Sleeping in Light

В голубых глазах Лёвы сверкают океаны, небесная синь и кристальные ледники при свете луны. Лева красивый-красивый, а глаза его — две прекрасные звёзды, которые нежат душу. Ну, Шуре так кажется. С Левой тепло, с Левой волшебно, с Левой кажется, что на весь этот чертов мир — сплошная иллюзия. А они стоят, взявшись за руки, на берегу, на грани, на кромке, а там, внизу, — роскошнейшая из угольно-черных бездн. И Лева поет о ней, надрывая сердце и связки, поет со слезами и проникновенной улыбкой, и голос его возводит хрупкий зачарованный мост. Шура готов ступить на него, на эту слепую махину из бетона, стекла и иллюзии. Ступить босиком, зажмурившись и не предавая значения тому, что когда-то давно казалось так отвратительно важным. А теперь он чувствует себя глупым и молодым, будто сбросил с плеч всю накопленную за жизнь тяжесть, наконец-то смог распрямиться, вдохнуть полной грудью сладкий, волнующий воздух. Ветер бьёт в лицо наотмашь, но не зло, а как летом на карусели, когда вы с другом вновь решили притвориться детьми. А на лицо падают шелковистые пряди цвета спелой пшеницы, густые, тяжёлые, родные забытой тоской. А их золотистое, пахнущее солнцем, пылью и шампунем тепло мгновенно заставляет сердце всколыхнуться и дрогнуть в груди. Шура протягивает руки, тонкие, полумальчишеские, не перерезанные сетью годов. И испуганно улыбается. Не то чтобы точно себе, но и не Леве. А Лёва юный, кудрявый, весь светящийся ещё несломленной красотой мечтательной жизни. На нем свободная рубашка, он весь окутан складками каких-то мягких тканей, — псевдовосточное мельтешение. У Левы сладкая, шальная улыбка на полных губах. У Левы в глазах-родниках пляшут синие черти. Лева как ангел, как древнее божество, воссоздающее новый мир мыслью и звуком хриплого голоса. Лева тянет ладонь и их пальцы встречаются, как когда-то давно, в жарких огнях австралийского солнца, в багровых пятнах заката. — Мы умерли, да? Лева склоняет голову на бок, шкодливо смеется, но голубые глаза переполняет печаль. — Мы просто спим, Шурик. В разных домах, в разных кроватях, в огромном-огромном городе. Спим на пороге рассвета. Спим уже долгое время… Да, спим! И видим поразительный сон в сиянии.. Кто знает, спим ли, спим ли сейчас, спим ли, когда живём, медленно двигаясь вглубь?.. Ник-то не зна-ет, Шу-ур. Мы спим уже очень долго, с каждым годом засыпаем все глубже… Однажды мы не проснёмся. В голубых глазах Лёвы тонут века, тают сахарные звёзды, а с австралийских небес проливается ласковый дождь. А Лёва вновь говорит о Макондо, потому что любит говорить о подобного рода вещах. А Шуре просто нравится целовать его пухлые губы, погружаясь в забвение юности. И если все происходит именно так… О, да к черту все это!       Шуре с каждым годом все меньше хочется просыпаться.