Отцвела в цветах тоска твоих губ; цветы целую

***

— Старикан, у меня деловое предложение, — Ло Бинхэ вернулся в реальность снов. — Демоненок, когда это ты по-людски дела вести научился? Вечно только обманываешь своего старика, — притворно пожаловался Мэнмо. — А ты, дедуль, к людям не примазывайся, я с тобой на твоем родном демоническом общаюсь. Уважительно значит, понимаешь? Так что давай так, я тебе классную монетку дам, а ты меня научишь какому-нибудь заклинанию света? Мне бы вечный фонарь, который не требует много энергии. Наколдовать что-то светлой ци Ло Бинхэ уже и не надеялся, по крайней мере, сейчас. А отказывает светлая ци из-за недавно снятой печати или из-за бездны — еще предстояло выяснить. — Щенок, как вести сделки я съел ни одну дохлую собаку. Причем не первой свежести. Тебе еще учиться… — Дед, остановись! Некрофильско-гурманских шуток с меня пока хватит. Я сам скоро стану собакой не первой свежести. — Малой, начинай входить во вкус, демоническая знать любит мясцом баловаться. Среди некоторых богатеев ценится тухлятина, хотя я лично люблю посвежее. Эх, любил… Вот как-то мы с твоим пра-пра-пра-пра дедом застряли одни без еды, воды и какой-либо живности в проклятой пещере. Пришлось кормить друг друга. Я ему мяска с ляжки, а он мне по-братски от груди кусман. Так и продержались, а там и сил поднакопили и сломали проклятие на входе. Классный был мужик! Ух, суровый демонюка! А от груди без раздумий оторвал для брата. — Дед, каннибальские шутки тоже ставим на паузу. — Пацан, я тебя к жизни готовлю. Ладно, ты без еды еще немного протянешь, а твой ненаглядный учитель? Вряд ли ты его за собой утянул, просто чтобы посмотреть, как он с голода помрет. Если ты еще не заметил, его дела откровенно херовые. Без воды, еды, ушибленный во всех местах после такого головокружительного полета, в анусе мира. Ой, пизда вам, ребятки, — весело цокнул языком Мэнмо. Мрачный взгляд Ло Бинхэ вот-вот прожег бы в Мэнмо дыру, но Мэнмо это не остановило. — Кстати у меня есть классная идея! Может тебе съесть своего учителя? Объединиться, так сказать, телом и душой, и душе приятно и телу. Спасешь учителя от мучений, себя от забот, а заодно унесешь его частичку с собой, раз уж не можешь с ним расстаться. Так что ты там хотел? Фонарь? — Да, дедушка, — Ло Бинхэ стоически проигнорировал все слова Мэнмо не относящиеся к его проблеме. — Вы посмотрите, какой учтивый стал. Ладно, ладно, Звереныш, послушал мои истории, задобрил деда. Будет тебе фонарь. — Не называй меня «Звереныш», это обращение учителя. — А я тебе кто? Дед с горы что ли? — Дедуля, не обижайся, ты это ты, а учитель, это другое. — Что это за «другое», Звереныш? — Мэнмо вмиг сменил облик на Шэнь Цзю, Ло Бинхэ от него попятился, отводя взгляд. — Смотри мне в глаза, когда разговариваешь с учителем, — тонкие пальцы Шэнь Цзю подцепили Ло Бинхэ за подбородок и заставили поднять голову на него. — Дед, не надо, — тихо попросил Ло Бинхэ. — Твое лицо просто не забываемо, когда ты на него смотришь, — хмыкнул Мэнмо. — Я тебе запрещаю в него превращаться, — Ло Бинхэ еле сдерживал вспышку гнева. — Ты же сам просил, — Мэнмо бросил пытливый взгляд. — Просил. Но это когда было? Дед, ты свой шанс упустил. Теперь, пожалуйста, больше так не делай. Вернемся к фонарю. Я тебя развлек? Ты мне фонарь обещал, и можно быстрее, пока нас там не съели. Сложив руки на поясе, Мэнмо тяжело вздохнул. — С тебя последнее развлечение на сегодня. А что ты так удивленно смотришь? Там тебя и не гадай рано или поздно сожрут, а что получу я? Кто меня дальше развлекать будет? Какой-нибудь усатый гуль? Я уже стар для этого дерьма. Хочу окружать себя красотой и милыми пташками. «Да где ты видел усатых гулей?» — чуть не выпалил Ло Бинхэ, но вовремя сдержался. Попадаться в очередную словесную ловушку старого демона, у него совершенно не было времени, в отличие от Мэнмо. — Монетка с тобой? Бери и кидай. Упадет птицей вверх, так сразу подарю