The Broken Doll

      Походы в спортзал на территории агентства становятся для Чангюна ежедневной рутиной. Из-за загруженного расписания и дел не всегда хватает времени на тренировку, но это не мешает парню приходить в спортзал даже глубокой ночью. После каждой тренировки Чангюн придирчиво разглядывает себя в зеркале, отмечая про себя изменения в своем теле. С момента первой встречи с Хёнвоном прошло не так уж мало времени, и больше никто в агентстве не смеет намекнуть парню на «не модельное» тело. Особенно сейчас.       Самооценку окончательно повысили одобрительные комментарии Минхёка, когда однажды теплым июньским утром он увидел юного стажера, входящего в здание агентства через большие стеклянные двери. Чангюн шел неспешно, заткнув уши наушниками. На выдающихся плечах небрежно висела спортивная сумка, а рельефные руки каждый раз напрягались, когда парень перехватывал сумку удобнее. Немного отросшие волосы Чангюна были забраны в неаккуратный хвостик на затылке. Минхёк даже присвистнул от удивления, отвлекаясь от обсуждения эскизов с Кихёном, и проводил фигуру парнишки взглядом. — А наша капризная принцесса действительно профессионал своего дела, — ухмыляется Кихён, мимолётно взглянув на вошедшего, и тут же снова возвращается к блокноту с эскизами, делая несколько штрихов на рисунке костюма. — Даже слишком, — бурчит в ответ Минхёк и хмурится.       Почему-то изменения в Чангюне вызывают скорее тревогу, нежели приятное удовлетворение. Кихён игнорирует его слова и, забыв о скрывшемся стажере, продолжает что-то старательно исправлять в блокноте.       В тренировочном зале всего несколько человек в такой поздний час, так как у бо́льшей части моделей рабочий день уже давно окончен. Все рассредоточились по своим углам, и никто не может помешать Чангюну с интересом рассматривать свое отражение в зеркале. Парень смотрит на себя, отмечая все четче и четче вырисовывающиеся кубики пресса на животе и немного выпирающие мышцы груди. Чангюн ловит себя на мысли, что, наконец-то, впервые за долгое время нравится самому себе.       Однако с каждым новым, даже самым малым достижением, парню хочется работать все больше и больше, постоянно совершенствуясь. Сейчас перед ним стоит единственная цель: не облажаться любой ценой. Именно поэтому Чангюн проводит целые вечера в спортзале, даже после ухода тренера, отрабатывая технику и повторяя подход за подходом. К концу тренировки майка мокрая настолько, что её можно выжимать, и парень благополучно скидывает ее, оставаясь с одних спортивных штанах. Отсутствие людей вокруг делает тренировки особенными, позволяет сконцентрироваться на своих мыслях и отвлечься от напряженного графика.       Чангюн тяжело дышит, осторожно отодвигает гриф от лица, закрепляя его на скамье, и расслабляется. Парень мысленно отмечает оставшееся количество подходов и прикрывает глаза, разрешая себе заслуженный мини-отдых. Смарт-часы на запястье показывают половину одиннадцатого ночи, и Чангюн борется с желанием заснуть прямо здесь, на тренажере. Мысли витают где-то далеко, и парень понимает, что если сейчас не откроет глаза, то рискует действительно провести ночь прямо здесь. Чангюн уже явно начинает клевать носом, как вдруг слышит мягкий голос над ухом, выбивающий не только сон, но и почву из-под ног. — Подстраховать тебя? — Хёнвон буквально нависает над растерявшимся Чангюном.       Тот подскакивает, ударяясь головой о гриф штанги, и громко ойкает, хватаясь за лоб. Губы Хёнвона расплываются в самодовольной ухмылке: он надеялся именно на такой эффект. — Добрый вечер, — брякает в ответ Чангюн и потирает ушибленный лоб. Летающие перед глазами звезды парень благополучно списывает на сильный удар, а вовсе не на внезапное присутствие наставника. — Я уже заканчиваю, осталась пара подходов, я сам, — бубнит он себе под нос.       Чангюн поднимает взгляд на Хёнвона и отмечает, что впервые в жизни видит того без макияжа, в простой спортивной одежде и почему-то босиком. Взгляд наставника отличается от привычного насмешливого: Хёнвон смотрит пристально, в упор, настолько внимательно, словно пытается запомнить каждую клеточку на теле Чангюна. А потом парень замечает, как приоткрываются губы Хёнвона, и тот облизывает собственную верхнюю губу, едва заметно проводя по ней кончиком языка. От этого жеста Чангюн хочет провалиться под землю. — У тебя руки дрожат, ты можешь уронить штангу. А потом я буду слушать вопли Кихёна о том, что испортил твоё лицо, — недовольно кривится Хёнвон и встает возле изголовья скамьи, указывая Чангюну лечь.       Парень нервно сглатывает и все еще пытается уговорить всех богов, чтобы эта встреча была самым настоящим сном, но суровая реальность снова насмехается над ним.       Чангюн хватается за гриф, прижимаясь спиной к скамье и выгибаясь в пояснице, старается унять дрожь в руках, когда большие ладони Хёнвона располагаются совсем рядом с его и придерживают холодный гриф, задевая кожу. Парень делает резкое движение и поднимает гриф над головой, стараясь смотреть прямо над собой и не видеть склонившегося над ним лица, на которое так красиво спадают слегка влажные после тренировки пряди черных волос.       Лицо Хёнвона выглядит максимально сосредоточенным, несмотря на то, что парни находятся слишком близко друг к другу. Чангюн повторяет монотонные движения, контролируя дыхание. Сознание затуманено чужим присутствием, воздух накаляется до предела, а близкий контакт лишь усиливает скопившееся внизу живота желание. На лбу выступает испарина, скатывается мелкими капельками по вискам и застилает глаза, пощипывая их. Последнее движение даётся Чангюну с колоссальным трудом: вес штанги как будто увеличивают в несколько раз, а руки явно не справляются с поставленной нагрузкой.       