Люпин – цветок исцеления

Вечерело. Держась за руки, они гуляли по набережной Темзы. Либо в будний день у мостов было меньше маглов, либо им просто так казалось, но они думали, что на свете осталась только старушка-река, фонари и небо. Оно было необыкновенно ясное для готовящегося ко сну Лондона. Даже броскую цветную подсветку на сооружениях новых магловских кварталов ещë не собирались включать. Но тяжëлые разговоры и обилие бесполезных надстроек рук человеческих, нагромаждëнных на берегах матери английских рек, давили на выросшую среди просторов морского берега в графстве Корнуолл Мари-Виктуар. Тедди стремился увести еë в самую малолюдную часть набережной, подальше от снующих туристов. – Они договорились, когда встретятся в следующий раз? – спросила мисс Уизли. Тедди качнул головой. – Пока нет, но они будут переписываться. Им ещë очень многое нужно узнать друг о друге, многое принять, – ответил он. – Ужас какой, – медленно поводила плечами Мари. – Представить не могу, чтобы мы с Доминик оказались в разлуке. Бедная maman, она бы этого не вынесла... – Тогда были другие времена, – задумчиво проговорил Тедди. – Но разве из другой плоти были сердца человеческие? – остановилась девушка и схватила Тедди за руку, чем слегка его напугала. – Мари, ты точно не со страниц рыцарских романов? – усмехнувшись, уточнил он. – Я серьëзно, подумай, что они должны были чувствовать? – как можно было быть серьëзным, когда на тебя устремлëн еë "удивлëнный" порывистый взгляд. – Мне кажется, они просто постарались забыть. Как будто заснули, усыпили чувства, а теперь проснулись в совершенно другом измерении, – после некоторого раздумья выдал Тедди. – Да, да, совершенно другом, ведь нет уже их старшей сестры, остались только они вдвоëм. Моя бабушка и Нарцисса. Эти годы вражды – как наваждение. На весь магический мир. – Не знаю, – не согласилась Мари-Виктуар. – Наверно, это "наваждение" было для чего-то нужно. – Для чего? – не понял юноша. – Ну, даже тебя не было бы, не развернись война, – девушке не сложно было подобрать объяснение, когда оно стояло перед ней и хлопало большими глазами, заключая в себе всë самое дорогое для неë. – Разве стоило таких больших потерь моë появление на свет? – тихо задался вопросом он. – Опять жалеешь, – нахмурилась Мари, тень усталости коснулась еë лба – в Гринготтсе выдался тяжëлый рабочий день, а тут ещë Тедди со своими нелепыми сомнениями. – Нет уж, дорогой, не выйдет. Думаешь, приму мир без войны, но и без тебя? – А кто давал нам право решать за всех? – всë же спросил Тедди, но не удержавшись от улыбки. – Подожди, – девушка остановилась, и еë взгляд заскользил по трепещущей волной глади, ловя уплывающую мысль. Тедди уже забыл, о чëм спросил, и только любовался маленькой ямкой между еë ключиц в неглубоком овальным вырезе гранатово-розового платья. – Но вот послушай, – начала она, мышцы на шее дернулись, и Тедди словно проснулся, – а разве имеем право мы рассуждать вообще? – То есть? – пытался стряхнуть с себя действие еë чар юноша. – То и есть, что нам дарована жизнь, а уж при каких обстоятельствах это случилось, – она посмотрела на него, – ты меня слушаешь? Каким образом это произошло – не наша печаль. Наша задача быть благодарными за то, что имеем. Так живут мои родители. Уверена, так же жили и твои. И те, и другие поженились во время войны! Думаешь, они ошиблись? – Нет... совсем нет, нет!..