фонарь. Условия Ло Бинхэ озвучили; он достал монету, с нежностью погладил рельеф птицы по перьям и мысленно попросил себе подыграть. Ло Бинхэ знал, что мог очаровывать людей, но мог ли птицу? На его учителя, например, чары не действовали. Оставалось кинуть монету и надеяться, что повезет. Монета взлетела вверх, на мгновение красные перья блеснули в воздухе, монета упала на ладонь птицей вверх. Ло Бинхэ поцеловал монетку и убрал назад к груди. Мэнмо притворно грустно вздохнул и перевел взгляд на все еще напряженного Ло Бинхэ. — Ну, смотри, показываю один раз, — Мэнмо хитро щелкнул сразу пятью пальцами и появился яркий огонек теплого света размером с ладонь. — Перед щелчком нужно подумать о свете и сконцентрировать энергию на кончиках пальцев. На этом все. Этот старик пошел спать, — Мэнмо картинно закрыл глаза. Хотя Мэнмо показывал щелчок очень быстро, Ло Бинхэ успел различить движение и тут же повторил за ним. Перед Ло Бинхэ тоже появился огонек света, совсем слабый, но гораздо лучше, чем ничего. Сквозь фальшивую дрему Мэнмо одобрительно закивал. Ло Бинхэ тут же вышел из реальности снов и защелкал пальцами. Мерцающий огонек не подвел, но он чувствовал, что когда демоническая ци в теле успокоится, огонь сможет светить ярче. Сперва Ло Бинхэ склонился над Шэнь Цзю, без его поддержки тот завалился на пол, дыхание Шэнь Цзю было прерывистым, но жизнь в теле еще теплилась. Ло Бинхэ облегченно выдохнул. Однако то что Шэнь Цзю еще не пришел в себя, говорило, скорее всего, о том, что и его ци перестала правильно циркулировать и не восстанавливала тело. Проверив Шэнь Цзю, Ло Бинхэ перевел взгляд туда, где была дверь, и замер. Сердце пропустило удар. Двери не было. Он огляделся, освещая по очереди все стены, они оказались в начале узкого коридора и единственный проход вел вперед, вглубь строения. Придвинувшись к стене, где раньше находилась дверь, Ло Бинхэ начал ощупывать ее по периметру. Каменная стена была без погрешностей. Может ему с голоду мерещится, и они успели отойти от входа? Нет, не может быть, он отлично помнил, как едва переступив порог, осел на пол, не чувствуя ног от усталости. Ло Бинхэ помрачнел. Перед ним была каменная, по виду очень прочная и толстая реальность, которую оставалось только принять. Он понадеялся, что у них еще будет возможность найти другой выход. Да и стена это не только преграда для них, но и преграда для тварей снаружи. А пока что те твари были более ощутимой опасностью. Поднявшись, Ло Бинхэ прошелся вперед по прямому коридору, до тех пор пока видимости фонаря хватало, чтобы оглянуться назад и различить силуэт Шэнь Цзю. Убедившись, что рядом с ними нет ничего полезного, оружия или еды, и к счастью, ничего опасного тоже нет, Ло Бинхэ вернулся к Шэнь Цзю и положил его голову к себе на колени. В неверном свете фонаря он всмотрелся в лицо Шэнь Цзю. Бледное, болезненное, но вопреки его обычной горделивой надменности, спокойное и расслабленное. За закрытыми веками и подрагивающими ресницами и не разглядишь презрительного взгляда, каким его учитель любит баловать собеседников. Прямо сейчас им ничего не угрожало, и тревога Ло Бинхэ немного улеглась. В собственном теле он почувствовал непривычный импульс. За последнее время на него навалилось столько ощущений, в основном боль и усталость, что различить новое необычное покалывание он смог только сейчас. Неспокойная демоническая ци хаотично плескалась по телу, и только силой остатков утекающего разума, он не дал ей вырваться наружу и отдаться на волю бушующей темной энергии. Как выглядит демоническое отклонение ци, Ло Бинхэ узнавать не хотел. Но кровь в теле пела, кровь ему что-то тихо неразборчиво нашептывала, кровь от него что-то хотела. Его грязная демоническая кровь была еще той сучкой, Ло Бинхэ уже понял, она никогда не даст ему покоя. В памяти всплыло, как он накормил своей грязной кровью учителя, и он непроизвольно расплылся в улыбке. Кровь внутри него