Call Me If You Get Lost

      Отдавшись этому хаотичному дню, Рустам застал себя лежа на диване с Амалией, обрезающей ему кутикулу крохотными ножницами. «Какой бред, — подумал он, — я же кабардинский джигит». Из-за присутствия Кашоковой в комнате вкусно пахло, а его ногти блестели от масла, укрепляющего пластину. Играл Kendrick Lamar на виниле, в углу стоял рюкзак Converse фисташкового оттенка, в котором лежали книги, купленные Амалией в букинистическом. Тепло, уютно, на душе спокойно, словно растопленное сливочное масло на слабом огне. Рустам растворился в этом вечере, его он точно не забудет. «Я кабардинский джигит с ухоженными ноготочками», — ловко принял ситуацию и новую версию себя Саидахмедов.       — Завтра Эмир приглашает всех в бар, — без настроения заявила Амалия, глядя в экран телефона. — Это же такое веское событие — мой переезд из Питера в Москву, — скаркастично сказала она и недовольно выдохнула.       — Ой, я так нервничаю, когда мой брат любит меня и обращает на меня внимание, — начал передразнивать ее Рустам, за что получил удар в плечо. — Уф, я так устала отбиваться от внимания всех этих мужланов, — непонятно для чего добавил он.       — Ну вот не люблю я эти громкие посиделки в барах. Не люблю, когда все громко смеются под эффектом общего настроения, а не потому, что смешно. Не люблю, когда все говорят, а связного диалога нет. Не люблю выслушивать пьяный бред и на следующее утро притворяться, что не помню, хотя я прекрасно все помню, потому что не нажираюсь в хламину. Я люблю бары, я люблю смеяться, я люблю говорить и слушать бред, но только с теми людьми, с которыми мне действительно хочется находиться. А Эмир завтра понаприглашает всех своих «крутых прогрессивных друзей-миллениалов», в круг которых мне придется вливаться.       — Иногда хочется иметь больше контроля над своей жизнью, но это нередко обижает близких, — Рустам сразу понял, на что жалуется Амалия. — Я по-секрету тебе скажу, что Эмир снял зал в пиздатом баре, и он действительно позвал немалое количество знакомых. Ты не можешь слиться, я уже скинулся на аренду. Обещаю завтра вертеться вокруг тебя по-павлиньи и отгонять раздражающих тебя людей, — Саидахмедов не соглал, он и без того планировал вести себя именно так.       — Спасибо, что принимаешь мою субличность душнилы, — пошутила Амалия, вызвав у него смешок. А ведь действительно, она была той самой тихой ученицей с идеально выполненным домашним заданием и гладко выглаженной школьной формой. По возвращению домой она сидела в своем укромном уголке и читала, копируя своего брата. Рустаму помнится, что ему очень нравилось находиться в ее комнате — она, в отличие от остальных спален в их доме, не была ничем заставлена. Простые белые стены, белый кружевной тюль, белое постельное белье и покрывало, сшитое бабушкой из лоскутов. Книги, которые еще недавно красовались на полке Эмира, перемещались на полки девушки. Горшки с цветами на подоконнике в одинаковых коричневых горшках. Амалии нравилась сдержанность, нравилась простота, потому что это и есть она.       — Ты всегда была душнилой, но в твоем случае это положительная черта, — Рустам встал с дивана и поменял пластинку на Steve Lacy. — Я помню, как ты расплакалась, когда в Нальчике наступили аномальные морозы и отменили учебу, а вместе с ней твою олимпиаду по математике.       — Не «мою олимпиаду», я городской этап олимпиады по математике. Это был выпускной класс, мне нужны были достижения, чтобы поступить на бюджет, — начала оправдываться Амалия.       — А ведь ты же единственная из нас, кто после школы сразу в столицу поехал, — вдруг осознал парень. — Ты молодец.       — Спасибо, — эта похвала оказалась для Кашоковой особенно приятной. Ей нравилось, когда замечали ее достижения.       Ближе к полуночи Амалия и Рустам запаслись всякими закусками и фруктами к чаю, чтобы посмотреть какое-то второсортное кинцо и поугарать. Бра у дивана слабо освещало комнату, на полу лежали большие тапочки в форме крокодила и тапочки поменьше на крошку-ножку. Никто не хотел ложиться спать, потому что понимал, что, возможно, такой вечер уже не повторится.

***

      — Я ебала, — тихо произнесла Амалия, увидев огромную толпу в баре, бурно общающуюся между собой. Это же самая настоящая пытка для социально неловкого человека вроде нее. Благо, рядом стоял Рустам, являющийся ее абсолютной противоположностью.       Саидахмедов, конечно же, понимал, откуда у нее такая нелюбовь к тусовкам. Он помнил жалобы Эмира на то, что девочку травили в классе, а потому перевели на домашнее обучение. В средней школе, когда все учились взаимодействовать со сверстниками и заводить друзей, Амалия сидела дома и общалась разве что с девочками из кружка по шахматам. Он, конечно же, понимал, что это детский страх быть отвергнутой «крутыми и прогрессивными», обижавшими ее в прошлом.       — Все не так страшно, как ты себе это представляешь, — Саидахмедов все это знал, но не подал виду и не стал учить ее. Он просто легонько приобнял ее за плечи, от чего Амалия стала чувствовать себя поувереннее.       Эмир счастлив. Он гордо знакомил Амалию со всеми, рассказывал истории из детства, показывал фотки на телефоне. Играла музыка, в воздухе слышался смешанный запах чужих парфюмов и закусок. Отовсюду слышался громкий смех. Отовсюду слышалась жизнь.       — Я могу увезти тебя домой, если ты устала, — сказал Рустам, наблюдая как Амалия неуклюже общается с разными людьми два с половиной часа. — Ты хорошо держалась все это время.       — Нет, все в порядке. Давай побудем здесь еще немного.