь» подошел действительно побыстрее. Буквально через пару минут в помещение вкатился Скальпель. — Ты на искусственном дыхании, — с порога поняв, чего хотела девушка, сразу выдал он. — Пить нельзя еще несколько часов после наркоза, иначе начнет рвать. Могу предложить только это для облегчения состояния. Манипулятор Скальпеля подхватил с полки марлевую салфетку из стопки заготовленных расходников. Робот смочил ее водой, а затем очень аккуратно протер губы Мали. Настолько простое действие возымело феноменальный эффект — по ощущениям это можно было сравнить со стаканом воды. Глаза даже вновь защипало от слез. Но в этот момент в палату вошел Ротшильд. Писец искренне улыбнулся, поймав взгляд Мали, и остановился рядом с ее койкой. — С возвращением, док, — тепло произнес он, убедившись, что девушка была способна слушать и осознавала происходящее. — Мы уже начали переживать, что ты не останешься с нами. Он сделал короткую паузу, будто бы давая хотя бы мысленно ответить, а затем деловито обрисовал произошедшее: — Ногу, к сожалению, не удалось спасти. Но старейшина распорядился, чтобы тебе выдали кибергизированный протез, как у паладина Кросс, и я его уже начал собирать. Сразу надеть, правда, не получится — дождемся спадения отека с культи, сформируем подходящую гильзу, и затем начнем учиться заново ходить. Нам предстоит большой труд, но поверь — это будет стоить того. Привыкнешь, сможешь жить совсем, как раньше — даже выходить с «Прайдом» в поля. Мали слушала писца, чувствуя, как внутри все больше растет растерянность. Какая ампутация, и какой протез? В памяти медленно, по кускам, восстанавливалась картина произошедшего в мемориале. Простреленная конечность, кровопотеря, жгут. Холодный взгляд Отема и его снисходительная усмешка, обращенная не то к Мали, не то к покойному Джеймсу. «Спаси уже себя, Харпер». Все тело и нижние конечности были прикрыты простыней, не давая посмотреть, что все-таки в итоге с раненой ногой, и эта неизвестность нервировала больше всего. А слова об ампутации казались чем-то нереальным. Обещания Ротшильда не давали сразу удариться в тяжелую панику, но спина уже покрылась холодным потом от мысли, какой будет дальнейшая жизнь, если все-таки это правда, и теперь вместо двух ног у Мали осталась лишь одна. — Чуть позже мы снимем тебя с ИВЛ, — успокаивающе добавил Ротшильд, отвечая на безмолвные взгляды девушки. — Пока могу только развязать руки, если обещаешь хорошо себя вести. Договор? Мали непонимающе уставилась на него, но на всякий случай медленно кивнула. Реджинальд усмехнулся и наклонился, аккуратно разматывая сложенную в несколько раз ткань, которая обхватывала запястья девушки. — После наркоза у тебя началось то, что называется послеоперационным психозом. Ты пыталась вытащить катетеры и чуть ли не вскакивала с постели после длительной операции. Пришлось зафиксировать тебя. Понимаю, неприятно, но это была вынужденная временная мера, — он отдал оба отреза ткани Скальпелю и улыбнулся. — Ну как, уже лучше, правда? Мали смогла лишь в очередной раз вяло кивнуть. Несмотря на освобожденные конечности, сил даже приподнять одну из них на было. Дыхание через трубку тоже отнимало свое — хотелось делать это самостоятельно. Ротшильд перед уходом заверил, что Мали не останется одна — с ней на постоянной основе будут дежурить либо Скальпель либо кто-то из послушников. Спустя время с ИВЛ действительно сняли. Дали, наконец, воды, которой словно было невозможно досыта напиться. Голос осип, горло болело, но теперь хотя бы появилась возможность разговаривать — пусть даже шепотом и короткими фразами. Скальпель предупредил Мали, что скоро за ней пришлют каталку и перевезут из этой наспех оборудованной реанимации в женскую палату, а затем вернулся ненадолго в медблок помочь послушникам. Оставшись одна, Мали долго смотрела на одеяло, которое все это время так и не снимали при ней, а затем приподнялась в постели и дрожащей рукой отдернула край. В первое мгновение она даже не поняла увиденного. Быстро вернула ткань обратно. Время шло, послушников все еще не было. Тишина медблока медленно давила на голову. Мали несколько минут молча смотрела в потолок, пытаясь собраться с духом, а затем вновь приняла сидячее положение, задержала дыхание и повторно оттянула одеяло. Сердце пропустило удар и гулко заколотилось. Взгляд, как