Комната Тайных Желаний. Правил нет!

      1.2 – Пять историй выдумщика и проказника.       История первая – «Зашейте ему рот!»              … Это был обычный съемочный день на натуре. Стояла невыносимая жара. По стечению обстоятельств вышли из строя две кинокамеры и во время вынужденного двухчасового перерыва, в течение которого должны были подвезти новые аппараты, Ибо предложил Чжаню пройтись к небольшому озерцу. Кристально чистая вода, окруженная с трех сторон крутым скалистым обрывом, манила горной прохладой и дарила столь желанную свежесть в этом изнуряющем пекле.       Они уже почти подошли, когда пронзительный писк, доносившийся откуда-то снизу, заставил поторопиться обоих. Оказалось, что это какое-то мелкое животное похожее на щенка, отчаянно зовет на помощь, безуспешно пытаясь выбраться из воды со стороны отвесной скалы. Судя по всему, силы покидали его, и секунда промедления могла закончиться трагедией.       Увидав эту картину, Ибо, не мешкая ни секунды, даже не скинув дорогой костюм, принадлежащий его герою (лишь сапоги), разбежался и прыгнул в воду, пока Чжань прикидывал в голове обходной безопасный путь.       Не обнаружив рядом с собой Ибо, Чжань так перепугался за друга, что почти сразу сиганул следом на случай, если придется еще спасать и его, но сам едва не захлебнулся, звонко ударившись об искрящуюся на солнце поверхность и наглотавшись воды.       Как выяснилось, несчастным, отчаянно пищавшим животным был детеныш лисицы. Он настолько выбился из сил, что даже не смог сопротивляться, когда Ибо подплыл и вытащил его дрожащее хрупкое тельце на поверхность. В итоге, лисенок был спасен и бережно передан матери, мечущейся на другом берегу горного водоема.       – Ты-то зачем прыгнул? – спросил Ибо, выбираясь на единственный пологий откос в этом похожем на омут озере. Он быстрым движением смахнул со лба воду, и наспех выжал хвост длинных волос. Парик надежно держался и даже удар об воду не повредил укладку. Только голубая лента его героя ослабла и соскользнув со лба повисла перед глазами.       – Тебя спасал, – ответил Чжань, откашливаясь, – но костюм оказался тяжеловат.       Ибо снял с головы перекрывающую обзор ленту и вдруг рассмеялся, глядя на то, во что превратились его шелковые летящие платья.       – Надо постараться незаметно вернуться и привести себя в порядок раньше, чем режиссер нас увидит.       Но не успел Ибо сделать и пару шагов, как все его надежды вернуться незамеченными рухнули в одночасье. Нога наступив на подол длинного платья, неожиданно соскользнула с покрытого зеленой тиной камня, и он, поймав яркую вспышку искр, жестко ударился лбом об острый как бритва выступ в скале, который до кости рассек ему кожу. Он, конечно, успел подставить руки при падении, но клиновидный выступ оказался аккурат между ними.       Вскрикнув, а затем протяжно застонав, Ибо перевалился на спину, обеими руками схватившись за лицо. Голова взорвалась острой болью, а к горлу подступила тошнота. И пара крепких словечек, в тот момент, чередой прорвались сквозь его сжатые зубы.       – Ибо, как ты? О, боже… – Чжань кинулся к другу и спал с лица, когда увидел сочившуюся из раны кровь.       – Я, кажется, немного ударился головой, – он отнял от лица окровавленные ладони. – Шишка есть?       – Какая шишка? У тебя лоб разбит!       Ибо посмотрел на отпечаток крови на своей ладони и раздосадованно поморщился.       – Большая дыра? – с надеждой на отрицательный ответ, спросил он. – Можно это будет как-нибудь замаскировать? Залепить пластырем?       Чжань покачал головой.       – Всё плохо?       – Тебе надо к врачу, – Чжань очень осторожно коснулся пальцами его лица, чтобы откинуть мокрые пряди подальше от раны и стереть подкатившую к веку кровавую каплю.       – Я позову на помощь!       Чжань с трудом оставался бесстрастным, глядя на то, как Ибо страдает. При том, сам Ибо изо всех сил старался не показывать боли, чтобы не пугать друга еще больше. Но, бледный вид в карман не спрячешь.       – Стой! – он схватил Чжаня за руку. – Не надо! Я сам дойду!       Чжань придвинулся ближе, обнял его и поддерживая под спину, помог подняться.       – Держись, – подхватил он, когда почувствовал, что Ибо качнуло…       У режиссера тогда чуть удар не случился. Мокрый насквозь Ван Ибо, пол-лица залито кровью!       Расспрашивать, а также объяснять, что случилось, времени не было. Нужно было как можно быстрее спасать лицо актера. Подбежавшие стаффы, его, дрожащего, быстро укутали в махровое полотенце.       До ближайшего медпункта было часа три езды, а дежурившая на съемках скорая буквально час назад увезла повредившего ногу каскадёра.       Ибо чувствовал себя очень виноватым в случившемся, из-за его беспечности мог сорваться целый съемочный день.       Вот тогда он и предложил это:       – Сделайте это здесь!       На съемках присутствовала жена главного режиссера – известный пластический хирург. Свой отпуск она проводила вместе с мужем и часто приезжала с ним на площадку.       Предложение ошеломило даже ее.       – У вас же есть с собой инструменты. Я слышал, вы говорили…       Накануне ей действительно передали посылку с новейшими инструментами для работы, в том числе и шовный материал. Выложить она их еще не успела.       – Ибо, у меня нет анестезии! Будет очень больно!       – Наверняка здесь есть какие-нибудь обезболивающие! К тому же вы сами сказали, что могут быть последствия, если упустить время! А последствий от сорванного съемочного дня может быть еще больше. Я не хочу подводить стольких людей! Нельзя допускать, чтобы из-за меня сорвались съемки. Рана пустяковая! Какая разница где ее зашить? Вы справитесь!       Уверенный голос Ибо и настойчивый взгляд преградили путь к отступлению.       Она отлично его понимала и после беглого осмотра раны, колебалась лишь пару минут, прикидывая в голове, как лучше это всё сделать.       Наконец она разрешила оставить мальчика на площадке. В противном случае поездка в госпиталь действительно заняла бы уйму драгоценного времени, что, несомненно, отразилось бы не только на его здоровье, но и на внешности, что немало волновало актера. К тому же сейчас ему необходим был именно пластический хирург. Тот, кто сможет сделать шов практически невидимым. Так что с настояния пациента и согласия доктора зашили лоб Ибо прямо там, в полевых условиях.       Однако возникла небольшая проблема: не нашлось никаких обезболивающих, чтобы облегчить его состояние.       – Всё съели! – как выразилась девочка-помощница. – И новые еще не купили.       Зато спирта и других антисептиков было в избытке! Значит, определённо будет больно, но однозначно стерильно!       Даже узнав об этом, Ибо не поменял решение. После чего его смиренное тело усадили на складной стул с высокой спинкой и подлокотниками.       Тогда собралась вся съемочная группа, чтобы поглазеть, как будут зашивать лоб Ибо. Но хирург тут же прогнала всех зевак из помещения, оставив лишь в помощники Сяо Чжаня для моральной поддержки друга, ну, при необходимости и физической.       – А рассечение какое ровное, как от скальпеля! – оценивая пределы ущерба, поговорила врач, повернув голову раненого пациента под необходимым углом в свет установленного прожектора.       Ее пальцы в латексных перчатках изучали рану.       – Как ты себя чувствуешь? – ей не нравилась его бледность.       – Тошнит, – признался он, дрожа под толстым полотенцем, скорее от волнения и стресса.       Его встревоженный взгляд следил за каждым движением ее рук, пока они поспешно раскладывали хирургические инструменты, и изо всех сил старался не потерять присутствие духа.       – Возможно сотрясение! После съемок надо будет обязательно в больницу. Не боишься крови? – обратилась она к Чжаню, который тоже наблюдал за торопливой подготовкой к предстоящей операции и ой как не завидовал сейчас Ибо.       – Вроде нет, мы на съемках используем много крови, хотя она не настоящая, но выглядит как настоящая.       