– замотал головой Тедди. – Вот видишь! Война – это такие же декорации в спектакле жизни, как мирное небо, сейчас зависшее наш нашими макушками, и настоящее тут только одно – люди, их чувства, мысли, переживания. Уверена, не будь тебя, – добавила она уже тише, – не стало бы и меня. – Но ты здесь, – Тедди взял девушку за руку, и они снова побрели вдоль сплошного бортика набережной мимо кованых башенок-фонарей. – Я здесь, – ответила Мари на его улыбку. – И не будем думать, что могло быть иначе. Словно ради этих двоих ночь отдалила свой приход. Солнце медленно заплывало за горизонт, но было светло, мир забылся лëгкой пеленой дремоты. Отыскав проëм, они спустились к самой воде. Под своими стоптанными туфлями Тедди ощущал каждый камешек и под впечатлениями этого вечера чувства обострились в разы, но и это казалось ему приятным. Теперь он по-настоящему отдыхал душой и так же уверенно смотрел в будущее, как в эту минуту на речное течение. – Смешно, но когда крëстный рассказывает мне о своих разговорах с моим отцом, – подал голос Люпин, – я вспоминаю твои нравоучения. – Не мудрено, я много думаю о нëм, – откликнулась Мари, – о том, что мог бы он сказать тебе. – Ты тоже как будто слышишь их голоса? – круто обернулся Тедди. – Да, – девушка посмотрела себе под ноги, а потом снова перед собой, – mes parents так хорошо рассказывают. О том, какими они были. После недолгого молчания она вновь обратилась к Тедди: – Твой отец так настрадался от того, что был оборотнем... Давно хотела тебя спросить, ведь и сейчас ещë не искоренилось это недоверчивое отношение волшебников к ним и их детям. Но глядя на тебя, не скажешь, чтобы это презрение сказывалось на тебе. Какого это быть одним из них? – Не чуть не хуже, чем сейчас быть, скажем, одним из Малфоев, – иронично прищурил глаза Тедди. – Не-е-ет, Эдвард, – протянула Мари, – я не шучу. При чëм тут твои Малфои? – При том, что к оборотням стали относиться лучше, но появились новые предрассудки. Бертрамус говорил мне, что к чистокровным теперь относятся с опаской. Постоянно выспрашивают, какие взгляды они исповедуют, как и на что смотрят. Контроль везде и всюду. Маглорождëнным теперь куда легче, чем в прошлые десятилетия, но не тем, у кого в роду их не было. – Мon père не говорил об этом, – прошептала мисс Уизли. – Его и вашей семьи это не коснëтся. Билл – герой войны. Его репутация неоспорима. – А тебе, легче? – лицо девушки наполнилось сочувствием. – Мне-то что. Вот отцу тяжко приходилось, – вздохнул Тедди, будто видел Римуса Люпина рядом, на этих камнях, под этим небом, уставшего, одинокого, в потрëпанной мантии, но мягкой улыбкой на исполосованных белыми линиями шрамов губах и мудрым, чутким взглядом. – Я почти не бываю в обществе: спросят, кто отец, ну, пошепчутся и забудут. А ему приходилось, по делам Ордена Феникса, по просьбе Дамблдора быть то там, то тут. Как хорошо, что он встретил маму!.. – вырвался у юного Люпина невольный крик, и он спрятал лицо в ладонях. Поднял голову, его взгляд просветлел. Они стали подниматься наверх. Снова пошли вдоль низкого бортика набережной. – Мама сделала его счастливым. Она сделала много – для Ордена, для Хогватса, в самом деле для многих. Но самое прекрасное, пожалуй, что среди многих симпатичных молодых людей, которые еë окружали, она заметила именно отца, не молодого, но... но... – Не менее симпатичного... – с улыбкой предложила Мари. – Да, даже более. – Если ты можешь осчастливить хотя бы одного человека на всëм белом свете – это уже много, – уверенно проговорила мисс Уизли. Выйдя из тени нависавшего над набережной дерева, они одновременно остановились и стали глядеть на реку, положив руки на парапет. Они отошли уже довольно далеко от центра, а облака всë ещë были подсвечены закатившимся светилом. – Кого могу осчастливить я? – как-то грустно, хотя и не обречëнно пробормотал Тедди. – Меня, – тихо прошелестело рядом с ним. Мари-Виктуар редко краснела, но теперь по еë щекам разлился ровный румянец. Юноша со странным выражением повернул к ней голову. – Я всегда любила твоего отца, – тихо продолжила она, – как родного. Судя по рассказам, он был невероятно... духовно чутким. Как ты думаешь, понравилась бы я ему? Она опустила голову. Тедди провëл указательным пальцем по выпирающим косточкам на тыльной стороне еë узкой ладони. – Думаю, он и не мечтал о таком счастье для меня, – твëрдо проговорил он, и тут сбилось дыхание... Он понял, что должен сказать то, что уже давно хочет. – А