пригвожденный, замер на опухшей культе, а мозг лишь запоздало осознал произошедшее. Ноги действительно больше не было. Точнее, чуть больше ее половины. Это казалось до нелепости странным и таким сюрреалистичным, не укладывалось в голове, а разум разом отторгал и не переваривал увиденное. И казалось, чем дольше девушка смотрела на культю — тем сильнее ощущалась боль. Но на самом деле просто переставал действовать анестетик. Мали, все еще с трудом осознавая происходящее, натянула одеяло обратно и легла. А затем, повинуясь какому-то внутреннему порыву, обхватила себя руками и беззвучно расплакалась. В таком состоянии ее обнаружили явившиеся, наконец, послушники. Одна из них, толковая бойкая девушка по имени Альба, сразу сообразила, что произошло и попыталась отвлечь Мали, пока остальные подстраивали каталку под высоту койки. — Давайте, раз-два, — скомандовала Альба, когда все было готово, и Мали в несколько рук аккуратно перетащили на простыне с одного места на другое. Облезлые потолки мелькали один за другим, стук колес по древним плитам мерно отдавал где-то снизу. Нарочито бодрый голос Альбы смешивался с удивленными или подбадривающими репликами других обитателей лазарета, пока Мали катили до общей палаты. Девушка лишь натянула одеяло как можно выше и закрыла глаза, не желая, чтобы ее кто-то видел — особенно, мучительно кривившуюся от боли. Так же бережно, на простыне, послушники переложили свою наставницу на новое место, сменили повязку на культе и прокололи стим и мед-х. Мали медленно выдохнула, когда действие обезбол а быстро взяло свое и шепотом поинтересовалась, какая это была по счету доза. — Мед-х? — уточнила Альба, сбрасывая использованные тюбики и иглы в металлический лоток. — Восьмая, мэм. Мали распахнула глаза, с нарастающей тревогой вновь уставившись в потолок, и торопливо сцепила под одеялом ладони. «Привыкание к препарату начинается приблизительно с пятой дозы, принятой в течении суток. Зависимость начинается уже с седьмой». — Больше не нужно, — едва слышно выдохнула девушка. Альба явно удивилась, но ничего не сказала и помогла надеть чистое белье. Мали, сгорая от неловкости, мрачно приподнимала поочередно то руки, то оставшуюся ногу. Когда Альба ушла, девушка оглянула помещение, куда ее привезли. Оказалось в большой общей палате, где лежали госпитализированные, экстренно возвели стену — скорее всего из какой-нибудь прессованной древесины — и тем самым сделали условное разделение на мужскую и женскую половину. В женском отсеке вместе с Мали лежали еще четыре девушки. Три с перебитыми руками и огромными гематомами. Одна с ногой, в которой были закреплены спицы. Никого из них Мали не помнила до штурма, так что возможно все они были рыцарями или может даже паладинами, участвовавшие в бою. При появлении Мали их тихий разговор моментально прекратился. Они с легким сочувствием смотрели, как новенькая вяло пытается принять полусидячее положение, а затем та, что была со спицами, поинтересовалась: — С Вашингтона приволокли? Мали мотнула головой. — С мемориала, — все так же, полушепотом, ответила она. Соседки переглянулись между собой. — Так он когда еще был, — протянула другая. — Мы здесь уже дня три отдыхаем или сколько… А все оттуда как раз. Мали почти испуганно вскинула голову, а затем вновь беспокойно завозилась. Боже, по остаткам воспоминаний и ощущениям бой был вот только накануне, а оказалось… В голове постепенно начала выстраиваться полная картина произошедшего. Немедленно захотелось вновь поговорить Ротшильдом или Мэдисон, увидеть Харкнесса. И остаточной волной следом нахлынул ужас — медблок в такой острый момент лишился действующего врача. Госпитализированных, судя по гомону за стенкой, точно больше десятка. А сама она, Мали, далеко не факт, что теперь сможет вообще когда-либо вернуться к работе. Как и элементарно саму себя обслуживать. — Ты с чем тут? — вновь негромко поинтересовалась та, что была со спицами. Мали опустила взгляд на одеяло, которое теперь боялась открывать повторно. — Ампутация, — пробормотала она, ощущая, как собственный диагноз на каждом слоге произносится все труднее. Слезы вновь сами собой потекли по лицу. Девушки молча переглянулись. Мали, не желая более продолжать бессмысленный диалог и тем более представляться, неловко улеглась обратно, отвернулась к стене и