Молоко

Катамаранов стоит у окна, развернувшись к полковнику спиной, и привычно сутулится. Его губы беззвучно шевелятся. Сердце заячьи бьется под лишенной малейшей жировой прослойки кожей. Грудь поднимается тихо и мерно, не смотря на сковавший ребра страх. Лопатки выступают сзади на его худой спине под белой обтягивающей майкой и кажутся обрубленными крылышками ангела. Вокруг него распространяется едва заметное сине-фиолетовое облачко ангельского ореола. Длинная челка сползла на правый глаз и полуприкрыла его. Он инстинктивно вздрагивает, чувствуя приближающиеся шаги, мышцы на его спине бесконтрольно подергиваются, словно в этой квартире ему гипотетически может угрожать опасность. Сергей крадется к нему неуверенно, как вор, словно все, что есть в Игоре, никогда ему не принадлежало и не принадлежит. Он хватает его за плечи и сдергивает с него майку. На его глаза наползает со лба серо-дымная, неистолковываемая рациональным мышлением пелена. Он сталкивает Игоря на постель и поддает ему в грудь коленом. Временами какая-то разрушительная потусторонняя сила вселялась в него, ему хотелось срывать с него живьем кожу и заталкивать ему в рот, но животный страх Его Потерять превышал размеры всех галактик. Игорь попытался вырваться, хотя твердо знал, что эти бесполезные трепыхания полковнику лишь на потеху. Мент легко его обездвижил, сплел его дыхание со своим, спутал собой по рукам и ногам, прижал своим телом. — Когда омеги стрессуют, из их груди может выделяться молоко. Игорю на миг показалось, что когтистые волчьи лапы возникли по обеим сторонам от его рук, отрезая для него малейшую возможность к побегу, но потом видение исчезло. Вместо него появилась зубастая волчья пасть, вся в слюне и пене. Он сильно задрожал, закрыл крест-накрест свое лицо ладонями, и лежал так несколько минут. Если бы не слабые звуки дыхания, могло бы показаться, что он вовсе умер. Сергей, дождавшись, когда он немного расслабится, сжимает его сосок пальцами, и приникает к нему губами, сосет, двигая губами и челюстью, повторяя движения младенца. Когда Игорю стало невыносимо приятно и он под ним заерзал – он открыл глаза, поднялся на локтях, и стал наблюдать за действиями полковника. За мягкими губами, накрывшими его левый сосок, и вытягивающими из него несуществующую влагу. Пелена медленно спала с глаз Сергея, сам он постепенно успокоился, его дыхание, не смотря на волну возбуждения, стало глубоким и ровным. Он смотрел на него поясневшими глазами. Когда полковник выпустил его из своей волчьей хватки и отошел к стене — на его соске повисла белая капелька молока, а сам он дико удивился и засмущался по этому поводу. Закрыл лицо ладонями. Загородил голую грудь мятой простынью. Захотел провалиться сквозь землю. — Не смей прятать себя от меня. Страж порядка выхватил простынь из его рук, и беззаботно присел на краешек кровати. — Я счастливый человек, Игорь. Я могу пить твое дыхание с твоих губ. Твою сперму из твоего члена. А теперь — твое молоко из твоей груди. Жидкости и прочие принадлежности твоего тела, ты сам знаешь, — мой персональный алкоголизм. Он нервно посмеялся, потом быстро смолк. — Тебе повезло со мной, мент, иди поцелую. Кроме того, тебе всегда и во всем удается быть главным. – хрипло отозвался Игорь, качнул бедрами, лежа на постели, потом быстро поднялся к нему навстречу, врезался грудью в грудь. Сергей увернулся от поцелуя, как от удара молнии. Зажал зубами губы. Он расслышал язвительные интонации в его голосе. — Ты специально сводишь меня с ума. Мент поочередно втягивал губами его правый и левый сосок: соски Игоря округлились, набухли и стали похожи на косточки вишен. Тонкие струи молока ударяли в жадный милицейский рот, заполняли его до краев, он с наслаждением сглатывал их. Иногда отстранялся, сжимал их, смеясь, чтобы ощутить, как тонкая ароматная струя ударяет ему в лицо. — Такое же сладкое, как ты сам. Не выпущу тебя, пока не напьюсь. Хочу пить тебя отовсюду. — А потом захочешь моей крови? Не останавливайся, пей прямо сейчас. — снова съязвил Игорь. Он брыкался под ним как дикий степной тарпан, его безбожно несло по волнам собственной важности и безнаказанности. — Молоко и есть кровь, только без красящего пигмента. — торжественно объявил мент, и салютнул ему, как генерал своим подчиненным на параде. Сергей поочередно сосет его грудь и член, напивается живительных соков, исцеляющих его душу и разум, и засыпает с ним рядом, полностью счастливый и умиротворенный. Катамаранов долго не мог уснуть и злился на себя по труднообъяснимым причинам: его собственное тело его предало, и лишь Серега смог выжать из него молоко.