твоя бабушка? – тихо спросила Мари-Виктуар. – О, будь уверенна, она очень ценит тебя... Но... – он не мог справиться с дыханием, казалось сердце провалилось куда-то в лëгкие и подскакивало там теперь при каждом движении его грудной клетки. – Мари... Когда к нам приходила Нарцисса, я подумал... О чëм он подумал, она так и не узнала. – Тедди, Тедди, гляди!.. – взвизгнула Мари-Виктуар, указывая пальцем на Темзу. Тедди пытался понять, куда она смотрит. Ему стало холодно. – Что это?! – шокировано произнесла мисс Уизли. Тут Люпин заметил, что поверхность воды у самого берега медленно покрывалась морозной коркой. Он не успел и пораскинуть мозгами, как над ними нависла приплывшая сзади туча. Небосвод словно раскололся на две половины. На одной было ясное небо летнего вечера, на другой неестественно серело странное облако. Они отвернулись от реки в сторону подползавшей к ним его тени. Внезапно Тедди стало так жутко, словно маленькому ребëнку, у которого ноги свисают с кровати. Хотелось исчезнуть, но он даже забыл, как трансгрессировать. Хотелось отвернуться, но он не смел и пошевелить плечом – зная, что сзади ничего не угрожает, он тем не менее был скован безотчëтным, всепоглощающим ужасом и только вжал голову в плечи. Рядом испуганным изваянием застыла Мари. Из еë полураскрытого рта шëл пар. Тут, будто из ниоткуда, возникло достойное олицетворение того, что творилось в душах двух молодых волшебников. – Тедди! – только и успела хрипло вскрикнуть девушка и намертво сжала его левую руку. С приближением пепельного существа, лицо и всë туловище коего скрывались не то плащом, не то второй кожей, трупной оболочкой разложения восставшего из могилы. Из-под плащеподобного отрепья тянулись обтянутые слизью и струпьями, похожие на палки, когти. Тедди испытал бы кошмарное отвращение, если бы не обездвижившая его стужа: ноги словно вмëрзли в асфальт мостовой, но и мысли парализовал лëд. Юноша успел догадаться о том, что перед ними вынырнул дементор, но его бил озноб, из головы напрочь вылетело всë, чему учил крëстный. Это поняла и Мари-Виктуар, но она совершенно ничего не знала об этих существах кроме отдалëнных представлений из школьного курса. Над гриффиндоркой в ней одержала победу обычная женщина, растерянная, уязвимая и беспомощная. Отчаянье овладевало душой Тедди также неумолимо, как омерзительное существо на каждый дюйм приближалось к ним. Он понял, что не будет способен порадоваться больше ничему в жизни: ни рождественским бабушкиным кексам, ни бронзовым запонкам на мантии крëстного, ни белым алмазикам на волшебной палочке Нарциссы Малфой. Он чувствовал, как теряет мир, как немеет тело, и юноша больше не ощущает на себе рук Мари-Виктуар. Она отдалялась от него всë дальше и дальше, таяла, уплывала, между ними возникали мили... Но он не хотел этого. Больше всего на свете! Только не она!!! Это стало его единственным желанием, единственной преградой между ним и безумием в лице безликой надвигающейся тьмы. Недвижимой рукой он выхватил волшебную палочку, но понял, что опоздал. Всей душой устремившись к небу, пытался взывать к той, которую терял. И вдруг почувствовал, как судорожно и безысходно в плечо впились окоченевшие еë пальцы, ноготки из последних сил цеплявшейся за него Мари. И вспышка озарила его сознание. Он перестал видеть тучу и дементора. Он видел солнце над ревущим стадионом, волшебников, носящихся на мëтлах в квиддичной форме... Жар Патагонской пустыни... Или это у него жар? И еë лучезарные глаза, золотые ресницы тринадцатилетней Мари-Виктуар. Еë пальцы в его голубых всклокоченных кудрях. Наэлектризованные соломинки еë волос, выбившиеся из под атласного ободка, на его лбу и щеках. Еë тонкие губы, накрывающие его. Тринадцать лет они знали друг друга как хороших друзей, почти родственников. Нет, они не знали друг друга! Но весна, а за ней и лето две тысячи четырнадцатого года перевернули всë. Ещë в Хогвартсе Тедди заметил еë. Он не