натянула одеяло до самых глаз. Осознание пережитого душило, и хотелось куда-нибудь уйти. Полное одиночество в реанимации теперь казалось куда приятнее. Слезы текли и текли, и только понимание, что под рукой не было даже полотенца, не то что платка, заставило соскоблить изнутри остатки воли и ненадолго затихнуть. А затем провалиться в сон. Трудно было сказать, сколько прошло времени. Девушку разбудили соседки, когда им принесли не то обед, не то ужин. Мали вяло оглянулась на оставленную тарелку и молча повернулась обратно к стене. Есть не хотелось. В следующий раз ее разбудила Альба, подошедшая с кем-то из помощников. Девушка извинилась, сменила повязку и ввела стимулятор. Помялась после очередного отказа от обезболивания и нарочито бодро сообщила, что под воздействием стимов культя практически полностью зажила, а это значит, что через пару дней Мали ждет перевод в казармы «Прайда». Передвигаться предстояло в инвалидном кресле, пока Ротшильд окончательно не закончит подготовку протеза. Мали молча выслушала Альбу и повторно закрыла глаза. Спать уже особо не хотелось, но темная дрема в данный момент казалась лучше этой проклятой реальности вокруг. В голове вдруг проскочило, что наверняка она скоро увидит Харкнесса. «Как теперь…?» — этот вопрос, как ушат ледяной воды, заставил очнуться, а затем вновь ощутить желание разрыдаться. Их планы на будущее, которые они строили совсем недавно, теперь казались разбитыми вдребезги. Как они будут жить вместе, если девушка теперь без посторонней помощи не сможет справляться с элементарными задачами? Как она сможет заботиться о Джеймсе, когда сама повиснет на шее Харкнесса, как второй ребенок? И главное, захочет ли шериф сам связать жизнь с такой обузой? Чувство жуткого ледяного одиночества и страх перед неизвестностью сдавливали изнутри, заставляя дрожать, как от холода. Слезы шли и шли, пока физические силы попросту не оставили девушку, и она повторно не провалилась в тяжелый мутный сон. В третий раз девушку буквально выдрало из этого состояние внезапное ощущение страшного жара. Он накатывал обжигающей волной изнутри и растекался от висков до кончиков пальцев ног. Кости невыносимо ломило, а суставы, казалось, выкручивало, слышался треск и щелчки безжалостно разрушаемой костной ткани. Разрывало каждый сантиметр кожи, так, что прежняя боль в ноге сразу позабылась. Мали заметалась на постели, ища положение, в котором было бы хоть немного легче, но бесполезно. Девушка, пытаясь урвать хоть немного прохлады, рванула с себя одеяло и запрокинула голову. В помещении стояла спертая духота — или ей только казалось? Рядом звучали чьи-то голоса, но одновременно казались очень далекими. Чей-то сильный хват за запястье обжег, как кипяток. Мали закричала и попыталась ударить нависшую над ней огромную тень. Короткое рассерженное ругательство в ответ — почему-то оно звучало, как рычание яо-гая и пугало еще больше. Мали выставила руки перед лицом, готовая защищаться до последнего, но тень куда-то исчезла. Голоса тоже. На смену им пришли какие-то мутные пятна. Затем снова тени. Чувство опасности не отпускало ни на миг. Девушка шумно дышала, на каждом вдохе пытаясь урвать побольше воздуха, но не получалось. Тело продолжало гореть и обливалось ледяным потом, от которого следом возникала крупная дрожь, но жар повсюду не утихал. Волосы слиплись от влаги, во рту неприятно сушило. Мали заскребла ногтями по постели, пытаясь совладать с болью. А та лишь усиливалась и при любом движении и в то же время при попытке замереть. «Альба… — промелькнула в этом бреду более-менее ясная мысль. — Один мед-х…». И тут до нее дошло. Ее ломало. Мали стиснула зубы так, что они неприятно заскрипели друг о друга. Нет, она ожидала, что свежая зависимость обязательно даст о себе знать, но даже не представляла, насколько ярко и сильно. Теперь нужно было перетерпеть во что бы то ни стало. Сколько, правда, неизвестно. Ну, как минимум, до тех пор, пока не придет время утреннего обхода и кто-нибудь не додумается вкатать ей дозу детоксина. Узкий отсек казался темным тесным коробом. Нестерпимо хотелось пройтись несколько раз от стены к стене, так, чтобы хотя бы попытаться куда-то себя деть. Мали несколько раз порывалась подняться, но почему-то не выходило даже сдвинуть таз. Простыня сбилась, намокла от пота, а мелкие крохотные