довольно урчала. А следом всплыл Мэнмо и его кулинарная история из жизни. Чем кровь не вода? Кровь одобрительно лилась огнем по венам, согревая Ло Бинхэ в его решении. Для учителя срочно надо было что-то сделать. От мысли, что тот может больше не очнуться, кровь внутри кипела и бурлила. Тогда все будет напрасно. Башня, возведенная в его честь, окажется ненужной и заброшенной. Неужели птица обманула? А глумливый старик обернется учителем и будет издеваться над ним до конца жизни? Ведь если Шэнь Цзю не станет, рано или поздно Ло Бинхэ начнет верить в мерзкую шутку Мэнмо. В данный момент у Ло Бинхэ не было ничего, кроме его грязной крови. Он не мог даже пустить в тело Шэнь Цзю целительный импульс светлой ци, он почти не ощущал ее. И уж точно не мог демоническую, так он только быстрее его убьет. Ло Бинхэ оглядел свои руки, как он раньше не заметил? Его ногти удлинились, ногтевые пластины окрасились в черный цвет, еще не совсем когти, но уже острые, как у зверя. А, вот и первое оружие, он криво улыбнулся. Все-таки он настоящий звереныш. Прав учитель. Больше не переживая, Ло Бинхэ располосовал себе левую руку ногтями и прижал рану ко рту Шэнь Цзю. Что-то попадало в рот, что-то текло на ткань, бывшую когда-то светлого чистого сине-зеленого цвета весны и молодого бамбука в тени. Сейчас же и верхние и нижние халаты Шэнь Цзю запятнаны кровью и грязью. Его учитель — некогда образчик надменности и превосходства, блистал на солнце своими шелковыми волосами, затмевал лучи света в бамбуковой роще, отмахиваясь от них выверенными и отточенными движениями веера, никто не смел отвлекать от него внимание, даже глупые лучи, по ошибке забредшие не в ту рощу. Его учитель ни разу не выходил к ученикам в сбившейся короне, полы его одежд не собирали грязь, но своим взглядом он втаптывал в грязь других. Надменный среди своего круга, и готовый взяться за трудную задачу за пределами ордена. Простые смертные почтительно кланялись ему и зазывали на чай, до Ло Бинхэ доносилась из городов слава о мастере Сюя. Но он никогда не знал, имеет ли право говорить другим, что является учеником мастера Сюя. В конце концов, мастер Сюя так и не принял его чай. Холодные руки мастера Сюя он лелеял на своих коленях. Все что он мог сделать — напоить его грязной кровью презренного и ненавидимого всем миром заклинателей демонического отродья. Как же иронично, мастер Сюя дал ему захлебнуться собственной кровью, а сейчас… но ведь он же вытащил его из кошмара. Спас от неминуемой смерти? Птица не обманула его? Ведь нет? Учитель, от вас и собаки бросались в рассыпную и не смели скулить в вашем присутствии. А теперь посмотрите, где вы оказались, здесь только вы и ваш единственный презираемый вами пес. — Но, не волнуйтесь, дорогой учитель, — вслух обратился Ло Бинхэ, — этот пес не будет перегрызать вам горло, — Ло Бинхэ ласково обвел окровавленными пальцами лицо Шэнь Цзю, тот никак не хотел открыть глаз даже сейчас. — Я подожду, пока вы придете в себя и узнаете, что теперь не сильно от меня отличаетесь. Где же ваша гордость, ваш острый меч, многоуважаемый мастер Сюя? И где же где ваш бамбуковой веер с шелковыми полотнами, запечатлевшими птиц высоко в небе, выпорхнувшими из-под руки искусного мастера? Учитель, знаю, что все ваши веера вы расписывали собственными руками, я может грязная псина, но не слепая. И нюх у меня хороший. Я знаю, куда и когда смотреть. А где же ваши чистые и пахнущие свежим ветром и магнолиями одежды, учитель? Лежите сейчас здесь на грязном полу в таком неподобающем виде, и с вами даже нет вашего веера, чтобы прикрыть если не смятые перепачканные шелка, то хотя бы лицо. — Ученики на других пиках иногда шептались, что же является настоящей ценностью пика Цинцзин, знания об искусствах и литературе, которые передаются от поколения к поколению или же… признаюсь, на мой вкус, они не сравнятся с другой ценностью. Глава пика Цинцзин — вот ценность, собирающая вокруг себя