Раздаётся лязг металла, и на последнем движении у Чангюна предательски соскальзывают руки. От травмы спасают лишь широкие ладони, прочно ухватившие гриф буквально в миллиметрах от чужого лица, и возвращают его на место. Чангюн быстро дышит, хватая ртом воздух, и смотрит в одну точку перед собой невидящими глазами. — Зачем ты ставишь такой огромный вес, если не вывозишь? — в голосе Хёнвона не слышно привычной желчи, а лишь раздражение. — Это мой стандартный рабочий вес, — парирует Чангюн, немного успокаиваясь и выравнивая дыхание. — Просто сегодня что-то пошло не так. — Твоё «не так» может стоить тебе рабочего места, — злобно отвечает Хёнвон и откидывает волосы назад привычным жестом, в котором Чангюн читает ясное «как же ты меня достал». — Тебе стоит думать своей головой.       Чангюн поднимается со скамьи и ведёт плечами, расправляя их, а затем поворачивается к Хёнвону. И только сейчас до него доходит, что на нем нет верха. Парень моментально вспыхивает и хватает лежащую рядом майку, прикрывая обнаженную, влажную от пота грудь. Хёнвон же довольно ухмыляется, скрещивая руки на груди.       Между парнями повисает неловкое молчание. Чангюну кажется, что оно длится целую вечность, когда Хёнвон наклоняется к нему и убирает за ухо упавшую на лоб прядь отросших волос. Чангюна снова парализует, и он забывает как дышать, завороженно смотря в глаза напротив. Пальцы наставника скользят по щеке и дотрагиваются до маленькой ранки от прокола на нижней губе, невесомо проводя по ней пальцами, отчего Чангюн жмурится от боли. — Почти зажила, — словно самому себе говорит Хёнвон и слишком надолго задерживает взгляд на непроизвольно раскрывшихся губах Чангюна. — Так вот вы где, — Минхёк появляется будто из воздуха, направляясь к обоим парням. Хёнвон отнимает руку от лица Чангюна и выпрямляется, отряхивая невидимые пылинки со своей спортивной черной футболки, делая вид, что ничего не было несколько мгновений назад. — Вы вообще спите? — Как знать, — отвечает Хёнвон в воздух и медленно пожимает плечами.       Руки Чангюна бьёт мелкая дрожь, но совсем не от перенапряжения. Парень силится вспомнить хоть какие-то слова, чтобы ответить, и не может, продолжая смотреть на Хёнвона в упор. Почему-то становится до слез обидно, и Чангюн уже в который раз отмечает, что ему приходится скрывать свои эмоции слишком часто. Минхёк благополучно игнорирует это, мысленно приписывая Чангюну статус «поехавший». — Если завтра на вечеринке у вас обоих будут синяки под глазами, Кихён вас по головке не погладит, — Минхёк переводит взгляд то на одного парня, то на другого. — Вечеринка?.. — тупо переспрашивает Чангюн, стараясь «вынырнуть» из своего личного кошмара по имени Че Хёнвон, хотя бы на несколько мгновений. Но даже присутствие Минхёка едва ли сглаживает образовавшееся напряжение. — Доброе утро, — раздражается Минхёк, поднося ладонь ко лбу. — Ты вообще мои сообщения читаешь?       Чангюн наконец смотрит на него с непониманием. — Завтра наши собираются арендовать Октагон на несколько дней в честь нашей последней успешной коллаборации с Гуччи, — наконец выдаёт Минхёк. — Именно за это я и люблю нашу ворчунью-Ки, — сладко протягивает Хёнвон. — Когда дело касается веселья, он всегда щедро раскошеливается. Дресс-код? — Абсолютно свободный, — отвечает Минхёк. — Однако, сам понимаешь, Алессандро должно всё понравиться. — Ах, разумеется, — Хёнвон красиво заламывает руки и снова откидывает влажные волосы со лба. — Увидимся, — небрежно бросает он и, одарив Чангюна и Минхёка равнодушным взглядом, грациозно удаляется.       А Чангюну хочется выть сначала от досады, а потом от обиды на всех сразу. Минхёк смотрит на парня, провожающего глазами фигуру наставника, и обреченно качает головой. — Ну, что, страдалец, тебя это тоже касается, — Минхёк садится рядом на скамью, предварительно протерев её скомканным полотенцем, а затем небрежно отбрасывает его в сторону. — Возражения не принимаются. — Никуда я не пойду, — бурчит Чангюн и натягивает на себя насквозь мокрую майку. — Мне нечего там делать. — Ну уж нет, милый мой, — Минхёк смотрит в глаза Чангюну, не позволяя тому отвернуться. — Ты теперь часть нашего агентства, а значит, все светские мероприятия требуют твоего обязательного присутствия. Тебе напомнить условия контракта?       Чангюн не стесняется громко простонать от досады. — То-то же. — Мне нечего надеть, — выпаливает Чангюн как семнадцатилетняя девчонка перед первым в жизни свиданием. — У меня даже одежды подходящей нет… — Здесь можешь даже не волноваться. Хёну предоставит тебе целый гардероб, если я его попрошу, — подмигивает Минхёк, игнорируя возражения закатывающего глаза Чангюна. — Ты, что, не доверяешь мне?       Чангюн корчит гримасу в ответ и пытается едва заметно покачать головой, показывая «нет», но Минхёка остановить уже невозможно. — А вот это зря, — Минхёк делает драматичную паузу. — Заеду утром, будем делать из тебя модель высшего сорта. Можешь даже не сомневаться.       И Чангюну ничего не остаётся, кроме как согласиться и принять свою непростую участь.

***

      Чангюн слышит резкий звук дверного звонка и подскакивает на кровати, пытаясь унять бешеное сердцебиение от испуга. Парень болезненно стонет и смотрит на часы. Будить его в десять утра в заслуженный выходной день — настоящее свинство. Парень снова ложится на кровать и накрывает голову подушкой, силясь игнорировать настойчивый звонок. Однако гость оказывается намного упрямее. Чангюн откровенно злится, раздраженно откидывает с себя одеяло и, не удосуживаясь одеться, направляется к входной двери. — Какого чёрта?! — почти взвизгивает Минхёк, забыв о приветствии, и уставляется на стоящего в одном белье лениво зевающего Чангюна. — Одеваться не пробовал?! — Моя квартира. Как хочу, так и хожу, — бурчит в ответ Чангюн, пропуская гостя вперед и захлопывая за ним дверь.       