шарушки от постоянной стирки больно впивались в спину и плечи, словно рассыпанные крошки. Несколько раз девушка звала на помощь, но никто не приходил. Снова плакала, но совсем немного — дышать и так было сложно, а глаза, казалось, плавились изнутри. Ощущение времени стерлось, трудно было предположить, сколько она так промучилась, но постепенно жар начал стихать, а дыхание выровнялось. Боль тоже ушла, сосредоточив свои остатки на культе, как и было накануне. Зрение вновь обрело ясность и четкость, и до Мали в какой-то момент дошло, что над ней стояла встревоженная Альба. А рядом на стуле сидел осунувшийся Харкнесс. — Мэм? — послушница осторожно провела влажной марлей по лбу наставницы. — Вы понимаете, где находитесь? Мали кое-как заставила себя тихо прокашляться, прочищая горло, но так и не сказала ни слова. Кивнула. На лице Харкнесса промелькнуло короткое облегчение. Какая-то из соседок негромко прокомментировала, мол, наконец-то. Альба расслабленно выдохнула. — У вас началась ломка, мэм. Хорошо, что вы отказались от дальнейших доз — хватило всего двух ампул детоксина. Хотите воды? Мали торопливо закивала. Харкнесс жестом остановил Альбу и мягко сказал, что дальше справится сам. Девушка в растерянно замялась. — Я не знаю, сколько вам можно будет здесь находиться, сэр, — извиняющимся голосом ответила послушница. — Палата женская, сами понимаете. Харкнесс молча кивнул, взглядом прося оставить их в покое хотя бы сейчас. Альба забрала лоток с использованными ампулами и шприцом и вымелась. Шериф налил с общего стола воды и осторожно передал Мали. Девушка неловко приподнялась на локтях и дрожащей рукой взялась за край стакана поверх пальцев Харкнесса. Запоздало проскочила мысль, что выглядела она сейчас наверняка так же хреново, как и чувствовала себя. Несколько глотков воды дались так, словно она бежала по плацу, а не пила. Отпустив стакан, девушка тяжело легла обратно на подушку и тут же едва не вскочила обратно от отвращения — наволочка была неприятно влажной. — Что не так? — спросил Харкнесс, но по попыткам Мали передвинуться понял, в чем было дело. Мужчина помог ей приподнять голову и перевернул подушку. Мали благодарно кивнула. Но следующий вопрос о ее самочувствии тут же повторно выбил почву из-под ног и заставил вновь жмуриться от закипевших слез. — М-моя нога… — только и сумела дрожащим голосом выдавить девушка. Харкнесс успокаивающе сжал ее ладони, скомкавшие край одеяла. — Я знаю, милая, — тише произнес он. — Мне очень жаль, что так все закончилось, правда. Мали заставила себя проглотить острый ком в горле и посмотреть в лицо шерифу. — Это правда, что не было возможности сохранить ее? Харкнесс помедлил с ответом. — Доктор Ли сказала, что единственный вариант оставить ногу — ставить протез сразу внутрь. Пришлось бы вживлять дополнительно какую-то штуку с антибиотиками и регулярно менять ее, а это значит постоянно ложиться под нож, — он вздохнул, вспоминая, что еще узнавал от Ротшильда и пытаясь на ходу подобрать верные слова. — Плюс, гора ограничений. Нельзя совершать никаких резких движений, бегать и даже проводить на ногах более получаса. И главная беда, что нет гарантии, что протез бы прижился, и не пришлось бы в итоге ампутировать, но уже выше. Мали слушала, ощущая, как внутри все смешалось. Первоначальная безысходность на несколько мгновений сменилось гневом, затем отрицанием, и, наконец, отчаянием. — Нельзя было решать без меня! — слова, которые должны были звучать громко, слетали с сухих губ едва различимым шепотом. Горло болезненно саднило и поджимало, не оставляя возможности продолжать. Но хотелось сказать, нет, орать, что ее должны были любыми способами привести в чувство и спросить. Что она сама должна была принимать такое решение. Прямо сейчас Мали казалось, что она была готова попробовать эндопротезирование и пройти все эти круги ада, но… — Мали, я не мог поддержать вариант, где тебя регулярно пришлось бы резать и каждый раз рисковать занести инфекцию, — во взгляде Харкнесса сквозила такая боль, словно это его сделали инвалидом. — Выбрал тот, при котором ты гарантированно осталась бы жива и перенесла меньше мучений. Господи, да будь моя воля, я бы с тобой поменялся местами, отдал тебе свои конечности и сам встал на железные! Последнюю фразу Харкнесс произнес уже тише и большим пальцем