Сборник зимнего волшебства.

      Утро действительно можно считать добрым, когда проснуться приходится не из-за будильника или срочного телефонного звонка, а от запаха любимого кофе и не менее любимого шёпота на ухо.       — Доброе утро, — ещё сонно бормочет Женя, переворачиваясь на спину.       В уголок губ тут же прилетает поцелуй, а после ещё на щёки, шею и куда-то в ключицу. Женя лишь улыбается, ещё не в силах открыть глаза, словно сон досматривает, и аккуратно укладывает Лёшу рядом, планируя ещё поспать, пока не вернёт организму все часы, проведённые в бессоннице из-за бесконечных мыслей.       — Нужно вставать уже, — шепчет Бочкарёв, пытаясь выпутаться из объятий, но в ответ получает лишь «обезоруживающий» поцелуй в затылок.       — Мы же никуда не собираемся, правда? — всё также сонно бормочет Женя, вслушиваясь в чужое биение сердца, которого ему явно не хватало.       — Я думал, что мы фильм посмотрим.       — Обязательно. Но сначала давай поспим немного? — Женя бросает уголок одеяла на другую половину кровати, накрывая Бочкарёва, будто в сугроб прячет, такой же пушистый и снежно-белый, подальше от других.       — Только, если чуть-чуть, — Лёша уже тоже зевает, убаюканный шумным дыханием в затылок, и, словно в клубочек сворачивается, прижимая ноги коленями к животу и зарываясь носом куда-то в подушку.

***

      За окном уже небо расписывает какой-то неизвестный художник, используя лишь самые яркие оранжевые и розоватые краски, топит в холсте облака, уже не тяжёлые снежные тучи, а лишь небольшие бледные пятна, что только волшебства добавляют. Он разводит на палитре новые оттенки и блеском рисует отблески сонного солнца в окнах многоэтажек, а к самой синеве добавляет ещё слои, словно хочет на крыши покрывало набросить. Его картина так и останется без подписи, но явление заката превратится для кого-то в целый эпизод длинной истории, финал которой настанет столь же неожиданно, как желаемо или, наоборот, пугающе.       Лёша предпринимает попытки проснуться. Сон уже отступает, лишь отголосками сознание туманит, но до полного возвращения в реальность ещё далеко: мысли несутся мерными потоками, напоминают о волшебстве всей ситуации, когда на шее тёплым воздухом застилается родное дыхание, а за спиной то и дело возникает невнятное бормотание. Хочется навечно застыть в этой атмосфере уюта, чувствовать себя дома.       Женя бросает взгляд из-под ресниц куда-то перед собой, натыкаясь на взлохмаченные тёмные волосы, и уже полусонное сознание окутывает аромат, тот самый, что смешал в себе свежий кедр от барабанных палочек, металл хай хэта и отголоски запаха убитого ради косухи оленя — именно так пахнет барабанщик.       — А вот теперь доброе утро, — раздаётся над самым Лёшиным ухом. Барабанщик в ответ лишь кивает и на другой бок переворачивается       Он не сдерживается, хотя заставлять погаснуть такое сильное желание и не нужно было вовсе никогда, и по-утреннему тихо и легко целует, оказавшись в невозможной близости к карим глазам.       — Что там по времени? — интересуется Лёша, сонно протирая глаза рукой и потягиваясь.       — Восемь, — Женя включает экран телефона ровно в тот момент, как цифры меняются на число двадцать.       — Хорошо… — тянет барабанщик, но тут же, словно опомнившись, бодро подскакивает на кровати. — То есть как восемь? Мы же фильм собирались смотреть!       Бочкарёв, едва не запутавшись в пододеяльнике включает ноутбук и, бросив «выбирай» скрывается где-то в тёмном коридоре. Возвращается он спустя пару минут в компании со стеклянной тарелкой с чипсами и пытается не просыпать еду, забираясь под одеяло.       Как только манёвр удаётся, Женя нажимает на пробел, запуская заставку «20th Century Fox», которую он сам не так давно научился на пейджере играть.       — Что выбрал? — ответа на вопрос не требуется, ведь на экране уже появляются знакомые кадры. — Опять «Один дома»? Жень, мы этот фильм уже сто раз смотрели.       — Посмотрим в сто первый. Вдруг в этом году Кевин не потеряется.       Мильковский улыбается, опуская голову на плечо Лёши, и вздыхает с особым спокойствием: вот он и дома.