Unos breves momentos

— Я уезжаю… — Что?! — Вскрикнул он, не веря своим ушам. — Какого черта? — Я не должна была бросать свою семью, ты был прав. — Она отвернулась, боясь дать слабину и расплакаться. — Ты же шутишь? — Его мозг отказывался верить в то, что происходило. — Я уже позвонила перевозчику. Он будет ждать меня в соседней деревне. Мне просто нужно поймать попутку. — Открыв шкаф, она вытащила оттуда свою кожаную куртку. — А как же наше дело? План, Рио? — Мне все равно, Серхио! Этот сопляк сам вляпался в это дерьмо! Пусть скажет спасибо Токио, у которой шило в заднице! И Хельсинки, который уговорил его купить этот гребаный телефон! — Она вскинула руками, показывая свое недовольство. — Но ты сама сказала, что поедешь! Что изменилось? — Я поняла, что не готова рисковать своей семьей ради этой кучки неудачников! Я бросила свою дочь в чужой стране, и ради чего?! Ради кого?! Тебя, Серхио? Того, кто не задумываясь предал меня? Почему я должна рисковать своей жизнью? — Кровь в ее венах начала пульсировать от злости. — Но я думал, что мы… — Кто мы? Давай, сам ответь на этот вопрос! — Семья, Ракель… В его груди защемило, когда он вдруг понял, что она действительно настроена выйти за дверь позади него и больше никогда не вернуться. Этого он допустить не мог. И дело было даже не в ограблении. Маркина не мог потерять ее, потерять их отношения, их любовь… Ракель была центром его вселенной, самым важным человеком в его жизни, его самой большой любовью. — Мне ты не предлагал детей, Серхио… — Не в силах выносить зрительный контакт, она развернулась и подошла к письменному столу, хватаясь за него руками. — Я… я… — Слова застряли в горле, он почувствовал нехватку воздуха и развязал свой галстук. — Ракель, милая, я не думал… — Сделав пару шагов, он остановился, не уверенный в том, что она его не оттолкнет. — Черт, я такой идиот. — Серхио подняв голову вверх, чтобы не позволить слезам покинуть его глаза. — Я и представить не мог, что сделаю тебе так больно. Прости меня… Мне действительно очень жаль. Ты имеешь полное право уйти сейчас, и я не буду тебя удерживать. Но прежде, чем ты это сделаешь, пожалуйста, выслушай меня. — Он услышал, как она тихо всхлипнула. — Я слушаю… — До ограбления Монетного двора у меня никого не было. Никого, кроме брата. Но и он был не постоянным человеком в моей жизни. Как ты знаешь, Андрес успел ограбить десятки аукционных домов по всей Европе со своей бандой таких же отчаянных. — Он сглотнул и продолжил. — Я так долго был один, что привык к этому. Так привык, что мне было чертовски сложно подпустить хоть кого-то ближе чем на 5 метров. Я сторонился людей и любых отношений с ними кроме сугубо профессиональных. Поэтому, когда я решился на то ограбление, я не хотел запоминать их имена. Мы придумали эти чертовы города, чтобы обезличить друг друга! Чтобы не сближаться, но… но несколько месяцев жизни под одной крышей все меняют, Ракель, все! Те, кто были просто полицейскими досье стали командой, друзьями. А потери, которые мы понесли, только усилили эту связь между оставшимися. Мурильо глубоко вздохнула, наконец понимая, к чему он ведет. — Я впутал их в это дело, поэтому Рио и поймали. Не из-за Токио или Хельсинки, а из-за меня. И из-за меня Найроби потеряла возможность вернуть своего сына. Вот почему я имел не осторожность согласиться на ее просьбу. Я чувствовал ответственность за эти последствия. Подарив им кучу евро, а также разрушил их жизни. У Токио умерла мать, родители потеряли сына в лице Рио. А Моника, которая в самый отчаянный момент приняла решение поменять сторону, кардинально изменила всю свою жизнь. И, наконец, ты, Ракель… Я разрушил и твою жизнь тоже… И, к сожалению, я уже не могу ничего исправить… — И ты потерял брата… — Вспомнила она о том, что и сам Маркина лишился близкого человека. — Андрес временами был придурком, но он не заслуживал такой конец. И бедный Рио этого не заслуживает. Но я не могу тебя заставлять, Ракель. Твоя мать и дочка нуждаются в тебе. И знаешь