Люпин – цветок исцеления

Вечером того же дня Мари-Виктуар навестила Тедди у него дома. Бабушка немало удивилась, когда открыла на звонок дверь и увидела перед собой, на пороге, девушку. Миссис Тонкс начинало казаться, что юная мисс Уизли преследует еë внука, точно тень. По сути, так оно и было: они были отражением света друг друга, их мысли и дела были общими. Тедди мигом очутился в прихожей, по дороге опрокинув вазу с зонтами, и остановился около Мари, нечаянно наступив при этом ей на ногу. Но это заметила только бабушка: Тедди был слишком рад видеть нежданную гостью, а она сама игнорировала подобные инциденты. Всë в их отношениях было чуднó для бабушки Тедди. Почему они не обнимались и не целовались при встрече, как остальные влюблëнные пары? Если чувства их лишь дружеские, почему они так настойчиво искали этих свиданий? Она вспомнила свою молодость, свою пылкую любовь к будущему мужу, и в который раз в своей жизни удивлялась, как различна и непредсказуема сердечная привязанность. Пока бабушка искала ответы в своей мудрой голове, Тедди забрал у Мари сумку и повëл девушку в гостиную. Это была яркая почти квадратная комната. Напротив двери стояла длинная и широкая софа голубого цвета. Рядом с ней примостился огроменный фикус. Крëстный утверждал, что запомнил его ещë тощим и маленьким растеньицем во время своего первого визита к Тонксам много-много лет назад, когда ещë был жив дедушка Тед. Чуть поодаль от софы расположились два хрупких маленьких столика, совсем непохожих по стилю, но очень гармонично сочетающихся друг с другом. – Уф, так устала, – прошелестела Мари-Виктуар и забралась на софу, сложив ноги по-турецки, – много работы. Скоро нагрянет комиссия из Министерства с проверкой. Ни минутки отдыха... Тедди присел рядом. – Спасибо, что зашла. Надолго? – До конца дня. Фикус прислушивался к благословенной тишине, окутавшей их. Мари-Виктуар блаженствовала. Последние несколько дней она действительно работала без перерывов и это выматывало. Зато какими сказочными теперь показались домашний уют знакомой с детства обстановки и близость искреннего и верного друга. Девушка сняла резинку, и светлые волосы рассыпались по плечам, как цветы из оброненного букета. Она уже хотела попросить юношу достать из еë сумки отчëты, чтобы проверить ничего ли она не забыла, как в комнату вошла бабушка: – Ты верно голодна, девочка? Будешь ужинать? – Да, – честно ответила мисс Уизли и спустила ноги с софы. – Очень. Спасибо. Уже иду. – Не забудь прихватить с собой Тедди! Но ему и не требовалось особого приглашения. Он последовал за Мари на кухню. – Не пир, конечно, мы не ждали... – начала миссис Тонкс. – Нет-нет, всë нормально, – отвечала Мари-Виктуар, уже уминая мясной рулет под клюквенным соусом. Тедди сел за стол. Чувствуя, как напряжена бабушка, он решил прервать молчание: – Ба, сделай мне кофе, пожалуйста. – Мог бы и сам, – натянуто проворчала волшебница, с облегчением поднимаясь с места. Когда Мари немного утолила голод, то подняла глаза на Тедди. Он поглядывал на неë из-за чашки кофе. Они встретились взглядом, и им обоим стало очень смешно. Тедди поспешил опустить чашу на стол, чтобы не расплескать оставшееся еë содержимое. – Как мама? – поинтересовалась бабушка . – О, замечательно! – откликнулась Мари-Виктуар. – Она собирается заняться разведением волшебных цветов. Может, даже продавать... – Это потому что Луи в этом году поступает в Хогвартс? – уточнил Тедди. – Э, да!.. Без братца в доме поубавится хлопот, и у maman появится больше свободного времени. Она не любит сидеть без дела. Но не только это. Она давно хотела разделить моë увлечение волшебными цветами. Она, знаете, чувствует к этому особую тягу... Бабушка скептически улыбнулась. У неë никогда не появлялось никаких "увлечений". Она посвятила всю себя семье, сначала мужу и дочери, потом внуку. Она не понимала Флëр. Андромеда Тонкс чувствовала дыхание старости, а с ней и одиночества. Она понимала, что рано или поздно Тедди скорее всего женится на Мари-Виктуар, а дочка француженки не допустит того, чтобы она неотлучно находилась с правнуками. Не доверяя еë матери, бабушка доверяла Мари и была уверена, что последняя будет хорошей мамой и не позволит бабушкам заменить себя. Миссис Тонкс