Бенгальские огни

Миша уже двадцать минут смотрел в одну точку. Точнее на одного человека. Именно "человека", потому что определить пол было решительно невозможно. Худая, угловатая фигура среднего роста, всегда носила штаны, но в тоже время с завидной настойчивостью выстригала чёрные волосы в кривое и укороченное подобие каре. - Ну пусть будет оно, - шепчет Миша одними губами, лишь бы закрепить успех. Потому что идентификация даёт возможность говорить об объекте, хотя тут это слово мало того что по логике, так и по смыслу не подойдёт. «Оно» - точно было субъектом, потому что именно своей активностью и привлекло внимание Миши. Так «привлекло», что отвести взгляд стало практически невозможно. Миша чуть дёрнулся, пропуская каких-то малышей. Уже вечер и сидеть на проходе, перекрывая горку, можно было почти без помех. Миша внёс ещё одну правку. «Говорить» всё ещё нельзя, зато можно думать. Причём куда более структурированно. Но стоит пояснить с чего эти герои вообще появились у вас на экране. «Подросток», тогда Миша и не думал что мысленное наименование, будет ему настолько важным, а потому обходился этим неудобным определением, первый раз попался ему на глаза месяц назад. Тогда бледное лицо Мише почти не запомнилось. Только мешки под глазами, по которым он позже, выискивал серые мёртвые радужки. Но подросток стал появляться почти каждый день. Миша не обращал на новичка никакого внимания. Ну дует человек мыльные пузыри сидя на высоте двух метров и похоже прирастая к сетке ногами. Ну качается на круглой, похожей на паутину, качели держась одной рукой. Стоя. Всё ещё бывает. Один из знакомых Миши, тоже так мог. Правда знакомому было двадцать, а подростку… мало. Тогда Мише казалось, что разница в год, уже создаёт пропасть. Как в таких условиях, смотреть на человека младше себя, как на равного? А подросток был младше. На год, а то и полтора. Точно пропасть! Ну поёт и смеётся под дождём, когда люди вокруг прячутся, а этот псих только телефон предусмотрительно ныкает в рюкзак. А потом снова поворачивает бледное лицо вверх, чтобы капли разбивались о блаженно закрытые веки. Миша так не разу и не смог разобрать текст песни. Дождь перекрывал разрывая строчки на несвязные обрывки. А читать по губам не умел. Хотя всё равно попытался. Дождь мешал и видеть, туманя картинку и устраивая препятствие взгляду, в виде сотен копошащихся капель. Но и сам подросток, не сказать чтоб помогал. Тонкие обветренные губы почти не шевелились. Будто не пел, а шептал. Но Миша же слышал самые юркие слова всё-таки пробивавшиеся сквозь дождь. Хотя к чему это? Какая разница. В фильмах люди часто поют под дождём, эка невидаль. Но сегодня «оно» сделало кое-что другое. Под вечер, когда это смотрелось особенно эффектно достало упаковку бенгальских огней и по очереди начало зажигать. Не слезая с качелей, доставая из рюкзака камуфляжной расцветки одну, за другой тонкие железные прутики. Вот очередной догоревший кладётся на асфальт. Аккуратно и медленно, будто ещё может что-то поджечь. Тонкие пальцы тянут из упаковки новый. Оно выпрямляется и юрко вытаскивает из кармана маленькую зажигалку. Чёрную с рекламным логотипом, но каким рассмотреть не получается. Такие пачками по десять штук раздают работникам аэропортов, когда срок годности кончился, а по назначению они не пригодились. Миша спрашивал у отца «Зачем вообще делают такие зажигалки?», но ответа не получил. Отец пожал плечами, ясно давая понять, что его, это не очень интересует. Хотя может логотип у чёрной зажигалки был всё-таки другой, только форма та же. Но вот зажигалка щёлкает. Раз, другой, третий. У подростка никогда не получалось зажечь с первого раза, так что вначале в глаза бросались искры. В самый невезучий раз, семь. Подряд. Тонкие губы досадливо скривились и дождавшись удачного восьмого издали облегчённый вздох. В этот раз четвёртая искра быстро сменилась огнём, высоким и сильным, чуть сдуваемым вправо, и почти касаясь тонкого пальца. Но подросток этого почти не замечал. Подносил толстый серый кончик прутика, в вечерней полу-тьме почти невидимого и ожидая чуда. По полу-прикрытым серым глазам Миша понял, что ошибся с формулировкой. Оно