что? Жизнь со всеми вами — моя сбывшаяся мечта. И если из-за просьбы Найроби я лишусь этой мечты, значит я заслужил это. Но я буду полным идиотом, если не попробую все исправить. Я люблю тебя, Ракель. Ты лучшее, что могло случиться со мной, и хочу настоящей семьи с тобой, но не раньше, чем мы спасем парнишку из правительственного плена. — Хорошо… Я останусь. Я позвоню перевозчику и дам отбой. — Вытерев обеими руками слезы, она повернулась к нему, по его щекам тоже бежали слезы, которые он уже не видел смысла прятать. — Но я еще не простила тебя, мне нужно время. — Я не могу просить о большем, Ракель. — Я буду в классе через 20 минут. — Кивнув, Профессор решил удалиться из их спальни и оставить ее одну. Он быстрым шагом шел по узкому коридору, ведущему в уборные. Нужно было привести себя в порядок, прежде чем Ракель придет туда для того же. Спустя некоторое время они оба уже были в классе, чтобы закончить урок. Ребятам из банды даже пришлось разрезать свинью, чтобы Ракель на практике показала, как извлечь жучок из человеческого тела. Моника была рада видеть, что Лиссабон смогла справиться со своими переживаниями и не показывала виду, что что-то не так, несмотря на редкие и раздражительные взгляды в сторону Агаты и ее «подружки» Токио, которую Мурильо тоже на дух не переносила. День прошел в относительном игноре. Лиссабон почти ни с кем не разговаривала, кроме Стокгольм, к которой она хорошо относилась. А еще ей очень нравилось играть с ее сынишкой Цинцинати, вспоминая, как весело ей было с собственной дочерью. Но иногда это навевало и грустные мысли о том, что большую часть жизни Паулы она провела в роли инспектора полиции, редко бывая дома. Сейчас же она снова была от нее далека. Вечерний пятиминутный разговор со своей малышкой позволил Ракель немного взбодриться и перестать ругать себя, за то, что она уехала. После отбоя она вернулась в свою комнату и уже собиралась лечь спать, как в ее дверь постучали. — Кто там? — Схватив халат, что лежал на стуле, она быстро укуталась в него. — Ээ… это я. — Голос принадлежал ее парню. — Входи. — Через секунду дверь распахнулась. — Если ты рассчитываешь, что я все забыла и ты прощен, то это не так. — Мне… — Она замялся. — Я хотел взять пижаму. — Его палец указал на шкаф в углу. — И другую одежду… — Бери. — Сухо сказала Мурильо, скидывая с плеч халат, под которым была лишь тонкая черная ночнушка и трусики, но она не смущалась своего откровенного вида. Перед ней все еще был Серхио, а не кто-то посторонний. Даже если они были в ссоре, она не видела смысла прикрываться, как шестнадцатилетка после первого секса с парнем. — Ого… — Профессор нервно сглотнул, засматриваясь на ягодицы Ракель, словно видел их первые. Он был готов поклясться, что на Палаване у нее не было такой ночнушки, а значит это новый предмет ее гардероба, но ему не удастся снять его с нее этой ночью. — Ты вроде бы за одеждой пришел, а не пялиться на меня. — Она повернулась к нему лицом, улавливая, как он пожирает ее глазами. — Ну, тогда тебе не стоило раздеваться, пока я тут. — Отвернувшись, он открыл шкаф и начал поиски. — Я могу делать все, что пожелаю, Маркина. — Услышав, как она назвала его, мужчина высунул голову, чтобы ещё раз посмотреть на неё. Ракель сидела на краю их постели, закинув одну ногу на другую, показывая ему оголенное бедро правой ноги. Лиссабон дразнилась. Она всегда дразнилась, когда звала его по фамилии, и им обоим это было известно. Для усиления эффекта она ещё использовала обращение «сеньор», когда намекала на секс. Обычно в моменты страсти, она кричала его фамилию, прося «глубже» и «грубее». Так какого черта она делала это прямо сейчас, когда они не в лучших отношениях? Чего она добивалась? — В чем дело? — Нахмурившись и стараясь не замечать, как она прекрасна, спросил Профессор. — Не понимаю, о чем ты. Я собиралась спать, и тут заявился ты. — Распустив волосы, она взяла с полки расчёску. — Ты намеренно тянешь время? — Я ничего не делаю намеренно, Ракель. — Отвернувшись, он