Очарованные небом глаза

      Когда тишиной накрывало ночь, у Сатоши внутри начинало что-то бурлить. Когда они с Хонгом торопливо шли по узким улочкам города и парень смотрел в его спину, у него сердце забивалось предвкушением. И когда он тащил за ногу мёртвое тело, оставляя мазаный след крови, ему было так хорошо.       Горячие источники — дело всегда хорошее. А зашиваясь на заказах, не часто попадёшь в такое блаженное место. В тот день Сатоши имел имя Кагэти Эмоно, мелкого чиновника с окраины южной провинции. Тот был выбран не случайно — больно уж похож на Сатоши, как лицом, так и телом. Голос лишь чуть более хриплым сделать — и будет влитой. В такой личине синоби нужно было встретить одного человека. Всё было как всегда для последнего — оказался не в том месте не в то время — услышал лишнее, перешёл дорогу большой рыбе. Дали за него… так, пойдёт. Сатоши с Хонгом согласились лишь из-за того, что близко были и потому что курорт.       Ниндзя подошёл к двери, чуть отодвинул створку. В небольшом котловане, выложенном чёрным камнем, куда стекала горячая вода с водопадов в стороне, устроился мужчина. Пара фонарей у входа сливочно отливала на полу. В открытом небе крутился белый, словно вырезанный из бумаги, диск луны. Как только он скрылся в плавающих облаках, Сатоши вышел из коридора. Его шага не было слышно, движения невесомые. Человек в бассейне не заметил присутствия незнакомца.       Кагэти Эмоно словно возник из воздуха рядом с мужчиной, его пальцы ласково провели по голому чужому плечу к шее. Мужчина резко вздохнул, дёрнулся обернуться. Рука гостя крепкой хваткой на шее не дала. Сатоши толкнул человека в воду, быстро спускаясь следом. Послышался плеск воды, глухое мычание. Борьбой трепало спокойный источник, лишь пар тянулся к небу неизменно безмятежно.       Сатоши поднял взгляд — третий человек в чёрном стоял мгновение напротив по пояс в воде. Тут же жёстко заблокировал чужие ноги под водой. Бултыхания постепенно прекращались. Хлопающая ладонь по камню ослабела, пальцы расслабились, и рука тихо упала в воду.       Сатоши услышал шум журчащей воды. В голове не было ни одной мысли. Он отпустил чужую шею, в мышцах ныло, шагнул вперёд, хватая третьего, срывая с него маску. Такое знакомое лицо, он знал каждую черту, мог представить в голове, безошибочно изобразить на бумаге. И ему известны все эмоции, которые могло принять это лицо. Он выучил весь его взгляд, каждую улыбку, интонацию, каждое движение. Синоби впился в чужие губы, сминая их жадно и самозабвенно. Утопая, как в первый раз, глотая, как воздух, упиваясь, словно вином.       Губы всегда жёсткие, по-грубому мужские, бывали по зиме обветренные. Но собственные губы не лучше: Сатоши тот ещё любитель покусать, пооблизывать на ветру, довести до трещинок. Но жить без поцелуев нет сил. Ему жизненно необходимо каждое утро, каждый полдень, вечер и ночь получать порцию прикосновений к губам. Самых различных, одурманивающих, пьяных, безумных, нежных и лёгких. Каждый день, каждое мгновение.

***

      Сатоши сидел на широкой ветке, скрываясь в листве старого дуба. Щеки под тканевой маской кололо морозом, но игривая улыбка не хотела слезать, словно застыла. Издалека приближалась телега. В ней — вновь не тот человек. Синоби машинально потянулся за глиняной бутылкой, полной взрывчатого вещества. Его дыхание замерло, отдалось велению судьбы. Бутылка легко и безвозвратно полетела в повозку.       Бахнуло. На пол-леса птицы, как сумасшедшие закричали, сорвались со своих насиженных мест. Вставшая на дыбы лошадь с визжащим ржанием ускакала вперёд, оставляя своих хозяев. Возница упал в сторону без сознания. А деревянная телега вспыхнула мгновенно — Хонг постарался на славу, обливая её крепким вином. Жалко, да, выпить бы самим, но что не сделаешь ради красивого взрыва.       Человек, упавший с телеги, пытался, спотыкаясь, убежать в сторону. Его верхняя одежда пылала, он упал в сугроб, катаясь в нём, сбивая огонь. Рядом возникла чёткая, режущая тень. Человек закорчился, когда увидел его ужасными глазами. Маска скрыла лицо, а в руке блестел короткий нож. Синоби сделал короткий выпад рукой — клинок, как в масло, вошёл в чужую грудь. Сатоши спрыгнул с дерева. Схватив мёртвого за ноги, потащил глубже в лес, пока его напарник разбирался с возницей. Луна выглянула из своего укрытия, провожая ниндзя, следя за шлейфом крови. Она предвкушала длинную ночь искушений после.