Чжань поднес тампон с нашатырем к носу и подпрыгнул так, словно получил незримый удар в лицо. Пробрало до слез.       Хирург посоветовала относить его от носа подальше, а затем попросила придержать голову Ибо, после того как закончила смывать кровь и остатки грима с его лба, не забыв сменить очередную пару латексных перчаток.       От этих слов Ибо внутренне напрягся, несмотря на то, что теплые руки Чжаня были в тот момент весьма ласковыми. А еще этот резкий запах медицинского спирта не добавлял мужества.       Было очень страшно. Что говорить, даже хирург испытывала немалое волнение в этой внештатной ситуации.       – Ибо, всё хорошо?.. Как ты?.. Голова не кружится?       Она постоянно разговаривала с ним, отслеживая его состояние…       Всего один непрерывный шов, шесть проколов тонкой изогнутой иглой, а он словно в аду побывал…       – Кричи когда больно, – посоветовал Чжань, глядя на то, как Ибо тихонько постанывает и пыхтит, то сжимая, то обнажая маленькие ровные зубы. А это была только обработка и чистка раны.       Полный калейдоскоп эмоций он испытал, когда доктор взяла в руки пинцет, приподняла край рассеченной кожи и с помощью иглодержателя быстро и уверенно ввела иглу, сделав первый вкол. Ну как тут не дать волю эмоциям? Это было неожиданно, очень проникновенно и очень убедительно, хоть хирург и предупредила, что будет больно.       Влажные ладони уперлись в подлокотники, а пятки скользнули по гладкому полу. Если бы сзади не стоял Чжань, который аккуратно поддерживал ему голову, то стул бы непременно опрокинулся вместе с Ибо. От столь неожиданно сильной и резкой боли он уже не смог сдержать крик прорвавшийся сквозь сжатые зубы.       – Это только первый… – сквозь сбившееся дыхание полуутвердительно, полувопросительно проговорил Ибо, размышляя о том, не погорячился ли он в этом своем смелом решении.       – Ничего, ты справишься!       Сосредоточенная на работе хирург очень рекомендовала сидеть смирно.       – Чжань, пожалуйста, держи крепче и ровнее, – попросила она, едва не выронив иглу, после того как Ибо вновь дернул головой.       В тот момент он не только чувствовал всю остроту процесса: как сверлящая боль иглы уверенно проходит сквозь слои живой ткани, которые еще и оказывали стойкое сопротивление, но и слышал, как это сопровождалось неприятным звуком похожим на скрип резины смешанным со звуком лопающихся пузырьков. Если вкол еще можно было тихо перетерпеть, перестонать, то выкол давался ему гораздо тяжелее и мгновенно выливался холодным потом на бледном лице.       – Ибо, ты как? В сознании? Нашатырь надо?       А нашатырь в этот момент скорее требовался бледному Чжаню, который, холодея от жалобных вскриков Ибо, наблюдал, как доктор, словно искусная швея ловко управляется с инструментами и с хладнокровной точностью, быстро и четко делает свою работу.       Тонкая игла чуть с натяжением пробиралась в кожу и тут же выходила с другой стороны, вытягивая за собой тонкую темную нить, а затем снова ныряла в окровавленную внутреннюю часть противоположной стенки и замирала там, упрямо не желая появляться на поверхности.       – Потерпи, мой хороший. Ты отлично справляешься!       На глаза Ибо навернулись предательские слезы. Брови сложились грустным домиком, тело дрожало от напряжения.       То короткий, то протяжный стон его терзал слух Чжаня, не готового к физическим страданиям Ибо. Но он не мог не отметить, насколько неожиданно прекрасным было его страдающее лицо, не искаженное излишней гримасой боли. Чуть сжатые веки с капельками слезинок по бокам, стиснутые зубы за приоткрытыми губами и грудной стон, иногда переходящий в сдержанный крик. Всё это складывалось в единое горькое очарование.       Доктор сделала усилие, и надувшийся под иглой бугорок раздвинулся, пропуская иглу наружу. Ибо в этот момент ловил целую гамму пронизывающих горячей остротой ощущений. Обжигающая боль, сопровождаемая мучительным стоном, отразилась на его мокром лице.       – Ты молодец, Ибо! – поддерживала она страдальца в восхищении от его мужества и выдержки. Ни истерик, ни стенаний, ни хватания за руки! Ибо стойко сносил ее нещадные манипуляции, подвергающие его лоб тяжелым испытаниям.       – Ты мой самый красивый пациент, – сказала она, в очередной раз промокнув вспотевший и чуть кровоточащий лоб Ибо тампоном.       – Да? – выразил удивление он, глядя снизу вверх на ее приятное улыбчивое лицо.       – Я ведь пластический хирург – доктор для некрасивых людей, – пояснила она.       – Не переживай, ты лучший из худших, – посмеялся Чжань и тут же получил чувствительный толчок в бок.       – Некоторые клиенты даже показывали твои фотографии с просьбой сделать губы как у тебя или нос, даже лицо полностью просили сделать. Твои, кстати, тоже, Чжань!       – И что? Вы сделали? – стало любопытно Ибо. – Ай! – поморщился он и даже вздрогнул, когда пинцет забравшись под кожу, задел костную ткань.       Женщине было очень неудобно это положение, в котором она вынуждена была работать, поэтому иногда случались досадные промахи.       – Я не стану тягаться с природой в такой мере. К тому же, мне муж строго-настрого запретил делать твои копии. Ему, говорит, одного Ибо более чем достаточно, – отшутилась она.       – А что, наделайте двойников, я хоть высплюсь, – усмехнулся Ибо.       – И мне, пожалуйста! – подхватил Чжань.       Доктор заулыбалась. Затем она сделала вкол, и Ибо замер, прикрыв глаза и прикусив обе губы. Это снова был очень долгий и мучительный момент. Ибо каждый раз словно проваливался в другое временное пространство, где секунда равнялась бесконечности, а ему оставалось лишь натужно мычать и колотить рукой по подлокотнику.       По понятным причинам ей приходилось работать медленнее, чтобы задать верное направление ходу иглы для красивого ровного шва.       – Всё, всё, всё!       Ей хотелось хоть как-то облегчить боль и страданья Ибо, но всё, что она могла в тот момент, это ласково успокаивать его, словно ребенка.       – Всё в прошлом. Ты молодец, ты герой!       Когда игла, наконец, появилась на поверхности, Ибо шумно выдохнул, содрогаясь всем телом и хватая ртом воздух.       – Ну что, достаточно экстремально для тебя? – спросил Чжань, заглянув в его увлажнившиеся глаза.       – Так, средне, – ответил он, почувствовав себя счастливым, когда нестерпимая боль, наконец, отпустила. – Детская игра.       – Ах, детская игра! А можно ему еще рот зашить?       Всё, что происходило после того, как был сделан шестой прокол и поочередно стянуты непрерывной нитью края раны, можно было назвать легким дискомфортом. Выравнивание пинцетом кожной ткани до идеального соприкосновения, обработка шва, укол антибиотика…       Ибо вышел на улицу под дружные аплодисменты съемочной группы и от столь пристального внимания чувствовал себя весьма сконфуженно. Он подозревал, что в момент операции они все толпились за дверью и прислушивались к каждому звуку, доносившемуся изнутри. А звуков там было предостаточно.       … – Ой, ему очень больно! – испуганно пролепетала девочка-стафф, когда услышала за дверью глухой жалобный вскрик.       – Конечно больно! Тебе в рану воткни иголку, как запоешь? – ответил какой-то мальчик-статист.       – Ибо смелый такой, я бы ни за что не согласилась… это же операция и без наркоза!       – У него выбора не было…       Потихонечку ползли разговоры.       – Бедный Ибо, как он терпит это…       – Сам виноват… нельзя было уходить, а он еще и искупаться решил…       – Прямо в костюме?       – Возможно, просто ноги хотел помочить, поскользнулся и вот результат!       – И вместе с Чжанем вымок с ног до головы?…       Возникла пауза, в тишине которой внезапно завис этот фривольный намек. А потом кто-то сказал:       – Съемки сегодня, похоже, задержатся.       Конечно, в общей массе группа переживала и очень ему сочувствовала, но в каждом мозгу остро горел вопрос: что же там всё-таки произошло?       