Подвал

Полковник Жилин встречает Игоря Катамаранова в конце его рабочей смены за пределами участка, огороженного сетчатым строительным забором. — Ну что, стахановец, много домов по ошибке завалил? Товарищ милицейский такой широкий, уютный и приветливый, как тетя Зина из цветочного магазина. Катамаранов улыбается издали, машет рукой и пытается что-то сказать, когда вплотную подходит к своему верному и единственному другу. Жилин выпрямляется и с места в карьер сразу начинает сыпать свои шуточки, эпитеты и каламбуры. — Пойдем, голубчик, я покажу тебе один подвал. Никто в нем не живет. Преступности в нем, значит, никакой нет, потому что я о ней позаботился и вся преступность Катамарановска была искоренена мной буквально вчера. Ветроизолированный, водоизолированный подвал, просто конфетка! Опрятный, чистый, не то что ты… Он в сто раз (а то и в пятьдесят) лучше тех, в которых ты коротаешь свои, так сказать, будни. Красивый советский милиционер улыбнулся улыбкой Гагарина, развернулся в скрипучих туфлях, и направился солдафонским шагом в сторону универсама, увлекая за собой Игоря Катамаранова. Рядом с ним идти было почетно и приятно. — В универсаме что ль? — Нет, голубчик, рядом с ним. — Ну пойдем, Серег. Покажешь, что у тебя там. Представитель власти глянул на него и заржал. Потом смутился и «отдал честь» правой рукой. — Непременно покажу, голубчик. — А какого хера ты смеешься? — Вспомнил анекдот Инженера про индюка. Жилин двигался плавно, пружинно и твердо. Игорь смотрел по сторонам и плелся вслед за ним. Они отмотали назад несколько кварталов с монохромными серыми многоэтажками, на чьем фоне весна выделялась контрастным зеленым одеянием. Серые панели вынужденно вписались в парадигму весны. — Пришли, дорогой. Вот тебе, что называется, новый дворец. Можешь не снимать свою так называемую обувь. Обутый заходи. Сергей за плечи втолкнул Игоря в подвальное помещение и зачем-то запер за ними дверь. Что это? Какой-то неподвальный подвал. Внутреннее пространство, существующее в индустриальной парадигме. Как корабль с пиратами, заблудившийся во времени. Броский и смелый интерьер, как Иосиф Бродский на фоне Александра Галича. Темные кирпичные пролакированные стены. И контрастная белая стена там, где из потолка выглядывал толстый металлический крюк. — Проходи, блядь, мой косматый дорогой. — Что это блядь за декорация к американскому фильму? Я обычный советский человек. И у меня кот Барсик. — Раздевайся. Догола. Сам. Будешь выебываться — застрелю. Молодой полковник смотрит на Катамаранова теплым, как парное молоко, взглядом. При этом натурально держит пистолет в руке, второй кармический бешеный. В глазах ненормальный блеск. Край голубой рубашки выглядывает из-под форменного кителя, обхватывает красивое запястье. Игорь горестно насупился, и разделся. Сергей заковывает руки Игоря в наручники и тянет цепь на потолочный крюк. Одно звено надевает на металлическое острие, Игорь уже никуда не денется. Игорю хотелось пить. Игорю очень хотелось пить в этот момент. Во взгляде полковника нет бурь, гроз и туч. Он стоит непростительно близко, улыбается улыбкой Гагарина и дует Игорю в лицо. — Жарко тебе, мой косматый дорогой. Это вместо вентилятора. — говорит он с притворным сочувствием. Стоит перед голым Игорем, одетый с головы до ног. А после уходит к противоположной стене. — Ничего что ты домогаешься голого мужика, ты, чудовище в портупее? — Голого мужика, о котором мечтал годы. — одними губами улыбнулся Сергей. Глаза полковника будто не участвуют в медленной смене мимических картин, взгляд окаменевший и неживой. Он вытягивает вперед шею, прикрывает веки, словно пытается издали уловить запах Игоря. Наконец он осознанно смотрит в глаза своей невольной жертве – и шагает навстречу. — Я тебе покажу, сука, как честных милиционеров соблазнять. Сергей коротко и быстро щипает верхнюю часть тела Игоря до терпимой, сносной боли. Быстро, быстро, быстро, еще быстрей. Будто куда-то торопится. А потом требует раздвинуть ноги, и щипает внутреннюю сторону бедер, совсем рядом с членом. — Переходим к следующему этапу, голубчик. Быстро рот открыл — и сказал «а». Я ебанутый фараон с кобурой и погонами вместо сострадания. Не шути со мной всякие шутки. Подвал покачнулся у Игоря перед глазами. Он сказал «а», и Жилин начал медленно, неглубоко трахать его в рот искусственным членом, максимально приблизив свое лицо к его лицу. Потом глубже, быстрее. Количество слюны во рту выросло. Игорь