***

      Пахло горько. Дымом щекотало глотку и лёгкие. Холодом мелко начинало пробирать до костей. Сатоши приоткрыл глаза. Он ничего не видел. Кромешный мрак окружал его. Синоби сел — голова закружилась — попытался встать. И к его крупному удивлению спина и плечи упёрлись в твёрдое. Он поводил руками по сторонам, ладони нащупали ледяные стенки. В пустую голову забралось мерзкое опасение. Сатоши закрыл лицо тканью, облазил всё пространство и понял — крошечная комната с маленькими дырочками, откуда чувствовалось движение воздуха, без каких-либо ещё больших окон. День сейчас или ночь, синоби не мог понять, даже последние воспоминания из его головы выветрились. Исчезли, где он был, куда ходил и с кем разговаривал — всё было пусто. Словно он стал чистым листом бумаги.       Дышать становилось труднее. Глаза начинало резать от ядовитого дыма. Сатоши плотно закрыл их, хмурясь и ложась на пол, побольше укутал голову. Тело пробивала дрожь. Поджав ноги к себе и утыкаясь лицом в колени, парню так хотелось вспомнить другой запах. Не дыма, такой знакомый, родной. Человека, с которым он делил кров и свою жизнь уже достаточно лет. Кто учил его, кто заботился, защищал, прикрывал, поддерживал. Сатоши затравленно вздохнул, отчаянно представляя, что дышит его запахом, а не травится дымом. Слезящиеся глаза напряжённо ещё больше зажмурились. В голове летали образы: быстро крутящегося деревянного меча в шершавой руке на тренировке, колыхающаяся вода в чаше, которую они делили на двоих, скользкое мыло в бане, травы в чайнике. Вспомнилось, как он гладил по голове.       Хонг всегда делил все на двоих. Для Сатоши он делал очень многое, и тот был ему бесконечно благодарен. И так нуждался в нём, особенно сейчас, когда выхода из этой дымовой тюрьмы он не видел. Так хотелось, чтобы Хонг снова вытащил его из самой опасной ловушки, помог, напоил, накормил, утешил. Но он всё не приходил.

***

      С крупной дрожью Сатоши открыл глаза. Холодные стенки, гарь, ему показалось, лишь привиделись во сне. Дышалось так трудно, он не мог пошевелиться. Всё тело тяжело стягивало. Парень испуганно поднял висячую голову.       Он был дома. Это была их спальня. Такая спокойная, безмятежная, слабо освещённая. Сатоши хотел было позвать, только не смог. Язык онемел, губы высохли. Немота пронзительно ломала всё его тело. Только теперь он обратил внимание на то, что с ним происходило: голый, подвешенный над постелью, связанный узлами, пропитанными кровью. Уже и его, и чужой. Она капала на белое одеяло. Руки, больно стянутые за спиной, не могли пошевелиться, как и ноги, плотно прижатые к друг другу. А в плечи и бедра впивалась верёвка. Синоби промычал, двинулся, чуть выгнулся в пояснице. Шею тут же сжало сильнее. Он отрывисто вздохнул. Глаза закатились. Воздух вышел из груди. В висках набатом застучала кровь.       Синоби устало уронил голову, как после оплеухи. Перед глазами вертело. В последний миг он увидел расплывчатую тень на постели, прежде, чем провалиться в глубокий сон.

***

      Сатоши с ужасом распахнул глаза. Снова он испытывал дежавю. Тут же увидел накрытый стол, зал их с Хонгом дома и его самого напротив. Никаких верёвок, спальни, дыма, клетки. Хонг положил палочки:       — Что случилось?       От его ровного голоса Сатоши облегчённо вздохнул. Всё казалось реальным, однако, там, где он побывал, всё тоже видилось реальным. Синоби тревожно потрогал свои плечи и бедра, думая, что они во впитых ранах. Он потёр сухими ладонями лицо. Голова была ясной, взгляд не туманил, а внутри не мутило. Только мучило замешательство, душное и безобразное.       — Я задумался, похоже, — Сатоши ужаснулся — голос ему не принадлежал. Был так не похож, был каким-то другим, обманчиво спокойным.       Он судорожно оглянулся. Комната была обычной, привычной. Такой же, как вчера. Точно ли вчера? Синоби посмотрел на Хонга:       — Мы же вчера вернулись с заказа?       — Вчера.       Сатоши вибрирующе вздохнул. Рис в его пиале был нетронутым. Он уставился на него, бледный, и постепенно чувствовал, как за спиной что-то шевелилось. По коже пробежали крупные мурашки. Грудь поёжило от дрожи. В ушах зашумело, липко зашептало. Сатоши скосил глаза в сторону, медленно стал поворачиваться. За его спиной плотнилась какая-то темнота. Жуткая и свирепая. Хонг напротив продолжал ужинать, совершенно не замечая его состояния, будто не видя. Или он не мог видеть?       Зрачки сузились до крошечных точек, а крик не слетел с губ, когда эта темнота проглотила с головой.