Минхёк аккуратно разувается, отставляя модельные классические ботинки в сторону, и проходит в гостиную. Присаживается на диван и закидывая ногу на ногу. Чангюн проходит следом и буквально падает возле Минхёка, откидываясь на спинку дивана и прикрывая глаза, демонстративно показывая, что его сон нагло нарушили. — Не получится, — Минхёк достает смартфон и подносит его к лицу Чангюна. Парень открывает один глаз и молча смотрит на непонятные буквы. — Мы должны быть там сегодня в шесть. Так что поторопись. — Ты на время вообще смотрел? Зачем ты будишь меня так рано в субботу? — Чангюн снова закрывает глаза. — Нам надо заехать в кучу мест и привести тебя в порядок. Кстати, этим должен заниматься твой многоуважаемый наставник, — Минхёк закатывает глаза. — Вот видишь, сколько проблем я доставляю. Может быть, я просто не пойду? Ай! — Чангюн вскрикивает от болезненного щипка на животе и подскакивает сидя. — Какого черта ты творишь?! — Даю тебе полчаса на сборы, и мы едем в салон, а дальше нас ждёт Хёну, — командует Минхёк, вставая с дивана, и по-хозяйски направляется на кухню. — А у вас всегда никто чужого мнения не спрашивает, да? — вопрос Чангюна повисает в воздухе, а Минхёк благополучно скрывается на кухне.       Парень удрученно плетется в ванную, проклиная всех подряд: противного Кихёна, его бесяче-спокойного то ли коллегу, то ли любовника — Хёну, настойчивого Минхёка и откровенно наглеющего Хёнвона.       Через несколько часов, после успешного посещения стилиста, который за очень кругленькую сумму сделал на голове Чангюна красиво уложенный беспорядок, парни стоят в огромной гардеробной, от масштабов которой у Чангюна буквально отвисает челюсть. Парень даже забывает, что утром всей душой желал остаться дома и ни при каких условиях не ехать на уже ненавистную им вечеринку. Однако вид пестрой модной одежды заставляет стажера передумать, особенно после того, как Минхёк заявляет, что Чангюн может выбирать все, что ему захочется. Парень, не веря своим глазам, моментально скрывается за полками с разноцветными пиджаками. Кажется, сегодняшний день обещает быть не таким уж и плохим.       Чангюн забывает о времени, постоянно скрываясь в примерочной и показывая Минхёку новые наряды. Парень ощущает себя героиней какого-то американского сериала, в котором Минхёк выполняет роль его богатого спонсора. И все могло бы быть иначе, если бы тот не критиковал каждый выбранный наряд. — Я не думаю, что Шанель подойдет для сегодняшнего вечера, — Минхёк задумчиво осматривает белый клетчатый пиджак. — Хотя, он отлично сидит на тебе. Ты хорошо постарался за это время.       Щёки Чангюна вспыхивают румянцем. Внезапная похвала заставляет тело покрываться приятными мурашками, и парень радостно отмечает про себя, что диеты и спортзал не прошли зря. А ещё Чангюн настойчиво прокручивает в голове вчерашнюю встречу с Хёнвоном в спортзале. Парню ужасно интересно, заметил ли эти изменения в его теле Хёнвон, и сам же пытается убедить себя в этом.       Чангюн в очередной раз скрывается в примерочной, а потом выходит снова, и глаза Минхёка наконец сияют от восхищения. — Вот оно! — Минхёк подходит ближе и рассматривает шелковый желтый пиджак с двумя огромными алыми розами на груди. — Вот только… Сними эту неподходящую рубашку.       Чангюн непонимающе смотрит в ответ, когда Минхёк протягивает ему черную футболку в мелкую сеточку. — Но здесь же все видно, — Чангюн разглядывает футболку и скептически щурится. — Вот именно. А ты попробуй надень это все вместе, — Минхёк довольно кивает на примерочную.       Каждый раз отражение в зеркале меняется настолько, что Чангюн не успевает привыкнуть. Укладка, одежда, а еще этот пирсинг в губе как будто существуют отдельно от самого парня, а сам он остался где-то на задворках, в тени той самой одежды, которую он носит. Чангюн путается в образах, пытается меняться и соответствовать, изменяет выражение лица, пробует разные улыбки и не узнает самого себя за этими масками. Минхёк доволен выбором и, даже несмотря на относительную простоту одежды, она смотрится безумно дорого.       Когда темная машина с тонированными стеклами подъезжает ко входу ночного клуба, Чангюн вконец теряется. Вся атмосфера выглядит абсолютно неуютной и чужой, а парочка бугаев на входе напоминают персонажей из компьютерной игры. В такие моменты парень завидует Минхёку. Чангюну кажется, что тот был рожден для этой работы: легкая, невозмутимая походка, постоянно приветливая улыбка, которой сдаются все — даже вот эти два бугая, пропускающие парней внутрь неонового океана — а еще такая убеждающая манера говорить, что каждый человек был готов выполнить любую просьбу. За все время знакомства, Чангюн пытался копировать эту манеру, но выходило совсем неудачно. Парень либо терялся в окружении новых людей и робел, сверля взглядом ботинки, либо сразу тушевался и даже не рисковал начинать разговор. Наверное, без Минхёка Чангюн не протянул бы и недели.       Музыка ударяет по ушам так сильно, что Чангюну кажется, будто здание сейчас рассыпется на маленькие кусочки. Неоновые огни сменяются от нежно-лилового до ультрамаринового, периодически ослепляя, а постоянное мигание вспышек делает фигуры в клубе какими-то мистическими. Интересно, как здесь вообще можно кого-то найти? Стоит ли говорить, что Чангюн моментально чувствует себя не в своей тарелке, пока Минхёк не хватает его за руку, приветственно махнув кому-то, и тащит куда-то вглубь помещения.       Чжухон предпочитает просиживать за барной стойкой в одиночестве. Наблюдать за снующими мимо людьми в костюмах по цене внутренних органов оказывается очень успокаивающим занятием. Нос улавливает различные ароматы, чуть подтекает из-за раздраженной слизистой, а мутный взгляд вылавливает в толпе того, кто как кость в горле. Того, чью ухмылку хорошо бы размазать по шершавой стене, сравнять с землей, чтобы больше никто ей не отравился. Чжухон зачастую представляет Хёнвона вполне настоящей гидрой — символом зависти и раздора. Таким же ядовитым и изворотливым.       Видя, как тот появляется в зале с бокалом шампанского в руках, Чжухон подрывается с места и до боли сжимает кулак. И пару секунд спустя, садится на место. Озлобленно рычит, но понимает, что бессилен против Хосока, который не отходит от своего любовника дальше расстояния вытянутой руки. — Ты так и не предъявил ему ничего?       