Под прицелом объектива

      — Вот. Думаю, тебе должно подойти по размеру. Оставлю здесь вешалку — сможешь повесить вещи в шкаф, чтобы до завтра они не потеряли свой товарный вид. — Тэхен положил на все еще расстеленную после его так и несвершившегося намерения лечь спать кровать пижамный комплект, затем направившись к двери и вежливо ее за собой закрыв.       Это было странно. Он вроде и не избегал Джина, был спокоен и в некоторых проявлениях даже приветлив, но создавалось ощущение какой-то формальности. Как будто он старался всем своим видом не показывать, что что-то успело измениться, но было очевидно, что что-то изменилось, потому что он еще ни разу к Джину не прикоснулся. Только несколько раз улыбнулся. И это волновало. Это было явным проявлением установившегося между ними напряжения, с которым нужно было побыстрее, но при этом аккуратно начать бороться.       Джин быстро переоделся, всё теперь ставшее лишним повесив на вешалку, а то, что не вешалось на вешалку — интеллигентно запихав в карманы джинсов, и вышел, оставив свою сумку в спальне, до этого взяв из нее небольшой бумажный сверток. Он прикрыл дверь и медленно и осторожно босыми ногами зашагал по деревянному полу в сторону гостиной, до этого приметив, что Тэхен предпочитал ходить босиком. Джин не мог сказать, что он был поклонником такого рода закаливания, но теперь он, в силу терзавших его мыслей, совершенно не ощущал легкую, исходившую от деревянных половиц прохладу.       — Почему ты босиком? — Тэхен раскладывал на диване купленные и до этого находившиеся в его закромах елочные игрушки, чтобы потом иметь возможность сразу грамотно составить композицию.       — Ну, ты ходишь босиком, и я подумал, что мне тоже стоит попробовать. — Джин пожал плечами, сунув сверток в большой нагрудный карман пижамной рубашки. — Кажется, мы выглядим с тобой как пара.       Джин оглядел себя, затем — оглядел Тэхена, который до сих пор увлеченно изучал разложенные перед собой игрушки. А потом он поднял голову и невозмутимо посмотрел на Джина.       — Потому что это парные пижамы. Хотел подарить тебе в качестве приятного сувенира, но раз уж выдалась такая возможность — носи теперь и потом с удовольствием.       Казалось, что подобное трогательное признание должно было сопровождаться нежным взглядом или каким-нибудь быстрым, но красноречиво выдающим чувства поцелуем, но ничего из этого Джин не наблюдал и не ощущал. Однако, по лицу Тэхена он сразу понял, что это стремление было, просто оно подавилось… как это назвал Юнги? «Скрученным моральным регулятором».       — Мне сварить глинтвейн, или же ты предпочитаешь какао? Я умею и то, и другое одинаково хорошо. — Джин так и стоял на одном месте, не решаясь сделать шаг к Тэхену навстречу, в то время как Тэхен не решался оставить игрушки.       — На твое усмотрение. И если нужна будет помощь, обращайся.       Джин задумался. Откуда между ними столько ненужной формальности? А, ну ясно откуда. Спасибо Джину. А ведь в своем нормальном состоянии Тэхен бы теперь непременно крепко обнимал его сзади, то и дело губами касаясь щеки или шеи, внимательно и с интересом наблюдая за тем, что Джин делал. Как было с глазурью. Как могло бы быть с глинтвейном.       — А ты не хочешь посмотреть? Вдруг тебе когда-нибудь пригодится рецепт и…       — Я не так часто пью алкоголь. — Тэхен поднял на него глаза, но Джин теперь направлялся на кухню, потеряв всякую надежду на успех начатой им операции.       Он быстро нашел пару нужных по размеру кастрюль, составляющих, очевидно, единый набор, которым, также очевидно, не так часто пользовались. В одну, которая поменьше, он положил палочку корицы, четыре бутончика гвоздики, звездочку бадьяна и три зернышка кардамона. Включив на плите огонь, он поставил на него наполненный специями сотейник, чтобы лишь немного их прогреть, затем залив двумя стаканами чистой фильтрованной воды. Это нужно было для ароматного отвара, который потом дополнит глубокий винный вкус.       По кухне сразу разнесся очень узнаваемый пряный аромат. И Джин поспешил залить в сотейник воду, чтобы к приятному аромату не добавился не слишком приятный, напоминающий запах пригоревших хлебных корок. Уже в воду он добавил на кончике чайной ложки молотого мускатного ореха и чуть больше молотого имбиря. Последний пряный штрих.       — Тэ, у тебя есть дуршлаг? — который понадобится Джину только через десять минут, но ему не терпелось хоть как-то привлечь внимание Тэхена, который уже начал осторожно развешивать елочные игрушки.       — Да, секунду.       Он появился на кухне через пару минут, тут же направившись к определенному шкафу, ловко пробравшись мимо преграждающего ему путь Джина. А Джин в это время очень ждал, что он… Но, возможно, для этого пока просто не время.       — Вот, держи. — Тэхен положил перед ним небольшой металлический дуршлаг. — Вино открыть?       В его интонации и выражении лица не было чего-то отрицательного, типа раздражения или холодности, но Джин до сих пор не смог разглядеть на нем и обычно озаряющую ставшее дорогим сердцу лицо нежность.       — Да, спасибо.       Джин вновь вернул свое внимание сотейнику, в котором во всю бурлила ароматная основа для горячего алкогольного напитка.       — Вот. — Тэхен протянул ему винную бутылку, как-то слишком оперативно справившись с пробкой, затем, правда, остановившись. — Я попробую, ты не возражаешь?       Джин отрицательно покачал головой, и горлышко бутылки тут же оказалось у губ Тэхена, на мгновение, после чего он сделал глоток, проведя по губам языком.       — Сухое красное? Я люблю сухое. Говорят, оно полезнее для организма, чем все остальное. — Он улыбнулся, теперь решительнее протягивая Джину бутылку.       — Точно. — Джин улыбнулся в ответ. — Тэ…       — Да-да? — Тэхен остановился у конца кухонного острова, обернувшись с очень спокойным и невозмутимым лицом.       — Эээ…. Ничего. Извини.       Почему всегда так сложно делать первый шаг, при том, что ты знаешь, что сам виноват? Вот Джину было сложно сделать этот шаг. И вместо необходимого шага, он взял дуршлаг, надев его на край пузатой, предназначавшейся уже для вина кастрюли, и слил в нее ароматный отвар, удостоверившись, что в него не попали специи. Потом он взял бутылку и начал выливать в кастрюлю вино, с какой-то комичной безысходностью смотря на рубинового цвета жидкость, которая пахла кислым, но ароматным виноградом. Да, Ким Сокджин, неужели сегодня твоим единственным утешением будет горячий глинтвейн? Главное, не расплакаться от переизбытка подогретых этиловым спиртом чувств. И Джин, проверив, что в бутылке осталось совсем чуть-чуть вина, так же, как Тэхен до этого приложился к горлышку, сделав глоток намного больше.       Теперь оставалось только написать Юнги, чтобы найти утешение в его коротких, но всегда очень емких сообщениях типа «Джин, я занят, давай позже» или «Джин, займись делом» или «Оставь этим мысли для дяди Далмора». Удивительно, но эти сообщения всегда Джина умиротворяли и успокаивали. Но теперь его могли воодушевить только горячие объятия. И Джин решительно принялся за апельсин, быстро и профессионально с ним разделавшись, утопив следы своего сочного преступления в еще не дошедшем до кондиции на плите вине.       Немного сахара, чтобы подсластить горькую пилюлю и наполненный горечью устремленный в сторону Тэхена взгляд. Ты же взрослый человек, Ким Сокджин. Взрослый? Глупый, так будет точнее. И Джин собирался продолжить акт самобичевания, но вино начало нагреваться, о чем он узнал с помощью своего наметанного взгляда. И теперь нельзя было допустить, чтобы спирты начали выветриваться. Потому что легкие спирты выветрятся, а другие, более тяжелые, станут концентрированнее, превратив ароматный глинтвейн в разбавленный водкой виноградный компот.       Джин выключил огонь и накрыл кастрюлю крышкой. А затем уверенно направился в гостиную. Он достаточно взрослый для того, чтобы решить все одним махом. И для того, чтобы дать возможность этиловому спирту придать ему решимости. Хотя, вино было здесь не причем. Все решала тоска.       — Тэ, прости меня. — Он бесшумно подкрался к стоящему напротив елки Тэхену, немилосердно крепко обняв его со спины, невыносимо сильно сжав вокруг его талии руки. Как будто Тэхен собирался сбежать. — Я никогда не знакомился ни с чьими родственниками и просто напугался. Был застигнут врасплох, а так как я не очень умный и сообразительный, такой же нашел и выход. Извини. Извинишь?       