вернул свое внимание к шкафу, но перед глазами все плыло, что он никак не мог найти чистый комплект пижамы. Образ его женщины не выходил из головы. Он желал её, желал больше всего на свете, но не мог ничего предпринять. Он не имел права провоцировать её на секс когда между ними все плохо. Это было бы самым отвратительным, что бы он сделал. Серхио был отличным игроком в шахматы и он знал, что Мурильо затеяла с ним игру. Но он никогда бы не проиграл партию, не попытавшись рассчитать свои ходы. Поддаться на провокацию означало бы немедленный шах и мат. — Ты помнишь, что завтра занятие с девушками по стрельбе? — Наконец, взяв нужные вещи, он снова высунул голову из шкафа. — Хельсинки и Марсель — отличные стрелки, но, думаю, твоя помощь не помешает. Ты все-таки была копом, твой опыт бесценен… — Да, я обещала Стокгольм, что потренируюсь с ней. На остальных даже не рассчитывай. К тому же они итак все умеют. — Ракель даже не повернулась в его сторону, продолжая расчесывать волосы. — Я понял, хорошо. Спокойной тебе ночи. — Подтянув очки, Маркина быстрым шагом покинул спальню, лишь бы не видеть ее в таком сексуальном наряде. Закрыв дверь, мужчина прижался спиной к холодной стене монастыря и зажмурился. Его тело горело. Горело от желания и любви, которые он испытывал к своей любимой женщине. Но обычно в такие моменты, Ракель помогала ему справиться с этой проблемкой, занимаясь с ним обалденным сексом. Сейчас же его пыл смогла остудить лишь стена. Поправив полу вставший член в брюках, Маркина отправился на свой диван в учебный класс, чтобы провести уже вторую ночь в одиночестве. Мурильо еще минут 10 пялилась в эту проклятую дверь, через которую ушел Серхио, и грустила. Нельзя было отрицать тот факт, что она скучала по нему. Ей чертовски не хватало его объятий прошлой ночью, а особенно его тепла. Но она была рада, что Маркина не поддался на ее специальную провокацию. Хотя изначально это не было ее планом. Мысль подразнить его пришла ей в голову в тот самый момент, когда он постучал в ее дверь. И по счастливой случайности в тот вечер она надела новенькую сексуальную ночнушку, купленную в одном из магазинов Флоренции, когда они с Моникой ездили в город. И раз так совпало, это превратилось в идеальный план по попытке проверить его чувства. Если бы Серхио не выдержал пытки и попытался ее соблазнить и склонить к сексу, она бы поняла, что он не серьезен по отношению к ней и его не заботит тот факт, что они в ссоре. По его вине, между прочем! Хотя внутри нее и была уверенность, что ее мужчина не станет к ней приставать, не уладив конфликт, ее сердце сжималось от незначительной вероятности обратного исхода. К счастью, Профессор был человеком чести и слишком сильно уважал свою любимую, несмотря на все то желание, что испытывал, глядя на нее. Отложив расческу, Ракель выключила свет в комнате и легла в их холодную постель. Новый день снова начался с совместного завтрака, затем с урока, на котором Марсель познакомил их с Софией и рассказал план, как они запустят хорька в канализацию, чтобы выиграть время и запудрить мозги полиции и разведке. Лиссабон почти все время просидела за столом Серхио, скучающее зевая и изредка поддакивая ему. Внимание же самого Профессора почти все время было приковано к ней. От нее пахло миндальным молочком, запах которого он так любил, и ее любимыми духами от Kenzo, что были его подарком на ее день рождения. Она продолжала свою игру, словно проверяя его выдержку на прочность. А может она просто хотела подтолкнуть его к каким-то действиям? — Я недавно говорил с Эрнесто. Он сказал, что к твоей маме приходил врач. У нее была не простая ночь. — Серхио подошел к Ракель и положил руку на стол. Эрнесто был кем-то вроде дворецкого, оставленный на Палаване Серхио для безопасности Мариви и Паулы. — Да, я говорила с мамой после завтрака. Уже все хорошо. Спасибо, что беспокоишься. — Она посмотрела на него искрящимися глазами. — Они и моя семья тоже. Не хочу, чтобы ты это забывала. Я очень надеюсь, что