Пьяный романтик

🎧 — Николай Носков «Это здорово» Фамильный особняк Блэков стоял на своём привычном месте. Площадь Гриммо, дом 12. Странно. Гермионе почему-то казалось, что он пропадёт сразу же, как только она появится на горизонте. Миссис Блэк остановилась прямо перед ветхим крыльцом, коварно заманивавшим её в пасть этого кровожадного гигантского монстра. Волшебнице уже и не верилось, что она до сих пор являлась в этом особняке полноправной хозяйкой. Маглорожденная госпожа Блэк. Просто смешно. Придерживаясь за железные, в некоторых местах проржавевшие перила, Гермиона начала неуверенно подниматься по ступеням. Уже через пару мгновений перед ней возникла большая чёрная дверь, за которой прятались ворчливые портреты, пыль, километровые кружева паутины и в добавок старый вредный домовик. Ещё совсем недавно Гермиона умела наслаждаться и даже радоваться подобным мелочам, наполнявшим её будни и выходные. А теперь ей казалось, что это всё было с ней в прошлой жизни. Давно и неправда. В прихожей было тихо, холодно и неуютно. Ничего нового. Портреты ворчали и негромко переговаривались. Где-то в глубине дома кряхтел Кикимер. Миссис Блэк медленно прошлась от входной двери к лестнице на второй этаж. Она прекрасно знала, куда ей нужно было идти. Кто-то из давно почивших волшебников гневно зашипел с портрета. Кажется, это был Финеас Найджелус Блэк, прапрадед Сириуса. Гермиона читала о нём в книге про историю «славного рода Блэк». Когда-то он был директором Хогвартса, а ещё мерзким, наглым и самовлюблённым противником маглорождённых волшебников. Достойный сын семьи Блэк. Гермиона поднялась на второй этаж и, прежде чем повернуть налево и добраться до конца коридора, подошла к самому милому сердцу портрету во всём этом проклятом доме. С картины на неё смотрел красивый статный мужчина средних лет в дорогом чёрном сюртуке. Орион Блэк бросил на свою невестку мимолётный взгляд и ничего не сказал. Ему всегда была свойственна сдержанность и немногословность, вот только сегодня это как-то особенно угнетало. Гермиона повернула голову в сторону. В конце коридора сгущалась тьма, ничего не было видно. Но волшебница знала, что ждёт её в этой тьме. ты пойдёшь за его голосом даже в ад. Медленными шагами она направилась вперёд. Старая обшарпанная дверь зловеще взирала на волшебницу, словно дикий голодный зверь. Чёрная, уродливая, но при этом бесконечно прекрасная дверь, за которой пряталась большая история, полная любви, одиночества, потерь и разочарований. Какая ирония. В этой самой комнате Гермиона и Сириус вместе потакали своей бессоннице, слушая тоскливые гитарные наигрыши и споря о качестве рифм в современной поэзии, в этой комнате они зализывали друг другу раны после окончания войны, пытаясь справиться с потерей близких им людей, в этой комнате они провели свою первую брачную ночь. Они возвращались сюда снова и снова, будто этот прокуренный гадюшник мог избавить их от боли и страданий. Они слетались в эту спальню, словно мотыльки на яркий свет люмоса. Глупые, глупые мотыльки. Бронзовая круглая ручка тускло блеснула, отражая свет, пробивавшийся со стороны лестницы. Волшебница встревоженно закусила нижнюю губу. Это её первая и последняя попытка найти мужа. Если он будет внутри, то Гермиона попробует взять ситуацию в свои руки, исправить свои и чужие ошибки, как делала это в Хогвартсе каждый божий день. Но если она войдёт внутрь и там будет пусто, то она вернётся к Джинни и Гарри, соберёт вещи, свяжется с Виктором и как можно скорее уедет в Америку. К чёрту Сириуса, к чёрту Англию, к чёрту всю эту старую жизнь. Миссис Блэк обхватила холодными пальцами шершавую бронзовую ручку. Сердце стучало в груди до боли, удары отзывались в голове тяжелым колокольным звоном, рёбра сжимали лёгкие, которые