И в низком голосе за спиной Чжухон узнает не в меру проницательное начальство. Хёну надменно улыбается, откидывает назад полы пиджака и присаживается рядом. Приходится стукнуться с ним пустым бокалом, а суетливый бармен тут же ставит очередную порцию жгучего виски. — Мои слова что-то изменят? — фыркает Чжухон, гремит кубиками льда и отодвигает стакан. Кажется, ему уже достаточно.       Хёну с усмешкой жмет плечами, наблюдает за легкой походкой Хёнвона и за его статной фигурой в белоснежном костюме. Он с нескрываемым удовольствием отмечает, что новый цвет волос и темный макияж идут ему не меньше, чем предыдущий — более невинный образ. — Ты понимаешь, сколько денег мы получаем, благодаря его лицу? — отвечает мужчина с некоторой небрежностью, и Чжухон снова недовольно ведет носом. — Тебе придется открыть рот шире и с аппетитом проглотить этот инцидент. — Тогда, может, мне выделят средства на новую технику, раз уж мы так много зарабатываем на его тощей заднице? — язвит Чжухон и поднимается со стула, не дожидаясь ответа.       Горячая кровь не дает сидеть на месте. Чжухон жадно следит за каждым движением Хёнвона, отслеживает каждый его шаг, даже ловит себя на мысли, что ожидает увидеть Чангюна около него. Однако мальчишка не вьется рядом, его не видно даже в ближайшем окружении. А как было бы прекрасно отвесить им обоим пощечину одной ладонью. Ведь зеленый стажер наверняка думает, что наставник его защитит, а потом прижмет испуганное личико к груди. Маленький наивный дурачок.       Чжухон морщит нос от предстоящего неприятного разговора, зачем-то считает шаги и останавливается на пятнадцати, когда касается ладонью нежной ткани белоснежного пиджака.       Хёнвон даже не вздрагивает. Отработанным жестом отбрасывает с лица смоляные волосы и придерживает их пальцами. Вторая рука сжимает тонкую ножку бокала, легко покручивая его и играя с пузырьками. — Тебе не кажется, что нужно прекратить меня избегать? — дерзит Чжухон, обходит столик, чтобы встать лицом к лицу, но грудь почти моментально вдавливает тяжелая ладонь. — А тебе не кажется, что нужно быть чуть вежливее, чем отбросы в подворотне? — так же резко отвечает ему Хосок.       Отставив бокал, Хёнвон мученически вздыхает. Скучно. Неинтересно. Обхватывает пальцами запястье Хосока и отнимает его руку, издевательски цокая языком. — Пусть выскажется, — проговаривает он настолько приторно, что в венах кровь становится кленовым сиропом, и сам поворачивается к Чжухону. — Не иначе, что ты раз шесть прочитал «Отче наш», прежде чем подойти и выплюнуть мне это. И чем же я тебе не угодил? — А то ты не знаешь? — шипит Чжухон. Глаза становятся слишком узкими, а рука дергается и ударяет Хёнвона в грудь.       Тот делает шаг назад, глубоко вздыхает и поправляет пиджак. На вопросительный взгляд Хосока, Хёнвон просит его удалиться и оставить их с Чжухоном наедине. Хёнвон не боится. Глупо бояться, когда за тебя заступится почти каждый, находящийся в этом зале. — Я знаю, милый, — кивает он. — Но я хочу послушать это от тебя. Тебе не понравился мой подарок? А я старался.       Чжухон встает в позу, подпирает ладонями бока и озирается. Нет, ему точно не хватит времени, чтобы ударить и уйти безнаказанным. Если из-за этого инцидента Чжухон еще и лишится работы, то самооценка Хёнвона раздуется до размеров Восточной Европы. — Расскажи мне, — с вызовом начинает он. — Каково это, когда тебе все сходит с рук? Думаешь, что ты весь из себя такой красавчик, а потому все можно? — Заметь, это сказал ты, а не я. Значит, ты признаешь это? Я польщен… — Я понял, — гадко усмехается Чжухон и грозит пальцем, едва касаясь им ткани чужого пиджака. — Ты обозлился на меня, что я испортил твою игрушку? Мерзко быть вторым. Не так ли? Хоть кто-то тебя обыграл.       Хёнвон старается держать лицо и сцепляет зубы. Слова обидно попадают в цель. — Мне кажется, что я в долгу не остался. Именно поэтому ты сейчас с недовольным лицом тыкаешь мне в нос тем, чем обычно делают тебе приятно, — сухо проговаривает он, отодвигает от себя чужую руку и, отвернувшись, зачесывает волосы. — Мне это не интересно. Оставь интимные подробности. — Ты заплатишь за это, — почти рычит Чжухон, хватает бокал со столика, крепко стискивает его ладонью, однако слышит голос разума, что пожалеет о сделанном. Ставит на место, а в лоб ударяет что-то металлическое и со звоном падает на пол.       Чжухон опускает взгляд вниз, выцепляет блестящую монету в сто вон, которую тут же закрывает лакированный ботинок. Слышится голос над ухом. Озлобленный. Почти шипящий. — Поднимешь. А потом пришлешь мне сдачу.       Чангюн не знает, от чего он пьян больше: от количества выпитого виски или от дурманящей музыки, въедающейся в вены. Парень сидит за столиком, слегка покачивается в несколько раз медленнее, чем ритм музыки, и гипнотизирует янтарную жидкость в стакане перед собой. Чангюн подвисает, видя желто-рыжие переливы дорогого виски и то, как красиво они обрамляют подтаявшие кубики льда. Сознание летает где-то в облаках, а в конечностях ощущается непреодолимая лёгкость. На какое-то мгновение Чангюну кажется, что он готов взлететь прямо сейчас. Минхёк, спокойно сидящий рядом и попивающий какой-то коктейль белого цвета, ставит стакан на столик с характерным звякающим звуком. — Хёк-иии, — игриво зовет опьяневший Чангюн, вертя в руках стакан. — Скажи мне… Почему ты скрыл от меня того, кто прислал мне цветы? — глаза даже не глядят на собеседника. Почему-то хочется узнать правду, хотя Чангюн и так все давно понял.       Минхёк ощутимо напрягается. — Это было так важно? Тебе же они понравились, — просто отвечает Минхёк, зная, что Чангюн не угадает его настроения в таком состоянии. — Понравились… — будто самому себе говорит Чангюн. — Да, ты прав… Понравились… Но почему было не сказать, что это Хёнвон подарил мне их? — знакомое имя заставляет Минхёка нервничать, и он снова делает глоток своего коктейля.       Взгляд Чангюна сфокусирован на танцполе, будто парень пытается отыскать в толпе знакомую фигуру.       