ждало совсем не «чуда», а чего-то точного, ясного и понятного, не вызывающих сомнений и в очередной раз заставлявшего себя ждать. Пять секунд. Двадцать. Пламя грело кончик, который уже покрылся копотью и пускал в воздух струйку серого плотного дыма. Но вот наконец прутик вспыхивает, швыряя в стороны искры и затмевая всё вокруг. Именно «затмевая», потому что нормальный свет даёт рассмотреть округу, а этот привлекает всё внимание к себе, взрываясь лучами, что угасают не пролетев и пяти сантиметров. Но Миша смотрит не на свет. Не на искры. Не на пальцы юрко прячущие зажигался в карман. Не на ноги делающие слабый рывок, чтобы качели плавно прошествовали вперёд-назад по неизменной, просчитанной инженером траектории. Миша смотрит в серые глаза, которые наконец открываются полностью и смотрят почти живо, почти с интересом. Оно поднимает руку с бенгальским огнём и подносит пальцы другой так близко, почти касаясь раскалённой поверхности. Искры врезаются в пальцы, и тухнут, будто в воде или коснувшись поверхности льда. А может правда льда? И кажется что весь мир в этот момент схлопывается и для подростка есть только этот огонёк. Вот только со временем глаза должны снова прикрываться, освоившись в мире слепящих лучей. Если бы это было так, Миша бы на них не смотрел. А он смотрит. Потому что веки поднимаются, сжавшись сверху, когда новогодняя игрушка уже потухла. Кажется оно смотрит совсем не на огонь, ведь шире всего глаза открываются, когда чёрный использованный прутик уже пару секунд лежит в руках, успев остынуть, потеряв даже то тусклое тёплое свечение на конце. А серые радужки всё смотрят и смотрят будто сравнивают мир с чёрным прутиком. Ноги качают качели, рефлекторно, без внимания хозяина, будто всегда делали только это. Пальцы держат использованный бенгальский огонёк. А потом веки смыкаются впервые, за эту минуту и открываются лишь на половину, показывая резко омертвевшие серые радужки. Трупик бенгальского огонька ложится на асфальт. Тонкие пальцы тянутся за новой жертвой. И всё это мягко, плавно, тягуче медленно, будто сцена в фильме. Но фильм не заканчивается. Потому что через пять минут оно достаёт вторую пачку. Открывает и всё повторяется. Мише кажется, что это будет длиться бесконечно. Что за второй будет третья, а за третьей четвёртая. Что оно будет бесконечно жечь свои дурацкие бенгальские огни, а Миша не сможет уйти, потому что как можно уйти, если мёртвые глаза оживают? Пусть ненадолго, пусть кратковременно, но оживают ведь! И уже не ясно чего хочется. Отвернуться? Нет. Продолжать смотреть? Тоже нет. Ответ приходит сам, в виде кудрявой девочки лет пяти. Она проходит мимо качели, оборачивается на брызнувший искрами огонёк и замирает. Через секунду, вздрагивает и как под гипнозом делает два неловких скомканных шага. Тянет руку. Одёргивает себя и прижимая ладонь к груди, пятиться. Искры заканчиваются. Серые глаза мертвеют и оно поднимает взгляд. Смотрит на девочку, будто не понимая, что это за существо и вспомнив дружелюбно улыбается. Тепло, но так фальшиво, что Мише становится больно. - Хочешь пожечь? – и голос такой же. Мягкий, бархатистый и плавный. Хочется сказать гибкий, но о голосе так обычно не говорят. Девочка вздрагивает и повернув голову бросает на мать полный надежды взгляд. Получив заветный кивок девочка подходит совсем близко. Оно может вытянуть руку и погладить по голове, но тонкие пальцы делают другое. Привычно достают из коробочки прутик. - Можно? – девочка тянет к нему руку. - Можно, - чуть усмехается оно и Мише становится холодно, почти плохо. – Держи пальцами вот с этого конца, как можно дальше от серой части, потому что она будет горячей. Можно обжечься. Оно показывает и девочка повторяет охотно и торопливо, как можно только в этом возрасте. Тонкие пальцы тянут из кармана зажигалку. Мёртвые глаза чуть сосредотачиваются заметив чужой страх. - Если будет очень страшно кидай его на пол. Просто кидай. Ничего плохо не случиться. Страх это нормально, - девочка кивает и пальцы выжигают первую искру. Первую из пяти. Огонь долго греет серый кончик. Кажется что веки подростка вот-вот окончательно опустятся. Но наконец появляются искры и серые