Muggle Jeans & Mischief

      Дни проходили, как в тумане, и каждое мгновение, проведенное с Гарри, казалось наэлектризованным — словно в воздухе витал какой-то странный ток, словно магнит притягивал их друг к другу. Они не говорили о том, что происходит между ними, о том, к чему они двигались, и это полностью устраивало Тео. Он не хотел ощущать то неприятное тепло, которое иногда разливалось в его груди, когда он был рядом с Гарри. Он хотел не обращать на это внимания — что ему и удавалось.       Он не говорил о Гарри с Драко, даже на их сеансах. Он убеждал себя, что в этом нет ничего серьезного. Кроме того, даже если бы он хотел, чтобы это стало… чем-то, Гарри это, конечно, не интересовало. Пока он не признавал этого, он мог не обращать слишком пристального внимания на свои чувства. Драко, вероятно, сказал бы ему, что это была реакция на травму, вызванную жестоким обращением в детстве, когда все, к чему у него возникала привязанность, исчезало, как только его отец замечал эту привязанность.       Всю свою сознательную жизнь Тео выживал, подавляя любые некомфортные чувства, уничтожая все, что прорастало в нем, прежде чем оно успевало пустить корни, защищая себя (по крайней мере, он так думал). Это был единственный известный ему способ самозащиты. Поэтому, когда Гарри заставил его противостоять этому… все прошло не очень хорошо.              Тео открыл глаза, увидев спальню Гарри и знакомую тяжесть руки, которая приветственно лежала у него на груди. Утренний свет, падающий на Гарри, смягчил черты его лица, убрав с него следы стресса и беспокойства и сделав его подбородок более рельефным. Он был произведением искусства, и то, что нигде не было его статуй, было настоящим преступлением. Он был идеальной музой художника и, в конце концов, спас волшебный мир. Может, стоит подать жалобу в Министерство… Тео снова закрыл глаза, наслаждаясь теплом прижатого к нему тела Гарри и не желая его беспокоить. Вскоре Гарри пошевелился, уже на грани пробуждения.              — Такой красивый… — Гарри бормотал невнятно, как это бывает во сне, — …никогда не оставлю тебя… хочу тебя всегда…              Тео замер, и его кровь застыла в жилах. Гарри мог говорить о ком угодно. Первобытная часть его мозга включила инстинкты самосохранения, стремясь защитить себя. Это не обязательно я. Это совершенно случайно. Это может быть…              — Тео…              Его мозг с визгом остановился, когда все его неубедительные опровержения были отброшены, и он был вынужден взглянуть правде в глаза. Не только слова, сказанные Гарри, но и его собственные действия… его собственные чувства. За последнюю неделю Тео провел в своей постели всего два дня, и то же самое было на предыдущей неделе.       В панике он понял, что между ними что угодно, но только не несерьезно. Это было слишком интимно. Секс — это одно, но такое? Это было недопустимо. Он не мог этого сделать. Не сейчас. Может быть, никогда.       Он заставил себя дышать ровно, чувствуя, как холодный пот выступил на его теле. Тео много лет был в стороне от всех. Он держался особняком — в безопасности. В безопасности, холодный и бесчувственный. Яма, которую он вырыл для себя, была бесконечной и лишенной света, но в темноте ему было как-то странно уютно. Это было что-то, что он знал и понимал. Что-то, что он заслуживал.       Осторожно, чтобы не разбудить Гарри, Тео отполз из-под из руки, удерживающей его; той, что прижимала его к себе, как будто он был чем-то ценным. Он встал с кровати и тихо натянул брюки.       К счастью, Гарри продолжал спать, уткнувшись лицом в подушки, его волосы растрепались, а бедра были прикрыты спутанным одеялом. Мерлин, этот мужчина… Тео прикусил губу. Слабая часть его хотела вернуться, лечь и просто притвориться — притвориться, что это могло бы быть реальностью, что этот сильный, красивый мужчина мог бы каким-то образом… Но более сильная часть его оборвала эту мысль. Нет, так больше продолжаться не могло. Ему нужно было остановиться сейчас, пока кому-нибудь не причинило боль.       Он оторвался от созерцания распростертого тела Гарри и прокрался к двери. Он едва коснулся ручки, когда его остановил хриплый ото сна голос Гарри.              — Тео?              Нотт внутренне вздрогнул и оглянулся через плечо. Поттер сидел на кровати и, прищурившись, смотрел на него, потянувшись за очками.              — Извини, я не хотел тебя будить, — пробормотал он, стараясь не смотреть ему в глаза. — Мне… мне нужно идти.              И каким бы трусливым это ни было — он практически убежал из дома. В конце концов, храбрость была свойственна гриффиндорцам…       

       ***

             Тео не стал вскрывать письмо, пришедшее тем вечером. Вместо этого он вертел его в руках снова и снова. Он не мог набраться смелости, чтобы прочитать, что написал Гарри, но и выбросить письмо тоже не мог. После нескольких томительных часов Тео превратил декоративное пресс—папье в резную шкатулку и бережно положил письмо внутрь, плотно закрыв крышку, мечтая так же убрать в нее свои чувства.       

