Что-то кончается, что-то начинается

позабытые стынут колодцы, выцвел вереск на мили окрест, и смотрю я, как катится солнце по холодному склону небес, теряя остатки тепла.

♫ Мельница — Дракон

      Загон драконологов находился в лесах Румынии неподалеку от Трансильвании. Магглоотталкивающие чары не пускали сюда никого из простецов, и уровень этих чар был на порядок выше — Хогвартс и то стерегли менее пристально. Естественно; в Хогвартсе не жили огромные огнедышащие чудовища.       Раньше Нимфадора слабо представляла себе быт Чарли и его коллег. Ей казалось, что они круглосуточно общаются с драконами и живут в палатках, но она ошибалась — драконологи обитали в маленьком поселке вроде Хогсмида, меньше по размеру, с гораздо меньшим количеством трактиров (всего один), только с жилыми домами в максимум два этажа, но очень уютными, чистыми и вовсе непохожими на палатки или бараки. Дома как дома — с оградой, садом, печными трубами, кое-где все еще остались украшения с Рождества, где-то — еще с Хэллоуина. Только и различия, что здесь не было ни кошек, ни собак, и детей тоже не было.

***

      Драконы располагались в специальном огороженном месте неподалеку от городка — буквально через дорогу. Оттуда доносился рев, иногда виднелись вспышки пламени и слышались удары хвостов.       — Дрессировка, — объяснил Чарли. — Они не всегда так шумят. Они совсем не такие агрессивные, как можно подумать.       Андромеда недоверчиво взглянула в сторону очередной вспышки.       Кто полетит в Румынию — обсуждали целый день. Миссис Тонкс то передумывала, то начинала собирать вещи, то снова передумывала, то ругалась, потому что не могла найти термос, то ругалась, потому что вспоминала — зачем ей нужен термос, если можно подогреть все магией? Сириус с Нимфадорой молча наблюдали за метаниями Меды, понимая — это не их боль. Даже Дора, безумно скучающая по отцу, вполовину не страдала от его потери так, как Андромеда — поэтому думала, что лучше бы ей сначала слетать самой и проверить, а потом рассказать, как обстоят дела. Сириус поддержал идею племянницы, но Меда решительно отказалась — она в любом случае не останется больше в неведении, ни за что.       Поэтому в обители драконов оказались все трое, оставив Тедди на попечение Молли — последние месяцы тот практически жил у Уизли, но не имел ничего против, ему нравилась рыжая семья, и Тедди был понимающим ребенком. Он чувствовал, что всем не до него, но это вряд ли его расстраивало — он готовился к Хогвартсу, общался с ровесниками, и в целом проводил время намного лучше, чем провел бы на площади Гриммо в обществе тоскующей Меды, взвинченной Доры и кое-как поддерживающего обеих Сириуса, питаясь только пиццей и китайской едой.       Сириус шел позади дам, неся их багаж — зачем-то Андромеда собрала чемоданы так, будто они отправились в поездку примерно на неделю. Меда и Тонкс шли по сторонам от Чарли, озираясь вокруг. Снега здесь не было — ни единого следа, и температура воздуха была существенно теплее, чем в Лондоне — Тонкс пришлось снять шапку, на что Андромеда по материнской привычке покосилась с неодобрением, но тут же сняла свою вместе с шарфом.       — Не думала, что в Румынии так тепло, — заметила она.       — Нет, в Румынии не тепло, здесь тепло, — сказал Чарли. — Мы поддерживаем магией, — он показал глазами наверх. Небо над городком закрывал еле видимый волшебный купол, очевидно предназначенный еще и для помехи крылатым ящерам улететь. — Драконы не должны мерзнуть. Среди них есть те, кто изначально привык к невысоким температурам, как, например, норвежские горбатые или украинские железнобрюхи, румынским длиннорогам здесь тем более хорошо, сами понимаете, почему, а вот перуанские змеезубы и опаловоглазые антиподы холод переносят паршиво. Кожа защищает их, казалось бы, но не совсем… их внутреннее пламя начнет гаснуть, если они долгое время пробудут в холоде ниже нуля. Я бы сказал, драконы перелетные птицы, — пошутил он. — Если в их естественной среде обитания начинается зима, они либо впадают в спячку в пещере, либо улетают на время… а вот мы и пришли.       Дом Нацуно Аме мало чем отличался от других по стилю постройки, но только по стилю. На клумбе у нее росли необычные алые и белые цветы, чем-то смутно знакомые Тонкс — наверное, видела на картинках в учебнике Зельеварения или Травологии, во дворе на видном месте лежали камни, сложенные друг на друга и вряд ли являющиеся украшением, а прошмыгнувший мимо человечек чем-то напоминал эльфа-домовика, но не был им.       Аме оказалась невысокой и очень изящной девушкой, как и говорил Чарли. Она вправду напоминала фарфоровую куколку — бледная кожа, черные глаза и карминно-красные губы. Улыбалась она широко, открыто и радостно.       — Привет! — пропела Аме без малейшего акцента, протягивая руку сначала Андромеде, потом Нимфадоре, а потом Сириусу — по всем правилам Сириуса стоило поприветствовать раньше Доры, но дядя морочился с багажом и ему было не до того.       — Хотите чаю?       Хотела даже Меда.       Дома у Аме было все еще необычнее, чем во дворе. В прихожей стену украшала длинная подставка с иероглифами, и здесь же всех попросили разуться — Чарли шепнул Тонкс еще раньше, что по японским традициям нельзя входить в дом в обуви. Над дверью висели бамбуковые колокольчики, издающие легкий перезвон от ветра. Вместо стола их усадили за котацу — низкий столик посреди комнаты. Тонкс думала, что придется сидеть на полу, поджав ноги, и приготовилась к максимально неудобной позе, но вопреки ожиданиям, под котацу обнаружилось углубление специально для ног.       Чай и пирожные им принес тот самый странный домовой эльф. Он не носил одежды, заметила Тонкс, подумав, что Гермиона бы не преминула сообщить Аме — это неправильно, пользоваться рабским трудом.       — Это дзасики-вараси, — сказала Нацуно, проследив за взглядами гостей. — Я знаю, в Европе другие домовые духи, эти смешные эльфы в простынях… Чарли говорил, что его невестка занимается их освобождением, — Аме весело покачала головой. — Главное, чтобы она не стала освобождать дзасики-вараси.       — Она не будет, я говорил с ней, — сказал Чарли. — Вся инициатива Гермионы распространяется на Британию. Максимум на Европу, может, чуточку на Америку… Но она понимает границы.       — Да ладно вам, не так уж это ужасно, — встрял Сириус. — Платишь эльфу галлеон и все. Так иногда даже удобнее. И берут они чаще намного меньше галлеона. Некоторым кнат кажется богатством.       — Не в том дело, — улыбнулась Аме. — Дзасики-вараси совершенно иначе устроены. Думаете, он мне служит? — она по-лисьи фыркнула. — Скорее, он думает, что сдает дом мне в аренду. Неважно, что прибыл вместе со мной из Ямагата… Он мой покровитель, а не слуга.       — И насаждать в Японии свои порядки себе дороже, — шепнул Чарли Доре на ухо. — Христианские миссионеры однажды пробовали, и им это не очень понравилось.       — Может, перейдем к делу? — спросила Андромеда. — Не сочтите меня невежливой, но вы утверждаете, что сумели найти в мире живых моего мужа, и он где-то в Румынии… это ведь так?       — Конечно, — безмятежно кивнула Аме. — Это так. Мертвые не врут. Ваш муж живет на окраине Бухареста.       — У вас есть адрес? — насторожилась Меда. — Настолько точно?       — У духов есть зрение, и они видят номера домов и названия улиц, — Нацуно протянула бумажку с адресом. — Я уверена, это именно тот дом, та улица и там живет Эдвард Тонкс.       Андромеда помрачнела, вертя бумажку в пальцах.       — Лишь бы она его не убила, если там действительно другая женщина, — шепнул Доре Сириус. — Нельзя пускать Меду одну. Не только у тебя бывают стихийные вспышки в этой семье.

