В старшей школе...

— Прошу, давай поговорим, Чуя!!! — Нам не о чём говорить. Самодовольный ты ублюдок! Рыжеволосый старшеклассник в приступе ярости, перемещается по кухне собственной квартиры многоэтажной новостройки, а его, вроде как пока ещё парень, не отстаёт ни на шаг. Они снова ссорятся. Дазай снова налажал. Хотел быть честным, быть искренним с Чуей, а в итоге…В итоге оказался полным мудаком. Как так можно? Легко, когда ты Дазай Осаму. — Ты же знаешь, что я не это хотел сказать! Я просто хочу… А-а, всё слишком сложно, Чуя! — Отчаянно восклицает Осаму и роняет голову в собственные ладони. Тёмные кудрявые пряди спадают немного вниз и прикрывают уставшее измученное лицо парня, — Прошу, не усложняй… Чуя недовольно хмыкает, скрещивает руки на груди и отводит взгляд. В такие моменты ему становится немного жаль Осаму. В такие моменты… Нет, такое происходит с Дазаем впервые. Похоже, он действительно устал от всего… От всего того, что сам и натворил. Играет в игры, правила для которых не продумывает до конца, а потом, когда осознаёт, что дело дрянь — даёт заднюю и в итоге всё отражается на их с Чуей отношениях. Этот придурок жертвует их отношениями и чувствами Накахары в этой дурацкой борьбе! — Пошел нахуй, Адам, сраный. Чуя даже не смотрит на парня, когда произносит это. Его голос такой холодный и это пугает даже Осаму, потому что…Пламенные речи от столь пламенного парня никогда не вызывали сомнений, ведь всегда соответствовали его огненной и взрывной натуре, а сейчас…Он словно погас И это было действительно страшно. Дазай осознавал это. И ему было страшно. Он не хотел сбегать от Чуи в такой момент. Он не хоте… *** На улице темно, ветрено и до жути холодно. Осаму кое-как удаётся закурить, лишь с пятого раза, в тот момент, когда он выходит с района новостроек и оказывается на перекрёстке трёх дорог. Рассуждая, куда двигаться дальше он вдруг осознаёт, что идти ему, собственно говоря никуда и не хочется. Он затягивается чересчур крепкой сигаретой. Выбор не то, чтобы очень перспективный: к себе домой, в тёмную мрачную комнату; обратно к ненавистной школе или… — Да кого там ещё принес… О, вот это кадр. Давненько ты здесь не появлялся, — сдержанно подмечает Одасаку, открывая дверь в подъезд и встречаясь взглядом с пропитанным табачным дымом Дазаем. Мало кто знает, но они друзья. Лучшие друзья. Единственные друзья. Ода Сакуноскэ — верный и преданный друг Осаму, всегда готовый выслушать и помочь, хотя тот и не особо много рассказывал. И Осаму Дазай — не умеющий давать поддержку другим, зато не обделённый авторитетом во всех сферах жизни. Помогал чем мог и как мог Оде, в необходимые для того периоды. Эти двое держались друг за друга, хотя и с переходом в старшую школу стали общаться намного реже, они всё же были верны друг другу. И вот, пожалуй, настал тот момент, когда Дазай пришёл, ведомый лишь отчаянием к своему единственному другу за советом. Да, этот "самодовольный ублюдок" начал сдавать позиции. Так сильно Накахара терзал его метафорическое сердце, ибо физическое являлось лишь насосом, органом, что гоняло по тонким венам тёмную, чуть ли не чёрную кровь в этом полумёртвом теле. И прямо сейчас, сидя на холодном подоконнике обшарпанного бледно-зелёного, как сама смерть подъезда, Осаму, подрагивающим голосом объяснял Сакуноскэ, что именно произошло между ним с Чуей. Он знал, что тот выслушает его, скажет, что не всё потеряно и можно выкрутиться и помириться, но… Кое-что не давало Дазаю покоя, и когда сам Ода озвучил его самый главный страх вслух, шатен окончательно и бесповоротно осознал. Он терял Чую. Медленно, едва уловимо, но всё же ощутимо. Они отдалялись. Эта рыжая бестия больше не верила Осаму. Не то, чтобы в самом начале их отношений была какая-то гармония и полная уверенность друг в друге, как в партнёре, но сейчас… Их отношения казались треснутым стаканом, если налить кипячёного молока, то он тут же треснет и разлетится по кафелю. Нет, Дазай не мог этого допустить. Не мог упустить Чую. Своего Чую. — Я…Я просто не понимаю, как и где я должен с ним говорить?! Он не слушает меня! Он… — Погоди, а разве ты не от него сейчас шёл? — От него, но… — Так может вернёшься? — Он выгнал меня! Он не станет слушать меня!!! — Осаму, мы оба прекрасно понимаем, что он станет тебя слушать. Заставь его выслушать тебя, а дальше он сам пойдёт на диалог. Ты же знаешь это сам. Шатен молчит. Склонив голову и уставившись в собственные ладони взглядом он думал. Думал. Его только что ткнули лицом в очевидный факт, который сам он узреть был неспособен в