задыхался, отплевывался, у него возник рвотный рефлекс. В конце концов человек в красивой форме раздевается сам. Игорь бросает на него беспокойные взгляды. Руки в наручниках гудят и саднят. Он пытается их размять, дергаясь на металлическом крюке. Сергей глубоко засасывает губы Игоря, вытирает с них свою слюну, и отстраняется. Затем облизывает веки, челюсть, верхний купол шеи. — Ноги расставь. Либо засажу в тебя пулю, либо что-нибудь поинтереснее… Выбор всегда за тобой, голубчик. — выдохнул Жилин и сознательно похлопал Игоря по заднице. Молодой красивый милиционер вжимается пахом в его голые растопыренные бедра, трется пылающей головкой о член. Наблюдает за Игорем. Какое-то время дрочит ему одной рукой и резко замирает, сильно потянув член вверх. Прикрывает глаза длинными ресницами, вслушивается в дыхание Игоря, которое вдруг стало рваным и дробным. — Какая красивая музыка... — Брось, отпусти! Оторвешь, блядь! — скорчившись, прогундосил Катамаранов. — Оторвать не оторву. Он нам обоим пригодится. Я люблю тебя. Жилин глубоко засасывает губы Игоря. Чувствует вкус феррума, вдыхает запах феромонов, ни одна баба так вкусно не пахнет, ни у одной бабы нет такого приятного вида сзади… Он отодвигается, обводит пальцами контур нежных, израненых губ. Целует покрытый мелкими каплями лоб — удивительно аскетично и кротко. Как образ Мадонны, что ли?.. Они оба сходили с ума. Пол закачался, поплыл, вспучился зигзагами, пошел волнами. А Игорь сегодня не употреблял ни капли скипидара. Полковник улыбается ему улыбкой Гагарина — и медленно встает перед ним на колени. Жилин выдерживает короткую паузу, а потом отсасывает Игорю влажно и глубоко, втягивает щеки, захватывая яйца в неплотно сомкнутый кулак. Впервые за все издевательские действия у Игоря крепко стоит, его трясет от унижения и непроходящего страха. Но полковник не дает ему кончить, останавливает перед самой разрядкой, перехватывает член снизу, а после стягивает специальным кожаным кольцом. — Теперь бить тебя буду, хороший мой. Когда мы с тобой, в общем... наиграемся друг с другом, ты у меня обкончаешься. Я тебе гарантирую это. А ты блядь дальше делай вид, что тебя ко мне не тянет. Сергей отходит к столу, и возвращается с незнакомым предметом в руках. Он избивает Игоря плетью до выступающих багровых полос. Кожа у Катамаранова нежная и тонкая, легких ударов достаточно, чтобы он весь заалел. Не смотря на то, что господин милицейский достаточно деликатно обращается с плетью, задница Катамаранова краснеет как вишня — и Жилин начинает звереть, видя это. Фешенебельный подвал, скорее напоминающий сюрреалистическую комнату из будущего, снова покачнулся у Игоря перед глазами. Жилин радовался и сверлил взглядом мокрого, трясущегося, до предела возбужденного виновника своих болезненных сексуальных фантазий. — Вот видишь, не настолько сильно я противен тебе, Катамаранов. — Товарищ милиционер схватил в руку его твердый член вместе с налитыми яйцами — Моя заслуга. Человека в красивой форме. Сергей оставил легкий поцелуй на губах Игоря. Затем он сошел с ума, закутался в эйфорический кокон и смеялся, нехарактерным жестом запрокидывая назад голову. — Обними меня. Аа, ты пока не можешь… Если бы ты знал, если бы ты мог чувствовать, как сильно я тебя люблю. Полковник вздыхает, раздвигает красивую задницу, в отношении которой уже успел совершить неправомерные действия, и медленно, а потом быстро и развратно вылизывает темнеющий между ног анус. Чтобы уже наверняка… Чтобы уже никуда не делся ни сейчас, ни потом. Чтобы всегда хотел прикосновений мужских губ к своему телу. Напоследок полковник проталкивает язык внутрь, и в таком положении замирает. Игорь задергался, заизвивался в наручниках, поднятых к потолку. Заскулил, заметался. — Лучше быть ебанутым алкашом, чем ебанутым ментом. Отстань от меня, бесовщина в кобуре. Дослужился блядь до языка в жопе. — Заткнись, баба яга болотная. Это еще не все, дорогой мой. Сергей трахает Катамаранова тонким искусственным членом, прислушиваясь к дыханию пленника. Наращивает темп и амплитуду. Пытается уловить губами ускользающие губы Игоря, прикладывает ухо туда, где всегда билось его апокалиптическое лесное сердце. Ему хочется кричать. Развязать бесноватого, уложить лицом в пол и бить кулаками по заднице, пока не попросит пощады. — Хочешь меня? Скажи правду хотя бы раз, небритая ты рожа. Я бы не приставал, не бегал за тобой, если бы не видел, что ты, собственно, и не прочь лежать