аккуратно провел по щеке Мали, убирая вновь побежавшие слезы. Синт наклонился ближе, оперевшись локтями в колени. — В тот момент я думал лишь о том, чтобы ты просто выжила, — почти шепотом добавил он и опустил голову. — Я уже однажды пережил известие о твоей «смерти» и едва не рехнулся. Мали приподнялась и коснулась его локтя. Мотивы Харкнесса были ясны, но ее обида от произошедшего и просто разваленная за минувшие два месяца нервная система требовали выплеска. — А как теперь мне не рехнуться, Харк? — выдавила она. — Я обуза. До конца жизни. Харкнесс в ответ обнял девушку за плечи и притянул к себе. Мали в первое мгновение неловко застопорилась, чувствуя себя не только «бракованной», но и жутко грязной в самом прямом смысле. А затем поддалась и уткнулась лицом в шею Харкнесса, жадно ловя родной запах. — Ты моя жена, — негромко произнес шериф, выделяя каждое слово. — До конца жизни. А не обуза. А если бы я остался без ноги? Что, разлюбила бы меня? Мали всхлипнула, но теперь уже от его слов, и в ответ сильнее сжала плечи Харкнесса. — Нет. Он улыбнулся и несколько раз успокаивающе провел по спине девушки. — Потерпи немного, милая. Ротшильд обещал, что на днях протез закончат. Станешь, как паладин Кросс, и будете теперь вдвоем меня кошмарить, — Харкнесс слабо попытался пошутить, но вспомнив о своем чувстве юмора, продолжил в более привычном ему твердом тоне. — Ты снова будешь ходить. Сможешь жить так, как раньше. И мы, наконец, вернемся домой или заберем сюда Джеймса, обещаю. Мали кивнула, чувствуя, что более-менее успокаивается. Поддержка Харкнесса не дала опуститься окончательно в пучину отчаяния, а напоминание о протезе зародило в душе слабую надежду, что, возможно, действительно получится вернуться к прежней жизни. Положительный опыт Кросс тоже придавал сил. Если бы паладин сама не рассказала Мали о своих травмах, девушка и не догадалась бы, что под стальным доспехом и черным комбинезоном пряталось железо. Так может и у Мали был шанс? Но несмотря на положительный настрой, все последующие дни протекали тяжело. Мали, как никогда, ощущала себя крайне беспомощной и то и дело срывалась в злость, когда привычные простые действия раз за разом не получались самостоятельно. Нельзя было достать нужную вещь, самостоятельно одеться или раздеться, сходить в туалет или в душ, да даже просто поправить постельное белье. Тело, лишившееся привычной опоры, стало страшно неуклюжим и тяжелым. Девушку, как интроверта, сверху давило еще и морально — уходить из общей палаты было некуда, а еще все время казалось, что на помощь она звала слишком часто. Как итог, Мали зачастую предпочитала терпеть неудобства, дожидаясь Харкнесса. «Прайд» пару раз попытался навестить ее, но Альба пустила только Сумрак и Сару, громогласно загасив на корню все попытки мужского состава пройти в женский блок. Сару, как выяснилось, тоже потрепало при штурме, но обошлось только отстранением от службы на две недели. Беспрепятственно пропускали только шерифа, ссылаясь на семейные связи, но и то лишь во время, когда другим девушкам в палате не проводили уход. Харкнесс приходил каждый день, но не всегда мог остаться подольше даже при таких скудных условиях. Как назло, именно в это время Лайонс то и дело дергал его к себе. — Ты как? — Харкнесс опустился на табурет напротив больничной койки. Мали приподнялась на подушке и отложила едва начатую книгу. Заставить себя сосредоточиться на чем-то было очень тяжело, но пребывать просто в ожидании неизвестного тоже изматывало. — Было паршивенько, но уже лучше, — девушка улыбнулась, ощутив, как с появлением шерифа в ней сразу прибавилось энергии. Будучи фактически прикованной к койке, она часто вспоминала осенний больничный Харкнесса, с которого все и началось, и теперь в полной мере осознавала, насколько комфортно проходила его госпитализация в Ривет-Сити. Соседки Мали по палате, не испытывавшие проблем с передвижением, на удачу девушки сегодня отсутствовали, предпочитая хотя бы на обед прогуливаться до столовой. — Я с утра был в Ривет-Сити, — Харкнесс аккуратно поставил на стол сверток. — Уизерли просила передать тебе ее фирменный пирог и пожелания выздоровления. Мали растроганно улыбнулась, глядя, как Харкнесс вновь вернулся к вещмешку. — Престон предлагал перевести тебя к нему с обещанием, что оставит в клинике