Ибо поправил налобную ленту, которая очень удачно закрывала тонкий ровный шов и, кусая губы от боли и смущения, поспешил на съемочную площадку.       В тот день он безоговорочно прослыл героем, но нельзя было сказать, что это его хоть сколько-то радовало.       Продержаться до конца рабочей смены было тяжело, как никогда. С рвущей на части головной болью и терзающей тошнотой, то и дело подступающей к горлу, он ни разу не посетовал на плохое самочувствие и работал в полную силу, как если бы у него было всё хорошо.       Зная всю ситуацию от начала и до конца, Чжань проявил в тот день максимальную заботу, на которую был способен. Тогда он очень сильно за него переживал. То, каким Ибо стал притихшим и грустным, дало понять, насколько сейчас ему тяжело.       На правах главного героя Чжань то и дело просил сделать перерыв между дублями, каждый раз придумывая самые нелепые поводы для этого. Он как мог пытался отвлечь Ибо шутками и разговорами, и порой ему это удавалось – Ибо улыбался, но улыбка выходила кривая и мгновенно гасла, едва касалась его бледных губ. Конечно, сцены боя в этот день решено было отменить. А Чжань внимательно следил, чтобы никто и ничто случайно не коснулось лба Ибо. Ведь как оно всегда бывает: где болит - туда и прилетает. Чжань заботливо приносил Ибо воду и то, что он пожелает, прикрывал его от солнца, искал удобное место, чтобы тот смог комфортно посидеть в перерыве. До ломоты в локтях морозил кисти рук, окунув их в лед, чтобы потом прижать окоченевшие пальцы к горячим щекам Ибо и снять жар с его лица. В те моменты Ибо даже постанывал от удовольствия.       В последствии, благодаря мужеству пациента и мастерству хирурга, на месте рассечения даже шрама не осталось. А Чжаню пришлось тогда отдуваться за обоих, отвечая на резонный вопрос режиссера – что вы там делали?       Когда назрела необходимость рассказать все, Чжань по просьбе друга ни словом не обмолвился про спасение лисенка – зачем Ибо ярлыки юного Гринписовца или спасателя тонущих лисиц? Упустив этот момент, Чжань вынужден был признать вину в том, что они своевольно ушли. И уж, конечно, спустились к воде по безопасной тропинке, а никак не сиганули в озеро с обрыва. Кто ж мог знать, что там окажутся скользкие камни, ну и результат, как говорится, на лицо, вернее, на лице Ибо.       Чжаню стоило немалых усилий заставить себя сказать хоть частичную, но всё же неправду. Он ненавидел врать, и это у него плохо получалось, но что ни сделаешь ради непоседы Ибо.       Режиссер в итоге грозился связать Ибо, нисколько не сомневаясь, чьей была эта идея. И, можно сказать, в некотором смысле сдержал слово, однажды оставив его на крыше одноэтажного этнического строения, на которой снималась эпизодическая сцена. Ибо просидел там целый час на страховочном тросе, пока на него выставляли свет и камеры.       – Чжань!.. Чжань!.. – вопил он сверху, глядя на то, как актеры весело болтают, устроившись уютным кружком. – Попроси, чтобы меня сняли отсюда.       – Хочешь, я к тебе поднимусь? – предложил тот.       – Тогда захвати горячий чай, а то я замерз… и поесть!                     История вторая – «Ты поспорил с Ибо? Ну, тебе конец!»              Несомненно, в его дневнике добрых дел главным выделенным пунктом стояло юношеское безрассудство. Вероятно, именно это подкрепляло его уверенность в правильности выбранного пути.       Наверно, это произошло в тот момент, когда в его голове мелькнула мысль сделать все самому…       Но всё по порядку. В тот период, наряду с основным фильмом для Сяо Чжаня и Ван Ибо начались съемки экшена под патронажем французской компании, куда они была приглашены на небольшие, но весьма интересные роли. То был в высшей степени изматывающий процесс, где режиссер требовал максимальной концентрации актеров и выполнения всех его предписаний. Пройденные ранее тренировки немало поспособствовали тем физическим нагрузкам, которые было необходимо принять на себя. А регламент и непременное соблюдение техники безопасности, написанные, как правило, кровью истории, были возведены в первостепенный и непреложный закон.       И тут разлетается новость о том, что Ван Ибо своевольно сел на мотоцикл вместо своего каскадера-дублера и прыгнул с трамплина.       У режиссера француза чуть инфаркт не случился, когда после команды: «Снято!», к нему подошел озадаченный каскадер и спросил, кто прыгнул вместо него?        «Ибо!» – вскричал режиссер голосом сошедшим на фальцет после того, как перепуганные стаффы стянули шлем с головы Ибо, предварительно вытащив его из кубов страховочного поролона целого и невредимого.       Такой счастливой улыбки Чжань никогда не видел. Правда, она мгновенно улетучилась, когда режиссер со сдержанным французским темпераментом молча, но очень доходчиво продемонстрировал то, что теперь ждет Ван Ибо за подобную выходку: два пальца изображающие ножницы, многозначительно клацнули в районе паха.       Никто и не догадывался, что причиной такому поступку, нарушающему полдюжины киношных заповедей, стало не простое юношеское желание обратить на себя внимание или, выражаясь простым языком – повыпендриваться, а в большей степени явный и раздражающий факт! А именно, как на тот момент казалось, непрофессионализм каскадера, который не справился в нескольких дублях с несложным по технике трюком. Ну а последней каплей, как выяснилось позже, послужил случайно подслушанный Ибо разговор по телефону девушки-стаффа, которая со слезами в голосе объясняла, что не может поехать к отцу в больницу из-за того, что съемки задерживаются по причине не отснятого трюка. Кроме того, перерыв давно закончился, а дублера так и не было на площадке. Тогда Ибо и решил сделать то, что сделал, даже не задумываясь о возможных последствиях.       Справедливости ради надо сказать, что в тот день каскадер страдал от расстройства желудка, и все его промахи и неявки были обусловлены этим неприятным обстоятельством. А своим поступком Ибо лишь подлил масла в огонь, бушующий у дублера на тот момент не только в голове, но и в другой части его тела.       Амбициозный парнишка довольно резко высказал Ибо свое отношение к выскочкам вроде него! Грубо ткнув Ибо в плечо, которое, кстати, он все-таки ушиб при падении, пояснил, что каждый должен заниматься своим делом и не лезть свиным рылом в калашный ряд.       Ибо, задетый неожиданным грубым тоном, выразился сдержанно, но емко:       – Бездарным засранцам нечего делать в этой профессии!       Он даже не догадывался тогда как был близок к истине. Но слово за слово – назрел конфликт. Спор о том, кто занимается не своим делом, вылился в рисковое пари.       Если проигравшим станет Ибо, то он публично извиниться перед каскадером за свой поступок. Если проиграет дублер, то тот незамедлительно признает себя несостоятельным перед лицом съемочной группы. Сошлись на том, что Ибо не сможет выстоять, глядя в лоб несущемуся на него мотоциклу. Кто первый свернет, тот и проиграл. Чжаню досталась роль телефонного оператора и, похоже, свидетеля чей-то смерти, потому как оба были предельно злы и настроены решительно, как бы Чжань не пытался вразумить обоих.       А после Сяо Чжань с ужасом наблюдал, как гоночный байк на бешеной скорости несется к одиноко стоящему посередине дороги человеку, как стремительно сокращается расстояние между ним и Ван Ибо, который, в свою очередь, дал себе обещание прирасти ногами к автотрассе. Ни тени сомнения на его лице, ни толики страха. И отчаянный взгляд, которым он словно пытался загипнотизировать мчащегося на него водителя.       Неизвестно, чем бы тогда дело закончилось, если бы Чжань в последний момент не выдернул Ибо буквально из-под колес несущегося на него байка. Тот слегка вильнул в том месте, где мгновение назад стоял наш герой.       От неожиданного рывка Ибо сделал два неловких шага в сторону и, потеряв равновесие, упал в страхующие объятья Чжаня, что мгновенно сбило с ног обоих. Неловко повалившись в иссушенную солнцем желтую траву, они не сразу осознали, что всё еще сжимают друг друга в крепких объятьях и ситуация становится двусмысленной.       