отзывались тупой болью на каждый вдох. Гермионе было страшно. Очень, очень страшно. Замок глухо щёлкнул. Миссис Блэк приоткрыла дверь. По полу потянуло знакомой прохладой. Шаг. Ещё один. И ещё. Самый страшный рубеж — порог комнаты, был преодолён. В нос ударил едкий и невероятно знакомый запах сигарет. Гермиона медленно повернула голову направо. Сириус, развалившись, сидел в своём кресле. Белая мятая рубаха, расстёгнутая почти до пупка, была заправлена в чёрные брюки. Тень от тёмных растрёпанных волос скрывала лицо анимага. Закинув босую ногу на подлокотник кресла, Блэк смотрел в грязное, мутное окно и курил сигарету. Тридцатую за вечер, наверное. У Гермионы перехватило дыхание — она будто перенеслась на несколько лет назад, в тело и сознание шестнадцатилетней девочки. Она будто снова пришла в эту проклятую комнату из-за длительной бессонницы, ведомая загадочным гитарным наигрышем. Сириус сидел на том же самом месте, в той же самой позе. Луна освещала мягким холодным светом его статную фигуру, делала тюремные татуировки на его руках и груди чуть ярче. Внезапно Блэк показался Гермионе снова той загадочной, недосягаемой звездой, ярко мерцавшей где-то в дали. Мужчина, практически мгновенно отреагировав на чье-то появление, повернул голову на звук и замер. Сигарета продолжила тлеть в его пальцах. Буквально в трёх метрах от него стояла Гермиона. Самая настоящая. Не плод его воображения, не вымысел. Из плоти и крови. Теперь она выглядела по-другому. Сириус заметил это только сейчас. Не нежная сладкая девочка с непослушными кудрями и горой учебников в руках, а взрослая женщина из стали и свинца. Сердце анимага громко забилось о рёбра от чувства всепоглощающего страха. Он так давно не видел свою жену. За эти месяцы она потеряла с десяток килограммов - её руки и ноги были слишком худыми, а скулы стали пугающе рельефными. На бледном лице выделялись лишь огромные карие глаза. Она молчала и стояла на месте, напоминая Блэку натянутую до предела гитарную струну. А он смотрел на неё в ответ, боясь даже пошевелиться. Гермиона, сжав ладони в кулаки, будто это могло победить её волнение, сделала шесть небольших шагов к дивану. Она положила на подлокотник небольшую сумочку и, сняв верхнюю одежду, бросила на спинку свой плащ. Диван был мягким, холодным и пыльным. Словом, таким, каким она его помнила. Всё это время миссис Блэк, не отрываясь, смотрела на Сириуса, словно не могла поверить в то, что его присутствие здесь — реальность. Забавно, но анимаг не мог поверить в то же самое. Будто они оба были лишь плодами воображения друг друга. — Ты чудесно выглядишь в этом платье, — хриплым голосом протянул Сириус. Смелый, верный пёс. Очень смелый. — А ты выглядишь плохо, — Гермиона попыталась сказать это максимально равнодушно, однако дрожь в голосе выдавала её с потрохами. Блэк стиснул зубы и опустил взгляд. Что они вообще должны были говорить друг другу после всего произошедшего? — Сегодня Джинни устраивала ужин, — глядя куда-то в сторону, начала волшебница. Сириус реагировал молниеносно на каждый её вздох, на каждое слово. Пытался впитать их каждой клеткой своего тела. — На этот ужин был приглашён мой старый знакомый Виктор Крам. Он звал меня уехать с собой в Америку. Обещал подарить мне жизнь, «которую я действительно заслуживаю». Анимаг опустил глаза в пол и сжал ладони, лежавшие на подлокотниках кресла, в кулаки. Было ли ему больно от этих слов? Разумеется. Ударила ли ревность ножом в его сердце? Ещё как. И проткнула насквозь. — Ты согласилась? — прохрипел Сириус. — Нет, — в голосе Гермионы звучал лязг холодной стали. — Я замужем. — Птичка, послушай, — дрожащим голосом начал Блэк. — Не называй меня так! — грозно отрезала волшебница, заставив Сириуса вжаться в кресло, словно маленького