силу своих величайших переживаний. О да, этот бессердечный, бесчестный гений был слеп перед своей любовью к парню, с огненно-рыжими волосами, взрывным характером и ледяными, как самый холодный метал глазами…Он любил этого парня. Отчаянно, безвозмездно, страстно, любил неправильной любовью, но это было именно то, что давало ему жить и вдыхать сквозь разъедаемые изнутри лёгкие кислород изо дня в день. Он придавал его жизни смысл, а за смысл все всегда боролись до последней капли крови. Поэтому… …Осаму срывается обратно к Чуе. Он обязательно поблагодарит Одасаку за всё, что тот ему сказал, за то, что снова направил на верный путь, но это позже. Всё потом. А сейчас… Чуя. Мысленно умоляя, чтобы тот не упрямился и просто открыл ему дверь, Осаму нервно жал тонкими перебинтованными пальцами по кнопкам лифта: нужный этаж, закрытие дверей, закрытие дверей, нужный этаж…Мучительно долго тянувшиеся полминуты становились пыткой, но Дазай был в силах потерпеть. Лишь бы Накахара ему открыл, лишь бы смог выслушать, лишь бы… …Шатен жмёт не дверной звонок и спустя мгновение слышит приближающиеся шаги, а после дверь и вовсе распахивается. Чуя даже не посмотрел, кто за дверью…? Окинув недовольным взглядом своего парня Накахара фыркает и подаёт голос первым: — Чего? — Чуя, прошу… — Тц, заходи. Парень делает шаг назад, отпуская ручку двери и давая Дазаю пройти в квартиру. Забавно получается, что этот, казалось бы принципиальный человек будет то сбегать, то приползать обратно к предмету своего обожания. Похоже, он действительно неполноценный человек… — Выслушай меня, просто выслушай, о большем не прошу, Чуя. Я объясню тебе. Всё. Чуя вздёргивает бровь, недоверчиво косясь на Осаму. И что это на него нашло? Неужели подготовил горячую порцию отговорок и новых легенд или он действительно собирается рассказать истинные причины своего такого поведения? Что ж…Посмотрим. Они проходят обратно в комнату Чуи, где всё началось ещё пару часов назад, когда Дазай, не подумав, по абсолютной глупости, упомянул имя Гоголя и тем самым довёл рыжего до белого каления. Осаму вообще в последнее время стал меньше думать. Скорее всего это было связанно с его желанием всё усложнить, запутать, привести в интригующий вид…Всё это время он пытался хоть как-то прикоснуться к своему парню, но тот упорно отталкивал и пресекал любые возможные контакты с Дазаем и в итоге всё закончилось тем, что один сел на постель, а второму пришлось стоять, прижавшись к стенке, потому что Чуя не позволил сесть на кровать рядом с собой. Мало ли, что за ересь сейчас начнёт рассказывать этот чокнутый, обмотанный бинтами с головы до ног Дазай. — Ну? Нетерпеливо выдёргивает из размышлений Накахара, вновь скрещивая руки и выжидающе смотря на парня. Он был раздражён. Это было очевидно. Поэтому, Осаму, вдохнув, впервые за последние пару месяцев начинает объясняться…Это занимает всего десять минут, но информации за это время Накахара получает столько, сколько не получал ни на одном уроке в школе. Так вот что творится в голове у этого поехавшего…? Теперь понятно, почему он всё это время вёл себя как полный мудак. Всё ради этого? Ради лидирующей позиции, авторитета, власти? Пиздец. —…Ты…Ты просто больной. Больной на всю голову, — спустя минуту молчания произносит Чуя, валясь на постель и устало прикрывая глаза. Осаму ничего не отвечает и лишь смотрит на Чую, что так устало сейчас пытается хоть что-то понять, осознать и…Принять что-ли? Ведь всё то, что сейчас рассказал ему Осаму — является правдой; той действительностью, которую сейчас проживает шатен. Нет, такой бред придумать невозможно. Это может быть только правдой. Поэтому Чуе сейчас так тяжело принять это. Принять очередной заскок своего ёбнутого парня. — Ох, Чу-уя…— вздыхает Осаму и наконец отмирает, неторопливо подходя к постели парня. Можно ли назвать его состояние сейчас: "как гора с плеч"? Наверное можно, ведь он наконец-то рассказал Чуе правду, хоть это и было непросто. Шатен аккуратно присаживается на постель, рядом с парнем и пока тот всё ещё лежит, нащупывает его ладонь, хватаясь за неё, как за единственную гарантию их дальнейшего союза. — Ну как ты…? — Ну как я? Ты серьёзно?! Ты только что выдал, что хочешь уничтожить человека, потому что он является единственным равным тебе по силам противником, но чтобы это сделать нужно достать другого, вообще абсолютно левого парня, ибо они связаны и чтоб сломать одного, нужно добраться до второго и всё это можно сделать лишь путём флирта, домоганий и дурацких фокусов! — Коля не "абсолютно левый парень", Чуя, пойми, они связаны с Федёром!