Эстетика родственных душ

      Лёгкий весенний ветерок перебирал тонкие веточки деревьев, отчего слегка колыхались нежные цветы только что распустившейся сакуры. Светло-розовые оттенки молодой вишни покрыли и зелёную траву своими опавшими салфетками лепестков. Бледно-голубое небо гармонировало с прекрасным цветочным садом, придавая ему аккуратность и лёгкость. На фоне бело-лиловой цветущей вишни ярко контрастировали тёмные, почти чёрные тонкие ветви, тянущиеся в стороны, словно желая приласкать желающих войти в сад.       К их разочарованию, сейчас по узкой тропинке, усеянной свежими травами, неспешно шагал лишь один гость. Его шаги были небольшими, тихими, наполненными вдохновением и решительностью. Высокий мужчина ступал аккуратно, будто не желая испортить природную свежесть и привлекательность. Движения молодого человека были наполнены изяществом и статью: правой рукой он медленно помахивал снежно-белым веером, отчего угольно-чёрные шелковистые пряди парили, создавая ощущение божественности их обладателя.       Спустя некоторое время, мужчина свернул по тропинке и издали заприметил резную беседку из сандалового дерева, в которой спиной к нему неподвижно сидел такой же мужчина в самом расцвете сил. Он положил свою голову на ладонь, уперевшись локтем о чайный столик, и дремал.       Молодой человек с веером бесшумно подошёл к нему и, наклонившись, стал разглядывать лицо своего друга.       Они, Гун Цзюнь и Чжан Чжэ Хань, были так близки, как бывают близки любовники или же родственники, однако сейчас их нельзя было назвать ни теми, ни другими. Они оба ощущали крепкую привязанность и желание быть друг другу опорой и поддержкой, они чувствовали боль и радость, они чувствовали друг друга. Эта связь позволяла им свободно находить друг друга где бы то ни было, а потому и часто встречались в различных местах, сами того не планируя.       — Прости, лао Чжан, — тихо проговорил Гун Цзюнь, — мне стоило выйти из дома раньше.       Чжэ Хань не проснулся.       Мужчина с веером продолжал любоваться приятным лицом своей родственной души. Он смотрел на красивый контур губ, которые приоткрылись во время сна, на ресницы, вздрагивающие при каждом дуновении ветра, на мягкие волосы, падающие на лицо и щекочущие нос, на распахнутые на груди одежды ханьфу, которые Гун Цзюнь заботливо запахнул, и понимал, что этот соня ему дороже всех на свете.       — Лао Чжан, просыпайся, — легко потрепал Чжан Чжэ Ханя по макушке мужчина, благодаря чему его друг наконец открыл глаза.       — Лао Гун, — сонным голосом пробормотал проснувшийся молодой человек, зажмурившись и зевнув. — Ты снова нашёл меня.       — Как я мог не найти свою родственную душу в столь прекрасном саду? — кокетливо улыбнулся Гун Цзюнь.       — А ты всё об этом… Действительно веришь, что у каждого есть тот, кто предназначен ему судьбой? — поинтересовался Чжэ Хань, наблюдая за тем, как его друг неспеша складывает веер и присаживается рядом.       — Конечно. Каждый человек имеет свою родственную душу, которая может понять его в любой ситуации. Ты в это не веришь, лао Чжан?       Чжэ Хань молча налил из рядом стоящего нефритового сосуда прозрачное вино в единственную чашечку, которую приготовил для себя, но, только решив осушить его, понял, что за него это сделал его друг.       Чжан Чжэ Хань вздёрнул бровь, задумчиво поглядев на собеседника.       — Тогда почему ты называешь своей родственной душой меня? Разве это не должна быть женщина, которая будет следовать за тобой всю жизнь?       Гун Цзюнь усмехнулся и налил в чашку ещё вина, медленно выпив его.       — Небеса решили, что моей родственной душой должен быть мужчина. Я не могу это изменить, даже если ты против, — лёгкой улыбкой мужчина одарил своего друга, заставив того отвести глаза.       Чжэ Хань замолк. Он на секунду взглянул на довольное лицо лао Гуна, затем вздохнул и стал вглядываться в лавандово-розовую даль.       Откуда-то слышались сладкие звуки циня. Они переливались, словно голос птицы, которая радуется приходу весны. Музыка и полёт лепестков сакуры прекрасно сочетались с мирным времяпрепровождением двух красивых статных мужчин, которые наслаждались обществом друг друга в тишине, глядя на цветение вишни.       Чжан Чжэ Хань снова посмотрел на друга сидящего плечом плечу к нему, опёршегося локтем о резной деревянный столик и попивающего вино из нефритовой чашечки мятного цвета. Тот казался таким удовлетворённым и расслабленным, что Чжэ Хань и сам почувствовал в душе лёгкость и наслаждение.       Он вдруг наклонился ближе к лицу Гун Цзюня, выхватив из его ладони чашку и налив немного вина.       — Знаешь, лао Гун, — мужчина повертел чашку с вином в руке, растягивая слова, а затем отпил алкоголь, прикоснувшись губами к тому месту, которого касались губы друга, — а ведь я совсем не против.       Гун Цзюнь внимательно наблюдал за действиями своего самого близкого человека, но после его слов сердце мужчины устремилось вскачь, словно случилось самое знаменательное событие в его жизни.       Кажется, сама природа окружила Цзюня подходящей обстановкой, которая ещё больше радовала нежное сердце мечтательной особы.       Лёгкий ветер заиграл прядями длинных чёрных, как ветви цветущих деревьев, волос обоих мужчин, переплетая их между собой в знак неразрывной связи двух родственных душ.