вздохнула. Но ничего не укрылось от внимательного взгляда Мари-Виктуар. После того, как поела, она совершила то, чего ещë никогда раньше не делала. – Спасибо за ужин! Не успела бабушка ответить "На здоровье!", Мари-Виктуар подошла к ней и со словами: "И за всë остальное!.." – обвила руками плечи старой женщины и поцеловала в щëку. Затем обернулась к Тедди. Улыбка восхищения, чуть смущëнная, чуть заговорческая – сладчайшая, которая так шла к нему, освещала его счастливое лицо. Он улыбался так, будто его только что вознесли на престол короля мира, и это смешило Мари-Виктуар. Бабушка, казалось, тоже была глубоко растрогана. Она погладила пшеничные пряди волос девушки, на несколько секунд задержав их в руках. Затем парочка покинула кухню, оставив еë хозяйку в недоумении. По своему обыкновению, Мари сначала пожелала навестить Кассандру. Они легко вбежали по ступенькам наверх, в совятню. Их настроение поднялось, они радовались, как дети. Мисс Уизли гладила рукой Касси, которая, кроме хозяина, доверяла только ей одной, а Тед смешил еë, делая свой нос похожим на совиный клюв и округляя глаза. Но когда они вошли в его комнатку, девушка заметила, что мимолëтная весëлость Тедди куда-то испарилась. Он в задумчивости поглядывал в зеркальце на полке. Девушка села на кровать под ней. – О чëм ты задумался на этот раз? – Знаешь, Мари, мне сейчас в голову пришло одно страшное предположение, – он опустился рядом с ней. – Выходит, что у меня нет лица? Ведь мой внешний вид зависит от моего желания. Он может изменяться. Я сам это контролирую. Не может в таком случае получаться так, что я словно бы не существую, как будто не существует меня настоящего? Мари-Виктуар молча рассматривала свои тонкие руки. – Ты никогда не говорила, что думаешь по этому поводу. Как ты можешь дружить с человеком, которого ты не знаешь в лицо, как ты можешь ему доверять, если даже не угадаешь, как он будет выглядеть в следующую минуту? Мари подняла глаза на юношу. За окном по стеклу ползала муха, и еë тень сейчас смешно ворочалась на кончике носа Мари. Тедди сдержал улыбку. Он весь превратился в прибор для улавливания малейших колебаний мысли той, что сидела рядом. – Я помню, у вас был альбом с фотографиями твоей матери. Принесëшь? Тедди посмотрел на неë, но поднялся на ноги. Он ожидал услышать что угодно, кроме этого. Они умели поражать друг друга странными ответами. – Он в шкафу, в гостиной, сейчас схожу. Ему нетерпелось услышать, в какие неизведанные дали размышлений его уведëт ровный голос подруги, он спешил так, что даже забыл волшебную палочку. Пришлось общупывать полки в ручную. Наконец, Мари увидела Тедди на пороге комнаты. Любопытство плескалось через край, он даже залез на кровать с ногами, поджав их под себя. Молча передал альбом, во все глаза глядя в еë улыбающееся, таинственное лицо. Она раскрыла альбом и жестом пригласила его смотреть. Перед Тедди поплыли знакомые с детства страницы биографии его матери, от рождения и до самой смерти. Он любовался семейным портретом: на нëм светловолосый плотный мужчина с курносым забавным лицом, его дед Тед Тонкс в молодости, держал на руках очаровательную смеющуюся малышку с нежно-розовыми завитками волос. Маленькая Дора Тонкс крохотной ладошкой держалась за руку прекрасной молодой матери, которая затем целовала нежные пальчики дочки. Это была его бабушка – Андромеда, урождëнная Блэк – тогда ещë женщина, красота которой могла ослепить. Тедди всегда задерживал взгляд на этом фото. Но Мари-Виктуар звала его дальше, и он послушно последовал за еë рукой, переворачивающей страницу. Чуть ли не каждый месяц короткой жизни Нимфадоры Тонкс остался запечатлëнным на бумаге. И чудо, что молодые родители тогда не осознавали, как это не зря! Фотографии маленькой девочки с, чаще всего, малиновыми или лиловыми кудряшками мелькали перед ними, как в калейдоскопе. Вот крошке три года, и ей подарили первую метлу. Вот колдографии, сделанные в лето после первого года обучения в Хогвартсе – довольная пуффендуйка хвастливо меняет цвет волос на золотой, под цвет факультета, прямо на фото. А чем дальше, тем меньше и меньше фотографий, тем больше временных промежутков между моментами, в которые они делались. Задорное личико делается всë