La fleur

Patrick Watson — Lighthouse (slowed & reverb)

      Сегодня на улице донельзя прекрасная погода, а ещё у Юнги замечательное настроение. Всю ночь он спал, словно младенец, наслаждаясь спокойствием и тишиной. С приходом в его жизнь Чимина его настигло вдохновение. Оно окутывает его целиком и полностью, не позволяя думать ни о чём другом, кроме искусства. Его ритуал — это бокал красного вина перед тем, как начать творить. Мин встаёт с постели, оставляя теплоту простыней позади себя, а после подходит к небольшому деревянному столу, на котором стоит бутылка полусухого напитка. Он наливает его в стеклянный сосуд, вино плещется, наполняя бокал медленно, но только наполовину. Юнги прикрывает глаза, носом втягивая тонкий аромат сего напитка. Вино для него — это прекрасное одиночество, которое сопутствует художнику на протяжении всей жизни, а ещё это — бессонные ночи, проведённые в мастерской под влиянием вдохновения. Распробовав знакомый вкус, Юнги ставит бокал на место, а после идёт за полотном. Ему хочется попробовать нарисовать что-нибудь с помощью того материала, чем живёт сам. Мин окунает сухую кисточку прямо в свой стеклянный сосуд, набирая в неё вино. Её натуральные волокна щекочут кожу, когда он проводит ей по тыльной стороне ладони, когда оставляет после себя бледно-розовый цвет, тянущийся аккуратной непрерывной линией. До чего же прекрасно… Юнги набирает вина ещё немного, проводя по белоснежному девственному полотну своей кисточкой. Ведёт ей аккуратно, образовывая форму полукруга. Постепенно он наполняется мягкими чертами. Глаза и их знакомый нежный взгляд, прекрасные губы, которые выглядят так по-особенному бархатно, словно лепестки алой розы, вино в этом месте смотрится действительно красиво. Аккуратный нос и носогубная складка прорисовываются с особенным трепетом, а также брови и пышные ресницы. Мин, смотря на свою композицию, ловит себя на мысли, что видит перед собой просто невероятной красоты человека. Чимина. Того, кто стал его настоящим вдохновением и музой. Юнги добавляет ещё немного вина на свою руку, чтобы ослабить его оттенок. Медленно жидкость впитывается в полотно, превращаясь в бледно-бордовый. Юнги рассматривает каждую деталь, водя глазами по получившемуся портрету. Ему он очень нравится, и молодой мужчина признался бы, что это — его самая лучшая работа. Мин выдыхает, закуривая. Держит тлеющую сигару в руке, а во второй у него — кисть с набранным на неё вином. Он рисует волосы, светлые, шелковистые. Старается прорисовать каждый локон, и даже те, которые аккуратно спадают юноше на глаза. Юнги вбирает в себя дым, держа тот во рту некоторое время, а после выпускает его, приоткрывая рот. Дым греет губы, обволакивая их ароматом табака, а скульптор увлечён работой так, что ничего из этого не замечает. Он наклоняется слегка, а в самом низу своей картины пишет угловатым почерком: «Ma muse». От одного лишь словосочетания его охватывает дрожь, а сердце начинает биться чуть быстрее. Виной тому томное ожидание. Прошло уже два дня с их последней встречи. Чимин не говорил, когда вернётся, но его ждали каждую секунду. Мин лишний раз не выходил из мастерской, боясь, что муза придёт сюда и никого здесь не застанет. Картина нарисована. Скульптор вдруг слышит тихий стук в дверь, а потому кладёт кисточку рядом с полотном, обтирает руки с вином на них о ткань тёмных брюк. Что-то совершенно неведомое заставляет его накрыть уже готовый портрет тканью, пряча свой утренний порыв необъяснимой нежности. Мужчина идёт открывать. Он широко распахивает дверь, видя юношу, словно только что сошедшего с его картины. Выдыхает медленно, не сводя с него глаз. В этот раз его лицо прикрыто капюшоном лишь отчасти, а потому Мин сразу же замечает его взволнованный взгляд и мягкую улыбку на губах. — Bonne après-midi… — шепчет натурщик. — Bonjour! — отвечает скульптор. — Как замечательно, что Вы снова пришли. Юнги ждёт его каждый раз с огромным трепетом и замиранием сердца. Несмотря на то, что Чимин — его муза, молодой мужчина считает его присутствие настоящим даром и сокровищем, жемчужиной, что хранится на дне моря под глубокими водами. Настолько кажется ему его натурщик невесомым и недостижимым. Мин смотрит на него какое-то время и не моргает. И ему не хватит целой вечности, чтобы насладиться невероятно красивыми чертами его лица. Юноша выдыхает, Юнги лишь сейчас осознает, что смотрел на него всё это время. Скульптор замечает, что натурщик выглядит смущённым, а руки его заведены за спину. Такое чувство, словно за собой он прячет нечто. Мина охватывает очень сильный интерес, неподдельное детское любопытство. — Я держал путь к Вам и шёл через поле, мимо меня мелькали цветы невероятной красоты. Там они распускаются самые разные, но я выбрал эти, — юноша сглатывает неловко, а после протягивает Юнги небольшой букет с нежными шафранами. Они отливают лиловым, фиолетовым цветом, подобно вечернему небу над Парижем. Чимин