Вина не ржавеет

All for nothing at all, All for nothing at all… With something to do

I was in the forest looking to see the trees But none were there

      Мэл помнит наверняка: она садилась в вагон одна, и в нём подчёркнуто точно никого кроме неё не было, да и быть не могло. Однако происходящее противоречит тому что, вернее сказать тому, кого видит в противоположном конце вагонетки.       Не заметила его прежде? Отнюдь! Обыкновенно внимательная, чрезмерно любопытная и чуткая олимпиец, и тут пропустила целого человека! Хотя издали так сразу и не скажешь, что он настоящий. Призрачный? Да, пожалуй. Таким определением и окрестила его Мэл.       Едва чёткий, несколько размытый силуэт очевидно мужчины. Человек неподвижно стоит спиной. При всём желании, как бы Мэл ни старалась — не удастся рассмотреть лица. Невысокая фигура в ржавой, местами потёртой одежде. Медовые взъерошенные волосы до плеч. Всё это в купе придавало некой неопрятности и растрёпанности. Мэл совсем не обязательно видеть черты лица: словно она знает наперёд — нового для себя не увидит — она знакома с их обладателем.       Он создаёт двоякое впечатление о себе: от чего-то странное, но смутное, еле уловимое ощущение поселилось с того самого мгновения, как взгляд приковал неподвижный силуэт. Идея подойти не может не тяготеть; мысли невозможно проигнорировать; от них нельзя отгородиться; они не позволяют Мэл долго сопротивляться. Благодаря тому, Мэл приняла решение всё-таки подняться с места. «не проверишь — не знаешь». Вот она и узнает.       олимпиец нарочно неспешно делает неуверенный шаг — ступает как кошка словно боясь: вот-вот спугнёт его или внезапно потеряет почву под ногами — и, замирает волей неволей. Сердце точно пропускает пару ударов, а дыхание спотыкается о невидимый порог. Вместе с тем чувства, мысли, эмоции разом наваливаются неисчислимым множеством пуще прежнего, вплоть до того, с чём Мэл до селе не сталкивалась наверное никогда. Будто окатили ледяной водой или она очнулась в холодном поту.       Удивительно и интересно. Сомнительная затея подталкивает её проверить, узнать, удостовериться не с пустого ли места быть её сомнениям и домыслам.       Казалось, такой неподъёмный груз камнем свалился на плечи, но Мэл целенаправленно устремляется вперёд. Шаг за шагом.       Происходящее неправильно? Искусственно? Несколько противоречиво? И если по-началу Мэл находилась вне уверенности, теперь же согласна клясться: так не должно быть! Нет, она не готова! Что, вот так запросто подойдёт и спросит? Спросит что? Обычно те, к кому обращаются, интересуются «знакомы ли они»? а не наоборот.       Но Мэл поддаётся, любопытство берёт верх над олимпийцем. В конце концов, когда такого не было? Говоря начистоту: ни разу.        мысли, мысли не закрадываются в голову, а переворачивают кверху дном. Разве только они? В полной мере бесконтрольно нещадно рвут рассудок потоки сознания — воспоминания. Мэл путается в них во время того, как осторожно ступает по мягкому, должно быть поросшему мхом полу.       Вот в ноздри ударил запах гнилой травы, вот Мэл переключила внимание на помутневшие окна и сразу же вернулась к былым мыслям — полный кавардак в голове.       Кое-что отстранённое треплет душу Мэл, начиная с:       Беспамятство.       Мэл опять-таки как не крути не вспомнить сегодняшнее число, как пришла в себя здесь, заканчивая ощущением дежавю.       Растерянность.       Нечто мешает ей проснуться? Быть может — это вовсе не сон а реальность? Или наоборот…       Непонимание.       От чего вдруг? Почему Мэл решила, что не спит, а тот человек не реален? Весьма чудная и противоречивая ситуация. Почему уверена, что он знает ответы на все (или почти все) её вопросы? Но сперва-наперво более резонный вопрос: как возникли подобные стойкие ощущения в голове?       