Сейчас или никогда. Пора уже наконец-то рассказать всю правду этому юнцу. — Потому что ты ему не ровня, — Минхёк становится слишком резким даже для самого себя. — Как ты не можешь понять, Гюн-а, что это уловка для таких дурачков, как ты… — Минхёк пытается поймать расфокусированный взгляд парнишки, но, видя блуждающие потемневшие глаза, где-то на подсознательном уровне понимает, что Чангюн не поверит ни единому слову. — Он просто хочет воспользоваться тобой. Он всеми пользуется, он всегда один. Скажи, почему у такого хорошего человека, каким ты его считаешь, нет близких друзей?       Минхёк впервые так прямолинеен по отношению к Чангюну, и последнего это начинает откровенно бесить. Пальцы сжимаются вокруг стакана с остатками виски, словно пытаются сломать его. Минхёк замечает, что его собеседник слишком сильно стиснул зубы. — По-моему, тебе хватит, — осторожно отмечает он. — А тебе не приходило в голову… — Чангюн наконец уставляется ядовитым взглядом на Минхёка. — Что я могу ему нравиться?       В этот самый момент Минхёк понимает, что Чангюн безвозвратно пропал. Умело расставленная сеть не только спутала его ноги, но и передавила шею. — Ему никто не нравится, — усмешка Минхёка становится откровенно злой, и наивность Чангюна не умиляет, а лишь ужасно раздражает. Раздражает настолько, что хочется приложить паренька о какую-нибудь поверхность, лишь бы вправить ему мозги. — Он любит только себя. Поймешь ты это уже или нет? — голос постепенно повышается. — Тебе просто завидно, что я могу понравиться, а ты нет, — ядовито отмечает Чангюн с кривой усмешкой на лице. Весь разговор ему кажется каким-то соревнованием, и почему-то Чангюну ужасно хочется выйти из него победителем, хотя он едва ли понимает, что и кому пытается доказать. — Я? Не могу? — и в этот самый момент Минхёк окончательно вскипает, подаваясь всем телом вперед, почти хватая Чангюна за лацканы пиджака. — А в твою тупую наивную голову не приходило, что я просто не хочу? Я не хочу, чтобы мной манипулировали. Я искал работу, а не теплую постель, — почти что выплевывает он. — Глупо говорить мне о постели, когда меня уже изнасиловали, — на глаза Чангюна наворачиваются предательские слезы, и он старается как можно скорее их смахнуть, но Минхёк замечает все. — А ведь я этого не хотел… — всхлип. — И это был не Хёнвон. — С его молчаливого согласия… — Минхёк тут же жалеет о сказанном. — Что?! — Чангюн вскакивает с дивана. — Как ты смеешь говорить о нем такое?! — парень уже откровенно пытается перекричать музыку.       Минхёк поднимается следом и пытается схватить предплечье своего не в меру громкого друга. — Сядь! Будто ты и без меня ничего не понял? — Отпусти меня! — кричит Чангюн и выворачивается, отчего в руках Минхёка остается так тщательно выбираемый им дорогой шелковый пиджак. — Я думал, что ты хочешь быть мне другом, а ты начал с вранья, — напоследок бросает Чангюн и скрывается за двигающимися в танце фигурами, оставляя Минхёка одного.       Хёнвон гонит от себя зудящие мысли о том, что мальчонке нужно как следует ударить. Да так, чтобы усвоил урок и в повторении не нуждался. Потому что на каком основании он сейчас подойдет к почти невменяемому стажеру, схватит его за шиворот и оттащит в сторону? Он осматривается по сторонам и нервно играет желваками, когда замечает прищуренный взгляд Чжухона, буквально впивающийся в танцующего в толпе Чангюна. Грядет повторение сюжета, думает про себя Хёнвон, подрываясь с места, будто хищник. Сидящий рядом Кихён успевает только ощутить шлейф свежего аромата и почти неслышно усмехнуться. — Он жуткий собственник, — слышится насмешливо над ухом, и Кихён поворачивает голову. Стоящий сзади Хёну сжимает ладонями острые плечи коллеги. — Это может сейчас спасти мальчишку.       Кихён устало качает головой и кладет ладони поверх чужих. — Или уничтожить его…       Чангюн будто не видит никого вокруг. Чувственно прикрывает глаза, отдаваясь звучащей музыке. Его пиджак давно где-то забыт, волосы чуть растрепаны и спадают на лицо. Взгляд совершенно потерянный, не видящий вокруг никого. Чангюну плевать, кто танцует с ним рядом, кто касается его талии и пытается к себе прижать. В мерцающем свете заметны мокрые дорожки на щеках. Ощущение такое, будто парень хочет потеряться в этой толпе и больше никогда не найтись. Он чувствует себя лишним, одиноким среди мелькающих незнакомых ему лиц.       Деликатно отодвинув извивающуюся в танце девушку, Хёнвон хватает подопечного за ворот майки и тащит за собой. Игнорирует жалкие попытки вырваться и протестующее, почти неслышное пыхтение. Чангюн сильно пьян. Он спотыкается об собственные ноги, хватается руками за чужое предплечье, но пальцы соскальзывают, не успевая даже зацепиться за рукав. — Тебе чего от меня надо? — возмущается он и пытается дернуться из жесткой хватки. — Чего вам всем от меня надо? Мы не на работе, чтобы ты мной командовал… Кто ты вообще такой, чтобы со мной так обращаться?       Хёнвон резко останавливается, тянет мальчишку за ворот и, чувствуя на своем затылке взгляд Чжухона, утыкается носом во впалую щеку. — Я тот, кто тебе нужен, — шипит он озлобленно, но Чангюн снова пьяно фырчит и улыбается. — А если ты мне не нужен? — парень встает близко, нарочно трется коленом и клонит голову. — Почему ты решил, что будешь диктовать мне условия даже здесь? Ты то милый, то злой, как собака. На перемены в твоем настроении у меня аллергия. — Ты мне казался более покладистым, — как ни в чем ни бывало улыбается Хёнвон, осматривает покачивающуюся фигуру мальчишки и широкой ладонью прижимает его за талию. — Думаешь, что я ничего не вижу? — Нет, думаю, что со зрением у тебя все в порядке. Твоя проблема в другом. Скажи, почему ты такая скотина? Тебя в детстве обижали? Точно. У тебя какая-то травма, возможно, на голове, поэтому ты так обращаешься со всеми, кто ниже тебя. Ты даже не даешь им шанса проявить себя. Для тебя в этом мире существуешь только ты сам, — Чангюн пытается перекричать музыку, чувствует, что снова вот-вот заплачет, шмыгает носом и вздрагивает, почти моментально трезвея.       