Сломанные ракушки

За окном мчавшего из Сеула в Каннын поезда мелькали ярко-зеленые деревья и голые столбы электропередач. Проснувшееся солнце заставляло щуриться, прятаться под козырьком панамки и прикрывать экран телефона ладонью. Из дальнего конца полупустого вагона слышался смех Тэхена и возгласы Чимина, пытающегося убедить Хосок-хена, их хореографа, доработать костюмы для выступления. Чонгук криво улыбнулся страсти лучшего друга к нитке с иголкой и сполз в кресле ниже, возвращаясь к чтению статьи в университетском интернет-журнале. "Говорят, находясь летней ночью на Каннынском побережье, можно увидеть сразу три луны: в безоблачном небе, в темном спокойном море и в смотрящих на вас с любовью глазах…" Чонгук вздохнул, заблокировал телефон и положил его на маленький столик у своего кресла, устремляя взгляд в никуда — отсутствие второй половинки этим летом вызывало необъяснимую, непривычную тоску и иррациональную грусть. Он по-доброму, но все же завидовал друзьям — Тэ и Чимин встретят последний день фестиваля со своими бойфрендами, а вот ему увидеть три луны, увы, было не суждено. Жаль, что он так и не встретил никого до начала каникул. Впрочем, ему всегда было сложно строить с людьми что-то кроме дружбы. — Чонгуки, — отвлек его подошедший Чимин. — Тебе лучше переодеться в форму. Полагаю, мы скоро уже доедем. — Да-да, Гермиона, — Чонгук улыбнулся и приглашающе похлопал по сиденью рядом с собой. — Что-то случилось, Гуки? Ты как будто и не рад поездке, — Чимин привалился к его плечу. — Не знаю, какая-то меланхолия… — ответил Чонгук. — Думаю, почувствую морской воздух и станет лучше. Не бери в голову. — Угу, — податливо отозвался Чимин, но положил руку на его колено и слабо сжал, выказывая поддержку. Чонгук склонил набок голову, прижимаясь ухом к Чиминовой макушке. — Спасибо, Мини.

***

— Заселитесь и сразу спускайтесь в холл, будет тренировка, а потом попробуем сцену. Раздавая своим подопечным карт-ключи от номеров и пропуски артистов фестиваля, Хосок-хен был настроен решительно. Участники танцевальной группы послушно закивали и направились к лифтам. Чонгуку, Тэхену и Чимину с номером повезло: светлый, просторный, с тремя кроватями, платяным шкафом, достаточно вместительным для одежды троих парней, повседневной и концертной, и небольшим балкончиком, с которого было видно море. Оставив чемоданы неразобранными, парни, толкаясь плечами, выбрались на балкон. — Вот это да-а-а, — на лице Чимина возникла широкая улыбка. — Море, я по тебе так скучаю. Тэхен перегнулся через перила, пытаясь разглядеть пляж, Чонгук и Чимин тут же схватили его за пояс джинсов. — Тэ! — На твоих поминках я буду в розовом, в знак протеста, — пообещал Чонгук, дергая друга назад. — Да ладно вам. Хосок-хен все равно нас загоняет сегодня до смерти, дайте надышаться. — Стоя дыши, — проворчал Чимин, отпуская. Тэхен притворно поморщился, но выпрямился и закинул руки на плечи друзей, стоящих по обе стороны от него. — Ребята, я уверен, мы выиграем конкурс. И вообще, я чувствую, что это лето будет незабываемым. Чонгук фыркнул. — Ты говоришь это каждое лето. — Разве я не оказывался прав каждое лето? — парировал Тэхен. — Да, до сих пор помню перевернутое каноэ и тебя с водорослями на голове, — засмеялся Чимин. — Это даже для тебя низко, — Тэхен выделил последнее слово, — напоминать мне про подобные провалы. Чимин ангельски улыбнулся и проговорил: — Я убью тебя и куплю Чонгуку тот розовый свитшот с зайчиками, который мы видели на прошлой неделе. — Допрыгни сначала. Не дожидаясь ответной реплики, Чонгук дружелюбными пинками загнал хохочущих Тэ и Мини в номер.