мы скоро к ним вернемся. — Он обернулся, чтобы убедиться, что банда занята том, что слушает Марселя, и аккуратно сжал ее руку, что лежала на столе. — Спасибо за твои слова, но это… — Не значит, что я прощен, я в курсе. Но я хочу это изменить, Ракель. Как на счет ужина сегодня вечером? Только ты и я? — Он выжидающе посмотрел на нее, все еще не отпуская ее руку. — Здесь, в учебном классе… — Кто будет готовить? — С подозрением поинтересовалась Лиссабон. — Конечно, я. Что на счет хека в духовке? — А вы знаете, как покорить женщину, сеньор Маркина. — Она встала со стула, чтобы быть ближе к его лицу, и пристально посмотрела в его глаза, разжигая в них страсть, потому что снова использовала запретные слова в обращении к нему, Серхио сглотнул, понимая, что если она назовет его так еще раз, он сорвет с нее всю одежду, наплевав на последствия. После обеда, когда Ракель с Моникой и еще парочкой ребят ушли практиковаться в стрельбе, он решил, что пришло время расставить точки над i с Найроби, которая эти два дня была тише воды, как раз опасаясь этого разговора. Она не пошла с остальными стрелять, сославшись на боль в животе, и отправилась в их с Хельсинки комнату. — Токио, я же сказала, что мне плохо! — Крикнула девушка, услышав стук в дверь. — Это не Токио. — Она в миг узнала его голос и вскочила с кровати. — Профессор? — Да, Найроби. Нам нужно поговорить. Я могу войти? — Они все еще говорили через дверь. — Да, входи. — Подложив подушку под спину, она села и прижала к груди ноги, чтобы немного уменьшить боль в животе. — Думаю, ты знаешь, почему я тут. — Он глазами попросил разрешения сесть на край кровати, и она одобрительно кивнула. — Я не буду ходить вокруг да около и скажу прямо. Я не должен был соглашаться на твою просьбу. — Потому что из-за этого инспектор выгнала тебя на коврик. — Его глаза округлились, он и не предполагал, что кто-то еще кроме Палермо знает, что он не ночует в своей спальне. — Предварительно выебав мозг, я полагаю. Слушай, не знаю, какие у нее проблемы, Профессор, но по-моему в этой ситуации она сука, а не я. — Найроби, я бы попросил тебя прикусить язык! — Повысил голос Маркина, совершенно не согласный с такими оскорблениями. — Но я же не трахнула тебя за ее спиной, чтобы забеременеть! Это просто биоматериал! — Она вскинула руками, показывая ему, что не понимает, почему из нее сделали козла отпущения. — Ты должна понять ее чувства, Агата. Будь я свободным, это бы не было проблемой. Но я иду по жизни вместе с Лиссабон, и должен уважать ее. Я был на эмоциях, когда соглашался. — Да, да, я поняла, Профессор… — Пробурчала цыганка себе под нос. — Но не думай, что я буду с ней любезна. — Найроби! Она такой же член команды, как и ты. — Она — не наша команда! Токио права, при случае, она без труда сдаст всех нас лишь бы спасти свою задницу. Так что прости, что не питаю к ней нежных чувств! — Я был любезен, Найроби, но и мое терпение может кончиться! — Маркина резко встал с кровати. — Я не прошу вас быть друзьями, но мы все в одной лодке, и не дай Бог кто-то из вас проделает в ней дыру до того, как мы оттуда выберемся! Лиссабон — моя женщина и член банды, нравится тебе это или нет! — Не собираясь слушать ответ, Серхио незамедлительно покинул ее комнату. После тренировки по стрельбе Ракель вместе с Моникой направились в ее комнату, так как Мурильо сказала своей новой подруге, что Профессор позвал ее на свидание. Конечно, кудряшка предложила свою помощь в подготовке к вечеру. Выбрать платье, сделать прическу и макияж. Казалась, в ней было больше энтузиазма, чем в Ракель, которая все еще не была готова простить своего ботаника. Она видела его угрюмое выражение лица и за завтраком и за обедом, прекрасно понимая, что он тоже переживает из-за этой нелепой ситуации. А к концу их занятия по стрельбе он вовсе пришел злой и недовольный. Под его раздачу даже попал Марсель, который просто решил спросить, как у него дела. Но в ответ мужчина лишь гавкнул, что это не его собачье дело. Выражение лица Серхио