узнал "сестрëнку" Мари-Виктуар. Куда делись рыжеватые косы? Откуда эти по-взрослому уложенные волосы под красным ободком в цвет гриффиндорского галстука и чулок? Она сидела на подоконнике, совсем недалеко от гостиной его факультета, серьëзно беседуя с кухонным эльфом. Посмотрела на него, рассмеялась чему-то. Ровные матовые зубы за почти всегда бесцветными губами. Шестнадцатилетний Тедди, пятикурсник и староста, потерялся в коридоре, в двух шагах от картины-входа в комнату Пуффендуя. А на еë день рождения! Он сто раз пожалел, что пришëл, когда надо было сказаться больным! Да и разве он был здоров? Весь вечер его штормило и заносило куда-то, сердце то ускорялось до невозможности, то переставало биться вообще. Все родные спрашивали, что с ним, но он никого не замечал, кроме именинницы. Стройная, едва по-девически округлившаяся фигурка в голубом платье, опять этот голубой ободок, концы длинных волос слегка завиты. Она не сидит сложа руки, даже в свой праздник следит за пятилетним Луи и первокурсницей Доминик. Первый раз в жизни Тедди возмутился, когда подняли кубки и бокалы за Победу. Как можно совмещать празднование окончания Войны и еë день рождения? Тедди замыкается в себе. Его окликают, он не слышит, но тоненькое: "Тедди! Что с тобой?", – произнесëнное не с другого конца стола, а совсем рядом с ним, пронзает его тысячами молний. Она единственная, кто увидела, что его ярко-голубые волосы потускнели. Она тоже заметила его в этот день. С тех пор началась "эпоха", когда он видел всë словно в каком-то розовом цвете. После этого он даже изменил цвет волос на клубнично-красный и какое-то время так ходил. Раз за разом его встречи с Мари-Виктуар становились неслучайнее, разговоры длиннее, и вскоре они поняли, что, почти не общаясь, возрастая порознь, они удивительным образом стали похожи, сами того не зная. Стоило ему что-то сказать, как Мари-Виктуар тут же подхватывала и продолжала его мысль. Они поняли, что стали самыми родными людьми друг для друга, и этот июнь соединил их навеки. Потом они со всеми родными поехали в аргентинскую Патагонию на Чемпионат мира по квиддичу. Он начался ещë в апреле, но из-за учëбы детей, взрослые приняли решение отправиться только теперь. Там вспыхнула их глупая, но яркая и незабываемая подростковая влюблëнность. Они были далеко от Хогвартса, от дома, от привычной обстановки и точно сошли с ума друг от друга. Они никого не боялись и не видели, не таясь, ходили рука об руку и целовались. Им было всë равно, что про них даже писали в газетах. Из квиддича они не увидели и не запомнили ничего, кроме своих несмелых и неуклюжих, но горячих поцелуев. Потом они ходили в кафе, на карнавалы, в походы и не могли насладиться друг другом. В новую веху своей жизни, они не вступили, а запрыгнули, кружась в аргентинском танго. Взрослые были поражены, увидев таким всегда скромного и ненавязчивого "тихоню" Тедди и всегда деликатную, серьëзную Мари-Виктуар. "Переходный возраст," – констатировала, разведя руки, Гермиона и ошиблась. С друзьями и родственниками они вели себя так же, как и прежде, и потом, когда улеглись первые страстные порывы, остались самими собой. Но сами они теперь знали, что их судьбы, Тедди и Мари, отныне связывает ярко-алая лента две тысячи четырнадцатого года. Взрослые тогда буквально не знали, что с ними делать. За малым не созвали ещë один Орден Феникса. У всех были разные точки зрения, но все сходились на одном – всë это слишком дико, очевидно, пламенно и... опасно. Билл был в ярости, и только нежность и спокойствие жены удержали его от того, чтобы посадить дочку под домашний арест, а горе-ухажëру устроить хорошую взбучку. Сама Флëр сильно переживала за девочку, но не подавала виду, а только в тайне от всех, со всей тонкостью француженки разрабатывала собственный план действий. Бабушку Тедди чуть не хватил удар, когда ей рассказали. Джинни Поттер в душе радовалась за молодëжь, но вслух говорила