напуганного щенка. Лицо миссис Блэк было абсолютно равнодушным, она смотрела прямо перед собой, стараясь не пересечься с мужем взглядами. — Но.., — анимаг вновь попытался что-то сказать. — Ты оставил меня.., — внезапно она вновь на него посмотрела. Своими огромными святыми глазами. И этот взгляд не одной сотней гвоздей прибил Блэка к креслу, а первый женский всхлип заставил его сердце сжаться. Он не мог выносить слёз любимой жены. — Ты оставил меня! — слёзы наполнили её карие глаза. — Ты не поддержал меня, когда ты действительно был мне нужен… А суть отношений как раз в том, чтобы быть рядом в самые тяжёлые моменты! Её грудь часто вздымалась, болезненный спазм сковал лёгкие, бледные, влажные от слёз губы сильно дрожали, коверкая слетающие с них горькие фразы. Она так долго держала эти слова в себе, что они стали выливаться наружу вместе со слезами, криками и всепоглощающей болью. Не в силах совладать с собой, Сириус сорвался с места и, почти сразу же рухнув на колени, подполз к жене и сел на пол у её ног. Его горячие широкие ладони накрыли её исхудавшие бёдра. — Ты клялся мне на алтаре в вечной любви! А потом оставил меня одну! — холодными пальцами миссис Блэк стирала с бледных щёк слёзы. Те, которые ловко ускользали от её рук, картинно скатывались по губам и капали с подбородка. — Почему ты молчишь?! — Гермиона закричала навзрыд и дёрнулась, но сильные руки на её теле не давали ей возможности двинуться. Сидя на полу у её ног, анимаг смотрел на неё влажными от слёз глазами. — Сколько можно разбивать мне сердце?! Ну, сколько?! Скажи что-нибудь! Скажи! — волшебница кричала, не в силах остановиться. — Ты просто трус! Ты слонялся невесть где, пока я сидела там в полном одиночестве! Тебя не было рядом! Ты трус! Я пришла к тебе сама, а ты не смог сделать ни единого шага мне навстречу, испуганно поджав хвост! Сириус смотрел на неё, не в силах сказать ни слова. Он и вправду считал себя трусом. Обезумевшим глупцом, которому было легче напиться до беспамятства и забыться, чем попытаться самостоятельно выбраться из болота и посмотреть своим страхам в лицо. А Гермиона смотрела на мужа в ожидании чуда. Словно сейчас настанет особенный момент и её сильный, всемогущий, бесстрашный Сириус вытащит из цилиндра белого кролика. Глаза у волшебницы были молящие, скорбные, мокрые, ненавидящие, усталые, тревожные, разочарованные, наивные, гордые, презрительные и все равно по-прежнему бесконечно карие. — Я прошёл через две войны, потерял столько друзей и близких, что уже и не сосчитаешь, но к тому, что случилось с нами, я не был готов.., — Сириус смотрел в заплаканное лицо Гермионы и, сжимая ладонями её колени, позволял катится горячим слезам по своим щекам. — Тем вечером я ослеп из-за своей боли и не видел, что ты тоже умирала изнутри. Миссис Блэк закрыла лицо руками и разрыдалась в тысячу раз сильнее. Ей было больно дышать, больно говорить, больно жить. Сириус, стиснув зубы до звона в ушах, зажмурился, чтобы слёзы перестали течь из глаз. Они оба превратились в одну сплошную невыносимую боль. В тот день они, кажется, умерли вместе со своим ребёнком. — Я убила его, Сириус, — Гермиона подалась вперёд и слезла с дивана на пол, мгновенно рухнув в объятья своего мужа. — Я убила нашего сына! — взревев, волшебница зашлась в приступе истерического кашля. Анимаг с силой прижал Гермиону к себе, заставляя её уткнутся носом себе в грудь. — Я не могу больше с этим жить! Не могу! — её крик, наверное, в тот вечер слышал весь Лондон. — Я убила его! Это я! Я во всём виновата! — Ты ни в чём не виновата, Птичка, — на контрасте с голосом супруги голос Сириуса был тихим и хриплым. Он не мог больше позволить себе быть слабым рядом с ней. — Никто ни в чём не виноват. — Прости меня! Я не хотела! Прости! — тело