Джин теперь уткнулся Тэхену в шею, боясь поднять голову или услышать ответ, который чисто гипотетически мог его расстроить. Но вместо этого всего, он ощутил как его руки накрыли ладони Тэхена, как будто стремясь еще более ужесточить полную раскаяния хватку на своем теле.       — Тебе стоило с этого начать, Ким Сокджин. — Голос Тэхена звучал строго, но в нем слишком отчетливо угадывалось облегчение и нежные чувства. — Я устал изображать из себя айсберг в океане.       — Ты меня прощаешь? Скажи это вслух, чтобы я мог дать тебе слово, что больше так не буду. Можешь спросить у Юнги, я всегда держу данные обещания и отношусь к своим словам серьезно, не бросая их на ветер и… Ну, в принципе, не бросая.       — Прощаю. Моя сестра уверила меня в том, что за твоим обманом не было злого умысла.       — Господи, что за прелесть у тебя сестра… — Джин теперь торопливо прикладывался губами к коже, иногда останавливаясь на пижамной рубашке, но ему было все равно. — Я обещаю, что больше не буду обманывать тебя. Мне в принципе это не свойственно, на самом деле.       — Я верю. — Низкий, ставший почти родным тембр заметно потеплел, и Джин поспешил Тэхена отпустить, чтобы иметь возможность уже в глазах прочесть серьезность его намерения простить неразумного принца раз и навсегда.       — Улыбнись. — Джин звучал требовательно, мягко своими пальцами обрамляя до сих пор серьезное лицо Тэхена. — Я должен убедиться, что айсберг совершенно оттаял.       — Мне для этого нужен повод. Я же не дрессированный щенок. — Тэхен поднял одну бровь, и Джин уже знал, что нужно сделать.       Все гениальное просто, и он со всем своим раскаянием приложился к находящимся напротив в волнительной близости губам, сразу ощутив, что они растягиваются в улыбке.       — Тебе понравилась пижама? По-моему, такая же очаровательная, как ты. — На лице Тэхена была хитрая, но очень искренняя и довольная улыбка, которая позволила Джину расслабиться.       — Понравилась! А теперь тебе должен понравиться мой глинтвейн.

***

      — У нас нет верхушки. — Джин, с затейливым бокалом в руках, который уже успел один раз осушить, смотрел на елку, на пушистых ветках которой теперь хаотично, но очень художественно были разбросаны стеклянные игрушки, отражающие и волшебно пропускающие через себя яркие отблески гирлянды. — И есть время ее приобрести.       — Ты думаешь, она нужна? — У Тэхена был такой же бокал, к которому он то и дело прикладывался, начав ощущать очень приятно разливающееся по телу тепло, которое концентрировалось в кончиках пальцев, постепенно отдаваясь по всему телу.       Это не было похоже на чувство обычного алкогольного опьянения. Скорее, походило на то, что они смогли полностью проникнуться волшебной атмосферой и полностью ей отдаться, медленно и постепенно передавая контроль от рационального к эмоциональному, которое все больше походило на чувственное.       — Без нее нет чувства завершенности. — Джин стоял и смотрел на елку, как будто это было выставленное в музее произведение искусства, и Тэхен тут же встал чуть позади от него, расположив свою руку на его талии, в другой элегантно держа стеклянную ножку бокала.       Со стороны, если учесть, что они оба были босиком и в пижамах, это выглядело немного комично, в самом лучшем, лишь растягивающем на лице добрые улыбки смысле, но они оба ощущали себя творцами.       — Черт, я совсем забыл! — Джин готов был хлопнуть себя по лбу, но вместо этого поставил бокал на журнальный столик, теперь схватившись за свой нагрудный карман. — Мне показалось, что это может быть хорошей идеей.       Тэхен тоже оставил свой бокал, но для того, чтобы выключить свет, который не давал в полной мере насладиться красотой цветных огоньков. И теперь теплый полумрак, который лишь немного подсвечивался просачивающейся из кухни подсветкой, был озарен цветными бликами, отбрасываемыми от с любовью наряженной елки. Это была волшебная и не поддающаяся словесному выражению игра света и прозрачного игрушечного стекла, которая завораживала.       — Я подумал, что это может заменить снег. В поэтичном смысле, но…       Джин уже раскрыл свой сверток, небрежно отбросив бумагу, и теперь в его руках медленно расправлялась узкая белая кружевная лента, метровыми отрезами опускаясь на пол. Тэхен подошел к нему и аккуратно пальцами взялся за кружевное полотно, которое почти никак не ощущалось на коже, так как представляло собой тончайшее, выполненное из гладких шелковых нитей кружево, воздушное и совершенно невесомое.       — Наверное, его после елочных иголок придется утилизировать, но это в любом случае будет стоит того. — Джин задумчиво изучал почти прозрачную шелково-кружевную ленту.       — Позволишь?       — Да, конечно. — Джин улыбнулся и передал Тэхену конец будущего елочного украшения. — Тебе нравится?       — Безумно. Это очень красиво, особенно, если сделать вот так.       Он вплотную приблизился к Джину, и через мгновение тонкая кружевная лента обернулась вокруг его шеи, мягко касаясь и волшебно оттеняя бледно-золотистую, очаровательно подрумянившуюся от горячего красного вина кожу. От ленты взгляд скользнул вниз, где из выреза проглядывали края ключиц. Тэхен, осторожно, лишь пальцами придерживая кружево, ловко расстегнул пару пуговиц, и Джин, явно разгадав его замысел, слегка приспустил пижамную рубашку назад, так, что ставший шире вырез теперь почти полностью открывал ключицы, все еще скрывая широкие плечи.       Это было завораживающе прекрасно. Если черное кружево, которое однажды поразило Тэхена, придавало Джину интригующей недосказанности, то белое подчеркивало его утонченность, хрупкость, которая на фоне мужественного телосложения буквально сводила с ума. Особенно в мягком отсвете цветных огней, который придавал кружевному изяществу немного нереальности, как будто это было волшебство. И Джин не решался своими вопросами нарушать этот момент, с волнением наблюдая за тем, как завороженный взгляд Тэхена плавно скользил по его коже, и лишь от этого по ней начинали бегать мурашки. Когда их глаза встретились, Джин сразу ощутил уже однажды ставший ему знакомым тяжелый, в самом лучшем и волнующем смысле взгляд, в котором читалось восхищение и желание, очень тонко балансирующее на грани несдержанного возбуждения.       Такому взгляду невозможно было сопротивляться, и Джин однажды решил, что в такие моменты лучше всего расслабиться и просто следовать за своими чувствами и желаниями.       — Как можно быть таким красивым? — Бархатный низкий шепот, и Джин даже прикрыл глаза от того, насколько это было сладостно.       — Ты мне скажи. — Он запустил свои руки под пижамную рубашку Тэхена, задержав дыхание от долгожданных ощущений желанной голой кожи под кончиками пальцев.       И вместо ответа Джин почувствовал губы, которые коснулись его, прямо под кружевной лентой, у основания шеи, затем скользнув чуть ниже и чувствительно мягко втянув нежную кожу, сорвав с губ Джина торопливый выдох. Создавшаяся волшебная атмосфера, только недавно разрешенное противоречие и легкое головокружение от горячего глинтвейна — и все ощущения обострились, током пробегая по нервным окончаниям. Джин запустил пальцы в темные волосы, побуждая Тэхена продолжить чувственно губами инициированную ласку. Однако в голове вдруг возник другой план.       — Ты, кажется, обещал мне уступить кровать? — Шепот Джина то и дело прерывался, даже после того, как Тэхен оторвался от его кожи и поднял на него глаза, взгляд которых пьянил теперь намного больше вина. — Пойдем, посмотрим на нее. Вдруг, мне будет неудобно.       Джин потянул Тэхена за собой, и отрез белой кружевной ленты теперь невесомо спускался с его плеч.       — Мне стоит пожелать тебе приятных снов? — Тэхен смотрел на устроившегося на кровати Джина, который тут же поманил его к себе.       — И поцеловать на ночь.       Тэхен именно за этим потянулся к нему, и Джин, тут же схватившись за него двумя рукам, настойчиво и решительно притянул его к себе. Тэхен как будто был готов к такому повороту событий, потому сразу ловко устроился между гостеприимно разведенных бедер, с волнением под тонкой хлопковой тканью успев заметить зарождающуюся эрекцию. И тут же он с жаждой припал к очень чувственно приоткрытым губам, чтобы через мгновение ощутить терпкость вина на своем языке.       