внимание. Ценность, на которую можно сколько угодно любоваться издалека, но лучше никогда не приближаться слишком близко. Самые красивые цветы либо хрупкие, либо ядовитые. Вы ведь не хрупкий, учитель? Вы же так просто не умрете в этом месте, совершенно не подходящем вам? — Главная ценность пика Цинцзин была цепью, что держала меня крепко. Я мог бы легко уйти на пик Байчжань, там ценят силу. Учитель взрастил мою силу. Да вы, наверно, и не заметили бы моего ухода. И как я слышал, чтобы попасть на Байчжань, нужно всего лишь желание там быть. Все перед главой пика Байчжань равны, все ученики лишь его тренировочные мишени. Приходи, постой за себя и оставайся. Становись сильнее. И вряд ли глава ордена сказал бы что-то против, вы конечно в его сердце занимаете теплое и мягкое место, и ваше желание для него обладает особой силой. Но все-таки грязное животное здесь только одно, это я, а наш замечательный глава как-никак, глава праведного ордена. У меня была припасена пара убедительных слов для уважаемого главы, если бы он возразил. — Но, к сожалению, я не мог от вас уйти. Я был загипнотизирован вашим змеиным взглядом. На другом пике я бы умер от тоски по вашему взгляду. Вы меня отравили, и примите теперь мою отраву в ответ, — Ло Бинхэ снова провел ногтем по руке и прижал порез к губам Шэнь Цзю. — Пейте мою кровь, пейте. Я отдаю ее вам по доброй воле. Я возвращаю вам ответный дар. — Вы никогда не были со мной честны, никогда не говорили, за что весь ваш яд, копившейся, будто годами в ваших безжалостных клыках, лился на меня потоками. Не сразу, но со временем я научился ценить, что вы делитесь со мной яркими чувствами. Другие шептались, какой вы холодный и отстраненный, но я в отличие от них знал, каким чувственным вы бываете. — Никогда не забуду ту порку, которую вы устроили мне, вызвав в свой бамбуковый дом. В тот раз вы назначили наказание, кажется из-за того, что ваше ответственное задание вместо брата Мин Фаня исполнил я. Но я думаю, предлог вам был не важен, вы же не могли не знать, что половину ответственных заданий брата Мин Фаня давно исполнял я. — До этого я и не предполагал, что наказание может быть формой такого близкого общения между учителем и учеником. Но позже, вспоминая ночами, как розги летали в ваших руках, я преисполнился нового знания и вдоволь его вкусил. — Как вы поглаживали свежесрезанные ветки в руке. Как ваше обычно невозмутимое выражение лица потеряло на миг свою маску и открыло вашу заинтересованность, проглядывающую за обманчиво-скучающим взглядом. Как розги ходили по моей коже. С какой силой, каким нажимом. Как вы поморщились, когда выступила кровь. Ах, да, моя грязная кровь животного. Та самая, что вы сейчас пьете. — После того как проступила кровь, ваша рука дрогнула. Вы осторожно провели пальцами по моим ранам на спине, как же это было охуенно больно! В этот момент я обернулся и заглянул вам в лицо. Готов поклясться на вашей счастливой монете, что в тот момент увидел на вашем лице тень смятения. Вы хотели прекратить наше наказание. Но помедлив, отогнали злую тень. Как вы всегда отгоняете от себя всю грязь и все что ниже вас. — Поправьте меня, если я ошибаюсь, но вы потом жалели о своем решении. Вы хотели прогнать меня, но не прогнали. Розги снова прыгнули вам в руку. Позже я спрашивал других, сестрица Нин Инъин выдала все и не задумалась, до меня вы никогда никого лично не стегали розгами, учитель, вы с таким уверенным и решительным лицом взялись исполнять назначенное вами же наказание, но для вас это тоже был первый раз. Мне очень жаль, что я не мог в процессе смотреть на ваше лицо. Вам нравилось? Вы получили от меня удовольствие? Или вам было противно? Может ваше лицо кривилось, проливая мою грязную кровь? К сожалению, я должен был стоять на коленях, нагнувшись, и мог смотреть только в пол, лишь изредка поднимая на вас взгляд. — Кстати, кроме того сестрица сказала, что вы никого из учеников не то что