Гермионы било крупной дрожью. — Успокойся, Птичка, слышишь?! Успокойся! — Сириус крепко сжал миссис Блэк за плечи и, чуть встряхнув её, заставил посмотреть себе в глаза. — Ты ни в чём не виновата. Но если вдруг тебе станет чуть легче, то я прощаю тебя. Другой вопрос — простишь ли меня ты? Волшебница часто дышала, красными от слёз глазами разглядывая лицо мужа. — Я давно простила тебя… В глазах Блэка снова заблестели слёзы, он всхлипнул и… Улыбнулся. — Я люблю тебя, Птичка, — на выдохе проговорил анимаг. Он взял её бледное лицо в свои горячие широкие ладони и принялся целовать её лоб, щёки, глаза, собирая сухими губами солёные девичьи слёзы. — Я тоже люблю тебя, Сириус. Я тоже тебя люблю… Они сидели на полу у дивана в полной тишине. Темнота окутывала их мягким одеялом со всех сторон, словно ограждая волшебников от остального мира. Жестокого и озлобленного. Задумчиво глядя в окно, Сириус докуривал тридцать пятую сигарету. Он посчитал. Гермиона сидела рядом и, уместив невыносимо тяжелую голову на груди мужа, всё ещё немного подрагивала от пережитых эмоций. Блэк ласково гладил свою Птичку по волосам, мысленно забирая у неё боль своими прикосновениями. По крайней мере, ему хотелось в это верить. — Мы с тобой никогда не станем нормальными людьми, — тихо проговорила миссис Блэк. — Что ты имеешь ввиду? — ещё тише спросил Сириус. — Мне было пятнадцать, когда началась война. Вплоть до восемнадцати лет я теряла родных и близких, сражалась, убивала Пожирателей Смерти. Использовала непростительные заклятия. Я своими руками стёрла родителям память и осталась сиротой. Меня пытали круциатусом, за мной охотились, меня хотели убить. Когда закончилась война, я вышла замуж за мужчину, который старше меня на двадцать лет. Возможно, этим я компенсировала в своей голове потерю отца. А через пару лет я потеряла ребёнка. Ты можешь меня отговаривать, но случилось это лишь по моей глупости и беспечности, — Гермиона снова и снова выдавала холодные, голые факты, указательным пальцем потирая шов на брюках Сириуса. — А я? — Блэк чуть крепче прижал к себе супругу. — У тебя было трудное детство. Родители не дарили тебе свою любовь, иногда доходило даже до насилия. В подростковом возрасте ты сбежал из дома. Потом ты просидел в Азкабане двенадцать лет, потерял родителей и брата, прошёл через две войны, похоронил много друзей. Ты женился на лучшей подруге своего крестника, которая годится тебе в дочери. Если бы ты не сидел в Азкабане, ты вполне мог бы видеть, как я в свои одиннадцать лет в первый раз уезжаю в Хогвартс с платформы девять и три четверти. У тебя очевидные проблемы с алкоголем и сигаретами, в особо стрессовых ситуациях твой мозг отключается и ты сбегаешь от близких людей подальше, инстинктивно желая защитить расшатанную психику, — Гермиона положила ладонь, которой долго не могла найти место, анимагу на колено. — То, что с нами произошло, не заживёт и не забудется. Мы навсегда останемся покалеченными изнутри людьми. — У таких, как я, не бывает счастливых финалов, — Блэк поджал губы и раздосадовано покачал головой. — В этой истории я, скорее, злодей, нежели положительный персонаж. — Наш с тобой счастливый финал уже наступил. Мы, можно сказать, нашли своё утешение друг в друге. Совпали, как частицы одного пазла, — Гермиона посмотрела в окно. — Мы не сможем изменить прошлое. Нам остаётся только жить дальше. Ты будешь развивать свой магазин в Косом Переулке, я попытаюсь стать Министром Магии. Я нарожаю тебе детей и мы попробуем вырастить их лучшими людьми. Мы попробуем всё исправить. Сириус крепко обнял Гермиону двумя руками и, зажмурившись, чтобы не заплакать, поцеловал её в макушку.

моя кареглазая, спасённая, не разбитая. свитая из добродетели и света, из боли сотканная, с тревоги слитая.