Мэл колеблется. Впереди вновь возникла плотная стена, барьер из мыслей замедляющих Мэл: давно она тут? Как долго? Недавно села в вагон и откуда невозьмись обнаружила тот силуэт спустя пару минут поездки. Пару минут… Думается, прошла маленькая вечность.       Странно. Наиточнейшее определение происходящему. Совершенно не последняя странная догадка, а определение «странный» промелькнёт далеко не единожды за текущие минуты. Говоря о времени: Мэл не в силах вспомнить сегодняшнее число, а в заключение: сколько примерно должно быть времени? Хотя знала.       Тем не менее, какое сегодня число? А год? 1950-й…? или, нет-нет, 52-й! Точно 52-й! Мэл приехала сюда в ночь на 1952-й год. Остальное как-то затерялось в новом потоке сознания и уже не имеет значения.       Должно быть она отключилась от усталости и в самом деле видит странный сон. Банально устала. Мэл приехала сюда глубокой ночью, неудивительно что переутомилась.       Какая же путаница! К черту, будь что будет! Мэл отринула никчёмные догадки, вопреки всему ускорилась.       Мэл сникла. Застыла словно по счелчку пальцев и круглыми глазами уставилась в никуда. В ушах ухнуло и в памяти стали возникать незнакомые ей фрагменты-изображения. Мэл переживает их заново: сон длинною в век: громадные помещения: синий с оранжевым, и как нестранно будущее, какой-то совершенный ИИ вселяющий страх во всё и вся, обжигающие искры разрывающие плоть…       Что происходит с её памятью? От чего сердце бьётся в груди часто-часто, отдалённо слышатся вырванные из контекста несвязанные между собой фразы как если бы голоса в голове, и в конце концов: кто неподвижно стоит перед ней?       Мэл внезапно для себя приняла действительность смиренно, какова она есть — она прошла сквозь ад.       В вагоне потянуло холодом. Мэл медленно перевела взгляд на окна — не обнаружила там никого. Ни единой души. Жутковато не находить никого, и в одно время с этим помнить, что по дороге были люди. Вишенкой на торте стало отсутствие чётких-образов: ровные линии в миг вздрогнули вместе с вагоном и куда-то поплыли. Мэл снова и снова готова клясться, что секунду тому назад простиралось очень даже чёткое окружение.       Едкие мысли о том силуэте в итоге укрепляется в геометрической прогрессии и вытиснят остатки здравого осмысления. Мэл сдаётся — перестаёт вытолкнуть их прочь.       Мнится, если она тот час же приблизится — пространство вокруг потрескается стеклянной нитью, схлопнется брызгами ржавых оттенков.       В близи силуэт похоже очеловечился: принял более чёткие границы, линии. Но он источает тепло — это ли не показатель того, что он живой человек?       — Извините? — Мэл несвойственно робко обратила на себя внимание. Хотела удостовериться, ведь в груди такое тянущие на дно чувство тревоги. Беспокоит: нужно проверить, знать, что она не одна.       Незнакомец отзывается как только Мэл невесомо дотрагивается до его плеча кончиками пальцев. За окнами другие люди пускай размытые — она уверенная в их существовании — но хоть бей — не то! Ни в том Мэл так нуждается.       В ответ человек поворачивает голову в пол оборота, но этого хватает, чтобы узнать в нём смутно-знакомые черты: лицо лишённое каких-либо угловатостей, из-за чего делается мягким. Редкий янтарный цвет больших глаз, смотрит как на самое что нинаесть ценное. Мэл не знает, но она смотрит абсолютно так же.       — Мы знакомы? — не то не замечая не то нарочно игнорируя полную растерянность Мэл, в никуда спрашивает человек:       — Что-то случилось?       — Забавно. знаю, как это выглядит, но я думаю, мы виделись раньше. Не знаю. Возможно давно. — олимпиец пожимает плечами. , Мэл никогда не доводилось заводить диалог с подобных фраз.       Мэл замечает: под рукавом медной кофтой незнакомца различимы серые пальцы, которые едва сжимают предмет отдалённо напоминающий высохшие листья. Кожа на руке облезла словно металлической стружкой, почти что сползшая краска.       — Всё в порядке? — не унимается Мэл, чуть наклоняя голову в бок так, чтобы открыть больше обзора на странного человека.       — Конечно. — невозмутимо отзывается тот, и Мэл тот час же ловит себя на мысли: он копирует её движения, вплоть до синхронных вдохов и выдохов.       Отзеркаливает.       Озарение вкупе с неким облегчением приходит внезапно: он не умеет. Старательно адаптируется на ходу — будто вовсе никогда не контактировал с социумом. Изредко, плавные движения превращаются в мелкие механические рывки. Как если бы сам являлся повреждённым механизмом. Копоньон старательно маскируется их, дабы Мэл было комфортно.       — А, это…? — Мэл взглядом указывает на руку. Тут-то к уголкам глаз подступают слёзы. Стало так больно и обидно.       Человек (не человек. Выглядит таковым, да, но не являлся им) в подтверждение поднимает руку на уровень глаз: осматривает как если бы видел в первый раз, переводит взгляд на Мэл, и посмотрел пытливо. Мэл ждёт подвох, но андроид дьявольски заразительно улыбается. Не злорадно, вовсе нет — искренне по-доброму. Мэл хочется верить во всё, о чём бы он не рассказал.       Мэл в смущении цепляется упирается в невесть откуда взявшейся растительность: зелёная с примесью жёлтого. Листва свисает с потолка в природном беспорядке, почти до самого пола.        Он улыбается всё мягче и мягче с каждой секундой, одаривает Мэл таким тёплым взглядом и коротким смешком.       — Сильно болят? — разве должны? Нет-нет, постойте! Мэл задала вопрос буквально недавно. Не то память подводит, не то она намеревалась узнать но забыла и решила, что спрашивала, и… О чём он вообще? Мэл не нашлась с ответом. А главное: спутник проигнорировал её.       — …Что? — помедлив, одними губами проговаривает Мэл и как-то деревянно повела плечом.       Мэл в полной и бесповоротной растерянности смотрит в мутное отражение на стекле, за которым больше нет ни железных моно-рельс, ни бурды из пятен желтых и зелёных оттенков. А потом-       Цветы.       Но сначала зуд. Мэл трёт левую щеку тыльной стороной ладони — неприятно колется. Перед ней предстала картина: обыкновенные желто-оранжевые маки на шее да желтая, как осенняя листва россыпь мелких цветков. Точь в точь подобие её веснушек! Мэл приоткрывает рот от удивления.       В отражении Мэл находит лицо друга, с которым МЭл успела породниться. Того, чьё имя она напрочь забыла, хоть знала. На душе сделалось невероятно тоскливо и тревожно.       Из левой глазницы прорастает странный цветок похожий на те смазанные-акварельные пятна за окнами — Жёлто-оранжевые. У цвета нет ни второго ряда лепестков, ни выроженных длинных нитей из сердцевины. Остальные цветы же вразнобой кто-где: парочка маленьких цветков на виске, у переносицы, на щеке — и всё аляповатое, неправильное, странное и грубое.       От того-то хотелось плакать? Мэл ощутила недостающую боль после его слов: ноют места из которых пустили свои корни злосчастные цветы.Саднят ноги, спина, кружится голова, а в носу стоит смрад железа и гниющих пересушенных временем или солнцем растений       — Да — произносит Мэл несколько отстранённо.       Время между ответом разделило на до» и «после» — вагончик слегка тряхнуло — он стал неспешно отпускаться вниз. С недавней поры угнездившаяся ноющая боль запропастилась так же скоро, как и возникла. Запах становится всё отчётливее. Всё назойливей и назойливей, Мэл потирает нос легким движением руки и морщится.       Из ниоткуда появилась сонливость. Зверская усталость, а место тревоги заняла истинная пустота. Спектр вышеназванных эмоций в мгновение ока с двойной силой пережила Мэл: губы скривились и задрожали. Меньше всего Мэл хотелось, чтобы он видел её в момент слабости. Им ещё предстоит выбраться отсюда, а Мэл является едва ли не примером для подражания.       