Прохладный палец невесомо ложится на губы и очерчивает абрис. Рот Чангюна непроизвольно приоткрывается, а когда подушечка большого пальца надавливает на нижнюю губу, парень даже забывает морщиться от боли. — Помолчи, — слышит Чангюн голос, который отчего-то гремит в голове громче музыки. — Твоему милому ротику не идет так грязно ругаться.       Парень прикрывает глаза, стараясь заставить себя не дрожать. Все вокруг сливается в невнятное гудение, когда мягкие губы касаются его собственных, а чужой язык, облизнув ранку, проскальзывает в рот. Большие ладони сжимают шею, не дают отстраниться. Чангюн пытается упереться в грудь, оттолкнуть от себя, даже прикусывает губу, но слышит в ответ довольное хмыканье. Пальцы хватаются за лацканы пиджака. Хочется забыться. Хотя бы на время. Хотя бы сейчас. Пусть завтра он снова умрет, но ведь будет следующий день, который принесет новые прикосновения, от которых он вновь оживет.       Чангюн чувствует, что его куда-то тащат, пытается дышать, а перед глазами невыносимо плывет. Мелькают пестрые наряды, роговицу обжигает вспышками света. И он не сразу понимает, что сам сжимает чужую ладонь все крепче, стараясь не потеряться. Переплетает пальцы, а сам мысленно хочет проснуться. Все происходящее может быть только сном. Каким-то до ужаса реальным, но сном.       Среди сотен лиц Хёнвон различает лицо Минхёка, озабоченно наблюдающего за разворачивающейся картиной. Тот сразу отворачивается и делает вид, что заказывает в баре еще выпить. На коленях Минхёка лежит пиджак Чангюна, который парень озлобленно отбрасывает на свободный стул и удаляется, прихватив с собой полный бокал. Лицо Хёнвона расчерчивает довольная ухмылка. — Присаживайся, — обращается он к застывшему Чангюну, тщетно пытающемуся хоть на чем-то сфокусировать взгляд. — Некрасиво и невежливо стоять у кого-то над душой.       Чангюн мотает головой и осматривается. В глаза буквально врезается хитрая улыбка Кихёна, внимательно рассматривающего ядерного цвета напиток в бокале. На небольшом диванчике место только для двоих. Парень дергается в сторону, пытаясь поймать рукой стул, но моментально шлепается на колени Хёнвона, когда тот грубо хватает за локоть. — Хён, я… Прости… Я не специально… — пробует оправдаться он, слышит тихий смех и густо краснеет, пытаясь зажать руки между сведенных колен. — Я же тебя попросил присесть, а не убежать. Почему ты не слушаешься?       Кихён жестом просит принести им еще выпить, с отстраненным интересом рассматривает ухоженные ногти, теребит кольца и подпирает голову на локте. Ему до боли скучно. В зале нет никого, кто мог бы составить ему компанию, вот и приходится сидеть там, где тише звучит музыка, чтобы обсудить хоть с кем-то предстоящий показ. — Я смотрю, у тебя неплохо получается дрессировать молодое поколение, — вздыхает он и даже не смотрит на сидящего рядом человека. Ему, по большому счету, даже плевать на то, что Чангюн все слышит. — Я стараюсь вас не подвести, — Хёнвон улыбается, гладит мальчишку по коленке, а тот только и делает, что беспокойно озирается. — Ты же знаешь, что я очень вас люблю.       На проскользнувшую усмешку Кихён будто бы не обращает внимания, лишь хмыкает, обводит фигуру Чангюна рукой со стаканом и делает большой глоток. — Знаешь, я тебе даже завидую. Многим бы хотелось иметь такой дар, как у тебя. Быстро же ты подсаживаешь их на себя. В чем секрет?       Хёнвон не отвечает. Сладко улыбается Чангюну и смотрит ему в осоловевшие глаза, стараясь не упустить ни единой эмоции на лице. Мальчишка то расплывается в улыбке, то снова озирается. Приходится схватить его за подбородок. — Не смотри туда, — шепчет ему Хёнвон на ухо, касается хрящика губами и скользит по взмокшему виску. — Смотри на меня. Не бойся никого. Со мной тебя никто не тронет. — Со мной тем более, — тихо хмыкает Кихён, но Хёнвон все равно его слышит и улыбается шире. — Это не дар, Ки, — отвечает он, когда занимает незнающие куда деться руки Чангюна принесенной выпивкой. — Это мое проклятие. Я устал нести ответственность за то, что у этих глупых мотыльков так быстро обгорают крылья. — Не успеваешь наиграться? — Увы, это не игра, — Хёнвон качает головой, придерживает стакан Чангюна за донышко, чтобы тот просто пил и не слушал посторонних разговоров. — Это жизнь. Маленькая, пока еще ничтожная, но жизнь. Ты только посмотри на него. Он уже готов отдать мне не только свое тело, но и душу абсолютно бесплатно. Это даже скучно. — Какой же ты все-таки… — Кихён машет рукой, не желая попусту тратить время на слова, которые и без того были произнесены уже сотни раз. Отставляет полупустой бокал на столик и решает удалиться, чтобы сменить не только собеседника, но и тему, которая его не касается. Главное, чтобы эти двое приносили ему деньги, на которые можно вот так отдыхать и не думать о завтрашнем дне.       Чангюн морщится от горечи, тянется за сладкими трубочками с кремом и возле самой тарелки сталкивается с чужой рукой. Это смущает. Парень одергивает руку и пытается выпрямить спину. Чувствует пальцы, перебирающие позвонки, и замирает. — Ты не возражаешь, если я тебе помогу? — слащавая улыбка снова заставляет залиться краской. Парень едва заметно кивает и подается вперед, немного боязно и неуклюже приоткрывая рот.       Воздушные сливки пачкают губы, и сладкое угощение буквально тает на языке, оставляя лишь приятную липкость. Хёнвон собирает остатки с уголков рта Чангюна и проталкивает палец между мягких губ.       Парнишка смотрит в глаза, обводит чужой палец языком, плотнее обхватывает губами и скользит вверх, щедро смачивая слюной. Приоткрытые губы Хёнвона и острый кончик языка, облизавший верхнюю губу, вынуждают даже нетерпеливо простонать. Чангюн уверен, что сейчас потеряет сознание от жара, ударившего в голову, когда Хёнвон берет этот же палец в рот и с млеющим видом облизывает его. — Двигайся ближе, — шепчет он так ласково. Сам сильнее обхватывает талию и притягивает к себе. — Почему ты каждый раз меня боишься?       