на твоей койке, но я сказал, что ты вернешься уже на своих двоих, — шериф подмигнул девушке, напомнив, что уже сегодня ее должны были поставить на протез. Бодрость мужчины передавалась, как излучение. Мали завозилась, чувствуя, как внутри стремительно начало расти волнение, требуя каких-то немедленных действий. — Вернусь? Лайонс отпускает нас на авианосец? Взгляд Харкнесса слегка помрачнел, но улыбка на губах удержалась. — Об этом чуть позже расскажу, хорошо? — произнес он, явно намекая на то, что это не разговор для больничной палаты даже при отсутствии соседей, а затем достал свернутые в несколько раз бумажные листы. — А это тебе от Джеймса и Си-Джей. Мали бережно развернула оба послания и едва удержалась от сентиментальной слезы. В ее руках было два детских рисунка. На одном был коряво нарисованный человечек, изображавший, по-видимому, ее саму, со стетоскопом на шее, рядом чуть ли не в половину роста нечто, напоминавшее стимулятор, а сбоку неровное сердце. На втором рисунке Мали была изображена со здоровенным протезом кубической формы. Рядом был еще один непропорционально высокий человечек с длинным предметом, отдаленно напоминавшим ружье, а между ними — третий, маленький, с щеткой торчащих волос на голове. — Этот от Харгрейва, — Харкнесс с усмешкой кивнул на второй рисунок. — Ну, на каком себя узнала? — Ты рассказал ему? — Мали ощутила, как на мгновение почему-то екнуло сердце. — Да, — Харкнесс осторожно сдвинул книгу и стакан на табуретке, выполнявшей роль тумбочки. — Правда, пришлось на ходу сочинить, что тебя попытался похитить Механист, а мы убили робота и отвинтили его ногу взамен твоей потерянной, — мужчина вновь усмехнулся. — Конечно, он вряд ли поверил, но точно понял, что это не то, что стоит обсуждать. Мали вновь опустила глаза на рисунок, с теплом всматриваясь в каждый штрих. Харкнесс вновь заглянул в вещмешок. — Лана еще просила передать тебе твой шампунь, — он подавил улыбку и попытался продолжить наигранно-серьезным тоном. — Шериф Ривет-Сити мужественно защитила остатки флакона от посягательства женской казармы и бдительно охраняла все время вашего отсутствия, док. Мали, не выдержав, засмеялась. — Это отлично, — произнесла девушка и заправила за ухо склеившуюся прядь. — По правде говоря, я была бы рада нормальному душу. Тем более, перед протезированием. — Не вопрос, собирайся, — Харкнесс дотянулся до костылей у изголовья и поднялся на ноги. Мали растерянно глянула на него снизу вверх. — Альба, наверное, сейчас занята. Я спрошу попозже, сможет ли кто-нибудь меня отвести в душевую. — Я тебя могу сам отвести прямо сейчас. «Прайд» на тренировке, их жилой блок свободен, а Сара вчера отдала мне твой ключ и велела перебираться к ним. — Харкнесс пожал плечами. — Что, неужели думаешь, я бы с тобой пошел в общественную душевую? Мали отчего-то вновь начало разбирать на смех. Харкнесс, тоже посмеиваясь, уже решительнее развернул девушку к краю постели и накинул тапок ей на ступню. — Конечно, зрелище было бы забавное, но боюсь, здешняя женская рота меня моментально оглушила бы визгом и забила насмерть мочалками. Давай, поднимайся, я тебя держу. Дорога до гостиной «Прайда» обычно недолгая теперь казалась бесконечной. Каждый шаг давался с боем — Харкнесс предложил одной рукой держаться за него, а второй опираться на костыль, но Мали быстро поняла, бесполезность этой затеи, и теперь тихо злилась на себя, за то, что в своей стадии отрицания не пыталась самостоятельно передвигаться куда-то дальше туалета. Проходившие мимо солдаты и их обычный темп теперь казался слишком быстрым, а свой собственный — безнадежно медленным, но Харкнесс тихо подбадривал девушку, уверяя, что они шли достаточно бодро. Многие из проскакивающих мимо узнавали Мали, здоровались, тепло интересовались ее самочувствием. Набалдашники костылей то и дело цеплялись за выбоины в полу, спина и плечи находились в жутком напряжении, костыли больно давили под мышками, но ощущение хотя бы какого-то контроля над собой помогало держаться с духом до конца пути. В гостиной «Прайда» было непривычно тихо и пусто. А после долгого пребывания в госпитале эти стены и вовсе казались чужими. Харкнесс помог Мали добраться до предбанника и пододвинул маленькую скамью, на которую обычно складывали одежду. Девушка с облегчением отпустила костыль, но вновь