***

      Дом на окраине Бухареста был одноэтажным. Не один дом — много особняков, самых разных, устроенных богаче или беднее. По улице пробежала собака — не бездомная, с ошейником на шее. Пришлось снова надеть шарфы и шапки; здесь никто не следил за теплотой климата.       Из дома вышел мужчина, и Андромеда остановилась, наблюдая, как собака ласкается к его рукам. Тонкс тоже застыла, схватив мать за руку и сжав ее ладонь, то ли поддерживая, то ли ища поддержки.       Это был Тед. Он почти не изменился, может, совсем немного — похудел, вокруг глаз у него появились морщинки, в светлых волосах запутались серебряные нити седины… и все.       Глянув на вышедших из строя и временно окаменевших женщин, Сириус махнул рукой и направился к зятю.       — Привет, Тед, — поздоровался он. — М-м… как дела?       Неожиданно Тед шокированно уставился на него, сделав шаг назад. Собака разразилась лаем.       — Как вы меня назвали? — спросил Тонкс. — Вы ничего не перепутали?       — Что… — опешил Сириус. Меда, наоборот, вышла из ступора и решительно направилась к мужу.       — Что за цирк, Эдвард? — хрипло спросила она.       Он моргнул, неузнавающе глядя на Андромеду.       — Эдвард?..       — Это что, его двойник? — упавшим голосом спросила Меда. — Какого лысого Мерлина…       — Что случилось? Что происходит? — на непрекращающийся лай собаки из дома вышел старик, и, увидев гостей, засуетился, провожая их в дом — понял, что Андромеда едва стоит на ногах.