лишь то, что это надо пресечь, пока не зашло слишком далеко, и во всëм соглашалась с мужем. Гарри же был скорее на стороне крестника и выступал исключительно в его оправдание, хотя после становился молчалив и суров. Гермиона поехала к родителям за магловской литературой по подростковой психологии и пыталась откопать ответ там. Один только дядя Рон был совершенно невозмутим, безуспешно пытаясь убедить всех, что влюбляться в их возрасте – обычное дело, и призывал вспомнить себя в годы юности. Но его никто не слушал, и все продолжили думать, что им делать дальше, видя, что косые взгляды и замечания, брошенные как бы невзначай, абсолютно не задевают целующуюся парочку. В итоге парламентëром от делегации взрослых был выбран крëстный и, снабжëнный самыми разносторонними советами, выставлен на разговор с Тедди. Но что мог сделать даже такой прославленный волшебник своего времени, как Гарри Поттер, против двух влюблëнных, обрëтших друг друга после долгих тринадцати лет скрытого внутреннего одиночества? В общем, Гарри вернулся ни с чем, лишь взяв с крестника обещание и пальцем не прикасаться к мисс Уизли, за исключением еë рук и губ. Но этого и не требовалось, так как честный намерениями Тедди даже не понял, о чëм толковал ему крëстный. Все мало-помалу успокоились, кроме отца девочки. Билл был всë ещë мрачен. Это длилось до тех пор, пока его не успокоила мудрая Флëр, осторожно выведавшая у дочери все тайны еë сердца. Но совещаться время от времени об этом не перестали, рассуждая, к какому времени молодым людям понадобятся свадебные кольца. А молодые люди тем временем потихоньку остывали. Первую половину учебного года после лета их ещë можно было застать целующимися посреди коридора Хогвартса, до полуночи гуляющими в Хогсмиде, от чего начались проблемы с учителями и старым завхозом. Напрасно когти миссис Норрис оставляли зацепки на брюках и мантии юного метаморфа, зря директор Макгонагалл напоминала Мари, что еë учëба летит под откос, парень и девушка всë равно после каждого урока неслись к условленному месту и замирали в объятьях друг друга. Но каждым днëм времени на поцелуи становилось всë меньше – длинные разговоры занимали всë их существо. Им гораздо интереснее было узнать, что скрывает в себе внутренний мир этого знакомого, но всë равно неведомого человека, огромный и загадочно-прекрасный. Вскоре все привыкли, что Тедди и Мари везде вместе, ошибочно полагая, что страстная влюблëнность перетекла в простую дружбу. Все эти образы за мгновение пронеслись здесь, на замороженной набережной Лондона, в зажатом холодом сознании Тедди. Его охватило негодование, зажгло пламенем сердце. Нет, не только дружба связывала его с этой удивительной девушкой! Перед мысленным взором стояли еë счастливые глаза в те давние годы на поле для квиддича и трепетные поцелуи на платформе девять и три четверти, когда, сам уже окончив Хогвартс, он провожал еë на учëбу. Мы можем только догадываться, какая сила заставила теперь раскрыться его заиндевевшим губам и сипло, но смело воскликнуть: – Экспекто патронум! Свечение на конце волшебной палочки Тедди лишь отпугнуло, не заставило отступить потустороннюю тьму. Но тут из неë выпрыгнуло крошечное серебристо-голубое существо с огромными ушами на маленькой головке и аккуратненьким лисьим хвостом. В несколько высоких прыжков светящийся лопоухий зверëк очутился возле дементора. "Лисичка фенек!" – догадалась Мари-Виктуар, стало как будто теплее, стало легче дышать. Ушастая лиса проворно запрыгала вокруг дементора, как если бы пыталась опутать его невидимой бечëвкой. У того, как могло показаться, закружилась голова. Тедди крепко держал палочку в руке и смотрел, как его патронус всë живее и живее наматывает круги вокруг тëмного существа – одни ушки торчат. Миг – и дементор ретировался, забрав с собою мглистую тучу... Тедди опустил палочку. Миниатюрная лисичка присела на асфальт и, растопырив огромные уши, с любопытством