замерла, едва коснулась рукавов кофты. — Харк? — негромко позвала Мали, напряженно уставившись в пол. Отчего-то обычно теплое маленькое помещение показалось резко холодным. — Да? — шериф повернулся к ней, уже успев стянуть с себя верх. Девушка скомкала в пальцах завязанную в узел штанину на ампутированной ноге. — Я хочу сама, — тише произнесла Мали, продолжая смотреть в ту же точку. Харкнесс с недоумением оглянулся на помещение душевой, где от работающего крана до ближайшей опоры было по меньшей мере метра три. — Ты и так все сделаешь сама, — заверил он и достал полотенце и флакон с шампунем. — Я просто помогу тебе добраться до воды, перенесу скамейку и после подам полотенце. Пальцы крепче сжали узел, так, что побелели костяшки. Под стимуляторами культя быстро сформировалась и закрылась, но Мали по необъяснимой для самой себя причине на последней перевязке выпросила у послушника отрез бинта «на всякий случай». Умом понимала, что повязки давно были не нужны, но не была готова смотреть на то, что осталось от ноги. И сейчас все так же не была готова. А еще, чтобы это увидел Харкнесс. — Я разденусь там, — Мали изо всех сил постаралась прозвучать уверенно, но в голосе проскакивала легкая дрожь. — Дай мне сразу полотенце. Вещи сложу на пол и поверну кран в другую сторону, чтобы не намочить. Мали поднялась, неловко балансируя костылем. Харкнесс молча подхватил ее под локоть и помог удержать равновесие. Затем перенес скамейку в душевую и вернулся за девушкой. — Точно не хочешь, чтобы я остался? — поинтересовался он, с сомнением глядя на попытки Мали ровно сидеть и самостоятельно стягивать пустую штанину. А затем наклонился и помог снять вторую со здоровой ноги. — Мали, пол моментально станет скользким. Это небезопасно. Девушка опустила взгляд на бинты. Харкнесс молча опустился на корточки напротив и потянул за завязки. Мали замерла. Не сопротивлялась и ничего не говорила — только пыталась справиться со стремительно нараставшей дрожью. Культя выглядела абсолютно ровной, с едва заметной ямкой. Словно бы колена, голени и ступни никогда и не было. Никаких уродливых шрамов, жутко стянутой кожи или торчащих выступов. Но оттого мозг вновь начал ощущать неправильность происходящего. — Харк, это… — слова застряли в горле и тут же спутались в голове. А от невозмутимой реакции Харкнесса, который словно не заметил отсутствия половины конечности и молча надел ей обратно тапок, стало еще хуже. — Выглядит отлично, — спокойно произнес шериф и помог снять кофту. — Издеваешься, да? — Мали исподлобья глянула на него в ответ. — Поверь, боевое ранение очень редко выглядит так же аккуратно, как у тебя, — Харкнесс сложил их вещи в две стопки поодаль и включил воду. — Что, теперь будем соревноваться, у кого шрамы страшнее? Мали фыркнула и развернулась на скамье спиной к нему. Вздрогнула, когда теплая вода потекла по телу, зажмурилась, подставляя голову под струи. Девушка вспенила немного шампуня в ладонях и несколько раз прошлась по волосам, словно пытаясь яростно смыть с себя весь этот больничный дух. Харкнесс подошел сзади и мягко накрыл ее ладони своими, без слов уговаривая расслабиться, а затем аккуратно прошелся пальцами по затылку и за ушами девушки. Мали запрокинула голову и ощутила, как губы сами собой разъезжаются в довольную улыбку. — Можно еще немного? — тихо попросила она, едва шериф закончил смывать пену с волос. Моментально вспомнился их поход в 112-е убежище. Как же теперь все было зеркально. — Горячая вода здесь будет идти не вечно, но я тебе с удовольствием помогу с остальным, — Харкнесс улыбнулся и провел большим пальцем вдоль линии челюсти девушки. — Давай мыло. Мали дотянулась до полки рядом с вентилем и отдала уже заметно истончившийся брикетик. И лишь в тот момент обнаружила, что шериф стоял с ней под душем в нижнем белье. — Неужели стесняешься? — слабо попыталась пошутить Мали. Харкнесс усмехнулся в ответ и вновь запустил пальцы в ее мокрые пряди, заставив слегка откинуть голову назад. — Так же, как и ты, когда мы были в 112-м, — шепнул он, наклонившись к губам девушки. — Но в этот раз мы можем продолжить по-другому. — Харк! — Мали моментально отпихнула его локтем и отодвинулась на край скамьи. — Перестань. Ты же не всерьез. Я имею в виду, теперь, когда… Последнее слово неприятно осело на языке. Когда она стала