изменилось только в тот момент, когда он увидел, что Мурильо это видела. Все, что мог сделать он, это натянуто улыбнуться и ретироваться обратно в монастырь. — Ты хочешь какое платье: «я все еще на тебя злюсь, так что даже не смей на меня пялиться»? — Моника указала на довольно закрытое синее платье длины миди, что было в ее правой руке. — Или «вместо десерта я позволю тебе раздеть меня»? — В ее левой руке было элегантное черное платье до пола на тонких бретельках, но с высоченным разрезом до бедра. — Я хочу платье «я люблю, как ты готовишь, но ты не прощен и секса не будет»! — Лиссабон достала из шкафа светло-серое облегающее платье с одним рукавом и длиной до колена. — Я купила его еще в Мадриде, но так и не успела ни разу надеть. — Немного простовато, но в целом очень изыскано. К тому же идеально подчеркнет твою фигуру. Цинци уже два, а я так и не успела вернуть себе свои формы. Поэтому мне такое пока нельзя носить. — Грустно вздохнула Гастамбиде. — Ты наговариваешь, Стокгольм. Выглядишь просто супер. — Ладно, сейчас не обо мне. — Убрав платья обратно в шкаф, она взглянула на Ракель, которая откинулась на кровать. — Значит ты не готова его простить? — До начала операции неделя, так что… — А если не думать об этом, Лиссабон? Представь, что ты не ограничена временными рамками. Как тогда? — Но я ограничена. Через 7 дней мы должны будем сесть вдвоем в дом на колесах и провести там несколько дней бок о бок. — Развязав шнурки на ботинках, она швырнула их под кровать. — Будет не просто, если все останется, как сейчас. — Но это не должно тебя толкать к примирению, если ты еще не готова. — Попыталась убедить ее кудряшка. — Да, конечно. Но ты бы слышала, какую речь он мне толкнул! — Профессор умеет подбирать слова. Он уболтал всех этих людей уже на второе ограбление. Но ты должна слушать сердце. — Знаешь, что самое сложное во всем этом? — Она с вызовом посмотрела на подругу. — Что? — Каждый день видеть Найроби. Она как ходячее напоминание того, что у моего мужчины может быть ребенок от другой. И меня тошнит от этой мысли. — Высунув язык, Ракель изобразила рвоту. — У Найроби не будет детей от Профессора. Я слышала их разговор с Токио, когда ты ходила в душ, а я проверяла, как там Денвер с Цинцинати. — Мирильо нахмурилась. — Как я поняла, Профессор говорил сегодня с Найроби, и она явно не осталась довольно его исходом. Полагаю, он отозвал свое согласие. — Если бы он этого не сделал, я бы точно ни за что не простила его. А так… — Она мечтательно посмотрела на выбранное платье, что лежало рядом на ее постели. — Кто знает, может я позволю поцеловать себя на первом свидании… Возвращаясь в свою комнату, Моника проходила мимо кухни и уловила приятный аромат специй и трав, доносившийся оттуда. Ей стало любопытно, что же хмурый и серьезный Профессор приготовил для своей любимой женщины, и она тихо вошла внутрь. Облаченный в белый фартук, Серхио виртуозно жонглировал едой, как настоящий шеф-повар. Он нарезал морковь и картофель, чтобы запечь их вместе с рыбой. Параллельно на плите томился белый соус, который идеально подходил к рыбе, его запах и приманил Гастамбиде. — Нужна помощь? — Она сделала два робких шага в направлении кухонного острова, и лишь тогда увлеченный Серхио заметил, что он не один. — Стокгольм… Я думал, ты на ужине со всеми остальными. — После того, как Хельсинки и Богота приготовили еду для банды, кухня оказалась свободной, и ее занял Маркина. — Я стараюсь меньше есть по вечерам. Но никто не запрещает мне смотреть на еду. — Она улыбнулась, восхищенная тем, что Серхио готовит. В ее отношениях такую картину не часто увидишь. Даниэль не был тем, кто умел вкусно готовить, но изредка все же мог порадовать ее сгоревшей яичницей или тостами по утрам, особенно в первые месяцы после рождения их сына. — Что ж, лишние руки мне не помешают. Я хотел сделать легкий салат с рукколой и овощами. Только без болгарского перца! — Предупредил он, видя, как Моника полезла в холодильник. — Ракель его