Чангюн теряется, не знает, что ответить, а в голове плотная завеса тумана от смеси страха, возбуждения и алкоголя. Если бы он только мог догадываться о том, что это будет с ним происходить, то послал бы к черту проклятую выпивку. Сидел бы себе в сторонке и наблюдал за людьми, а потом вернулся в одинокую квартиру и забылся сном. Зачем он сейчас ерзает, сидя на коленях того, кто отравляет ему жизнь, Чангюн откровенно не понимает. Чувствует под собой очевидный стояк, и это только распаляет любопытство, куда же все зайдет сегодня. — Нравится то, что чувствуешь? — с ухмылкой обращается к нему Хёнвон, зажимает сочную ягоду губами и требовательно тянет к себе.       Мир перед глазами стремительно меркнет. Чангюн не видит никого и ничего, кроме манящих губ и стекающего по ним алого сока. Из толпы он ловит на себе презрительный взгляд Минхёка и мысленно машет на него рукой. Стой и смотри, не нужно было врать и оговаривать, думает парень про себя и решительно прижимается к губам. Сочно и сладко. А еще настолько желанно, что хочется, чтоб все видели и знали. Чангюн чувствует себя особенным, приложившим к этому моменту уйму усилий, а теперь получившим его. Жадно хватает сок с мягких губ, размазывает его по своим, несдержанно стонет прямо в рот, когда ровные зубы прихватывают за сережку. Когда скользкий язык зализывает укус и теребит колечко. Хочется больше. Парень сам не замечает, как тянется пальцами к ширинке, оглаживает выпуклость и хватается за ремень.       Большие прохладные ладони накрывают пылающие щеки. Покусанные губы дрожат, а глаза жадно впиваются мутным взглядом в лицо напротив. — Хочешь больше? — заискивающе спрашивает Хёнвон, но Чангюн яростно мотает головой. — Пойдем со мной. Я не сделаю тебе больно, обещаю.       Парнишка снова качает головой, но уже не так уверенно. Роняет пристыженный взгляд в пол и зажмуривается. — Я не хочу, — шепчет он так, что едва ли сам себя слышит. — Я не могу тебя заставить, — большие пальцы мягко гладят намокшие скулы. — Но я уверен, что ты хочешь. Просто выбрось все из головы. Тебе это только мешает.       Низ живота привычно стягивает так, что кажется, будто жилы скручиваются в сухую спираль. Мягкие ладони под майкой сжимают кожу. Откинуть все? Просто довериться? Так Чангюн уже поступил однажды. Однако Хёнвон не Чжухон, и ясно доносит свою мысль, не пытаясь маскировать. Неужели он действительно хочет близости с тем, кого называл немощным и неспособным мальчишкой? Пристыживал его внешность, скромность и трусость. Чангюн не хочет думать, что будет потом, он слепо следует за рукой, тянущей его к выходу из клуба, позволяет почти запихнуть себя в такси и снова нетерпеливо целовать.       Сейчас, кажется, нет ничего лучше и приятнее сжимающих рук, шарящих под майкой, ерошащих волосы и трогающих лицо, размазывая вечерний макияж. Чангюн, не знавший до этого момента ни женской, ни, уж тем более, мужской ласки, легко поддается касаниям, разрешает себе дарить ласку в ответ. Наконец-то ощутить гладкость этих волос под ладонью и очертить мягкий контур красивого лица. Так близко, так желанно.       И только когда Хёнвон так близко и когда так нежно укладывает на широкую кровать после горячего душа, дурные мысли от неприятного сна и чужих предостережений покидают голову. Сейчас все хорошо, кроме надоедливого белья, которое так неприятно пережимает пояс. Сердце пропускает несколько ударов, когда сильные руки развязывают пояс халата и скользят по нагретому телу. Нежно прикасаются к натянутому животу, а затем поднимаются до напряженных плеч.       В черных глазах Хёнвона проскальзывают жажда и нетерпение. Желание овладеть юным телом преобладает над всеми остальными потребностями. Он слишком давно не был с тем, кто хотел его так сильно и так наивно это скрывал. Сейчас хочется сделать с мальчишкой все, что только можно, лишь бы доставить ему и себе непомерное удовольствие. Сладко ласкать все его уязвимые места. Он еще помнит, как это делается? Наверняка. А потому легко приспускает халат с плеч и откидывает голову Чангюна назад, придерживая за горячий влажный затылок. Подушечки пальцев легко пробегаются по тонкой натянутой шее. Слышится томный выдох. — И зачем нужно было врать самому себе? — тихо спрашивает Хёнвон, наклоняясь к шее, но вместо ответа Чангюн крепче сжимает его бедрами и вплетает пальцы в волосы. — Мне нравится, когда меня хотят… Когда не скрывают своих взглядов… Я живу ради этого…       Горячая ласка и тесный контакт пропускают по телам нервную дрожь. Сердце стучит неровно. Стоит Чангюну приоткрыть рот, как он тут же чувствует на губах теплое дыхание. Скользкий язык проходится по нижней губе и ныряет в рот, игриво задевая кончиком его собственный. Руки Хёнвона властно держат шею. Он быстро увлекается, иногда не замечая, что делает больно. Чангюн и это оставляет без внимания, целиком отдаваясь глубокому поцелую, иногда прикусывая чужие губы. Он слишком доверяет своему наставнику, чтобы паниковать от его сжимающих пальцев.       Положив свои ладони поверх ладоней Хёнвона, Чангюн отрывается от поцелуя, снова открывая шею, позволяя — нет — заставляя целовать его именно там. Там, где больше всего нравится, где больше хочется. Сладкая судорога пробегает по телу, а внизу живота завязывается огромный узел, когда настойчивые, смазанные поцелуи спускаются все ниже и ниже. — Пожалуйста… — на выдохе простанывает Чангюн призрачным шепотом. Хёнвон только заинтересованно хмыкает, не в силах оторваться от теплой кожи с горьковатым привкусом духов. Его руки ложатся на бедра и разводят их в стороны, ему совершенно неинтересно то, о чем парнишка хочет его попросить, но, когда тот откидывается на локти, все же слышит тихие слова, произнесенные без тени смущения. — Я хочу… Пожалуйста…       Собственное желание отключает голову. Жаркие пульсации между раздвинутыми бедрами и запах чужого тела туманят рассудок. С ехидной ухмылкой Хёнвон проводит между ягодиц скользкими пальцами. Горячо. Давно забытое чувство. Чангюн закрывает глаза, прикрывшись веером густых черных ресниц. Грань стеснения только что стерлась.       Быстрое движение разбавленной алкоголем крови поднимает градус тела. Хочется выть, но Чангюн терпеливо ждет дальнейших действий, не услышав слов протеста. И когда кончик носа Хёнвона касается возбужденного члена и проходится по нему до самого основания, парень замирает, забыв, как дышать.       