розгами, но даже рукой ни разу не ударили. Вы брезговали касаться других. Но все же из-за меня вы нарушили собственное правило. И когда вы взяли розги второй раз, ваше поведение изменилось. Первая половина наказания была нанесена быстрыми, но четкими и уверенными ударами, выверенными как ваши выпады мечом и отточенные взмахи веером. Но после того как вы пустили кровь, один ее вид, словно заразил вас. — Вы начали беспорядочно хлестать, удары приходились куда попало, по спине, по ягодицам, по ногам. Вы не просили меня снять штаны, оголенной оставалась только моя спина, поэтому удары ниже спины были ничто по сравнению с огнем, охватившим мою горящую спину. Вы уже перестали считать удары, положенные двадцать давно прошли, но вы не остановились, в вас словно вселился зверь. — Я изо всех сил стискивал зубы, не хотел скулить перед вами, как битая псина, которой я и был. И неожиданно для меня тихое поскуливание все же вырвалось. Я тут же заткнул себе рот рукой, но в следующий миг понял, что этот звук издал не я. И вслед за этим осознал, что удары прекратились. Я развернулся, розги выпали из вашей руки. И учитель, ваше лицо блестело от влаги. Я отказывался верить в то, что видел. Но выражение вашего лица! Оно было таким, словно это вашу плоть растерзали в клочья. Когда вы заметили мой взгляд, вы вылетели из собственного дома. А я глупо остался стоять на коленях, проливая грязную кровь на ваш чистый пол. — До сих пор гадаю, что же тогда вас так проняло. К ответу на загадку я не приблизился, так что можете быть спокойным, ваша тайна при вас. Та порка стала первой и последней между нами. И, похоже, я не смог вам угодить даже в таком качестве. — Не знаю, почему мне сейчас захотелось поделиться именно этим воспоминанием. Со временем оно стало моим теплым воспоминанием, и сейчас я бережно храню его в своей башне. — Ко дню, когда спина зажила, спасибо мази, переданной сестрицей Нин Инъин, я уже ждал, что вы пригласите меня принять наказание от вашей руки вновь. Я был готов. Я хотел его. Но вы снова нашли как меня наказать, не давая желаемое. Как будто прочитали в моих глазах, что я его хотел. — А может дело в том, что ваша собственная реакция стала неожиданностью даже для вас? Я уверен, что никто в целом ордене Цанцюн не видел вас таким. Да что там, глядя на вашу всегда прямую спину, мне кажется, что даже причини вам нестерпимую физическую боль, вы не выдадите собственных переживаний. Но вот, учитель, ваш грязный непочтительный ученик знает, что вы не такой бесчувственный, каким хотите казаться. Разве не забавно? — А теперь, учитель, пожалуйста, просыпайтесь. Когда вы придете в себя, я обязательно расскажу вам еще что-нибудь интересное. Я слышал, в бездне нет простых смертных, нет заклинателей, да даже демоны ее избегают. И только безумные твари, которые рыщут в поисках тепла и крови чувствуют себя здесь неплохо. Давайте же вместе посмотрим на путь, который вы, учитель, нам уготовили. — И чтобы нам не сойти с ума, дорогой учитель, вам тоже придется поделиться рассказами. Знаете, демоническая кровь бурлит, и я чувствую, что уже нахожусь на грани. Или же вам по душе общество безумца? Мне не сложно перешагнуть эту грань, но я предпочел бы отложить этот шаг до последнего. Перед тем как провалюсь во тьму, я хотел бы еще раз окунуться в ваш ядовитый омут глаз. Предавшись успокоительной меланхолии, Ло Бинхэ потерял контроль над источником света, маленький голодный огонек давно потух, и лишь беспокойная демоническая метка отбрасывала тусклый красный блик. Они давно погрузились во мрак, и Ло Бинхэ не видел лица своей печали. Уже какое-то время Шэнь Цзю не спал. И он тоже знал небольшой секрет. В полной темноте красным горела не только демоническая метка, но и глаза Ло Бинхэ. Шэнь Цзю первый раз в жизни видел его лицо так близко. Этот человек был ему и чужим и знакомым одновременно, и от нелепости происходящего кто-то внутри него сардонически смеялся.

***