ненавидит. — Поняла. Тогда помидоры, огурцы и фиолетовый лук? Или лучше без лука? — Вдруг вспомнила она слова подруги, что она может позволить себя поцеловать. — Без. Но можно добавить оливки и моцареллу. Марсель вчера привез несколько пачек сыра. — Отлично, будет почти греческий салат, но по-итальянски. — Ухмыльнулась кудряшка и пошла мыть овощи, пока Профессор помешивал соус. Когда рыба была поставлена в духовку, а салат нарезан, мужчина поблагодарил Монику за помощь и отправился в учебный класс, чтобы накрыть там стол. Девушка предлагала ему помочь и с этим, но он убедил ее, что в этом нет необходимости и он справится сам, поэтому она вернулась к сыну и мужу, пожелав перед этим ему удачи. Расставив свечи на предварительно застеленной белой скатертью стол, Серхио вдруг понял, что у него нет ни спичек, ни зажигалки, чтобы поджечь их. А без свечей романтической атмосфере не бывать. Быстро прокрутив в голове, кто же из банды курит, он вспомнил о Денвере, но тот скорее всего уже укладывал сына вместе с Моникой, и Профессор не хотел им мешать. Потом на ум пришел Богота, который скорее всего еще сидел в остальными ребятами во внутреннем дворе. Туда он и направился. Кроме Сантьяго, за столом сидел Марсель и Токио, которая медленно потягивала уже 5 бутылку пива. В руках у Боготы как раз была зажигалка, которую он перебирал пальцами, что-то рассказывая остальным. Все замерли, когда увидели, как их босс спускается по ступенькам. — Проф, как дела? Почему ты пропустил ужин? — Сразу же спросил здоровяк. — У меня на него другие планы. Я могу одолжить твою зажигалку? — Конечно. — Скинув ноги с соседнего стула, Богота встал и поджег ее, поднося к лицу Серхио, полагая, что он просил ее, чтобы закурить. — Нет, она нужна мне не для этого. — Он выставил вперед ладонь. — Ох, ладно. Держи. — Тогда он просто протянул ее ему. — Ничего если я верну утром? — Спросил Маркина, улавливая с каким интересом на него смотрит девушка. — Нет проблем, Проф. — Замаливаешь грешки, Профессор? — Съязвила Силена. — О чем ты, Токио? — Не понял ее Сантьяго. — Какие грешки? — Несмотря на очевидную холодность между Серхио и Ракель, никто не догадался о том, что у них проблемы. — Да ладно, вы что реально не в курсе? — Встав со стула, девушка положила на него обе руки, облокачиваясь. — Он спит в учебном классе уже не первую ночь. — Вы поругались с Лиссабон? — Решил вставить слово Яков. — Не хочу показаться грубым, Токио. Но я бы попросил тебя не совать свой любопытный нос туда, куда не следует. Мои отношения с Лиссабон касаются только меня и Лиссабон. Вас должно заботить только предстоящее ограбление. Поэтому вместо того, чтобы пить до утра, лучше бы ты шла отдыхать. Мы между прочим твоего парня собираемся вытаскивать! — Он повернулся к Сантьяго. — Спасибо за зажигалку, Богота. Всем доброй ночи. Через 35 минут импровизированный стол был готов, и рядом на стуле стояла огромная форма для запекания с главным блюдом вечера. Одетый с иголочки Серхио нервно теребил пуговицу на своем пиджаке, рискуя и вовсе ее оторвать. Он не знал, что будет говорить или делать, в этот раз плана у него не было. Но одно он знал точно — необходимо дать Ракель понять, что она — самый главный человек в ее жизни, и он больше никогда не посмеет сделать то, что может ее расстроить. Еще через 5 минут он услышал тихие шаги из коридора и, решив, что это его женщина, взял в руку букет каких-то неизвестных ему цветов, которые он нашел во дворе монастыря. Этот маленький жест должен напомнить Мурильо о том дне, когда он ждал ее с подобными цветами в ее доме в Мадриде. Вскоре ее силуэт показался из-за дверного проема. Серхио забыл, как дышать, пока смотрел, как воплощение всех его желаний шла ему на встречу. Ее платье идеально подчеркивало спортивную фигуру, а даже немного показывало ее красивые ножки. Но оно не было откровенным или чересчур сексуальным, чему мужчина был только рад, иначе он бы не вынес смотреть на нее весь вечер без шанса на продолжение, которого скорей всего не будет.