Пьяное солнце

Солнце догорает кострищем на горизонте, окрашивая мир в золотисто-малиновый цвет своими игривыми, тёплыми лучами. Сумерки сгущаются, молочным туманом окутывая пустые улочки Йокогамы. В закоулках пляшет полутень, растворяясь в свете уличных фонарей. Аня берёт в руки бокал, держа его за тонкую, хрустальную ножку и незаметно прокрадывается в гостиную, занимая своё любимое место в мягком кресле. Сегодня она — тень. Тихая-тихая, незаметная, что свой цепкий взор на фигуру парня направляет и слабо улыбается, вслушиваясь в его речь. Дазай Осаму. Его трудно с кем-либо спутать, да и в принципе невозможно. Девушка никогда не признается, даже сама себе, но ей нравится наблюдать за этим человеком, улавливая интуитивно его черты характера и задумчиво копаться в его мозгах. Ахматова о нём знает уж слишком много и в тоже время слишком мало, чтобы понять его до конца, но, пожалуй, может сказать уже достаточно, ведь мелочи она примечает, хоть и появляться в поле зрения Осаму старается реже, ускользая от взгляда карих глаз. Аня его боится, вздрагивая в бесчётнный раз от реплик парня о плюсах самоубийства и нервно улыбается. Дазай для неё смертельно опасен, непредсказуем, непостоянен и непонятен, и её привычка держать ухо востро, мешает общаться с ним раскованно, свободно. И вместе с тем… Дазай Осаму — словно пламя. Тёплое такое, уютное, но жгучее, что собственно свойственно этой стихие, яростной, всепоглощающей. Языки огня души этого человека иногда вспыхивают ярко-ярко, словно вспышка, сотни искр освещают всё вокруг. Дазай Осаму — это томное, лёгкое безумие, с вкраплениями правды, полусладкой истины, что редко срывается с его уст. Девушка задумчиво стучит пальцами по шершавой поверхности стола, смотря в лицо собеседника напротив. Сколько уже было разговоров? Таких вечеров, завершившихся резким, колючим молчанием? М н о ж е с т в о. Аня щурит глаза и слегка улыбается, вспоминая старое, привычное сравнение. О гранях и напитках. О пластиковых стаканах и соках. Ей смешно, легко и даже на удивление весело. Анна Ахматова вслушивается в размеренную, тихую речь, с серьёзными примечаниями и беззаботными намёками на суицид, что кажется в Осаму Дазая вклинились, въелись бинтами под кожу, стали частью его бренного существования. Впрочем так и было. Она слушает собеседника молчаливо, наслаждаясь возможностью не говорить, а жадно запоминать информацию, изредка кидая либо укор, либо небрежное беспокойство. — Осаму, ты идио-о-о-о-от… — шутливо, на распев тянет девушка и насмешливо качает головой. Осаму улыбается, а золотисто-карие глаза горят-сверкают-сжигают-полыхают. Полыхает там неуёмное кошачье любопытство, которое однажды, он очень надеется, его погубит, как в старой русской пословице. Он смотрит на неё с лёгкой, плутовской улыбкой, которая на губах возникает непроизвольно, стоит только завидеть вдалеке вихрь чёрных волос. Он старается ко всем в агентстве относится одинаково, но по отношению к ней у него весёлый азарт и желание душу чужую раскрыть, заглянуть в неё немного, чуть-чуть совсем, выведать все спрятанные там секреты. Он к ней тянется-тянется-тянется, но сам себя одёргивает и тихо бубнит себе под нос: «Дорогие для меня люди — мёртвые люди.» И Дазай лишь, в который раз за вечер, плутовато улыбается и молчит, спокойно за ней наблюдая. Мнётся, волнуется, в чём даже себе не признается, но после решается нарушить своё молчание, сладко, певуче протягивая: — За бродячих псов. Он перебинтованными пальцами держит бокал с янтарной жидкостью, отблески медового мерцания забавно танцуют, отдавая всеми оттенками огненной звезды. От него всё также пахнет солёным мёдом и корицей, а в волосах застряли лучи пьяного на закате солнца. У него характер терпкий, слегка горький, с приятным, чуть сладковатым послевкусием. Дазай Осаму — медового отблеска коньяк, напиток, пожалуй, благородный, аристократичный и крепкий. Пьянит быстро, распространяясь по телу солнечным теплом и заставляет забыть что такое здравые мысли и окунуться в янтарный омут с головой. Быстро. Безумно. Стремительно. Аня чуть встряхивает головой, отгоняя от себя эти странные мысли. И что на неё нашло? — Ани-и-и-и-та-а-а-а. Она недовольно морщится, слыша старое прозвище и топит в себе желание треснуть парня, чтобы замолк хоть на минутку, ну ей-богу! Потом, чуть остыв, опять улыбается и начинает говорить всякую чушь, лишь бы заполнить пустоту и убить несчастное, тягучие время. Осаму Дазай — это медово-янтарный коньяк, чертовски дорогой, коллекционный, созданный из уюта и тёплых лучей солнца, что золотистыми нитями пронизывают и его самого. Только вот незадача… Пить этот напиток нельзя. Обжигает. Затягивает. /У б и в а е т./