Этот поцелуй очень отличался от тех, что они до этого делили на двоих. Он был жадным, и языки переплетались уже без всякой деликатности, настойчиво требуя удовлетворения разогревающегося в крови возбуждения. Пальцы Джина стали торопливо расстегивать пуговицы рубашки Тэхена, и он тут же прервал поцелуй, как будто угадав, чего именно теперь хотел Джин. Он приподнялся и быстро стянул с себя верхнюю часть пижамы, затем занявшись рубашкой Джина, не забыв о случайно прихваченной кружевной ленте, которую Тэхен, побудив его чуть приподняться, мягко завязал вокруг шеи. И теперь, когда мужественно широкие плечи были полностью оголены, картина была поистине завораживающей. Но Джин знал, как заставить Тэхен окончательно потерять рассудок.       Он притянул его к себе, а потом одним ловким движением оказался сверху, на бедрах, уперевшись руками в его грудь. Широкие плечи, на фоне изящной талии, казалось, стали еще шире, в то время как ключицы, на которые теперь спадали концы кружевной ленты, стали еще более очевидными, волнующе выдаваясь под кожей. Тэхен жадно ухватился за тонкую талию и поднялся, сразу же впившись губами в раскрасневшуюся от возбуждения кожу. И из Джина невольно вырвался первый тихий, но многообещающий стон. Он схватился за плечи Тэхена, запустив в волосы пальцы и остановив в них губы, ощущая на коже до головокружения чувствительные, похожие на засосы поцелуи.       Но теперь пришла его пора солировать, и Джин мягко толкнул Тэхена на кровать, тут же прильнув к нему и соединив губы в жадном, глубоком поцелуе. А потом он плавно переместил свои губы к шее, и Тэхен чуть запрокинул голову, с волнением ожидая новых чувственно мягких прикосновений. Губы медленно спускались все ниже, и чем ниже они были, тем сбивчивее становилось дыхание Тэхена, особенно когда к ним присоединился язык, чувствительно остановившийся на твердом соске.       — Это лишнее. — Джин нетерпеливо ухватился за резинку пижамных штанов и потянул ее вниз, решительно, при этом не спуская изголодавшийся взгляд с члена, подрагивающего от все приливающей из-за возбуждения крови.       Тэхен забыл как дышать, и все, что он мог — с наслаждением и нетерпением наблюдать за тем, как припухшие и раскрасневшиеся от поцелуев губы, которые теперь стали еще сексуальнее, скользили по члену, вместе с деликатными пальцами, дразнившими и обещающими еще большее удовольствие, в то самое время, как язык нежно ласкал головку. И эти ощущения по своей завораживающей остроте были чем-то новым, чем-то, что доселе Тэхену никогда не приходилось испытывать, несмотря на имеющийся в его распоряжении сексуальный опыт. Это был не просто оральный секс, технически подготавливающий член к более качественному проникновению. Это была настоящая ласка, упоительная, чувственная, заставляющая то и дело закатывать глаза, сжимая в пальцах светлые взлохмаченные пряди волос.       Джин выпустил член изо рта, смотря на Тэхена влажными от самоотверженно глубокого минета глазами, тяжело вдыхая и выдыхая. Но Тэхен не позволил ему надышаться, поднявшись и тут же припав к влажным припухшим губам, ощутив крепко сцепившиеся на его затылке пальцы.       — Ты сводишь меня с ума. — Низкий, будоражащий все нервные окончания разом голос раздался около уха, и…       Тэхен схватился за кружевные концы, спадающие по спине Джина, и мягко потянул их вниз, побуждая его тем самым чуть запрокинуть голову, от чего шея выгнулась самым волнующим образом, приняв на себе губы. Джин тяжело сглотнул, и губы тут же оказались на его прорисовавшемся кадыке.       — Я хочу тебя.       Отдаться, потеряться, полностью раствориться в невыносимой и такой необходимой близости. Джин лег на живот, положив голову на предплечья и нетерпеливо приподняв бедра, тем самым образовав чувственно гибкий прогиб в пояснице, на котором, спустя несколько мгновений, пока Тэхен быстро переместился к одному из прикроватных столиков, оказались губы в сопровождении длинных пальцев. Несмотря на немного болезненные предвкушения, Джин с ума сходил от мысли, что они будут в нем. Это была фантазия, очевидно, до этого старательно прячущаяся от сознательного на задворках подсознательного, которое теперь вышло из-за кулис, взяв первую партию. Джин хотел, и он знал, что получит то, что хочет.       