Длинные пальцы трогают между ног, ласково разводя стенки шире. Чувствуется влажное дыхание, которое тут же сменяется языком, чертящим широкую мокрую дорожку. Чангюн тягуче стонет, раскрыв рот, да так и замирает на выдохе, чувствуя, как нетерпеливый язык вылизывает кожу рядом, ощупывает гладкие стенки, пробираясь все глубже. Как приторно-сладко ощущать настойчивые поцелуи там, где их быть не должно, как приятно отдаваться целиком тому, кого так неистово хочешь. А Чангюн действительно хотел. Не сознавался, прятался, злился, даже боялся, но хотел. С самого первого дня. — И откуда ты только взялся такой… — озлобленно шипит Хёнвон. Сжимает пальцами каменные бедра до синяков, готовый раздавить их в ладонях.       Чангюн не слышит, лишь запрокидывает голову и пытается вдохнуть, немного злясь за прерванный контакт, но не решаясь попросить продолжения. Близость сводит с ума. Близость с тем, кто казался недоступным. С тем, кто, кажется, пытается дать больше, чем взять. Парень ерзает на гладких простынях, но глаза не открывает. — Зачем… Ты это делаешь? — почти виновато спрашивает он, смущенно закусывает губу и жмурится.       Хёнвон улыбается. Знает, что мальчишка на него не смотрит, и растягивает улыбку шире, довольно облизывая уголок рта. Дергаными нетерпеливыми движениями приспускает свои штаны и входит в столь горячее тело настолько аккуратно и мягко, что Чангюн даже не сразу ощущает постороннее присутствие. Никакой боли, только густое ощущение удовольствия, расходящегося колючими волнами по телу. Каждое прикосновение рук вызывает мурашки, жар заполняет голову, словно в лихорадке. Слишком плавные движения только раззадоривают, но Хёнвон понимает, что мальчишку нельзя напугать.       Изведенное отсутствием ласки тело Чангюна требует большего. Понимая, как бережно относится к нему Хёнвон, парень отчего-то ощущает себя развратным и грязным. Использованным. От этого становится неловко, но он подумает об этом потом, когда перестанет туго сжимать внутренностями крепкий член, когда чужая рука исчезнет с его собственного.       На последних моментах приходится крепко закусить щеку и сильнее вжаться в матрас. Широкая ладонь жадно сдавливает головку, буквально выжимая из нее тягучую сперму. Внутри становится настолько липко и мокро, насколько неловко в юной голове. Такое Чангюн еще не испытывал ни с кем. Парень неуместно вспоминает обрывки своего сна и тихие слова «я тебя не обижу», произносит их вслух, все крепче и крепче стискивая простынь в кулаках. Открывает глаза и встречается взглядом с Хёнвоном. Видит, как блестят его глаза, как чувственно приоткрыты губы. Хочется выть от бессилия, хочется просить еще. Просить не отпускать, держать так крепко, словно от этого зависит вся жизнь.       Они оба не произносят и звука, вновь сплетаются руками, теряются в полумраке и друг в друге. Яростное рычание, скрип кожи под пальцами… Звонкий крик Чангюна прорезает удушливую тишину, когда ровные зубы Хёнвона впиваются в бедро. Чангюн замолкает, чувствуя горячий язык, а затем снова вскидывается от боли, прогибаясь в спине. — Никому не позволено касаться того, что принадлежит мне, — Хёнвон стискивает зубы от злобы, сжимает пальцы на чужой коже до онемения, чувствует перекатывающиеся напряженные жилы… Слышит слабый всхлип.       По вискам Чангюна текут слезы, глаза крепко зажмурены, а руки до побелевших костяшек комкают шелковую ткань. Губы приоткрываются, пытаются слабо шептать, но голос тонет в очередном рыке.       Чангюн инстинктивно пытается податься вверх, но моментально задыхается, когда его тянут назад. Хёнвон несдержанно стонет в ответ так, что Чангюн непроизвольно повторяет за ним. Крепко сжимает чужой член внутри, когда его ноги закидывают на широкие плечи и сдавливают пальцами шею, оставляя нежно-лиловые следы. Короткие ногти Чангюна царапают чужие предплечья, оставляя на них кровавые борозды. Парень хочет разделить эту боль, и Хёнвон позволяет ему, распаляясь еще больше, дает хвататься за себя, делать себе больно. Хёнвон хочет слышать этот голос с хрипотцой, становящийся то тише, то громче, вторя фрикциям.       Очередной укус, ядовитым букетом расцветающие на коже отметины слишком желанных губ и зубов, в необузданной страсти заломленные пальцы. Гулкий хруст суставов. Раскрытый в беззвучном полустоне-полукрике рот. Полная потеря контроля над ситуацией и тотальное подчинение. Ослабленное алкоголем тело не может сопротивляться. Чангюн вцепляется в собственные волосы, пытаясь заглушить имеющуюся боль, граничащую с наслаждением, новой, но у него не получается. Тело будто больше не принадлежит ему, а лишь поддается грубым толчкам и, вопреки всему, отзывается эрекцией и пульсациями.       Чангюн откровенно кричит не то от боли, не то от мазохистского наслаждения, глухо повторяя «ещё», глотает слезы и давится собственной слюной. Забывает о боли и сожалении. Он хотел этого, желал в каждом своем сне, просыпался с этой мыслью едва ли не каждое утро. Он жаждет этого. До безумия, до сорванных катушек и отключившегося разума. Хочет быть рядом. Отдать все на свете и испытывать это снова и снова по кругу, позволяя этим рукам делать с ним все, что захочется. Его извращенное сознание готово принять Хёнвона любым: яростным и грубым, милым и ласковым, вгоняющим сладкий яд под кожу. Трогающим самое сердце и останавливающим его на мгновение. Таким, который одним своим жестом скажет, когда можно дышать, а когда остановиться.       Он готов не дышать столько, сколько нужно, лишь бы еще раз ощутить эту боль, перекрываемую удовольствием, этот крепкий захват, пережимающий жилы. Снова дрожать в этих руках, не в силах контролировать хриплые, из-за сорванного голоса, стоны и движения изможденного тела навстречу. Лишь бы эти губы дарили терпкую сладость только ему одному — простому мальчишке, быстро поднявшемуся на недостижимую высоту, незнающему как с нее больно падать.       Должна ли эта ночь что-то изменить?