Томас

В первый раз я пережил то, что римляне называли raptus, — вознесение человека над самим собой <...> Внутренний огонь, пылавший в этом человеке, выбрасывал пламенные языки. Стефан Цвейг, "Смятение чувств" Томас упал на колени, и уронил голову на грудь. Как долго он просидел на голой земле да еще и в такой неудобной позе, доподлинно неизвестно. Через время Дамиано отправился на его поиски и обнаружил его в саду. Погладил по суховатым светлым волосам, подставляя лицо ветру. Потом поднял его лицо за подбородок. — Ну чего ты здесь? Пойдем в дом. Мне пусто без тебя. Томас не сдвинулся с места. Дамиано взял его под руки, и поставил его на ноги, тряхнул его ладони, словно перед ним была тряпичная ростовая кукла. — Пойдем просто поговорим. Ничего не бойся. В комнате он посадил Томаса на кровать, а сам стал ходить вокруг него, соединив за спиной руки. — Ты, всё-таки, меня боишься. — О чем ты хотел поговорить со мной? — Сначала мне надо покурить, мой маленький Люцифер с невинным ангельским личиком. Где-то с минуту он пускал дым в окно, рассматривая мягкие перистые облака, не глядя на Томаса. Потом затолкал окурок в пепельницу — и подошел к нему вплотную. — Женщины говорят, что у меня слишком большой член. Скажи мне как друг... Дамиано под шум дождя и дыхание ветра сдергивает с себя штаны вместе с трусами. Его член пружинисто вываливается наружу, пару раз дернувшись буквально перед лицом Томаса. Он крепко стоит, сочится ароматной смазкой и вздувается венами. Давид, держа за плечи своего Голиафа, старается говорить беззаботным голосом и не подавать вида, что сильно возбужден. Томас испытывает смесь зависти и неловкости. Отчего-то морщит нос. Молчит несколько секунд. — Он действительно огромный. А теперь спрячь его. — Я не должен стесняться своего лучшего друга. Меня не смутит даже если ты начнешь его трогать. Красишь ногти и глаза, ходишь в женских рубашках и шубах, а тут вдруг члена испугался. Если сокрушаешь границы привычного мещанского существования, сокрушай их до конца. Такая же деталь есть в штанах и у тебя, тебе нечего бояться. Томаса пробивает на нервный смех. — Правда огромный. А теперь спрячь его ради Бога. И воткни сигарету мне в рот. Томас выглядит потрясенным. Его маленький аккуратный рот округлился, а щеки слегка порозовели под веками. Дамиано его обнимает, успокаивающе гладит по спине и зачем-то обнюхивает его короткие, выгоревшие волосы на затылке. Прихватывает нижней губой его верхнюю губу. — Ну ты чего? Чего? Я сделал что-то не так? Они скуривают одну сигарету на двоих и начинают готовиться к концерту. После концерта они курят, облокотившись спинами о растресканную кирпичную стену, глядя четко перед собой в засыпающий сад. Лунный свет, как невидимая вечная река, подтапливает их усталые силуэты. Вокруг тихо и светло. Томас оборачивается в его сторону, трогает ребром ладони его расслабленную руку. — Зачем ты совал мне в лицо свой член? Ты взломал мой разум. В ближайшие два дня ты изменился до неузнаваемости. Лучше бы ты снова стал таким, каким всегда был. — Хотел представить вас друг другу. — Для чего, можно узнать? — Чтобы вы как можно скорее начинали контактировать друг с другом. — Что в тебе изменилось-то, что ты именно сейчас решил пойти в наступление? Дамиано отклоняет его голову назад, зарывается пальцами в пахнущие травами и цветами волосы — и крепко целует в губы. После этого удаляется быстрым шагом. Томас остается один в этой ясной, безоблачной темноте. Наедине с лунным светом.