      ***

             Шли дни, но постоянная боль в груди Тео не утихала. Он коротал время, сидя в кресле с бокалом огневиски и глядя на шкатулку, в которой лежало письмо Гарри. Когда пришло второе письмо, он открыл его, не успев подумать.              Тео, я скучаю по тебе. Придешь сегодня вечером?              Тео глубоко вздохнул и положил письмо рядом с первым, проигнорировав его. На следующий день он получил еще одно.              Я что-то сделал не так? Почему ты не хочешь со мной поговорить? Я беспокоюсь о тебе, с тобой все в порядке?              Тео зажмурился и с трудом сглотнул. Он был чертовски слаб для этого. Открыть письма было ужасной ошибкой, беспокойство Гарри отозвалось острой болью в груди. Поэтому он поступил единственно разумным образом: сильно и по-настоящему разозлился. В конце концов, он взял в руки перо — он просто не мог продолжать в том же духе, а Гарри (чертов благородный волшебник, каким он был) не принял бы молчание в качестве ответа, он просто знал это. Они не были близки в школе, но он отчетливо помнил неспособность Поттера оставить все как есть.              Дело не в тебе, Поттер. Дело во мне, правда. У меня сейчас все сложно. Я не в лучшей форме и не хочу, чтобы тебе было больно. Я не могу дать тебе то, чего ты хочешь. Я не такой человек.              Затем он хорошенько наплакался и задумчиво уставился в окно, ожидая.              Тео,       Я ни о чем тебя не прошу. Я знаю о больнице Святого Мунго. Мне сказали об этом на работе, и я не хотел ничего говорить, чтобы это не показалось вторжением в личную жизнь. Я ждал, когда ты мне расскажешь. В любом случае, меня это не волнует… Или, возможно, не так, как ты думаешь.       Мне нравится проводить с тобой время и делать с тобой другие вещи. Никаких ожиданий. Я не знаю точно, через что ты проходишь, но я бы хотел быть рядом. Так что, кем бы ты ни хотел быть в моей жизни, я просто надеюсь, что ты останешься в ней.       Ты можешь многое предложить, Тео, мне жаль, что ты этого не видишь. Просто знай, что я никуда не уйду.              Гарри              К тому времени, как он закончил читать, его щеки снова были влажными, и он сжал письмо в кулаке, прежде чем снова его разгладить. Мерлин, он хотел пойти к нему… При этой мысли слезы потекли быстрее. Он не мог остановиться, когда нахлынули воспоминания, вызванные нежелательной мыслью. Слова отца эхом отдавались в его голове, и любая попытка воздвигнуть стену или отгородиться проваливалась почти сразу же, как только начиналась.              — Это слабость. Люди будут использовать тебя, Теодор. Вот так все и начинается. Люди будут пытаться заставить тебя думать, что ты особенный.              Большая рука отца больно сжимает его подбородок, заставляя смотреть вверх.              — Ты — это не что иное, как твое имя. Понимаешь? Все, что ты делаешь, должно быть ради этой семьи и ни для кого другого. Тебе нужно вбить это в свою тупую башку, пока ты не опозорил меня еще сильнее.              Отец толкает его, и Тео, спотыкаясь, отступает назад, едва удерживаясь за перила, чтобы не свалиться с лестницы. Он стискивает зубы, и челюсть у него болит, она уже распухла от побоев, которые он получил, когда вернулся домой по «семейным обстоятельствам». Много лет назад он научился никогда не привлекать внимания к травмам. Тео сдерживает слезы, в горле у него першит.       Отец наклоняется вперед, его гнилостное дыхание обжигает лицо Тео. На мгновение он боится, что отец столкнет его с лестницы и покончит с ним.              — Если ты не сможешь вести себя так, как подобает Нотту, помоги мне бог, я заберу тебя из школы и запру в этом доме на всю оставшуюся жизнь.              Тео знает, что это правда. Эта вспышка гнева была вызвана тем, что отец узнал о его дружбе с Майклом Корнером, мальчиком из Когтеврана — тихим, начитанным, немного странным, как Тео. В отличие от Тео, мать Майкла была магглой.              У Тео перехватило дыхание, когда он, наконец, заставил себя очнуться от воспоминаний — он не был уверен, дышал ли вообще. Та ночь не была началом, но она, безусловно, ознаменовала эскалацию насилия со стороны его отца. После этого Тео отдалился от своих одноклассников и старался не привлекать внимания, чтобы защитить себя и других. Единственным исключением была Пэнси, которая не желала, чтобы ее игнорировали. Именно из-за Пэнси он подружился с Блейзом (чей кровный статус был в лучшем случае неоднозначным) и Драко, в конце концов преодолев свои барьеры и присоединившись к их компании.       Голова раскалывалась, Тео лег и попытался уснуть — попытался забыть о письмах. Он должен был что-то с этим сделать, но не сегодня. Он чувствовал себя выжатым и опустошенным. Его мысли вернулись к его бывшим друзьям. Ему было неприятно признавать это, но он скучал по ним. Скучал по тому, кем он был раньше… Он задавался вопросом, сможет ли он снова стать таким — мальчиком, который смеялся со своими друзьями, даже когда прятался от своего отца. Он задавался вопросом, сможет ли он быть таким с Гарри.