серьëзнее и взрослее, и в какой-то момент на двигающихся снимках уже не девочка, но миловидная девушка. Вместо подруг рядом – товарищи "по оружию", мракоборцы. Школа закончена и началась новая эпоха, девушка, к удивлению родителей, становится на борьбу с тьмой, сама такая хрупкая и беззащитная, но со стальным стержнем внутри. Ей столько же лет, сколько теперь и Тедди, но какой суровый путь она выбрала. Против неë он чувствовал себя таким жалким, суетным, несерьëзным мальчишкой. А вот еë первые фотографии с его отцом – с детства зацелованные губами сына. Римус Люпин выглядел много старше своих лет, был бледен и словно вымотан. Но для Тедди не было лица роднее и мужественнее. Это был его пример, его утешение, его гордость. Всегда, во всëм. Фотографий со свадьбы не было. Так хотели сами молодожëны. Бабушка и дедушка только потом уговорили их сфотографироваться на память. Простые магловские одежды, простая домашняя обстановка, простые, но какие светлые, словно источающие тихое счастье, лица. Тонксы старались фотографировать молодых так часто, как только могли. Одними из последних было несколько снимков Тонкс, тогда уже Нимфадоры Люпин. Тедди грела сердце мысль о том, что на них мама не одна. Под еë сердцем билось – Тедди казалось, он даже слышит этот звук – ещë одно – его сердце. В самом конце было несколько трогательных фотографий молодой четы с новорождëнным ребëнком. Юноша не часто рассматривал их, ему было странно видеть себя на руках у мамы и папы – живыми он родителей не помнил, и не мог поверить, что это он. Но теперь он внимательнее вгляделся в них, словно никогда не видел. Он посмотрел на них другими глазами, глазами Мари-Виктуар. Чтобы прийти в себя после этого путешествия в прошлое, ему потребовалось какое-то время. Девушка терпеливо ждала рядом. Когда смог, Тедди посмотрел на неë. Он понял, что Мари всë это время не смотрела в альбом, а читала по его лицу. Даже сейчас она внимательно вперила в него свой небесно-голубой взор. Она ждала, чтобы он сам осознал то, что хотела ему сказать сама. Но Тедди уже едва не забыл, о чëм спрашивал. Он изобразил на своëм лице вопрос. Девушка рассмеялась и, выхватив у него из рук альбом, принялась его листать. – Мари, прости, я... не понял... Может быть, ты сама... – Сейчас... Посмотри! – она выхватила из альбома две фотокарточки и протянула их Тедди. На одной из них мама была совсем ещë маленькой. Она, видимо, баловалась на камеру и только что изменила лицо до неузнаваемости. Совсем другие губы, нос, глаза. Она смеялась во весь рот. Обычная фотография для метаморфа девяти лет. Вторая была сделана на рождественских каникулах, курсе на шестом школы. На ней Нимфадора выглядела так, как привык еë представлять Тедди: фиолетовые волосы, на лице в форме сердечка – сияющие глаза, задумчивая и немного хитрая улыбка. Юноша залюбовался. Потом он медленно посмотрел на девушку. – Мари, я... – Не понял? Хорошо. Кто смотрит на тебя с этих фотографий? – М... мама?.. – Тедди не понимал, что на уме у этого женского существа, и растерялся. Мисс Уизли кивнула. Волосы, блеснув в бьющих в окно солнечных лучах, упали ей на грудь. – А как ты понял, что это она? – Мари сунула Тедди под нос первую фотографию. – Мари, ты... Ты гений... – ему так нравилось распутывать клубок еë мыслей, когда догадка озаряла его, и он угадывал верно, перед ним точно открывались новые горизонты. – Да, я хочу тебе сказать, что человек является человеком не благодаря своей внешности, хотя и это иногда значимо, – она перекинула волосы через плечо за спину. – Твоя мама обладала метаморфическими способностями, как и ты. Но ты всë равно узнал еë на фотографиях. Свою суть, свою личность не спрячешь ни за какой личиной, если ты честен, а не притворяешься! Ты останешься собой, как бы ты не выглядел. – Мари, ты... – И я узнаю тебя, под любой внешностью, – твëрдо закончила она, кивнув головой своим словам. Минут через десять они уже беззаботно болтали обо всëм, что приходило в голову. Альбом отнесли обратно, Мари принялась ухаживать за своим цветком, который вырастила у Тедди на столе, а он наблюдал за еë плавными уверенными движениями с пола, сидя на ковре. Он не уставал удивляться тому, как она успевает всë и везде: и работать, и