Нам с тобой

      Саше стало намного легче.       Рома был рядом – когда-то уходил, когда Саша неосознанно намекал на это, лёжа и слишком долго смотря в потолок, не откликаясь на «Сашенька».       Ему стало лучше на несколько дней, а после он снова выпал из жизни. Рома бережливо сходил в больницу и взял на Дризена больничный - потому что сил на университет у будущего искусствоведа не было. Оказывается, многие преподаватели Саши были в курсе его проблем – спасибо, мама – и поэтому Роме не пришлось объяснять слишком много. И ничего подозрительного в том, что это сделал именно Рома, тоже никто не увидел – ну и хорошо.       После пар, которые тянулись вечно, Рома бежал домой, готовил самое любимое из всего, что Сашу радовало – иногда еда подгорала или была пересолена – но Дризен всё равно был благодарен, целуя в висок и бубня «спасибо».       Он постепенно возвращался в жизни – недавно они даже пошли гулять. Пусть и в сквер у дома, но пошли же! Рома пытался поднять Саше настроение, напевая Цоя, покупая любимое мороженое и дорогие сигареты. От последнего Саша отказывался, а вот мороженое брал всегда – даже щёчки появились, по которым Айзерманс так соскучился. Роме это нравилось.       Больничный заканчивался ближе к середине сентября. Саша всё ещё либо спал слишком мало, либо слишком много.

Начинается новый день И машины туда-сюда Раз уж солнцу вставать не лень И для нас, значит, ерунда Муравейник живёт Кто-то лапку сломал — не в счёт А до свадьбы заживёт А помрёт, так помрёт

      Сегодня Дризен даже встал сам, бережно поцеловав в лоб теперь так чутко и мало спящего Рому, успокоив тем, что завтрак сегодня на нём. Он умылся, натянул на себя какую-то из тысячи футболок с Цоем, растрепав сильно отросшие белые волосы, которые нужно либо подкрашивать, что могло грозить тому, что скоро Саше придётся остаться лысым, либо состригать всё до естественных волос, отращивать заново и снова красить. Пока барабанщик был в смятении, что делать и ходил с тем, что есть. Не лысым же, ему бы не пошло.        Александеру захотелось приготовить то, чего они не ели уже очень давно – фирменные и семейные макароны с сыром и сосисками. Из-за его депрессивного состояния уже практически месяц у Ромы не было никаких сюрпризов, они даже любовью не занимались, только изредка целовались и Саша спал на чужой груди, сжимая в кулаки ткань чужой футболки и боясь, что Рома вот-вот пропадёт. Нужно срочно придумать что-то – в конце концов, совсем скоро годовщина с их знакомства, с их самой первой осени. Дризену очень нравилось это словосочетание – первая осень – потому что в его жизни это было именно первой осенью, в которую ему хотелось жить. Обычно он весь сентябрь лежит и пялит в потолок, бездумно куря и худея на пять-шесть килограммов, после этого забирая от мамы очень много еды, дабы откормить самого себя.       Пусть сейчас Саша и впал в это отвратительное состояние, он не был в его самой, как он любит говорить, конечной стадии. Потому что рядом был Рома. А Рома – его лекарство от всего.       Дризен давно не брал любимый магнитофон в руки. Он покрутил его – словно видит впервые – провёл пальцами по нескольким наклейкам, по чуть сколотому краю, и тепло улыбнулся. Эта вещь была с ним всегда, и Рома всегда клал его рядом, на тумбочку, если вдруг депрессивному барабанщику захочется включить «Легенду» Цоя и расплакаться. Но на сейчас были другие планы.       Саша аккуратно поставил две кастрюли с водой на плиту, чтобы она быстрее закипела, и тихо вернулся в комнату, где спал Рома. Он обнял подушку, закинув ногу на другую, весь такой растрёпанный и чертовски красивый. Саша не смог удержаться от улыбки, аккуратно подходя ближе и оставляя поцелуй на чужом носу. Рома очаровательно замычал, приоткрыв глаза, и улыбнулся, увидев Сашу.       — Всё в порядке? – он хрипит после сна, еле держит один глаз открытым, готовый к погружению в сон вновь. Саша смеётся.       — Всё в порядке, пока у меня есть ты, – барабанщик наклоняется, оставляя долгий поцелуй на губах и даже получая ответ. Рома обвивает руками шею, повалив парня на себя, впервые за долгое время счастливо-счастливо и широко-широко улыбаясь. Они целуются, словно впервые, долго и нежно, отчасти жадно, потому что оба соскучились. Здесь нет речи о какой-то пошлости – это чистейший поцелуй любви, вместо всех слов «я скучал». Всё ясно и без них.       Они перестают целоваться спустя пару минут, тяжело дышат и смотрят друг другу в глаза.       — У нас давно не было практики, я совсем разучился целоваться, Сашенька. Мне даже показалось, что это всё – просто мой сон… – Айзерманс смеётся, пытаясь сделать немного драматичную интонацию, усаживаясь на Дризена сверху. И куда делось всё его желание спать?       — Не переживай, наверстаем. Я не оставлю свою Ромашку без уроков целовательного искусства. Я же не зря будущий искусствовед, детка.       Они смеются и снова целуются. Но Роме всё-таки нужно ещё чуть-чуть поспать, а Саше – закончить приготовление завтрака, поэтому кудрявого заворачивают в одеяло, а Саша берёт одну из своих кассет и возвращается на кухню.       Муравейник – одна из песен, которая всегда играет у Саши в голове, когда он чувствует себя вот так. Он трёт сыр, качая головой, впервые за долгое время чувствуя в себе силы и энергию.

Я не люблю, когда мне врут Но от правды я тоже устал Я пытался найти приют Говорят, что плохо искал И я не знаю каков процент Сумасшедших на данный час Но если верить глазам и ушам Больше в несколько раз

      Он улыбается, осознавая, что сейчас сделает Рому счастливым просто тем, что вновь будет собой, справившись со своими внутренними демонами. И, Саша клянётся, он постарается быть сильным. Иначе – зачем ему быть?       Спустя сорок минут Саша заботливо приносит завтрак в постель, крепко прижимая к себе любовь всей своей жизни. Любимая еда, которая сегодня была какой-то даже слишком вкусной, щёки, которые болят от широченной улыбки, сладкий-сладкий чай и любовь – вот, что было у парней в это утро.       После того, как Дризен отнёс всю посуду на кухню, он вернулся в кровать, где Рома улёгся на него, зацеловав по всему лицу. С кухни всё ещё играла песня, которой кудрявый подпевал, уткнувшись в чужую шею и щекоча её своим дыханием.       — И мы могли бы вести войну… против тех, кто против нас?       — Так как те, кто против тех, кто против нас, не справляются с ними без нас!       Они смеются и снова целуются, сжимая друг друга в руках и не желая отпускать никогда и никуда. По крайней мере, они постараются.

Наше будущее — туман В нашем прошлом то ад, то рай

      — Я так сильно люблю тебя, Ромашка, – бубнит Александер, проводя подушечками пальцев по талии и покрывая поцелуями нежную кожу шеи, – спасибо, что был со мной, моя Звезда по имени Солнце...