Ибо поймал на себе взгляд широко распахнутых встревоженных глаз Чжаня и невольно отметил их очень притягательными. В свою очередь Чжаня пронзил яростный огонь, пылавший в глазах Ибо, но в следующую же секунду в них мелькнула растерянность, а после, на смену мгновенно потухшему пламени и смущение. Тело невольно наполнилось теплотой и вылилось отзывчивостью внизу живота.       Ибо в легком замешательстве отвел взгляд и заставил себя слезть с Чжаня, пока не стало слишком поздно. После чего сел на траву, мысленно осознавая, что мгновением ранее он чувствовал себя очень счастливым.       После этого инцидента мальчик-каскадер, дублер Ван Ибо, был уволен за создание ситуации, которая угрожала жизни актеру. Его аргументы о том, что он профессионал и не причинил бы вреда Ван Ибо, разбились о закрытые двери студии.       А второй нарушитель был приговорен к каждодневным часовым каторжным трудам в тренажерном зале до конца съемочного процесса. Сяо Чжань тогда добровольно вызвался разделить наказание как соучастник.       Однако о том, что поступок Ибо преследовал благородные цели, никто так и не узнал, кроме, конечно, Сяо Чжаня, и то лишь только потому, что его пытливый ум узрел и сопоставил некоторые неуловимые факты. Ибо ничего не подтвердил, но и не отрицал.       В дальнейшем события, цепляясь друг за друга, образовали любопытный сюжет, в естественном течении которого должно было появиться нечто новое…                     История третья – «Может, в больницу?»              Как-то поздним вечером всё еще заведенный гоночной темой, Ибо предложил устроить ралли на отельных багажных тележках.       Игра начиналась вполне невинно: парни просто катались возле гостиницы, в которой жили во время съемок, пока Ибо не захотелось скорости. К тому времени он уже присмотрел дорожный склон неподалеку и готов был устроить «гоночные ралли» прямо сейчас.       В полумраке склон казался пологим и безопасным. Правила были просты: кто дальше прокатится – тот победил. Дорога была пуста, условия идеальные.       – Ибо, это безрассудная идея! – всё же протестовал Чжань, но Ибо именно эта сторона и привлекала.       – Это как огромная роликовая доска! Будет ну чуть быстрее, чем то, как мы тут с тобой катались! – горел идеей он.       – Мы и без того нарушили правила. Если увидят, что мы еще и по дороге катаемся, нас точно уволят!       – Не увидят, у главнюков окна выходят на другую сторону. Да и спят они уже все!       – Ибо, если мы убьёмся, я придушу тебя!       – Из твоих рук я приму что угодно!       Вообще есть в этом мире что-то, что может заставить Ибо передумать?       Сяо Чжань сам не помнил, как на это подписался, очнулся уже когда стартанули. Как и следовало ожидать, его неуправляемая тележка почти сразу свернула и врезалась в бордюрный куст, а сам Чжань, благодаря навыкам полученным на съемках, удачно катапультировался на траву.       Второму гонщику повезло меньше. Склон оказался не таким уж и пологим, и хорошо набравшая скорость тележка Ибо от попавшего под колесо маленького камешка резко развернулась на полпути и вместе с пассажиром с грохотом опрокинулась на бок.       В тот момент Ибо казалось, что время как будто замедлилось, и он, словно в рапиде наблюдал, как падает на него дорога, в то время как мозг лихорадочно искал безопасное положение для тела, но ничего не нашел, кроме как крепко держаться за металлический обод тележки.       С мерзким скрежетом она проехалась на боку вместе с пассажиром, который в хлам разодрал об асфальт толстовку, джинсы и от плеча до локтя содрал кожу. Но это были пустяки, вот то, что он выбил правую руку, на которую жестко упал, это стало почти катастрофой. Ведь следующим днем снимали сцены боя, где Ибо должен был лихо размахивать мечом. А он к утру не то, чтобы махнуть рукой, он поднять ее не мог...       – Ибо ты жив? – над ним свесилась взъерошенная голова перепуганного Чжаня.       Тот перевернулся на спину и протяжно застонал, потом засмеялся, потом снова застонал. Было больно и было смешно, жаль, что никто не снимал его головокружительный полет.       – Я выиграл! – победоносно поднял он вверх уцелевшую руку, за которую Чжань и потянул, помогая ему подняться.       Краем глаза он заметил, что со стороны отеля кто-то к ним бежит. Чжань ощутил легкий холодок страха пробежавший по спине, ну всё, они попались!       Но оказалось на помощь спешил их друг Ван Хао – антагонист по фильму, который всё это наблюдал из номера отеля.       – Вы оба придурки! – вопил он, размахивая руками.       – Ты это видел? – Ибо был очень доволен, что остался цел.       Идея с тележкой была действительно бредовая. Кроме того, последствия этой идеи Ибо ярко почувствовал не только этим вечером, но и следующим днем на съемках. А пока, незаметной тенью метнувшись обратно в гостиницу, нарушители порядка скрылись в номере и уже там оценили размеры ущерба.       Содранная кожа на руке Ибо это была ерунда, хоть рана и кровоточила сильно, пропитав ярким пятном серый рукав толстовки. Но вот выбитое плечо стало проблемой посерьезнее.       Обращаться в больницу Ибо категорически отказался. Это значило бы, что его шалость станет достоянием общественности, что допускать было никак нельзя.       – Да что сложного? Дернуть как следует и всё, – вызвался Ван Хао. – Я в школе вправлял палец другу, и мне однажды руку вправляли, кстати, без анестезии. Я орал на всю больницу тогда! – вспоминал он со смехом.       Сяо Чжань поежился.       – Почему без анестезии?       – Не было в этой деревне анестезии, а был один пьяный доктор на всю больницу.       – Как ты там оказался? – тихо спросил Ибо.       С бледным лицом он сидел на кровати и поддерживал недееспособную руку. Его слегка знобило.       – С друзьями катались на велосипедах по горам. Я упал с обрыва. Отделался вывихом, прям как ты! Рядом была эта деревня. Там мне и помогли, – не вдаваясь в подробности, рассказал Ван Хао. – Разок дернул и всё встало на место.       – Дергать нельзя! – предупредил Чжань, пройдя краткий курс из статей в интернете. – Нужно вытягивать, но это надо делать под местной анестезией. Иначе будет очень больно. Ибо, ты уверен? Может лучше в больницу?       – Нет! – отрезал тот.       Чжань не одобрял решение Ибо, но когда тот его слушал.       – Ладно! Надо как-то снять твою кофту!       Это оказалось не так просто, ведь любое движение причиняло ему нестерпимую боль. Несмотря на то, что Чжань делал это с огромной осторожность, Ибо пару раз мучительно и протяжно застонал в тот момент, когда пришлось чуть приподнять его руку, чтобы, наконец, снять эту вредную толстовку. Она, как на зло, цеплялась за каждый кусочек покрывшегося потом тела Ибо.       Ван Хао протянул ему уже початую бутылку виски, которую выудил из маленького холодильника.       – Держи!       – Что это? – не понял Ибо для чего ему выпивка.       – Местная анестезия... Ложись!       Сделав два приличных глотка, Ибо, поморщившись, закашлялся и послушно лег.       – Нужно очень сильно тянуть на себя и немного поворачивать руку, чтобы сустав встал на место, – показывал процесс Чжань с воображаемой рукой. Сам он не решался браться за подобную операцию, а у Ван Хао был какой-никакой опыт, если он не врет конечно.       – Но это должен делать профессионал!       Чжань переживал за Ибо, наверно, больше, чем за себя, случись с ним что-то подобное. Ван Хао сохранял хладнокровие.       – Успокойся! Я справлюсь!       Он взглянул на непривычно молчаливого Ибо и добавил:       – Нужно заткнуть ему рот чем-то, иначе вся гостиница сбежится на вопли.       Даже это обстоятельно не пугало Ибо сильнее, чем перспектива стать объектом осуждения коллег, а в особенности окончательно пасть в глазах главного режиссера фильма.       Его бледные губы слегка дрожали, так же, как покрытое холодным потом тело.       Кляпом послужило скрученное жгутом полотенце.       – Чжань, держи его с той стороны!       Тот устроился у изголовья кровати, уложил голову Ибо в своих ногах, а руками ухватил его плечи и сквозь ладони ярко ощутил, как бешено бьется сердце этого упрямца.       Ибо зажал зубами полотенце, еще не осознавая на что он себя обрекает.       Ван Хао лишь слегка приподнял его руку, ничего не успев сделать, но это слабое движение заставило Ибо вскрикнуть и задрожать от боли. Чжань снова напомнил больничный вариант, но вновь получил отрицательный ответ.       – Расслабь руку! – хладнокровно посоветовал Ван Хао. Ногой он уперся о кровать и, ухватившись покрепче, добавил: – Это будет долго и мучительно.       И без промедления с усилием потянул руку Ибо на себя.       Плечо Ибо мгновенно взорвалось пронизывающей острой вспышкой разрывающей, нестерпимой боли. Его истошный крик, несомненно, разбудил бы всех постояльцев в гостинице, если бы не зажатое в зубах полотенце. Рука инстинктивно напряглась, сопротивляясь усилиям Ван Хао. У Чжаня зашлось сердце от этой картины.       – Ибо, расслабь руку! Иначе у меня ничего не получится! – тоном, не терпящим возражения, потребовал Ван Хао, ослабив натяжение.       – Больница? – Сяо Чжань надеялся, что хоть этот момент его убедит.       У Ибо увлажнились глаза, но упрямства не убавилось.       Ван Хао приготовился к новой попытке.       – Должен прозвучать характерный звук, когда сустав встанет на место, – напомнил Чжань. – Ибо, постарайся не напрягать руку!       Ну хоть с этим Ибо согласился, утвердительно кивнув. Как и предупреждал Ван Хао, это было долго и очень мучительно. Словно ножами отделяли руку от плеча. Ибо, конечно, не знал, что на самом деле чувствовал человек в таком случае, но ему казалось в тот момент, что именно это и чувствовал. Он кричал так, как никогда в жизни. И сдержаться, перетерпеть хоть мгновение не было сил.       Выгнув шею, Ибо вдавил голову в ноги Чжаня и едва не порвал покрывало, когда вцепился в него здоровой рукой. Он, конечно, старался не напрягать руку, но это было выше его сил. Боль была настолько сильной, что Ибо на некоторое время потерял сознание. Лишь благодаря этому Ван Хао удалось достаточно оттянуть руку и вправить выбитый сустав. В образовавшейся тишине послышался легкий хруст, плечо встало на место.       Такой сильной боли Ибо никогда раньше не испытывал, но, несмотря на это, ни разу не пожалел о том, что не обратился в больницу. Скорее наоборот, был даже горд тем, что смог пройти через всё это.       Перепуганный и близкий к обмороку Чжань, откинув служившее кляпом полотенце, слегка похлопал его по щеке. Ибо приоткрыл глаза из них выкатились две слезинки.       – Живой? – ободряюще спросил Ван Хао, весьма довольный своей работой.       Ибо не в силах был ничего ответить. В обессиленной руке пульсировала боль так, что хотелось плакать. Его бледное лицо было отрешенным, словно сознание играло с ним в прятки – то уходя, то возвращаясь в страдающее тело.       – Сейчас тугая повязка и горсть антибиотиков с обезболивающими.       Хорошо что у Чжаня была целая аптечка различных медикаментов, и Ибо не пришлось долго ждать окончания процедуры.       Еще нужно было привести в порядок содранную часть руки Ибо и запекшийся кровью локоть. Чжань взял на себя дальнейшую роль медсестры, а Ван Хао отправился спать.       К утру, как следовало ожидать, плечо распухло. Кроме того, самые сильные обезболивающие, которые нашлись в аптечке Чжаня, не очень-то помогали, и Ибо промучился всю ночь, ощущая, как боль голодным монстром пожирает его руку.       Чжань, живший прямо за стенкой, слышал, как стонет Ибо, и сердце его замирало от этих звуков. Он очень хотел помочь другу, но не знал чем. В ту ночь почти не спали оба...       Это был, пожалуй, самый тяжелый и долгий рабочий день для Ибо.       Озадаченный тренер, он же постановщик трюков, никак не мог понять, почему его лучший ученик всё еще не может повторить простейшую комбинацию.       Чжань заметил, как побелело лицо Ибо, когда тренер наглядно на нем стал показывать, как должна работать рука для верной траектории полета меча. В тот момент даже Чжаню стало больно от того, как тот схватил за плечо Ибо и начал размахивать его рукой направо и налево. И, несомненно, Ибо стоило невероятных усилий всё это время оставаться с бесстрастным лицом.       – Я понял, понял! – поспешно высвободился тот.       В любом случае он не имел права пустить на лицо эмоции, уже переполняющие чашу терпения. Десятки пар глаз в это время были устремлены на него, и любое неосторожное движение могло вызвать массу ненужных вопросов.       Вместо этого он собрался с духом и в конечном счете сделал максимум, на который был способен в тот момент, и ему показалось, что это было неплохо, однако постановщик трюков всё забраковал.       – Резче, Ибо, что ты сегодня сонный такой.       – Он не сонный! У него рука болит! – с доброй улыбкой сдал его Ван Хао, не в силах больше смотреть на его страдания.       – Что случилось? – обеспокоенно спросил постановщик трюков.       – Он вчера упал вместе с багажной тележкой, когда катался на ней с горки, и вывихнул руку.       Это звучало так нелепо и так ужасно, что у тех, кто находился в это время рядом и слышал их разговор, округлились глаза. Только после того, как тренер, прощупав руку, попал в болевые точки, от чего Ибо, согнувшись пополам, несколько раз поменялся в лице, стало ясно, что с рукой у него действительно беда.       Девочки ужаснулись, мальчики нахмурились, режиссер схватился за голову. А Ибо, кипя от негодования, уставился на Ван Хао с немым вопросом: «Зачем?»       Тот подошел вплотную и вполголоса проговорил:       – Я же антигерой, тебе так будет проще меня ненавидеть.       Его губы, чуть растянутые в улыбке, были так близко, что едва не касались щеки Ибо, который в тот момент стоял с ледяным выражением лица и уже достаточно сильно ненавидел Ван Хао. Чжань внутренне напрягся.       Ибо тут же отправили в травмпункт, где дежурный доктор вкатил обезболивающий укол, конечно же, в самое больное место.       Когда игла проткнула оголенное плечо, Ибо уже не в силах был сдерживать эмоции, и зажмурив глаза, приглушённо ныл, вцепившись в полы своей белоснежной мантии, пока лекарство заполняло воспаленные точки. Боль понемногу стала отступать, напряжение спало. Затем доктор наложил на плечо тугую эластичную повязку (ведь Ибо, чтобы не спалиться, предусмотрительно снял свою в номере гостиницы) и отправил трудиться во благо кинематографа.       Как и следовало ожидать, подошедшее облегчение сразу отразилось на повеселевшем лице, в глаза вернулся блеск, голова прояснилась.       – А теперь бейся! – изящно взмахнул мечом антигерой Ван Хао, приглашая негодующего Ибо на поединок.       Что ж, теперь деваться некуда! То, чего всеми силами хотел избежать Ибо, ради чего он добровольно пошел на мучительный эксперимент над собой, изнывал всю ночь от терзавшей боли и не отпустившей его буквально до сей поры, когда он всё еще пытался сохранить хорошую мину при плохой игре – и всё это пошло прахом одной предательской фразой!       Зачем Ван Хао это сделал? Он же знал всю ситуацию с начала и до конца и сам же помогал в ней! Знал, чего это ему стоило!       Неловкость и стыд молчаливого осуждения коллег терзали его сознание. Теперь Ибо лишь надеялся, что последствия общественного осуждения ли, обсуждения его выходки не растерзают его душу окончательно.       На самом деле он много себе думал! Никто его не осуждал, а скорее сочувствовали, особенно когда просочились подробности происшествия. Тогда прибавилось еще и восхищение его хотя и сумасбродному, но требующему немалого мужества поступку.       Что касается Ван Хао, его прямолинейность не всегда нравилась, но всё же ценилась его друзьями, если это не касалось их лично. Он не умел увиливать и рубил всегда правду, как говориться, с плеча.       