Гроза в сердце

Гермиона взбегает по лестнице. Закрывает окна в своей комнате и смотрит, как на улице сверкают молнии и летят ветки. В коридоре раздаются шаги — наверное, Малфой тоже поднялся закрыть окна в своей спальне. Ни капли дождя, только пыль, и ветер, и гром. Гермиона снова слышит шаги Малфоя, поворачивается и задевает бедром корзинку с вязанием. Корзинка летит на пол, и оттуда вываливается шарф, который она начала недавно, и тот самый свитер. Если в шарфе ряды добавлялись так медленно из-за навязчивого и такого непростительно сладкого присутствия Малфоя рядом, то свитер для мамы не вязался по другой причине. Гермиона берет недовязанный свитер и смотрит на него. Чувство вины такое гадкое, такое иссушающее. Родители не помнят ее, а всё потому, что она всё сделала неправильно! Она должна была спрятать родителей в доме вроде этого, окружить дом защитными чарами, приставить к ним авроров… Почему ей не пришло это в голову тогда? Зачем она выбрала самый сложный и опасный путь? Почему не сделала что-то другое? А вдруг память никогда к ним не вернется? А вдруг они видят ее во снах, и не понимают, что с ними происходит? — Грейнджер, — говорит Малфой, который все это время стоит на пороге. — Грейнджер, над домом собрались тучи, молния попала в сосну и… — Я знаю! — Грейнджер, — повторяет он, — сосна упала на генератор, и у нас снова нет электричества. — Как-нибудь переживем, — бросает она. Разворачивается и сходит по лестнице в гостиную. Малфой следует за ней. — Тебе надо успокоиться, — продолжает за ее спиной Малфой, — или ты разрушишь всё к чертям. — Причем здесь я? — оборачивается Гермиона и сталкивается с ним взглядом. В груди все замирает от того, как много чувств поднимается вдруг. Чувств, в которых она боится себе признаваться. Ведь они с Малфоем даже не друзья. Ее чувства можно сравнить с небом, затянутым тяжелыми облаками. Когда облака вдруг расходятся и между ними мелькает синий лоскут неба, — в тот момент ты знаешь, что яркое безмятежное небо есть всегда, даже когда идет дождь. — При том, что эта гроза собралась ровно над нашим домом, — продолжает он. — И что? — И именно в тот момент, когда ты разозлилась. — Такое бывает. Гроза бывает. — Бывает. Но у всего есть причина. — Но какое отношение, ты думаешь, я имею к грозе, к дождю?.. Или ты думаешь?.. — мысль о спонтанной вспышке магии мелькает в голове. — Твоя спонтанная магия! — почти кричит Малфой. — Во всем виноват ты! — О, мне очень приятно, что я вызываю у тебя такие сильные эмоции… В груди всё снова замирает. Потому что он говорит не про грозу, даже не про ее обиду. И они оба это знают — не надо владеть легилименцией, когда чувства говорят правду. — Сильнее, чем ты думаешь, — отвечает она. Отворачивается, задевает его плечом, на секунду замирает от внезапного прикосновения, почти касается его бедром такблизкотакблизкотакблизко проходит мимо и опускается в кресло. Малфой подходит и ставит рядом ее корзинку с вязанием. Гермиона достает из корзинки свитер. Она держалась, видит Бог, долго держалась, но сейчас эмоции переполняют ее, и она плачет. Навзрыд. А в ответ раздается быстрый стук дождя по стеклу. — Это для мамы. — Она показывает свитер Малфою. Как будто ему не все равно… — Я стерла им память, — слова застревают в горле. — Во время войны. Они не помнят меня. Зачем маме теперь этот свитер? Малфой молчит. Молчит долго. Гермиона вдруг вспоминает, что Люциус умер не так давно. — Они не помнят тебя. Но ты-то их помнишь, — отвечает он наконец. — А если ты чувствуешь себя виноватой, то просто попроси у них прощения. Будет намного хуже, если твоих родителей не станет, а ты никогда им не сказала, что любишь их. — И он уходит на кухню. Гермиона смотрит на свитер. И вдруг понимает: это сейчас она придумывает, как могла бы обезопасить родителей. Но тогда, в прошлом, она действовала быстро, не доверяя никому, даже Министерству. В тот момент ей казалось, что стереть родителям память — это единственный выход. Она глубоко вдыхает и выдыхает. Ничего не поменялось: тот же недовязанный свитер в руках, та же гроза, и родители так же не помнят ее. Но она больше не винит себя. Она так любит маму. И слезы снова бегут по щекам. Они не помнят тебя. Но ты-то их помнишь. Как же Малфой прав! Она вернется к родителям. Она скажет им, как любит их, она попросит у них прощения. И она берет свитер и начинает вязать.