***

      Сатоши открыл глаза. Лицу было жарко, дыханию что-то мешало. Он сидел в знакомой комнате на мягкой циновке. В круглые прорези он видел кого-то сидящего напротив:       — Хонг..? — чужим голосом это родное имя прозвучало незнакомо. Парень потянулся к нему, с мольбой спрашивая, — что происходит?       Маска неизвестного чудовища скрывала любимое лицо. Богатое одеяние таило крепкое и сильное тело бойца, которые давно известно до мелочей: каждый шрам, каждая родинка была нежно поцеловала множество раз. Расшитая ткань, золото, серебро, красный, синий, зелёный. Он не двигался, словно был статуей. Такой ненастоящей, фальшивой, неживой. Смотрел тёмными глазами. Равнодушно, холодно. Сатоши скривился, прерывисто вздохнул — Хонг никогда так на него не смотрел. И он уже понимал, что перед ним — точно не тот, кого он любил. Кого знал так давно и много. С кем видел прекрасное и ужасное. С кем чувствовал эту жизнь так вкусно и красочно. Чужой хотел выдать себя за него, обмануть, одурманить, увести из дома, из головы и сердца. Но Сатоши бы никогда не позволил.       Он подполз ближе. Коленки прищемили длинные рукава, и парень, споткнувшись, только теперь заметил: на нём похожее кимоно, цвета, узоры, маска на лице. Синоби тут же попытался её снять, но она будто стала вторым лицом. Поверхность деревянная, твёрдая, чувствовалась гладкой, глазурной.       Тогда Сатоши кинулся стянуть маску с сидящего рядом. Тот грубо схватил его за руки, потянул на себя, ударяясь деревом о дерево. Нос обожгло горько. Голову залило темнотой.

***

      Пахло душистым жасмином. Обнажённую кожу ласкал ветер из открытого окна. Красные лучи играли на полу. На ключице он почувствовал щекотку, повернул голову. Взгляд нашел другой, уже свой, родной. Ощущение повело ниже. Сатоши вздрогнул. Сидящий рядом Хонг неторопливо обмакнул в чернильницу кисть, вновь вывел парочку иероглифов на чужой коже, вызывая мелкие мурашки.       Сатоши улыбнулся. Ладонью он нашел его руку, соединил в замок и потянул на себя. Губы поймали подушечки пальцев, язык провёл по шершавой от оружия коже.       Кисть вела уже ниже, завязывая узел желания в самом низу. Парень чуть выгнулся в пояснице. Коротко вздохнул, расцепляя замок пальцев и засасывая чужие глубже в рот, иногда покусывая, сжимал губами, ласкал гладким языком. Сатоши не помнил, как всё началось в тот день, как он вновь оказался обнажёнными на полу, как Хонг начал разрисовывать его тело какими-то неизвестными стихами. Он лишь принимал всё, что ему давали. Любовно отвечал в ответ, целуя жаркую кожу на шее и груди. Лакомился медленными движениями, лукавыми взглядами, интимными словами.       Этот момент казался таким хрупким, беспомощным, коротким и нежным. Сатоши не хотелось, чтобы он заканчивался.

***

      Небосвод перед глазами, озаренный первыми лучами, был таким реальным. Сатоши вдохнул холодный запах реки и старой лодки. Над ним склонился Хонг:       — Скоро будем дома.       Его слова эхом раздались в голове. Сатоши перевёл взгляд на напарника.       — Мне приснился бред, — хоть это и был его голос, прозвучал он обессиленно, жалобно.       Хонг с улыбкой протянул рисовый колобок, помог положить его голову себе на колени.       — Дома постель мягкая, сонные травы есть, — он неспешно водил ладонью по чужим коротким волосам, играя с мочками ушей, щекоча кожу вокруг них, — все страхи уйдут.       Сатоши разморённо прикрыл глаза.