Вместо слёз Мэл предпочитает оборвать с шее один из болезненных цветком одновременно следя за тем, как лицо собеседника меняется и искажается в неприязни — точно переживает на собственном опыте. Молчаливо Мэл из-под ресниц смотрит в отражения — не поворачивается, лишь бы не напрямик — чтобы не столкнуться с пытливым взглядом друга.       Мэл протягивает несчастный цветок. Друг принимает «подарок» нарочно не касаясь прохладных пальцев: подхватывает за суховатый стебель. Мэл как и прежде не поворачивается лицом к лицу.       Бывший олимпиец виновато переминается с ноги на ногу, как только собеседник улыбается одним уголком губ.       — Серьёзно? — Мэл удивленно распахнула глаза и оторвалась от своего отражения позабыв о смущении и вине вместе взятых, — удивительно: сорванный совсем не вянет у меня в руках. — он покрутил цветок рассматривая со всех сторон, — маки, как иронично. Ты знала? Это — символ смерти и сна. — Мэл синхронно как-то горько усмехнулась, — противоречиво, тебе так не кажется, Мэл? — последняя одарила друга согласным кивком, но всё же оживилась, — а у меня, ПФ-Ф, анемоны. — Верджил закатил глаза не переставал улыбаться.       — В самом деле. — пожимает плечам Мэл.       А руки у него поросли крапивой и болезненно колятся. Мэл обнаружился себя держащуюся за чужую ладонь. Надёжно, но так по-женски нежно. Ей не позволяют разжать пальцы — они переплелись в «замок». Поверх бережно и шустро вверх обвились вьюнки-провода, точно медная проволока.       беспощадная правда ножом ударила в спину. Стало ясно: вагонетка едет через время. Никто, даже её партнёр и верный спутник не знает — много или мало прошло времени. Остаётся угадывать, а лучше не вдумываться вовсе.       Надеяться, что отсюда не существует дороги и дороги. Ибо то, что притаилось вне вагонетки им не понравится.

***

      Система отчаянно оповещает, нет, истошно кричит неисчислимыми сбоями — ошибка за ошибкой, — Верджил игнорирует. Куда там,? По тому, что из него и так во все стороны сыплется дождь из искр, а недавно довелось угодить в самый эпицентр града пуль.       Андроид на шатких ногах с усилием втолкнул Мэл в первое попавшееся помещение, на ходу захлопнув дерь,       Стоило ему разжать дверную ручку оставив на ней янтарный след, тут же Верджил оказался не в силах удержать ни собственное тело, ни тяжесть чужого: опасно наклонился, тщетно пытаясь удержаться, но обессиленно рухнул спиной на пол вслед за Мэл. Неровная поверхность окрасилась ржавым.       Уведомления об ошибках мешают, но более не подлежат отключению — невозможно. Повреждения чересчур масштабны. Верджил не отдавал себе отчёта в том, что делал: бросился под пули как бы живой щит, закрывая собой Мэл. Верджил и никто иной поволок Мэл за собой изо всех сил в порыве эмоций: к тому времени спутница обмякла, но дышала. «Времени до иссечения резервного заряда осталось: 01:00:56»       ГЛаДОС, чтоб её! Она загнала их в ловушку. Таков был её сценарий? Запереть Мэл но оставить подступ для Верджила зная наверняка: он придёт за ней, а после…       Всё будет кончено. Не будет никаких «после» — она, разом избавиться от двух зайцев. Стерва своего не упускает.       Андроид видит вихри помех и шума, моргай не моргай — от них не избавиться, они вшиты в мозг. Прикладывая нимало усилий Верджилу удаётся перевернуться на бок, а там и на живот дабы уменьшить потерю «крови». рука, которой Верджил поддерживал Мэл и которой прикрывал её, а потом и свою рану — в крови: в полумраке цвета схожи. Ярко-алый и янтарный словно оттенки ржавого цвета.       Вновь ошибка мешает сосредоточиться: «обнаружена значительная потеря аргефилума». вслед за ней не заставил ждать другой сбой: «повреждение спинного отдела; повреждение шейного сегмента. требуется срочная замена! Повреждено 69% корпуса. Необходима немедленная замена…» И так далее. Верджил с досадой усмехнулся. Корпус вздрогнул в мелкой судороге. «Времени до иссечения резервного заряда осталось: 00:59:03»       Без полной смены корпуса здесь не обойтись. Жаль, знать ему не предоставится таковой возможности. Модуль твёрдо уяснил: им обоим не везёт, а он как последний дурак не признавал действительность.       