подо мной. Жилин опять куда-то свинтил. Пока Игорь не видел, он смазал свой член, выдавил немного жидкости в руку, а потом начал смазывать Катамаранова сзади. Игорь беспокойно задергался, заметался как напуганный воробушек, загремел цепью. — Сережа, ты был моим единственным и верным другом. — Если бы ты знал, как сильно я тебя люблю. Жилин сзади входит в него. Мягко, но настойчиво, на всю длину. С минуту не шевелится, целует худое истерзанное плечо, и красивыми пальцами, как у Ричарда Сапогова, быстро щипает апокалиптические горящие соски. — Прости, дорогой, но тебе придется это перетерпеть. Жилин начинает двигаться, постепенно наращивает темп, надрачивает Игорю спереди, чтобы ему быстрее стало приятно, ездит хуем по простате. А Игорь, весь горячий и мокрый, постепенно начинает подмахивать своему полковнику. Что это? Что со мной? Не может этого быть. Под диафрагмой распускался красный цветок, обращался в реку, и затапливал велесово Игорево нутро неизвестным раньше наслаждением. За пару минут до собственной разрядки господин милицейский снимает кожаное кольцо и держит Игоря за талию, Катамаранов бешено кончает на плиточный пол, согнувшись в три погибели. Почти следом изливается Жилин. Туда, где до него никто никогда не бывал — и уже не будет. А потом вытирает полотенцем растекающуюся собственную сперму с многострадальных велесовых бедер. - Если бы ты знал, небритая ты рожа, как сильно я тебя люблю. Скажи честно, разве я хуевый любовник? Сергей обнимает Игоря. Безответно целует в губы. Грустит. Но слова даются ему необыкновенно легко. — Выбирай любое действие, голубчик. Ты, собственно, вправе меня застрелить. Либо я сам себя того… если твоя рука дрогнет. Или будь со мной рядом, Игорь, и тогда не надо будет ни в кого стрелять. Комната в четвертый раз покачнулась перед глазами Игоря. И будто бы потемнели стены. — Наверное, это стокгольмский синдром, но я хочу, чтоб ты жил, бесовское отродье. Закованный в кандалы дикий лесной бог метался, испытывал очень сильную жажду, но его жажда впервые так отчетливо была связана не только с водой. — Повтори что сказал, но уже раз и навсегда! Или порешу нахрен нас обоих! Хочу начать проживать свою жизнь. Счастливую, единственную, в моих глазах — правильную. Хочу блядь жениться на тебе в узком кругу твоих котов, приглашенных в свидетели. Да хоть леших позови с грибами подболотниками! Полковник увеличил между ними расстояние, чтобы видеть и считывать каждую эмоцию, когда Катамаранов снова заговорит. Не отводя взгляда, он закурил последнюю сигарету дефицитных забугорных «Мальборо». — Я выбираю третье — побелевшими губами, боясь собственного голоса, ответил Игорь. Он выпрямился, просверлил Жилина черными глазами и резко дернулся в бесплодной попытке убежать. Сергей смотрел на него издали и молчал. — Вот как? — Красивый ты, ментяра, породистый. Считай это исчерпывающим ответом. Вместо того, чтобы поставить точку, Игорь прочертил расплывчатый зигзаг, и горько, обреченно отвернулся. Он еще сильнее захотел пить. Комната покачнулась. Алый цветок обратился в шиповник, и едва ли начал прорастать сквозь солнечную велесову грудь. — Выпусти меня, блядь, отсюда. Ужас ты средневековый. Сергей бросился к нему, вдыхал запах его кожи и волос. — Будешь мне подчиняться, голубчик? Я же… Мне же… понимаю, что такая форма не слишком комфортна, чтобы признаться Игорю Катамаранову в любви. Но я перед тобой весь стою такой как есть. Или люби меня… вот такого. Или, что называется, прогоняй. Полковник отходит к столу, стоит в задумчивости и мужественно молчит. Стойкий оловянный солдатик. Платиновый винтик в системе правосудия. Гроза всех красивых и некрасивых преступников. Сильный человек с широкой спиной, крепким хуем и каменными мускулами. У которого обнажился целый ворох слабостей. «Мальборо» больше нет, вышли все, да и не спасут его сигареты от апокалиптических черных глаз, которые вытянули из него всю душу. — Поцелуешь мои руки, и боль пройдет. Товарищ милиционер плывет в сторону Своего Бесноватого походкой лучшего представителя власти. Щелкает зубами, смотрит в глаза — и, наконец, выпутывает из наручников. Желание кричать и бить Игоря кулаками по заднице куда-то пропало, словно его и не было. Полковник бросает ключи на стол, берет в ручищи затекшие руки дикого лесного бога, а потом целует — и прижимается к ним буйной апокалиптической головой, вставая на колени. Пустой металлический крюк невесело смотрит на них с потолка.