глаза распахиваются устремляя взгляд на… детское лицо. Изучающий, выжидательный, опасно заинтересованный. Как будто это шоу, которое оно так долго ждало. Девочка изумлённо охает, пятится назад, держа в руках прутик и наконец решившись откидывает его в сторону. Оно смеётся и наконец переводит взгляд на бенгальский огонь. Встаёт с качелей и поднимает плюющуюся искрами нить, сжимая пальцы опасно близко к серой части. А минуту назад, говорило как это опасно. Оно выпрямляется, снова садится на качели и смотрит на девочку. Хитро и лукаво. Но она этого не видит. Несмело подходит и забирает прутик, начиная заливисто смеяться. - Я смогла! Смотри, ба! – старушка примостившаяся на той же лавочки что и мать, улыбается и гладит внучку по голове. А серые глаза всё смотрят и смотрят, хотя бенгальский огонёк уже погас и девочка выкинула прутик в мусор. – Мне было так страшно! У меня мурашки. Руки дрожали. Но красиво! – вешает девочка уже брату, на ушко, но слышат все, включая сидящего вдалеке Мишу. - Спасибо, - кивает бабушка и оно повернувшись отвечает безмолвной улыбкой. Улыбкой, что оттягивает внимание от мёртвых, наполовину скрытых веками глаз. Ещё несколько минут эти глаза ловят силуэт девочки, всё больше разочаровываясь в предмете слежки и наконец закрываясь. Оно пару минут качается запрокинув голову к небу и не открывая глаза. Затем останавливается и слепо шарит рукой, ища рюкзак. Находит и всё так же на ощупь достаёт новый прутик. Чуть хмурится ощупывая пачку изнутри. Не поднимая век достаёт зажигалку, пару секунд выбирает положение для подушечки пальца и только тогда приоткрывает глаза. Впервые выщёлкивает пламя с первого раза. А Миша слезает с пригретого места и идёт туда, где стояла девочка. Дюжину секунд таращится на огонёк и наконец спрашивает. - Можно? – указывает рукой на прутик. Оно поднимает взгляд и смотрит. Задумчиво, грустно и тягуче. Решает что-то для себя и наконец как-то отрешённо отвечает. - Можно. Миша подходит и с лёгким изумлением вынимает из тонких пальцев один, из двух имеющихся прутиков. Оно вздыхает, носком кроссовка отпихивает пачку и достаёт зажигалку. С третьего раза выщёлкивает пламя и тянется к прутику. Миша неподумав поджимает руку ближе к себе. Оно чуть склоняет голову и Миша стыдливо вытягивает руку, на этот раз наоборот с перебором. Прутик глухо ударился о собрата, чуть раскрошившись. Оно невозмутимо отстраняется и всё-таки подносит зажигалку. Мише кажется, что огонь горит долго. Не минуту или две, а год, десятилетие, век. И время тянется, медленно, будто хочет застыть, но не может. А потом всё вспыхивает и разлетается искрами. Мише кажется, что сейчас он как та девочка отбросит огонёк, потому что это оказалось слишком ярко. Слишком резко и много. Но пальцы держат железку слабо вздрогнув от неожиданности и тут же придя в силу. Миша хочет выпрямится, отвести руку назад, но её обжигает ледяным холодом. Оно обвивает, удерживает на месте и Мише кажется, что вот сейчас холод уйдёт и пальцы всё-таки разожмутся. Выронят бенгальский огонь. Подросток подносят к горящему прутику, свой. Прижимает и через пару секунд свет вспыхивает, расходясь в две стороны и разбрызгивая двойную дозу искр. Холод исчезает с руки и оно выпрямляется отстраняясь, так далеко что скрип качелей кажется эхом чего-то очень-очень старого и улетевшего в прошлое. Миша продолжает горбиться смотря в мёртвые глаза и будто не замечая пылающего в руках сгустка искр. - Почему ты… - Миша не знает, что хочет спросить и оно будто чувствуя это шепчет. - Это был последний, - и указывает глазами на прутик в Мишиных руках. Пальцы разжимаются и огонёк падает на асфальт. Серые глаза поднимают недоумённый и какой-то чёрствый взгляд. Миша нервно тянется вниз, подбирает прутик и скомкано произносит. - Прости. Оно смягчается и отворачивается, выбрав для созерцание нечто более привычное. - Я же ничего плохого не говорю. Просто захотелось попробовать что-то новое, - огоньки гаснут и Миша аккуратно кладёт прутик в немаленькую горку. Хорошо, что такие качели делают парными. Хорошо, что сейчас вечер и они свободны. Хорошо, что Миша достаточно смелый чтобы не спрашивать разрешение и на это.