Мэл отказалось покинуть комплекс обосновав противоречивый поступок тем, что ГЛаДОС узнает о Верджиле. Они задержались на том месте ненадолго. Кто мог подумать, что этого хватит для пробуждения той, чьё имя в стенах комплекса произносится с трепетом и страхом. Как на зло всё крыло СВОРА обесточило после его отключения! Верджил должен был предусмотреть исход. Рассудок нескончаемо вторят: он виноват.       Виноват, виноват, виноват! «Времени до иссечения резервного заряда осталось: 00:26:50»       Выходит, всё было напрасно с самого начала? Из Aperture невозможно выбраться живым? Ты либо выкарабкаешься, но по частям, либо останешься гнить заживо до скончания жизни. Мэл выбрала ни то ни другое, ровно как и Верджил, потому, что не мог оставить её-- не решился. ГЛаДОС догадалась об их привязанности.       И где они сейчас? Мэл, вероятно с пробитым лёгким и без сознания истекает кровью вместе с ним. Хотя Верджил мог бросить её на произвол судьбы предоставленной самой себе, оставить с невыполненной частью сделки если бы не СВОРА, мог нарушить обещание. Но не сделал, и к чему это привело?       Они оба умрут. Во всяком случае, возможно Мэл повезёт чуть меньше и ГЛаДОС оставит её себе в качестве трофея и лабораторной мыши. На фоне последнего — первоначальный исход более милосерден. А Верджилу до последней секунды остаётся взять на веру, что его корпус сожгут вместе с блоком памяти. Всяко лучше, чем век переживать издевательства извращённой стервозы и наблюдать, как твоё тело восстанавливаю раз за разом ради того, чтобы испробовать «новое». ГЛаДОС всегда вселяла страх в каждого обитателя комплекса, но Верджил решительно (или не совсем решительно) проигнорировал, как игнорирует всплывающие ошибки и остался с Мэл.       Мэл… Когда-то олимпиец с чудом трепещемся сердцем, готовая последовать за ним куда-угодно, ныне едва дышала. и всё по его вине, пусть Мэл наверняка так не считает.       Верджил никак не мог смириться: это конец? Вот то, че он и многие другие с таким трепетом боялись? То, от чего так рьяно бежал? Сейчас? Когда по-прежнему остаётся в долгу перед Мэл? «Внимание! Аварийное отключение системы неизбежно! Времени до расхода заряда осталось: 00:10:00»       Усилием воли Верджил отправляет все оставшиеся крупицы сил на сканирование Мэл, пока его собственный корпус прошибают разряды оставшейся энергии: Мэл здесь, смотрит на него широко распахнутыми глазами, по искаженному гримасой боли лицу стекала струйка ржавой крови. Мэл дышит, но так неровно, так неправильно воздух проходит в лёгких со свистом.       Таймер всё нагнетает: «аварийное отключение через: 00:05:00»       Системы и датчики один за другим угасают, отказывают функционировать. А в прочем: Верджил наверное впервые поступил необдуманно, но всё равно принял единственно верное решение: принял весь удар на себя.        Но не смог, не справился, не уберег, не выполнил свою часть сделки и неизбежно отключится с осознанием чувства долга — такова правда. 00:04:00       Верджил с металлическим хрипом, звуком что походит на старое охрипшее радио, желает позвать Мэл по-имени, но из динамиков рвётся неразборчивый шум. Верджил хочет сказать: я здесь. Мэл я рядом.» в последний раз, но у него отнимают возможность — не дают и шанса. 00:03:00        до Рассудка Мэл не достигли обрывки несказанных фраз. 00:02:00       Крупицы сил стремительно покидают изувеченное, разорванное тело. Корпус содрогается, глаза, полузакрытые, по-человечески пустые и влажные будто от слёз после всего замели — замирают. 00:00:01-       Мелькнул последний сбой: разум Верджила угас навсегда.