Но сначала он ощутил между раздвинутых ягодиц язык, жадно доставляющий удовольствие, которое выбило из Джин внезапно громкий стон и заставило его крепче сжать в своих руках простынь. Язык двигался настойчиво, методично преодолевая постепенно ослабевающее сопротивление, горячо ощущаясь внутри между сжимающих его стенок. Джин уткнулся лицом в матрас, пытаясь сдерживать то и дело вырывающиеся наружу сдавленные, надрывные стоны.       Ощущения от прохладной смазки и от первого пальца совершенно потерялись в послевкусии от только что испытанного, почти невыносимого удовольствия. Второй палец вошел уже туже, но Джин совершенно не обращал внимание на обжигающие ощущения, потому что Тэхен растягивал его слишком бережно и аккуратно, то и дело прикладываясь губами к напряженным ягодицам. Теперь казалось, что время слишком замедлило ход, в отличие от возбуждения.       — Тэ, пожалуйста…       Джин пытался сконцентрироваться на губах, которые теперь скользили по его позвоночнику, остановившись между в напряжении сведенных лопаток. Джин повернул свою голову, и с облегчением наткнулся на мягкий и нежный поцелуй, который сразу стер все испытанные до этого болезненные ощущения, оставив только предвкушение близости.       — Все в порядке?       Бархатно, и при этом сбивчиво озвучена забота заставила Джина кивнуть и вспомнить о том, что он однажды сделал правильный выбор. И он смог совершенно расслабиться, ощутив упирающуюся в него прохладную от смазки головку члена, которую, сделав над собой усилие, на выдохе он впустил внутрь, сразу ощутив чуть усилившееся жжение, которое было ничем на фоне испытанного от свершившегося проникновения облегчения.       Тэхен двигался очень медленно, постепенно продвигаясь в туго сжимающее его член тело. Это были непередаваемые ощущение, которые были связаны не столько с горячей, остро ощущающейся теперь теснотой податливого тела, сколько с все углубляющейся близостью. Как будто они действительно теперь становились одним целым, постепенно растворяясь друг в друге, переставая делить ощущения, испытывая одно на двоих удовольствие, которое с каждым новым, более уверенным чем предыдущее движением становилось все отчетливее.       Джин совершенно свыкся со сладостно теснящим его изнутри ощущением наполненности, теперь в готовности подавая бедра навстречу методично двигающемуся члену. Руки Тэхена крепко держали его за талию, однако через мгновение его ладони оказались на простыни, по бокам от его предплечий, и движения сразу стали жестче, стремительно сокращая амплитуду и увеличивая глубину. Но внезапно он остановился, и Джин перестал ощущать внутри себя член. Тэхен поднялся и побудил его перевернуться на спину, без промедлений прижав ноги Джина к его груди и заняв место между раздвинутых бедер, которые крепче сжались на его талии в момент, когда член вновь оказался внутри.       Так было намного лучше, потому что Джин теперь мог смотреть в глаза. И это, наконец, было ощущение полной чувственной близости, осознание которой, вместе с сильными, методично вдавливающими его в матрас движениями стало стремительно приближать развязку. Джин изо всех сил прижался к Тэхену, обняв его за плечи и приподняв бедра так, что… Он уткнулся в его плечо и надрывно, отрывисто застонал в такт непримиримо жестким толчкам, неосознанно сжав на коже зубы, больше не в силах сдерживать в себе переполняющее его наслаждение. У него даже не было мысли потянуться к собственному члену, чтобы максимально приблизить разрядку, потому что он уже… Еще немного… Тело само собой почти болезненно напряглось, а затем замерло.       Джин перестал вдыхать, теперь лишь сбивчиво выдыхая, иногда совершенно затихая. Внезапно наступивший оргазм сладостно беспощадно растерзал оголенные нервные окончания, стремительно отступив и оставив после себя лишь ощущение полной расслабленности, окончательного и бесповоротного удовлетворения, которое теперь тихо плескалось внутри, позволяя сердцебиению медленно восстанавливаться, дав организму возможность, наконец, впустить в себя воздух.       Он вернулся в реальность лишь тогда, когда начал ощущать мягко касавшиеся кожи губы. Короткие нежные поцелуи, беспорядочно покрывающие его лицо. Джин улыбнулся, не в силах открыть глаза. Потому что с закрытыми глазами все ощущается отчетливее, и он теперь был уверен, что именно так ощущается любовь.