горькая, сильная и ничем не убитая

***

— Я не хочу идти под венец в белом платье! Это пережиток прошлого! — Джинни забавно сморщила нос и поднесла к губам изящную чашку из тонкого фарфора. — Я шла в белом. И чувствовала себя самой настоящей принцессой! — Гермиона покачала головой. — Не знаю… Может быть выбрать что-нибудь синее? Или зелёное? Зелёный будет хорошо сочетаться с моими волосами, — Джинни даже не нужны были ответы подруги, она будто разговаривала сама с собой. — Ты главное дойди уже до этого алтаря! — Миссис Блэк фыркнула. — А в чём ты будешь туда идти — дело десятое. Невозможно уже ждать этой вашей свадьбы! Сколько лет прошло, а вы всё не можете пожениться! — Так говоришь, будто я в этом виновата! Это дурацкое стечение обстоятельств. Я постоянно на сборах и тренировках, а у Гарри каждый день — новая командировка по отлову всяких волшебных гадов. — Перестань уже оправдываться. Просто поженитесь и всё. Хоть в джинсах! — Гермиона спокойно покачивалась из стороны в сторону, как вдруг, не выдержав, опустила глаза вниз. — Кассиопея, не вертись! Либо сиди спокойно, либо иди к папе. Мне надо поговорить с тётей Джинни! На коленях у Гермионы сидела маленькая девочка трёх лет отроду. У девчушки были тёмные кудрявые волосы и огромные выразительные карие глаза. Идеальный дуэт отцовских и материнских генов. Кассиопея, некоторое время назад отважно взобравшаяся к матери на колени, теперь не могла сидеть спокойно, постоянно хватая Гермиону за волосы и вращаясь из стороны в сторону, подобно детскому игрушечному волчку. — Я хочу конфету, — Кассиопея запрокинула голову и уставилась своими огромными глазами на мать. — Ты с утра выпросила у папы целых три конфеты! Больше нельзя, а то у тебя будет болеть живот. Тем более, ты ещё не обедала, — миссис Блэк нахмурилась и отрицательно покачала головой. — Хочу к папе! — девчонка выставила руку в сторону, указывая на двух мужчин, сидевших в другой стороне комнаты. — Чудесно! Папе точно не хватает твоей компании, — нежно поцеловав дочь в обе щёки, Гермиона поставила девочку на пол. — Она так быстро выросла! Уже и бегает, и болтает, и хитрит мастерски! Глазом моргнуть не успеем — ей придёт из Хогвартса письмо! — наблюдая за тем, как Кассиопея бежит в другой угол гостиной и падает в руки Сириуса, Джинни широко улыбнулась. — Хитростью она явно пошла в отца. Очарованием тоже. Когда она чего-то хочет, Блэк не может ей отказать. У нас в детской живёт уже двадцать пять кукол «Барби»! — Гермиона недовольно скривила губы. — Вы идеально друг друга дополняете. Он со своей беспечностью ей всё разрешает, а ты со своей педантичностью всё запрещаешь, — мисс Уизли довольно усмехнулась. — Если бы это хоть как-то было в равновесии, я была бы очень рада. Потому что после того, как я ей что-то запрещаю, она сразу идёт к отцу. Так что наша маленькая принцесса получает всё, что захочет, — Гермиона отхлебнула уже остывший чай из фарфоровой чашки. — Мама! — справа послышался радостный визг ребёнка. Волшебницы посмотрели в сторону. К расположенным у окна креслам подошли Гарри и Сириус. На руках Блэка сидела абсолютно счастливая дочка. — Мы пришли сообщить, что мы идём на кухню есть пирожные, — Гарри широко улыбнулась. — Нажаловалась на меня папе и дяде Гарри? — Гермиона усмехнулась и покачала головой. — Никто не жаловался! Мне просто сообщили о вопиющем правонарушении! — принялся «отстаивать права» дочери Сириус. — Если ты будешь так часто кормить её сладостями, у неё появится аллергия! — Миссис Блэк недовольно сощурилась. — Аллергия — не понос, врасплох не застанет! — анимаг рассмеялся и понёс дочку на кухню. Пока, сидя за большим круглым столом, маленькая наследница славного рода Блэк уплетала большое шоколадное пирожное, её всемогущий отец и не менее всемогущий «дядя Гарри» стояли в стороне. Поттер пил из высокого стакана апельсиновый сок, а анимаг курил в приоткрытую форточку. — Сириус, скажи, какого это, иметь ребёнка? — Гарри задумчиво сощурился, глядя на болтающую ногами и облизывающую пальцы Кассиопею. — В жизни со мной происходило только два чуда: любовь Гермионы и рождение дочери, — Блэк широко улыбнулся. — Тебе не было страшно? — Поттер перевёл взгляд на крёстного. — Было, конечно. Минут пять. Когда Кассиопея только родилась, лекари из «Мунго» дали мне этого маленького, закутанного в пелёнки человечка на руки. И она просто... Уставилась на меня. И когда я посмотрел на нее, это чувство пронзило меня, будто в меня попала молния. Это была любовь. Мгновенная, необъяснимая любовь, которую ты чувствуешь только по отношению к своему ребенку. В тот момент я понял. Я понял, что моя жизнь изменилась навсегда, — Сириус мечтательно вздохнул и затушил