***

      Всё словно покрыто ржавчиной: стены, пол на котором очнулась Мэл, Верджил… Брызги повсюду. Андроид лежит таким образом, что значительную часть лица скрывают под собой слипшиеся от ржавчины волосы.       Лучше ей так и оставаться в незнании и не знать, что на неё обращён мертвенно-пустой взгляд.       Мэл старательно поддалась вперёд настолько, насколько возможно. Напрасно. Замерла с протянутой вперёд рукой: её знобит. Мэл скручивается в спине от мучительной, жгучей острой-острой боли и взамен получает лишь большую боль. От неё сводит зубы и режет глаза. Режущая боль, какой Мэл не переживала никогда — теперь отдавалась в груди, в ногах, отравляла организм и выворачивала грудь наизнанку. Казалось, она окружает и давит со всех сторон. От неё попросту невозможно дышать, от неё не скрыться.       Сквозь рыже-жёлтую пелену в глазах и агонию, Мэл чудом, неиначе, удаётся дотянуться, а потом невесомо коснуться плеча Верджила: вместо грубой потёртой ткани Мэл ощутила под пальцами липкую влагу.       Мэл упустила вялое ноющее ощущение в животе, непроизвольные слезы — оно не так важно, не то что неподвижное тело друга докуче истёкшего кровью. Она не замечает месиво из проводов на спине Верджила, но так будет лучше, ведь Мэл уже медленно поворачивает ладонь к себе — пальцы мелко дрожат, пока по ним стекает ржавчина. Кровь пропитала одежду, руки. Может, въелась в кости.       Его кровь. Она повсюду и ещё теплится на руках.       Дыхание прерывается, Мэл закашлялась кровью: сердце пропускает удар за ударом и трепещется: грудь печёт всё яростнее: из горло вырывается гортанный хрип: взгляд никак не желал фокусироваться. Окружение тошнотворно закачалось. Чертовски хочется спать, пока от ног поднимается сковывающий сковывающий холод. тело снова пронизывает боль.       От уголков глаз непреклонно уродливыми кляксами подступает чернота, а в голове так пусто…       Мэл провожает рассеянным остекленелым взором безвольно упавшую руку. Всё онемело до груди, каждый вдох даётся с трудом, в горле комом встала кровь, холод подступает к шее — Мэл не чувствует конечностей. Как сквозь воду, последнее услышанным звуком был голос ГЛаДОС.       Беззвучно шевелит губами и смотрит куда-то далеко-далеко за грань реальности, опоздав опустить веки. Смотрит дальше, чем кто бы то ни было. Дальше, чем можно представить. Мэл смотрит и не видит ничего       Нет ни боли, ни мыслей: лишь различимые рыжие язык пламени, напевание бесцветного женского голоса и-       Пустота.