***

Тэхен был прав. Хосок-хен загонял их, пусть и не до смерти, но от отработки поддержек у Чонгука руки и ноги гудели так нещадно, что казалось, поднять их завтра утром он точно не сможет. Чимин выглядел ничуть не лучше, а Тэ уже сидел прямо на полу арендованной танцевальным клубом студии с закрытыми глазами и медленно заваливался набок. — Я так хочу есть, — протянул Чонгук, опускаясь с ним рядом. — Три порции курочки и банановое молоко, пожалуйста. Тэхен застонал. — Как ты можешь думать о еде, у меня до сих пор сердце в горле колотится. Чонгук лишь пожал плечами. — А я хочу в свою постельку… — сообщил Чимин, тоже устраиваясь на полу. Он раскинул конечности в стороны и закрыл глаза. — То есть, на вечернюю прогулку за едой вы со мной не пойдете, — резюмировал Чонгук и поджал губы. — Не-а. — Ни за что. — Даже за сто тысяч вон. — Даже если ты угощаешь. — Можете не продолжать, предатели, — замахал руками Чонгук. — Пойду один. Он быстро встал, взял свои вещи и покинул студию. Прохладный вечерний воздух сразу охладил все еще пылающие после тренировки щеки, и Чонгук с наслаждением вдохнул его полной грудью. На узких улочках было не так много людей, но горели фонари, и в душе возникало теплое чувство уюта, которым обладают только старые маленькие города. Чонгук побродил по улицам, поглазел в витрины уже закрытых лавок, поиграл с чьей-то собакой и, только когда желудок требовательно заурчал, завертел головой в поисках еще работающего кафе. Внимание почти сразу привлекла желто-оранжевая вывеска с улыбающимся солнышком, с лучей которого свисала лапша. Чонгук поспешил к дверям, заметив, что работник уже опускает ставни. Добежав, он низко поклонился. — Можно мне хэмуль-кальгуксу? Я такой голодный. Молодой мужчина остановился, так и не закрыв окно и удивленно на него посмотрел, явно мешкая. Чонгук попытался сделать самое несчастное выражение лица, на которое был способен. Мужчина сдался. — Проходи, на тебя порция осталась. Вот туда, — он махнул рукой в сторону бара, расположенного вокруг кухни-острова прямо в середине кафе. Чонгук устроился на высоком стуле и стал наблюдать, как молодой мужчина взялся за готовку гуксу — быстро раскатал тесто, нарезал и поставил в сетке во вскипевшую воду. Потом достал две чашки и принялся добавлять в них соусы и нарезанные тонкой соломкой овощи: дайкон, кабачок, морковь… Чонгук сглотнул слюну. Повар выложил в чашки готовую лапшу, потом морепродукты, креветки и моллюски в раскрытых ракушках, и залил все бульоном из большого чана. Поставил одну чашку перед Чонгуком, а вторую рядом. — Спасибо, — поклонился Чонгук, с предвкушением разглядывая блюдо. — Ага, — повар вышел из кухни и сел рядом. — Ешь. Я тоже поем. Чонгук подождал, пока повар начнет есть первым, и взял в руку палочки. От чашки пахло так вкусно, что он боялся накинуться на еду, как бродячий кот. Повар довольно хмыкнул. Чонгук подхватил лапшу и отправил в рот. Сразу несколько вкусов, идеально смешанных, но по-домашнему простых, взорвались на языке фейерверком: свежесть зеленого лука, имбиря и овощей, острота красного перца, нежность креветок, тепло нарезанной вручную лапши. — Это… потрясающе, — Чонгук не сдержал восторженного вздоха. Повар скосил на него взгляд и подмигнул улыбаясь. — Меня зовут Сокджин, но ты можешь звать меня Джин. Чонгук поклонился. — Меня зовут Чонгук, и вы можете звать меня Чонгук. Джин-хен рассмеялся и протянул ему салфетку. — Вытри нос.

***

Засыпая ночью под тихое бормотание дорамы на телефоне Тэхена и едва различимое посапывание Чимина, Чонгук чувствовал тепло где-то под ребрами и никак не мог взять в толк, что прошедшим вечером было волшебнее — летний Каннын, хэмуль-кальгуксу или повар, ее приготовивший. "Я Сокджин, но ты можешь звать меня Джин." Чонгук улыбнулся, перевернулся на живот и крепко заснул.