***

После слез приходит облегчение. Но дождь и не думает успокаиваться и продолжает яростно стучать в окна. К нему добавляется град, но Гермиона не знает, что должна сделать, чтобы остановить грозу. Поэтому она просто вяжет, вдохновленная мыслью, что наконец! подарит свитер маме. Малфой вдруг появляется в гостиной. Он что-то делает у стола. Гермиона видит его краем глаза, но не решается поднять на него взгляд. — Грейнджер, — слышит его голос, и внутри все сладко тянет. Поднимает на него глаза. — С днем рождения, — он кивает на стол, на котором стоит пузатая кастрюля, а под кастрюлей волнуется пламя. Гермиона смотрит на него, но не встает с дивана. А по комнате разносится запах шоколада. — Я не хотел убивать людей. Я хотел быть Избранным, — он возвращается к разговору, который она сама начала утром. Гермиона усмехается, совсем как он. — Но это иллюзия! Гарри… он такой один. А у тебя есть свои возможности. Ты просто ими не пользуешься! Ты мог бы учиться, ты мог бы… стать великим волшебником. — Ты говоришь, совсем как моя мама… — Твоя мама любит тебя, — и Гермиона отводит взгляд, смущенная собственной смелостью. Малфой нанизывает на шпажку печенье и окунает его в шоколад. Это же фондю... Где он его нашел? Гермиона наконец идет к столу. — Где ты взял фондю? — Нашел в подвале. В окна продолжает бить град. Гермиона понимает, что ничего не должно случиться, — стекло выдержит удары, но тело все равно замирает с каждым быстрым «тук-тук». — Почему ливень не останавливается? — спрашивает она скорее саму себя, чем Малфоя. — Я ведь уже спокойна, — и она вглядывается в окно, в которое бьют довольно крупные, с горошину, льдинки. — Ничего. Скоро закончится, — отвечает Малфой, пододвигая ей блюдо с фруктами и печеньем. — Раз мы ничего не можем сделать с грозой… — говорит Гермиона, беря шпажку. «Насладимся тем, что у нас есть», — не договаривает она. Она много раз слышала эту фразу, но не придавала ей никакого значения. Но сейчас, в этом доме, наполненном шумом грозы, эти слова приобретают смысл. Гермиона нанизывает на шпажку мягкое печенье, обмакивает в шоколад, сует в рот и быстро пережевывает. Малфой, напротив, ест медленно и с удовольствием. Гермиона решает попробовать есть так же. Опускает в шоколад кусочек груши, кусает и медленно жует. Фейерверк новых ощущений взрывается во рту: горячий шоколад и прохладная груша, вязкое и сочное, сладкое и с горчинкой. — Через много лет мы будем вспоминать этот день как один из лучших в нашей жизни, — говорит Гермиона и тянется за ломтиком яблока. — Человек забывает все плохое, — отвечает Малфой, слизывая каплю шоколада с нижней губы. — О да. Ты забудешь меня. Я для тебя слишком сильный стресс. — Невыносимый, — улыбается он едва-едва и добавляет, смотря на нее: — Но я тебя не забуду. В груди все теплеет. И глядя на его губы, она думает только об одном: поцелует ли он ее когда-нибудь. Малфой тянется подцепить шоколадное печенье — и касается ее руки. Они так часто прикасались друг к другу случайно, проходя мимо, сидя рядом, когда беседовали ни о чем и обо всем… Малфой нанизывает печенье на шпажку, макает в теплый шоколад. Подцепляет печенье губами и слизывает тягучую каплю шоколада. Гермиона отводит взгляд. Сердце стучит. И она вдруг замечает, что стоит со шпажкой в руке. Малфой поворачивается к ней, наклоняется. Неужели он сейчас... Он касается ее пальцев, вынимает шпажку из ее руки и кладет на стол. Второй рукой он притягивает ее за шею. И Гермиона раскрывает губы. Запах шоколада. Сладкий вкус на языке. Ощущения — новые, слишком яркие и такие долгожданные. Малфой целует ее с таким же удовольствием, с каким наслаждается едой. И Гермиона наслаждается тоже. Грозой. Сладким вкусом. Ароматом шоколада и его дыхания. Их совершенно невозможной близостью. Пока очередной резкий стук в окно не заставляет ее открыть глаза. — Град, — шепчет она, отрываясь от его губ. Он прикусывает губу, и она повторяет:  — Град… Он смотрит вопросительно. — Я боюсь, что… — продолжает она. Она хочет сказать, что ее пугает град. Малфой уходит на кухню, не сказав ни слова. Вскоре он появляется с ее палочкой в руках. Гермиона забыла, что оставила ее утром на столе. Драко взмахнул палочкой — и стало тише. Гроза не останавливается, но град уже не стучит так яростно. — Как ты? — шепчет она, изумленная тем, что Малфой может управлять ее палочкой, — это сделал… Но Малфой кидает палочку на стол и возвращается к тому, на чем остановился, — притягивает ее к себе и целует. Гермиона полностью отдается поцелую. И чувствам, которые вызывает у нее Малфой и которые теперь не желает скрывать от себя. Чувства накатывают волной и разливаются по телу истомой. А когда Гермиона открывает глаза, видит трепещущие ресницы Драко. Отстраняется — и видит родинку на его щеке, родинку у большого пальца, когда он скользит пальцем по ее губам, раскрывая их. И замечает, что в комнате стало очень светло, а это значит, что гроза закончилась и за окном вышло солнце. Она не успевает обдумать эту мысль — Драко целует ее снова.