посмотрела на него и девушку лазурными глазками-бусинками, обернув хвостик вокруг тонких лапок. У Мари появилось нестерпимое желание погладить милашку, но она не могла пошевелить частями своего тела, а фенек быстро подскочил и испарился. Тедди, точно после пытки, прислонился к бортику набережной. Он забыл о том, что буквально полминуты назад чуть не замëрз – сердечный жар затопил его жилы, пламя ударило в голову. Юноша отрешëнно смотрел на землю. Мари смогла оторвать пальцы от его руки, оторопевшая, безмолвно стояла рядом. А над ними, как насмешка, голубела иллюзия вечернего неба, светлого и спокойного. На размышления не осталось сил. Они отдались омуту своих ощущений. Первой очнулась девушка. Она робко дотронулась кончиками пальцев до щеки Люпина. Это прикосновение вырвало его из оцепенения. Какие холодные пальцы! Как мог он забыть про время, про неë, стучащую зубами подле. На самом деле их пальцы были одной температуры, только Тедди не заметил этого из-за огня, который только сильнее разгорался в его груди при взгляде на оттаивающие волосы Мари-Виктуар, свисающие влажными прядями по покрытым мурашками голым рукам и открытой шее. Бедная девочка, она совсем продрогла в своëм летнем платьице! Обычно белые губы теперь неестественно синели. Тедди мгновенно снял с себя толстовку нежно-голубого оттенка и помог Мари натянуть еë через голову и негнущиеся руки, оставшись в рубашке. Невольно задержав руки на шнурках у горловины, посмотрел в еë поднятый на него благодарный взгляд. – Надо бежать... Поближе к людям, – еле слышно шепнула Мари-Виктуар. – Прямо бежать? – хохотнул Тедди, но смех получился не особо весëлым и звонким. – Думаешь, сможешь? – Да...– тем же шëпотом проговорила девушка, бледнея и оглядываясь. – Мне здесь не по себе... – Не бойся. Мы вместе. Они взялись за руки и побежали обратно вдоль набережной, если можно было назвать бегущими двух волшебников чудом спасшихся от дементора и с трудом волочивших ноги. Но эта пробежка принесла определëнную пользу: лëгкие стали наполняться кислородом, сердце – циркулировать застывшую кровь по всему организму. Они снова почувствовали себя живыми, юными. И счастливыми. Когда вокруг стали кружить люди, перешли на шаг. Маглы шли по своим делам или гуляли, словно и не заметили ничего. Редкие из них бросали мимолëтные взгляды на чистое небо, Темзу, мосты и поëживались. Тедди и Мари остановились под одним из фонарей. – Маглы их не видят? – спросила девушка, пряча руки в переднем кармане толстовки. – Нет. Но чувствуют. – Тебе не холодно? – она застенчиво кивнула на короткий рукав его белой рубашки. – Рядом с таким солнцем? – Тедди сверху вниз смотрел в покрасневшие от лопнувших в них сосудиках глаза Мари-Виктуар, в его тëмных глазах мигали, отражаясь, начинающие зажигаться городские огни. В душе девушки что-то сладко саднило. Ей было стыдно, что она струсила там, но в тоже время была так приятна забота Тедди, уверенность с которой он приложил еë руки к своей груди. – Правда, – сказал юноша. – Знаешь, почему он ушëл и забрал с собой свой холод? Я думал о тебе, вспомнил наше первое лето... Мари так и не нашлась, что ему ответить. Над верхушками деревьев молочная луна купалась в бледно-розовых, нежных, как взбитые сливки или сахарная вата облаках. – Ой! – тихо произнесла Мари-Виктуар и показала пальчиком на что-то сзади Тедди. Хоть еë голос и был слишком спокойным, юный Люпин повернулся с опаской. Фонарь обвило зелëное гнездышко из маленьких листочков и жемчужин-ягодок. Омела. Сердце в груди Тедди ускорило бег. Он понял, на что намекала девушка, и потупился. Юноша ощутил прохладные губы Мари на левой щеке, близко-близко от своих. Потом сам прильнул к ним. От этого невесомого соприкосновения голова пошла кругом. Тедди трепетно взял еë лицо в ладони и ощутил учащëнный пульс на еë шее под своими пальцами... Неспешно катила засыпающие воды Темза, за рекой белел купол Собора Святого Павла.