Глядя на состояние Ибо, Ван Хао понимал, что своим упрямством тот делает только хуже! Но зачем же так страдать, причиняя еще больший вред себе и затягивая съемочный процесс? Скорее всего, Ибо будет бесконечно зол, но в итоге это поможет работе.       Так и вышло: гнев, эластичный бинт и обезболивающее помогли Ван Ибо справиться с задачей в тот день и навалять Ван Хао даже чуть больше, чем было предписано по сценарию. Результатом были отличные дубли и синяки на теле Ван Хао.       – Вот так и делай людям добро, – поморщившись, простонал тот, когда Ибо в очередной раз в полную силу ударил Ван Хао мечом, даже не пытаясь придержать удар. Тот упал на колени, звякнув своим бутафорским оружием.       – Добрыми делами вымощена дорога в ад! – парировал Ибо, не простив ему такого великодушия.       Чжань тогда даже посочувствовал Ван Хао, ведь тот действительно хотел как лучше, но Ибо расценил это по-своему. О том, какой потом состоялся разговор с главным режиссером, он не рассказывал даже Чжаню.       Вопреки опасениям Ибо, история эта не стала достоянием общественности, ни один эпизод из его «героического приключения» не просочился в прессу или соцсеть, так что жертва была напрасной, а лечение потом долгим.                     История четвертая – Поцелуй путаны!              Что касается желания Ибо быть везде и всегда первым, то тут он был настолько страстным, что однажды устроил целое представление, доказывая, что он не мафия в одноименной игре.       Тогда собралась группа ребят-актеров у Чжаня в номере. Все расположились кружком на огромной двуспальной кровати. Ибо занял компьютерное кресло. Время приближалось к полуночи.       – Я не мафия, поверьте! Вы посмотрите в мои честные глаза! Как они могут обманывать! – доказывал он, яростно жестикулируя. – Вы убьете невинного человека, который, кстати, может кого-то из вас спасти! Меня нельзя убивать! У меня идеальный послужной список. У меня лучшие клиенты города! И никто не жаловался… – он произнес это настолько искренне и проникновенно, сам не ожидая того, что не удержался от смеха, уже глядя на рвущих животы друзей.       – Ты хочешь сказать, что ты путана? – уточнил прощенный к тому времени Ван Хао.       – Да, я путана! – кокетливо откинул он волосы со лба.       – Если ты путана, докажи… – но Ван Хао не договорил, так как кто-то перебил:       – Поцелуй Чжаня!       В ту же секунду Чжань почувствовал, как теплые губы Ибо коснулись его приоткрытого рта. Это было так неожиданно и ошеломляюще, что на мгновение повергло всех друзей в легкий шок.       Всего лишь мгновение нежного прикосновения, но Чжаню показалось, что это мгновение вылилось в нечто большее, чем просто прикосновение. В ужасном смущении он нырнул лицом в подушку так, что оттуда торчали лишь покрасневшие уши. Друзья сопроводили это громогласным: «О-о-о!» – и продолжили ухохатываться на кровати.       – Я не говорил, что нужно обязательно в губы! – хитро скосил на него глаза Ван Хао.       – Путаны по-другому не целуют! – как ни в чем не бывало парировал Ибо.       На свет показалось пунцовое лицо Чжаня, который сконфуженно улыбался, смущенно поглядывая на друзей.       В итоге мафией оказался Ибо и провокатор Ван Хао. А Чжань в этой игре являлся путаной и был весьма обескуражен, когда Ибо доказывал свою причастность к древнейшей профессии. Мафия победила. Ибо и Ван Хао хлопнули друг друга в ладоши.       Этот на первый взгляд шуточный поцелуй Чжань еще долго вспоминал, каждый раз ощущая бабочек в животе от одной только мысли о губах Ибо. В то время как сам обольститель разгонял неподдающиеся контролю фантазии аж до горячей пикантной точки, особенно по ночам, лежа в одинокой постели…                     История пятая – Игра на желание…              Съемки фильма близились к завершению, оставалась пара недель до их окончания.       Ибо решил скоротать остаток вечера за привычной шутливой болтовнёй в номере у Чжаня. Но тот, как всегда, оказался бесконечно занят.       – Ибо, не мешай мне, пожалуйста, мне надо выучить километры текста к завтрашнему дню! – умолял он, пытаясь сосредоточиться на сценарии, в то время как Ибо раскинувшись на кровати, от скуки тыкал в него ручкой. – Тебе то что волноваться, у тебя три слова в пяти сценах!       – У меня километры текста в голове, – произнес Ибо, щелкнув кнопкой механической ручки себе в лоб. – Попробуй произнести их одним лишь взглядом.       – О, какой актерский труд, всю серию просидеть с каменным лицом, – посмеялся Чжань.       – Я иногда улыбаюсь! – заметил Ибо.       – Когда колешься, – саркастично пояснил Чжань, на что Ибо легко парировал:       – Просто на твою игру невозможно смотреть без смеха!       Такого надругательства над актерской стрункой Чжань стерпеть не мог. Оскорбленная гордость требовала немедленной мести! Выхваченная из-за спины подушка мгновенно полетела в довольное лицо Ибо, но тот ловко перехватил предмет надвигающейся угрозы, и веселая заварушка едва не закончилась порванной наволочкой.       – Убирай свои листочки, – неожиданно скомандовал Ибо, которому уже давно не терпелось задать другой тон вечеру. – Давай лучше разыграем импровизацию.       Чжань оторвался от текста и вопросительно посмотрел на Ибо. В его взгляде мелькнул интерес.       – Кто первый расколется, тот проиграл. А проигравший исполняет два желания победителя.       – Два! Это очень много! – запротестовал Чжань.       – Но так интересней! Одно желание не даст нам столько стимула, как два!       Но Чжань был против и настаивал на одном. Ибо пришлось согласиться.       – Ладно, одно так одно. Но ты убиваешь всю соль игры.       Прикинув свои шансы, Чжань с усмешкой произнес, присаживаясь на край кровати:       – Я ведь о тебе забочусь, мне-то нечего переживать. Раз моя игра тебя так веселит, ты расколешься в первую же минуту.       Тему импровизации выпало выбирать Ибо. Игра «камень, ножницы, бумага» обычно решала подобные спорные вопросы.       – Любовная сцена! И в ней ты мой пленник! – не задумываясь, предложил Ибо явно заранее всё продумав.       Чжань покраснел.       – Ибо, ты...       Тот мгновенно прижал палец к его губам.       – Всё честно! Ты уже в игре. Если трусишь, можешь сразу сдаться.       Чжань трусил, зная, насколько может быть сумасшедшим Ибо, но сдаваться не собирался.       Игра действительно началась мгновенно. С лица Ибо в момент слетела улыбка, и секунду назад беспечно-улыбающееся и озорное, как по щелчку стало… каким же оно стало? Чжань силился понять: серьезным, страстным…       Рука Ибо коснулась тыльной стороны ладони Чжаня и неуклонно поползла вдоль, пробуждая кожные рецепторы легким прикосновением. Чжань почувствовал тепло и мягкость пальцев и хотел одернуть руку, но его кисть тут же была поймана и крепко зажата в тиски сильной ладони Ибо. Чжань охнул, переключив внимание на болевую точку, и в тот же момент почувствовал легкое прикосновение, скользящее по щеке. Ибо и представить не мог насколько нежна и приятна кожа у Чжаня. Но он не успел насладиться этими манящими ощущениями, его рука была быстро перехвачена, и пару мгновений они сидели так, удерживая друг друга за руки, пока Ибо не прошептал:       – Чего ты боишься? Ты же хочешь меня так же, как я тебя! – его губы медленно приближались, а затем замерли на приоткрытых губах Чжаня невесомым поцелуем.       Сяо Чжань залился краской и, вырвавшись, убежал в другой конец комнаты, не понимая, игра это или же реальность.       Ибо неожиданно быстро оказался рядом. Резким толчком прижав растерянного Чжаня спиной к стене, Ибо поймал его упирающиеся руки и приковал к стене кандалами своих крепких ладоней. И не успел Сяо Чжань возразить что-либо, как его губы были поглощены влажными объятиями горячих губ Ибо. Мгновение, и дерзкий язык проник в его рот, заполнив собой то малое пространство, которое до сей поры хранило девственную неприкосновенность. Осязательный орган Чжаня был сконфужен от столь ошеломительного знакомства и не подавал признаков жизни.       