заниматься магическим растениеводством, и быть со своей семьëй. Когда он погружался в проблемы родных, как сейчас, у него совершенно не оставалось времени для переводов. – Кстати, вас сегодня пораньше отпустили с работы, правильно? Почему? – Из-за грядущего прихода комиссии в Гринготтсе проверки, – она пожала плечами, оглянулась и посмотрела на Тедди своим коронным "удивлëнным" взглядом, – нас "выгнали", чтоб не мешались. Там останутся одни гоблины. – Странный вопрос, мы никогда это не обсуждали... Но всë-таки. Какого это, работать с гоблинами? – Тедди оживился. Все магические существа были дороги ему, и он живо интересовался всем, что до них касалось. – Мило. Нет, правда, не смейся, они очень милые! – Я смеюсь не с твоего ответа, а потому что подумал также! Я тоже думаю – они замечательные. Но я никогда не видел гоблинов, какие они? – Внешне – такие же, какими их знают все: уродливые, замкнутые, угрюмые, грубые... Но когда общаешься с ними каждый день... – Мари-Виктуар улыбнулась воспоминаниям, слегка покачивая головой. – Ты узнаешь их ближе, начинаешь понимать, принимать... любить! Они очень чувствительные, даже я бы сказала, романтичные натуры, ранимые, обидчивые... И очень смешные! – Я так и думал. Познакомишь как-нибудь меня с ними? – Если не будут против. Мари вновь повернулась к цветку. Тедди не умел обращаться с цветами, и он рос только благодаря бережной и постоянной заботе мисс Уизли. – Они забыли? – Что? – спросила девушка, не поворачиваясь. – Ну, старые обиды. Разногласия дней Второй войны и прошлых лет? – Думаю, нет. Они злопамятны. Но когда разговаривают со мной, знаешь, мне кажется, их это немного отпускает. Я не помню тех, как ты сказал, обид. – Да, и я. Я много думал об этом. Знаешь, я думаю, что мы – дети победы. Мы должны иначе смотреть на мир. Я сказал это крëстному, когда Альбуса Северуса распределили на Слизерин. Мы должны видеть чистоту и добро и не знать ни застарелой вражды, ни новых разногласий, – Тедди устремил взгляд на портрет родителей. – Я так чувствую, когда смотрю на них. – Конечно, мне и имя дали в честь победы, – заключила Мари-Виктуар. Тедди смотрел на еë светящийся на фоне залитого солнцем окна профиль. Она повернулась боком. Из-за того, что Тедди сидел напротив света, еë лицо казалось тëмным, но тонкая полоска кожи, которую очерчивал изгиб лба и носа, была освещена. – Я хочу у тебя спросить, Мари, – начал Тедди, – мне иногда думается, что я так мало знаю, чтобы рассуждать... Порой мне стыдно высказывать свои соображения, потому что мне кажется, что они наивны и ничего не стоят. Мари села рядом с ним на ковëр. – И мне тоже. Но я борюсь с этим в себе, потому что это не так. Наивность наших мыслей тем и ценна, что они молоды... – Но мы видели так мало горя! – Зато так много счастья! Подумай! Разве опыт радости, умение тонко чувствовать – не опыт? С каких это пор беды важнее блаженства? Если ты выбрал счастье способом своего существования, если ты живëшь для того, чтобы находить в каждом миге повод поблагодарить судьбу и принести капельку добра этому миру – почему это должно оскорблять или ничего не значить в глазах тех, кто сделал иной выбор? Тедди на минутку задумался. – Ты права, но опыт... Крëстный часто спрашивает меня о чëм-то, а я всë время думаю, имею ли право говорить ему свои мысли. Ведь они так мало подтверждены на практике. У тебя и на это есть ответ? – Есть. Моя maman говорила мне об этом. У тебя и у меня – у нас есть опыт. Это опыт нашей души. Понимаешь, все эти годы она, душа, жила: росла, чувствовала, менялась, страдала, радовалась. Зачем тогда она нужна, если еë судьба никому не интересна и не важна? Представь только, внутри тебя зарождались собственные мысли, и свежие чувства распускались, как весной цветы! Рождались и умирали целые новые глубинные миры! И ты сотни раз рождался и умирал вместе с ними. Разве это не опыт? Разве это можно не ценить, Тедди? Это всë равно, что перечеркнуть историю только потому, что она теперь покоится на страницах учебников, а не разворачивается в материальном мире! Как этой длинноносой и веснушчатой девочке удавалось вдребезги разбить все его сомнения? Мари-Виктуар всë ещë "удивлëнно" смотрела на него, а в его сердце плескалась благодарность.