краснеет, отводя взгляд. — Merci beaucoup… — выдыхает Мин. Он принимает столь прекрасный букет и глазами ищет фарфоровую вазу в хаосе своей мастерской. Юнги не ожидал получить цветы от Чимина, но они и впрямь очень красивые. Это так приятно, и скульптор едва сдерживает свою улыбку. Юноша скидывает с себя капюшон, его щёки до сих пор пылают от смущения. Скульптор возвращается, расправляя по бокам свои руки. Он подходит к Чимину поближе, замечая, что его волосы немного растрепались. — Позволите? — улыбается Мин, вознося руку над его лицом. Мужчине кивают кротко. Юнги осторожно тянется к своей музе, пальцами дотрагиваясь до его нежной кожи и убирая копну светлых прядей подальше от глаз. — Я так торопился… — Чимин, что ростом чуть ниже, глядит на скульптора из-под длинных ресниц, не решаясь поднять взгляд. — Я тоже ждал встречи. Но, признаюсь честно, мне льстит Ваше появление в моем доме. До сих пор так и не могу привыкнуть, что Вы согласились. — Значит, этот дар есть у нас обоих — лишать друг друга способности говорить. Юнги мягко улыбается, кивая непринуждённо. Чимин идёт за ширму, чтобы обнажиться. С прошлого раза всё так и осталось неизменным. Муза стоит напротив, поза юноши совершенно спокойная и естественная. Юнги сосредоточенно смотрит на него, перенося изгибы и пластику на материал. Упрямо морщит брови, подставляя инструмент и высекая невероятную красоту. Медленно скульптура и впрямь обретает тот самый шарм. Подобно драгоценному камню, который является частью украшения. Юнги прикрывает глаза, оставаясь наедине с собой всего лишь на секунды. В его голове Чимин. Юноша собирает полевые цветы, резво смеясь. В нём так много жизни и невероятной, просто необыкновенной, запретной для человека лёгкости. По своей натуре невесомый и нежный, словно весенний ветерок, этот парень донельзя прекрасен. Кажется, будто из-за него в душе распускаются цветы. Мин и своей скульптуре желал бы передать все эти неповторимые черты. Чимин настолько невинный и светлый, взгляд же его такой искренний и по-детски добродушный. Юнги снова закуривает сигару, перед этим спросив разрешения юноши. Тот кивает. Быть может, он позволяет, потому как не ведает, как мог бы запретить делать то, к чему скульптор привык. Для художника очень важны детали. Совершенно незаметные, но являющиеся частью общей картины. Как бокал красного полусухого вина, отдающего терпким вкусом на закате, глубокой ночью, когда на небе зажигаются миллионы звезд, а также утром, на рассвете. Как сигара с пряным вкусом и ароматом табака в мастерской, а ещё горьковатым послевкусием на языке. Как белоснежные мраморные скульптуры, расставленные по всему пространству в своём, совершенно особенном порядке. У всего этого есть своя закономерность, своё место в жизни скульптора. Юнги слишком привык к этому. Однако, когда он смотрит на Чимина, что-то в его жизни меняется. Первый человек, которому разрешено появляться здесь, в мастерской, в душе Юнги. Этот юноша отличается собой от других людей. Мин никогда не устанет восхищаться, повторять в своей голове, словно мантру о том, как же этот юноша прекрасен. Неизвестно, за какие заслуги им удалось встретиться, но молодой мужчина так сильно благодарен судьбе за это… Он оттачивает рёбра, которые можно пересчитать, но только глазами. Юнги делает фигуру утончённой, словно те самые цветы, которые Чимин принёс ему сегодня утром. Между ними тишина и слышно лишь, как размеренно и спокойно дышит юноша со светлыми, как первый снег, волосами. Скульптор же не дышит совершенно, взволнованный и сосредоточенный работой. Ему и не нужно. Настоящее дыхание открывается у него лишь только рядом с его музой. Чимин позволяет ему дышать. Мрамор кажется мягким и пластичным, нежным даже отчасти, когда медленно начинает напоминать собой юное тело натурщика. Сигара во рту Юнги не прекращает дымить, наполняя всю комнату ароматом табака. Мин слишком сильно увлечён и оторваться не может. Чимин старается не мешать ему. — Я скучал по Вам… — произносит он тихо, — … очень. Скульптор отрывается, медленно выдыхая и смотря на музу. Не моргая совершенно и опуская руки. Его взгляд становится спокойным, больше он не хмурится. — Что же Вы со мной делаете… — шепчет Юнги, едва разлепив губы. — Я просто вдруг захотел сказать это. — Я тоже скучал, каждую нашу встречу я жду с предвкушением в сердце, — он произносит это издалека, не понимая, почему же ему хочется приблизиться хоть немного. Сердце бьётся, ускоряя свой темп. Юнги опускает голову. — Хотите, я буду приходить каждый день? — голос Чимина столь нежный и приятный. Он обволакивает, накрывает собой, словно тёплыми волнами. — В таком случае Вы несомненно сделаете меня самым счастливым человеком. Юноша смотрит скульптору прямо в глаза. Не моргает. В его взгляде виднеется нечто трепетное и очень особенное. Чимин медленно растягивает губы в улыбке, а его аккуратное лицо превращается в поток необъяснимого света. Он ослепляет мужчину.