Не в силах выносить безучастность Чжаня, Ибо до боли сжал ладони в переплетении его пальцев так, что ногти впились в его кожу, и, услышав тихий стон своего пленника, вдруг получил робкий ответ. Ибо тут же освободил его покорившиеся руки и, обхватив голову Чжаня ладонями, с еще большим упоением бессовестно проник в его рот, судорожно прижимаясь к его телу.       У Чжаня подкашивались ноги, а стыд заливал лицо, когда страстные поцелуи Ибо касались его шеи и слегка оголенной груди. Из его рта невольно вырвался протяжный стон удовольствия. Не было никаких моральных сил сопротивляться этому безудержному огню, которым накрыл его Ибо.       Сяо Чжань находился в полном смятении чувств и эмоций. Что происходит? Эта игра заходит слишком далеко! А может это уже не игра? Надо остановиться, вопреки своему желанию надо остановиться! Но остановит он Ибо или нет, в любом случае он будет жалеть об этом. И вопрос этот даже не касался игры, которая, по всей видимости, в какой-то момент потерялась и была для Ибо лишь предлогом… Но как же приятны эти ласковые поцелуи на его груди.       «Ибо, что ты делаешь со мной?.. Ах…»       Его разгоряченное дыхание опалило кожу Чжаня, а взгляд агрессивной страсти почти сковал тело, и в следующий миг язык Ибо вновь грубо проник в его рот так глубоко, насколько это было возможно. Широкие ладони крепко обхватили голову Чжаня и прижали к себе. Словно зажатый тисками, он схватился за эти руки и протестующе постанывал, когда движения Ибо начали имитировать проникновение. Тело Ибо, столь горячее, столь гибкое и сильное, прижималось и терлось с той страстью, от которой все еще сопротивляющийся жаркому напору Чжань в диком смущении почувствовал ответ желания своего плененного тела, и это вылилось для него еще большим конфузом.       Его руки с напряжением уперлись в грудь Ибо, но тот словно не замечал причиняемый дискомфорт. Он вновь терзал губы Чжаня так, словно хотел съесть их: мял, всасывал, жевал и больно покусывал… и вдруг страстно прошептал:       – Я хочу прикусить твои губы… до крови и услышать твой мучительно-сладостный стон!       У Чжаня округлились глаза. В испуге он поджал губы и хотел было вырваться, но запоздалая попытка не увенчалась успехом, и он лишь сильнее вжался в стену. Ибо еле сдержал лёгкий смешок – уж слишком ошеломленный был вид у Чжаня. Шутка это была или же нет, Ибо и сам в тот момент не знал, однако мысль об этом неожиданно засела в его голове.       – Не бойся, твои губы слишком красивы, чтобы вот так над ними надругаться, – успокоил он, после чего нацелился на другую, не менее привлекательную часть его тела. И, задрав футболку, быстрым движением языка атаковал возбужденный сосок Чжаня, от чего у обоих кружилась голова. А затем неожиданно сжал его зубами, предварительно накрыв рот Чжаня ладонью. Под ладонью раздался жалобный протяжный крик. От внезапной острой боли Чжань задрожал, вцепившись в висевшую рядом оконную штору с такой силой, что оборвал ее почти целиком. Его сердце бешено билось. Он попытался оттолкнуть захватчика, но стало только больнее. Ибо не отпускал. Зажатый зубами сосок стенал не меньше своего хозяина, хотя и был одновременно обласкан нежными прикосновениями языка, вертлявой рыбкой скользящего по возбужденной чувствительной поверхности.       Это были очень сильные, контрастные ощущения боли и удовольствия в одной точке, и в тот момент Чжаню хотелось захлебнуться в собственном крике от жгучей страсти Ван Ибо.       Приятное тепло разошлось по напряженному телу, как только Ибо разжал зубы. В тишине комнаты слышалось лишь тяжелое возбужденное дыхание обоих, да порой доносившийся с улицы звук сирены.       Дав короткую передышку, Ибо решил проделать тот же самый трюк и с другим соском, но на этот раз не стал зажимать Чжаню рот, а хотел насладиться его криком вместе с соседями. Но прежде вновь пригвоздил его руки к стене, предупреждая возможность сопротивления.       Однако Чжань был готов к его новой яростной атаке, дарившей целую гамму эмоций. Прижатый к стене, он пытался терпеть молча, лишь слабо поскуливая, несмотря на то, что безжалостное нападение обжигающих укусов длилась уже довольно долго. Тогда коварный соблазнитель немного усилил давление и вырвал-таки тот мучительно-сладкий стон, которого так добивался. Чжань, запрокинув голову, жалобно и натужно вскрикнул. Испытание «не разбуди соседей» едва не провалилось. Грудь его горела, а мозг кипел.       – Ибо… – сквозь сбившееся дыхание, прошептал было Чжань, но теплые пальцы тут же легли на его губы, заглушив ненужные слова.       – Молчи…       Что же мы делаем? Мы сошли с ума?       В тумане нахлынувших эмоций Чжань неожиданно оказался прижатым лицом к стене, почувствовав, как горячая грудь Ибо плотно соприкоснулась с его вспотевшей спиной. Грубая сила, с которой это было сделано, заставила Чжаня смиренно принять пленительную близость. Его ладони уперлись в стену, и в следующее мгновение он почувствовал, как влажная ладонь Ибо накрыла его дрожащие пальцы. Чжань больше не сопротивлялся. Теперь его тело, наполненное страстью и теплом Ибо, подавало те же импульсы желания. Он прикрыл глаза. Ладонь нежно прошлась по бархатной коже, но это ласковое касание было лишь отвлекающей игрой перед тем, как пальцы Ибо, словно превратившись в хищного зверя, вцепились в покорную руку Чжаня. Чжань сжал веки и опустил голову, но тут же почувствовал, как ладонь второй руки забирается ему в волосы, от чего армия мурашек тут же устремилась к затылку, а затем рывок и боль от стянутых в ладони волос. Подчинившись грубой воле, Чжань тихо застонал. Запрокинутая голова оголила изящный изгиб сильной шеи.       – Ох, как ты стонешь… – его пальцы потянули вниз, заставив Чжаня страдать больше. И обжигающие плоть звуки стали протяжнее и ярче.       В ответ на этот вырванный из груди Чжаня отклик, тело Ибо взорвалось дурманящей страстью, от которой он едва не утратил контроль. Прижавшись сильнее, он чувствовал, как бьет в грудь его сердце, кровь стучит в висках и пульсирует возбужденная плоть.       Ибо просунул язык в ухо Чжаню и страстно начал вылизывать изгибы ушной раковины, забираясь как можно глубже, ощущая горечь на языке и наслаждаясь этим ощущением. В тот момент Чжань всхлипывал от пробудившегося нового ощущения, сковавшего всё его тело. И даже когда зубы Ибо больно прикусывали мочку, он лишь слегка вздрагивал, боясь пошевелиться, ведь сильные ладони Ибо так крепко сжимали его запястье и волосы. Влажные поцелуи бархатным бутоном спустились к шее и распустились там нежным цветком чувственной страсти.       Ибо разжал ладони и развернул его лицом к себе. Проворная рука скользнула вниз, чтобы почувствовать сквозь мягкую ткань домашних брюк возбуждение Чжаня. Правда, он и без того уже явно ощутил, как оно твердо уперлось ему в пах.       И вдруг…       – Ибо, остановись! – в каком-то диком отчаянии выкрикнул Чжань в тот момент, когда пальцы развязав шнурок, уже намеревались стянуть с него домашние брюки.       Неподдельный страх блестел в широко распахнутых глазах Чжаня – даже в этот момент... нет… особенно в этот момент бесконечно завораживающих своей природной красотой. Однако в его путающемся сознании красной нитью было выведено слово: «Стоп!»       Неожиданно холодный и бесстрастный взгляд обжег сердце Чжаня, и в следующее мгновение он почувствовал себя еще более растерянным. Ибо переключился как по щелчку, словно крикнули: «Стоп! Снято!»       Он замер и долго смотрел, как капельки пота стекают по ресницам в эти милые напуганные глаза, после того как внезапно вспыхнувшая страсть покрылась коркой льда.       – Такой дубль испортил! – наконец сказал Ибо. – Ты так и не погрузился в образ, Чжань! – укоризненно добавил он, держа на себе этот полный растерянности и смятения взгляд. Изо рта Чжаня вырывалось прерывистое дыхание, тело била мелкая дрожь.       – А испорченный дубль карается… долгой и кропотливой работой над собой!       