Пташка

— Ты такой тощий, пташка моя. Длинные пальцы обхватывают талию, сжимают рёбра, как корсетом оборачивают, обнимают со всех сторон. Губы горячие и обветренные прижимаются к ключице; знойный день оставил покраснения на бледных плечах, щеках, спинке носа. На шею украшением добавились немного другие следы. Жарко, так жарко, но в тени деревьев ветерок и почти хорошо. Камни под полотенцем быстро оставляют синяки на выпирающих косточках. Такая тонкая красота сейчас, а в одежде он выглядит грубовато и резко. Это как откровение, секретная хрупкость, которую хочется всю забрать себе, сохранить на память, как хрустальный сувенир. Голова кружится от длинного нахождения под солнцем и будто слишком чистого морского воздуха. А ещё от поцелуев-поцелуев-поцелуев… Много, до боли, а соль и солнце только сильнее раздражают нежную кожу. Талия выгибается, грудь вскидывается, пальцы цепляются. Хватка — дай бог каждому. Ногти нервно ободранные неприятно врезаются в кожу. Но как приятно за ним наблюдать. Мягкие звуки с каждым выдохом вырываются наружу, ноги дрожат, взгляд воспалённый… Светлые глаза иногда нежные, иногда почти испуганные. Он вздрагивает всем телом, длинные волосы раскидываются по земле, притихает. Только дышит тяжело, и мышцы плечей каменеют. Когда всё кончается, его почти жалко. Встревоженный и уставший. Сгрести бы на руки, унести куда подальше, и больше никому не показывать. Небо затягивается облаками так же быстро, как он возвращает себе хитрую улыбку. Натягивает полотенце на искусанные плечи и смотрит на море, ждёт, когда начнется дождь. — Я хочу кофе, — говорит и сразу вспыхивает смущением от того, как обвинительно прозвучал его голос. Если хочет, значит нужно. Через минуту или две они уходят к прибрежным кофейням, в которые уже прячутся туристы. Слишком большая рубашка лишает его тело всякой формы и прячет подаренную беззащитность от взглядов всех остальных.