инвалидом. Харкнесс молча притянул девушку обратно за плечи и, наклонившись, нежно поцеловал в уголок губ. — Хочешь, чтобы я убедил тебя на словах или на практике? Мали зажмурилась от попавших на лицо брызг воды и ощутила, как сердце сладостно екнуло и даже отсутствие половины ноги позабылось на пару мгновений. — Не сейчас, — только и смогла шепнуть в ответ девушка. — Не сейчас, — согласился Харкнесс, бережно проводя намыленными ладонями от плеч до запястий Мали и обратно. — Но очень скоро, милая. После купания тело казалось совсем легким, и даже на душе казалось светлее, словно вода смыла все лишние тяготы. Казарменные койки были куда удобнее больничных, под матрасы которых подкладывали доски вместо сеток. Мали сменила одежду и неторопливо расчесывалась, слушая, как Харкнесс разговаривал в гостиной с вернувшимися с тренировки Кодьяком, Глэйдом и Колвином. Возвращаться в госпиталь в качестве пациента ужасно не хотелось. Но спустя минут десять в дверь женской казармы все-таки постучали. — Готова идти? — Харкнесс заглянул и, убедившись, что девушка собрана, чуть подвинулся. Паладины помахали Мали из дверного проема. — С возвращением, малая! — Как себя чувствуешь? — Да отлично она себя чувствует, час назад обогнала меня в коридоре на своих канадках! Мали тепло улыбнулась и махнула в ответ. После всего пережитого она действительно была рада их видеть. Колвин пробормотал короткую благодарность высшим силам и по-джентельменски придержал дверь. Кодьяк приобнял девушку одной рукой, Глэйд же, расчувствовавшись, даже приподнял ее над полом. — Твоя Альба та еще стерва, так и передай ей! Ни разу не пустила проведать! Воспитала на свою же голову. — Если бы ты не начал сыпать своими остротами, я бы, может, и договорился, — усмехнулся Колвин. — Ты? Да девочка наверняка решила, что ты отпевать кого-то приперся и выставила за дверь от греха подальше, — гоготнул в ответ Глэйд. Мали рассмеялась, слушая их очередную перепалку. В дверях гостиной показалась Сара. — Ты уже тут, — словно и не удивившись, произнесла Лайонс и с теплом обняла Мали. — Давно пора возвращаться. — Надеюсь, что скоро, — девушка поудобнее переставила костыль. — Вроде бы сегодня должны принести протез. — Да, Ротшильд подойдет где-то через час, — Сара ободряюще улыбнулась и затем обратилась к Харкнессу, мягко поддерживавшему Мали сбоку. — Вообще, я искала тебя, Стив. Мой отец просил зайти к нему, и как можно скорее. Это по поводу вашего договора. Лицо мужчины моментально изменилось. Харкнесс молча кивнул и слегка потянул Мали в сторону дверей. — Я провожу жену и сразу же поднимусь к нему. Дорога обратно казалась намного короче. Или просто Мали успела немного приноровиться к костылям, или время теперь резко ускорилось. Харкнесс на все вопросы девушки уклончиво отвечал, что расскажет после встречи со старейшиной, отчего Мали упорно ощущала, как быстро растет внутри необъяснимая тревога. Уже на пороге госпиталя она была готова вцепиться в шерифа и требовать пойти вместе с ним, но выражение лица и тон Харкнесса не оставляли надежды, что подобный номер прокатил бы. — Скажи хотя бы, о чем пойдет речь? — не выдержала Мали. Харкнесс глубоко вздохнул. — Я должен выполнить одно поручение. После этого нам с тобой позволят вернуться в Ривет-Сити, — он понизил голос, жестом уговаривая не реагировать слишком бурно. — Не насовсем, надо будет регулярно являться в Цитадель, но жить сможем дома. Я вернусь, наверное, как раз, когда вы закончите с Ротшильдом. Не переживай и лучше думай о том, что встретишь меня уже на двух ногах. Шериф проводил Мали до ее койки и ласково поцеловал в лоб на прощание. Вышел, стараясь прогнать неприятные мысли о том, что не смог убедительно соврать, дабы не оставлять девушку в тревоге. На самом деле разговор с Оуэном был еще два дня назад, и условия, выдвинутые старейшиной, были отлично известны. Сара сыграла куда лучше и все сказала правильно, предоставив Харкнессу возможность самому решить, как сообщить об этом Мали и не нервировать ее. Перевод в казармы «Прайда» накануне и фраза «просил зайти, как можно скорее» на самом деле означали, что Харкнессу нужно было идти собираться. Лайонс согласился отпустить их обратно в Ривет-Сити после того, как шериф вместе с «Прайдом» отобьют последний оплот оставшихся сил Анклава — военно-воздушную базу Адамс.