***

      Никакой другой женщины не было — естественно. Разве что если назвать так Домнику, жену Мирчи, встретившего их старика — она была женщиной, хотя ее лицо сморщилось, как печеное яблоко, а волосы полностью побелели. Все оказалось гораздо проще и одновременно намного сложнее.       — Десять лет назад нашли его в лесу, — рассказывал Мирча, пока Домника разливала чай по кружкам и доставала из холодильника пирожки. — Я нашел. Пошел ранней клубники собрать, и стон услышал. Скорую вызвали, в больницу увезли, так и не поняли, что с ним сделали — странные раны. Но откачали, выжил. А имени своего не помнил и до сих пор не помнит. Мы решили, что будем его Стефан звать, он сам выбрал имя — не «эй, ты» же к человеку обращаться. Уйти ему было некуда, и он боялся чего-то — до сих пор боится. Иногда по ночам кричит. Остался. Соседи смеются, что мы его усыновили, а что поделать?       — Вы знаете английский, — опомнилась Тонкс. — Откуда?       — В Канаде жили оба, — рассказал Мирча. — В молодости еще. Работали там. Сын наш так там и остался… — он помрачнел и огладил бороду. — В горах остался. Снежной лавиной смело. Ничего после себя не оставил, ни жены, ни детей…       У Доры по спине пополз холодок — может, это и был тот дух, с которым общалась Аме в полнолунную ночь. Дух, указавший ей путь — мертвые никогда не врут, это прерогатива живых.       Наконец Мирча и Домника оставили их с Тедом наедине. Их не просили об этом, но красноречивые взгляды Андромеды понял бы даже слепой, ощутив их жжение на коже.       — Извините, — сказал Тед. — Я не хотел вас напугать или смутить, и то, как обо мне говорит Мирча, может заставить вас решить, что я не в своем уме, но я полностью разумен. Только ничего не помню.       — Что за раны? — спросила Меда. — Что у тебя были за раны?       Тед вздохнул и потянул вверх рукава свитера. На его руках были длинные порезы, глубокие, ужасные, въевшиеся в тело навечно.       — Такие же на спине и на груди, — рассказал он. — Врачи говорили, что я ничем не отличался от мертвого — почти ничем. Если бы Мирча вовремя не довез меня до клиники, то я бы с вами не разговаривал.       Меда шумно вздохнула и цепко сжала руку Сириуса, оставляя следы от пальцев.       — И ты нас не помнишь? — спросила Тонкс. — Никого из нас? Совершенно никого?       Тед печально покачал головой.       — Я не помню даже себя. Иногда мне снятся сны… в них есть магия. Будто я владею магией. В них есть женщина… Вы, это вы, — он посмотрел на Меду. — Вы — та женщина. Еще мне снится маленькая девочка, у которой меняется цвет волос. И снится боль — будто меня жгут каленым железом. Спрашивают что-то, а я молчу: если скажу, то убьют и ту женщину, и ту девочку, и… младенца. Еще мне часто снился младенец. И реже — волк и черный пес.       — Пытки, — тихо сказал Сириус. — Его пытали Круциатусом. И не только, судя по ранам. Не думаю, что это Сектумсемпра, от Сектумсемпры он истек бы кровью… может, это и не магия, а обычный нож. Беллатрикс нравились ножи.       Алая пелена заволакивала глаза жгучими слезами. Тонкс чудом сдерживалась, чтобы не допустить внутри рождение вихря, чтобы не рванулась наружу магия — нельзя пугать отца, нельзя разрушать чужой дом.       Андромеда вскочила, перевернув стул, и бросилась на улицу. Сириус побежал за ней, Тонкс следом — она сдерживалась, а мать, все десять лет держащая в узде свою скорбь, боль и гнев, наверняка не могла больше держаться. Что, если вихрь ее магии снесет дом Мирчи и Домники, как ураган унес домик Дороти?       Вместо урагана вокруг Андромеды порхала стая разноцветных птиц. Много-много птиц. Она обнимала себя за плечи, совсем как Дора, когда ощущала бушующий в солнечном сплетении вихрь, наклонилась чуть вперед, ее длинные черные волосы развевались, но вместо разрушающей все на своем пути магии из ее тела вылетали птицы, растворяясь в холодном небе.       Тонкс замерла, завороженная этим зрелищем — женская фигурка посреди птичьего смерча. Позади нее остановился Тед, глядя на Меду с испугом и восхищением.       — Авис, — повторяла Андромеда, как заговор, будто ведьма, призывающая бурю. — Авис, авис, авис, авис…       Сириус обнял сестру со спины, стойко вытерпел, когда она пнула его каблуком по голени, сжал в объятиях крепче и принялся укачивать, шепча на ухо что-то, понятное только им двоим. Мирча и Домника наблюдали за происходящим в стороне, но не казались напуганными — скорее, зачарованными. Другие магглы, заметившие это, что-то закричали, кто-то сказал, что нужно звонить в полицию — этого только не хватало, подумала Тонкс, срываясь с места.       Андромеда обмякла у брата в руках. Птицы растворились.       Остаток дня Тонкс занималась коррекцией памяти ненужных свидетелей.