На его лице мелькнула довольная, даже слегка высокомерная улыбка, которая служила лишь прикрытием того, насколько был расстроен Ибо подобным финалом. Но тешило то, что в любом случае он оставался в выигрыше.       – Спокойной ночи! – с холодным равнодушием попрощался он и вышел из номера, тихо прикрыв за собой дверь.       Чжань медленно сполз по стене, одной рукой держась за голову, а другой прикрывая пах, словно на него кто-то еще мог покуситься. Смелость и напор Ибо были настолько внезапны и ошеломительны, что, несомненно, шокировали нежную душу Чжаня.       Если это была только игра, то он проиграл вдвойне. Первый раз, когда испугался, а второй – когда испугался своих чувств. О чем впоследствии неоднократно жалел.       В ту ночь он почти не спал, мысленно то и дело возвращаясь в минувший вечер. Его губы и соски горели огнем, всё ещё ощущая горячие прикосновения тех страстных поцелуев, что дарил ему Ибо.        «Играл он или нет?.. Если играл? Тогда он был очень убедителен. А может его желание было реальным? Или это было всего лишь притворство!.. Эта игра лишь прикрытие, под которым он показал истинные чувства и желания? Или это всё же игра ради очередной победы?»       Он со стоном зарылся лицом в подушки, невольно осознавая, как ловко Ибо поймал его на крючок.              На следующий день Чжань с трудом мог сосредоточиться на роли и то и дело забывал текст. У него не выходил из головы вчерашний вечер. Перед глазами то и дело всплывали картины пылавшей страсти: огненный взгляд угольных глаз Ибо, его приоткрытые губы, требующие ответной страсти, его сильные властные руки, не терпящие сопротивления, его горячее и теперь такое желанное тело.       Чжань зажмурился и замотал головой. Нет, стоп! Прочь такие мысли. Он даже себе боялся признаться в том, что дерзкий поступок Ибо растревожил струны его души.       Да… а еще было это неозвученное желание Ибо. А в его отчаянную голову может прийти все что угодно…       Чжань вздохнул, вновь поддернув рукава костюма. Хорошо что они длинные, а то было бы сложно объяснить эти синяки на запястьях.       А Ибо вел себя как ни в чем не бывало. Как обычно, подтрунивал над Чжанем и придумывал какие-то забавные игры, чтобы скоротать время между дублями.       Он даже не понял, как это произошло, когда во время съемки сцены боя Чжань оступился и, казалось бы, на ровном месте подвернул ногу, да так, что даже ступить не мог. Пришлось приостановить работу и объявить перерыв.       Мгновенно всполошившиеся стаффы помогли Чжаню прыжками добраться и спрятаться от палящего солнца в тень, где усадили на стул, а дежурная медсестра незамедлительно оказала ему необходимую помощь.       Согнувшись пополам, Чжань зажмурил глаза и сжал губы, сопротивляясь тому, чтобы не вскрикнуть, когда тонкая игла поочередно в трех местах вошла глубоко под кожу в районе припухшей лодыжки. В ту минуту Ибо находился рядом, готовый помочь и посочувствовать.       Но вместо сочувствия в нем колыхнулось нечто другое. В тот момент его тоже словно иголочкой кольнуло только внизу живота, как будто что-то лопнуло и приятной теплотой растеклось по телу. Чжань так возбуждающе страдал, что это дразнящее, неожиданно возникшее чувство едва не выдало Ибо с головой. Хорошо, что костюм был достаточно широк.       – Для этого обезболивающего вначале нужна анестезия, – пожаловался Чжань, шумно выдохнув и откинувшись на спинку стула.       Ибо усмехнулся, памятуя о том, как ему не так давно зашивали лоб и вправляли руку. Вот это было больно! Ибо стоял позади и наблюдал, как медсестра накладывает тугую повязку.       Забинтованную ногу Чжаня бережно уложили на противоположно стоящий пластиковый стул, подложив под нее подушечку из сложенных вчетверо полотенец, а сверху обложили льдом. Стафф принес освежающий клубничный напиток.       – Ты помнишь, что должен мне желание? – тихо спросил Ибо, присаживаясь напротив, предварительно сдвинув покоящуюся ногу Чжаня на край стула.       – Конечно помню, говори, – спокойно произнес тот, прежде убедившись в том, что их никто не подслушивает.       Ибо хрустел кусочками льда, гоняя их под пленкой пластикового мешочка. Выдержав томительную паузу, он, наконец, поднял взгляд, и тот холод, что ощутил Чжань в этот момент, не сулил ничего хорошего.       – Я хочу, чтобы твое тело принадлежало мне.       Чжань подавился освежающим напитком, который тянул через трубочку.       – Ты хочешь поменяться телами? Извини, но это не в моих силах.       Только сарказм мог бы спасти эту ситуацию, но Ибо и не думал отступать.       – Хорошо, скажу прямо. Я хочу трахнуть тебя, я хочу закончить то, что мы начали вчера у тебя в номере, – понизив голос, проговорил Ибо, подавшись вперед.       Щеки Чжаня запылали, в горле пересохло, а сердце, подпрыгнув, провалилось куда-то вниз.       Ибо пару секунд с каменным лицом смотрел Чжаню в глаза и вдруг громко и искренне расхохотался, откинувшись в кресле:       – Видел бы ты сейчас свое лицо! Что ж ты такой доверчивый, Чжань!       Тот смутился ещё больше, догадываясь, где Ибо пытается его обмануть.       – Говори уже свое желание!       – Скажу обязательно, когда придет время, ведь у желания нет срока давности.       Его пальцы обхватили лодыжку Чжаня и мягко массировали воспаленный участок ноги.       Чжань прикрыл глаза, понимая, что Ибо снова издевается над ним. Но, допустив к лицу самую беспечную и непринужденную гримасу, задал резонный вопрос:       – Зачем ты тогда спросил: помню ли я об этом?       Ибо поправил длинные волосы, принадлежащие его герою, и, пожав плечами, просто ответил:       – Чтобы ты помнил об этом, логично?       Пальцы с усилием вжались в эластичный бинт.       – Мне больно! – предупредил Чжань, сохраняя бесстрастное выражение лица.       – Я знаю, – Ибо не просто так терзал сейчас его лодыжку, он вновь хотел добиться той реакции, того выражения лица, от которого всё его тело начинало трепетать.       И добился. Беззвучный стон Чжаня дрожащим выдохом вырвался из приоткрытых губ, в печальных глазах мелькнула боль, которую он уже не в силах был скрывать.       – Тебе очень нравится причинять мне боль, не так ли?       Чжань пристально смотрел на своего мучителя, словно кидая ему упрямый вызов своей легкой блуждающей улыбкой. Он наблюдал за тем удовольствием, которое получал от его страданий Ибо и неожиданно сам наполнился этим чувством, отмечая, как жадно впитывал Ибо те проступающие слабые эмоции, которые Чжань не мог подавить.       Ибо какое-то время удерживал на себе поражающий своей природной выразительностью взгляд его блестящих глаз, после чего ослабил хватку, и Чжань облегченно выдохнул.       «Коварный ангел!» – подумал Чжань.       Ибо и впрямь был прекрасен, как ангел в своем белом одеянии.       – Скажи мне, вчера это было всё же притворство?       Губы Ибо чуть тронула довольная улыбка. Он поднялся, обошел Чжаня, рисуясь перед ним поступью победителя, и, склонившись над его ухом, прошептал:       – Если бы ты не остановил меня, ты бы не задавал сейчас этот вопрос. Выздоравливай!       И, подмигнув, поспешил на площадку, оставив Чжаня наедине с больной ногой и теми тревожными мыслями, которые со вчерашнего дня поселились в его голове.       – Ибо, ты сведешь меня с ума...       Все эти события так или иначе повлияли на их взаимоотношения, на ту дружбу, которая неожиданно прервалась, едва начала переходить в иную стадию. И чем более открыт и смел был в своих поступках Ибо, тем более замкнутым и отстраненным становился Чжань. Вспыхнувшие так внезапно яркие эмоции пугали его настолько, что он спрятал опасное, как считал, чувство глубоко внутри и запер его там на пудовый замок. Хотя в тайне сам страдал от этого, не раз пожалев о том, что спустя некоторое время после окончания съемок стал избегать Ибо. Боль от принятого решения, несомненно, терзала и Ибо, но он даже не предполагал, насколько тяжело было Чжаню в разлуке и как сильно он желал снова оказаться в его объятьях...