сигарету в полупустой пепельнице. — Тебе не страшно за то, что будет с ней дальше? Кем она вырастет? Какие страдания будут ждать её на пути? — Гарри задумчиво свёл брови и скрестил руки на груди. — Страшно, конечно. Мир, в котором она вырастет, будет уже совсем другим. Но я сделаю всё, чтобы достойно воспитать её и защитить от любых бед и невзгод. Страх, который возникал в душе Сириуса от подобных мыслей, парализовывал и больно бил в солнечное сплетение. Наступали новые времена. Двадцать первый век предвещал большие перемены. Эпоха сотовых телефонов, интернета, социальных сетей, синтетических наркотиков, коротких юбок, косметики и ночных клубов. Но когда Сириус вспоминал о том, какие беды выпали на его жизнь и жизнь его супруги, проблемы будущих поколений казались ему не такими уж и глобальными. Самое главное — волшебники его поколения позаботились о том, чтобы на долю их детей не выпала ужасная, разрушающая всё на своём пути война. Они сделали всё, что могли. Ближе к семи часам вечера Гарри и Джинни покинули дом Блэков в Солсбери и аппарировали в Лондон — у них ещё были запланированы какие-то очень важные дела в столице. После трёх разыгранных партий в «Камень-ножницы-бумага», в которых проиграла Гермиона, волшебница пошла укладывать дочку спать. Сириус остался в гостиной, спокойно допивая из бокала оставшееся после ужина вино. — Сегодня у нас рекорд — уснула после трёх сказок. Надо переходить на колыбельные, они покороче будут, — устало вздохнув, миссис Блэк подошла к дивану и упала к супругу в объятия. — Конечно она плохо засыпает! Вместо сказок ты читаешь ей параграфы из учебника по истории магии, — крепко прижимая Гермиону к груди, Сириус хрипло рассмеялся. — В Хогвартсе на этих уроках студенты прекрасно засыпают! — попыталась оправдаться волшебница. — Что правда — то правда, — Блэк пожал плечами. Гермиона мечтательно прикрыла глаза, уткнувшись носом Сириусу в грудь. Она любила его. Не так, конечно, как в самом начале их знакомства. Но и не меньше. А просто иначе, по-другому. Не как прекрасного принца и недосягаемую мечту, а как до боли родного, до мельчайшей черточки знакомого, близкого человека, который каждый вечер из года в год засыпает и просыпается с тобой в одной постели, которому ты стираешь бельё, и ради которого ежедневно встаёшь на полчаса раньше, чтобы приготовить горячий завтрак и подать на стол именно то, что он любит... Сириус гладил Гермиону по каштановым вьющимся волосам и молча смотрел в окно, думая о чём-то очень приятном. В эту минуту он был бесконечно счастлив. «А на небе — звезды. Самые обычные звезды на самом обычном небе. И я не знаю и не хочу знать их имен. Я хочу просто смотреть, показывать на них пальцем, улыбаясь, и говорить тебе: «смотри, как красиво». Там сложность стремится к простоте. Там на заре выпадает роса и мы шлепаем по ней босиком, и я не читаю тебе стихов о любви и боли, жизни и смерти: я зову тебя купаться, потому что вода тёплая и в ней отражаются сосны и облака. И если напрячь фантазию, то можно представить, что мы летим между ними. А вечером мы пьем чай. С шоколадными лягушками. И все тайны бытия, риторические вопросы, тягостные мысли и нерешенные дела молча ждут нас с той стороны двери». Двадцать первого июня две тысячи первого года в семье Сириуса и Гермионы Блэк родилась дочка. Мистер Блэк назвал её Кассиопеей, как всегда и планировал. Крёстными родителями девочки по желанию Гермионы стали Джордж Уизли и Анджелина Джонсон. В сентябре две тысячи двенадцатого года Кассиопея Блэк получила письмо из школы чародейства и волшебства «Хогвартс». Девочка была распределена на факультет «Рейвенкло», на котором в течение семи лет успешно изучала академические магические дисциплины, а также занималась творчеством: в совершенстве освоила пение и игру на скрипке. Двадцать первого сентября две тысячи третьего года в семье Блэков родился второй ребёнок — сын, которого назвали Римусом. Крёстными родителями мальчика стали Драко Малфой и Астория Гринграсс. В сентябре две тысячи четырнадцатого года Римус был зачислен в Хогвартс вместе с детьми Поттеров и Малфоев. Распределяющая шляпа не думала слишком долго и отправила юного волшебника на факультет «Гриффиндор». На протяжении всего обучения мальчик увлекался игрой в квиддич и ближе к концу обучения принял твёрдое решение пойти на работу в мракоборческий отдел Министерства Магии. Став довольно успешным предпринимателем, помимо розничного магазина «Долго и счастливо» Сириус Блэк открыл в Косом Переулке кафе, специализирующееся на традиционной индийской кухне. В октябре две тысячи девятнадцатого года Гермиона Джин Блэк заняла должность министра магии, сменив на посту Кингсли Бруствера.