… — Да насрать мне на них! И им на нас тоже!! Зачем лезть, когда можно просто сидеть спокойно?! Осаму хмурится, сжимает ладонь Чуи сильнее, когда тот наконец-то распахивает глаза и садится ровно на постели. Шатен лезет ближе, хочет обнять, но Накахара выставляет свободную ладонь вперёд, упираясь ею в грудь парня. — Не лезь. От тебя воняет сигаретами. Раздражает. — Не ври. Тебе нравится этот запах. Осаму склоняет голову, утыкаясь носом в изгиб шеи парня, вдыхая едкий, приторный аромат чужих волос. На такое, казалось бы обыденное прикосновение Чуя реагирует чересчур взволнованно, вздрагивая и слегка отстраняясь, но не отталкивая парня совсем. — Тогда ты тоже не пизди, что тебя бесит запах электронных сигарет. — Ладно. Не буду. Не бесит. Признаёт Дазай и плавно прикасается губами к тонкой коже на шее парня. Они часто говорили друг другу, что курить — мерзко и отвратительно. Только Накахара твердил, что запах табака — отстойный, а Дазай, что аромат винограда совсем не шёл его парню. На самом деле они врали, играя в одни ворота. На самом деле им до безумия нравились эти запахи и тот факт, что они знали про ложь друг друга. Осаму обильно покрывал поцелуями чужую шею, пока Чуя нарочно пытался отстраняться, не давая подняться к его губам. Дазая заводили эти игры в "недотрогу". Накахару тоже. Порой они сами не понимали, как их разборки приводили к подобному исходу. Но после до Осаму дошло, что столом переговоров для них являлась именно постель; ну, или диван, стол, подоконник, пол, ванная, кабинка туалета…Любое место или любая поверхность, где они могли "уладить" свои отношения, в принципе, подходила под их критерии. — Только попробуй мне всю шею разукрасить я тебя придушу, — шипит Чуя, надавливая ладонями на плечи парня, роняя его на постель и нависая сверху. — Я не против.~ Игривая ухмылка со стороны Осаму и недовольный смешок со стороны Чуи. Безусловно, ему нравилось, когда Дазай оставлял засосы на его шее, или где-либо ещё, но он просто терпеть не мог то, как на это реагировали другие люди. В общем-то, ему было плевать на мнение общества, но когда это общество вечно обращало внимание на эти багровые пятна на коже рыжего его это выбешивало. А Дазаю не было смысла даже боятся мести Чуи, ведь его шея как и все конечности были плотно замотаны бинтами, так что увидеть что-либо было бы невозможно. Однако Чуя не терял надежд и когда Осаму в очередной раз перебарщивал с поцелуями, тот в ответ делал то же самое, стараясь оставлять их как можно выше на шее, как можно ближе к лицу. Удивительно, но всегда на следующее утро Осаму выглядел великолепно и обыденно, как всегда… — Я не шучу, Осаму, прекрати! — недовольно кричит Чуя и отстраняется, прикрывая ладонью рот шатена, — Сколько раз просить?! Дазай тихо смеётся в ладонь парня и запускает руки под его рубашку, оглаживая тёплую кожу. Чуя никогда не бывает холодным. Ни по температуре тела, ни по характеру…Только его взгляд иногда способен так сильно впечатлить Осаму, что его можно назвать холодным, а в остальном… Чуя всегда горячий. В нём столько огня, столько пламени, что невозможно выпустить наружу в школе или где-либо ещё… Ладони Дазая выныривают из под чужой рубашки и его пальцы начинают ловко расстёгивать пуговицы: одну за другой, снизу вверх. Чуя фыркает, убирая руку с лица Осаму и ёрзает, прежде чем снова недовольно вскрикнуть, потому что Дазай роняет его на постель и занимает лидирующую позицию, переворачивая брыкающегося Чуя лицом вниз. Нет, Накахара слишком горячий. Такой горячий, что просто нельзя устоять! Особенно, когда тот так хмурится и рычит; особенно, когда его волосы слегка растрёпаны. Особенно, когда знаешь, что сейчас он так сопротивляется, но через несколько минут сам будет отчаянно умолять о большем. И Осаму это знает. Знает лучше, чем кто-либо ещё и поэтому позволяет себе прижимать Чую к постели сильнее, попутно расстёгивая ширинку его брюк и стаскивая их, а после и свою одежду тоже. Ему слишком жарко, слишком хочется больше прикасаться к этому рыже-огненному парню, обжигаясь об его встречные прикосновения. Да, обычно, когда Чуя касается его — это удары или толчки, но это не всё, на что он способен. И лишь Осаму знает, как этот огонёк умеет ласкать, обнимая его за шею или талию; гладить по голове, запуская ладони в кудрявые волосы; целовать и говорить удивительно-приятные вещи, так соблазнительно постанывая на ухо парню…Всё это сводило Осаму с ума быстрее его мыслей о самоубийстве и дальнейшей жизни, а при грубых, чётких и ритмичных толчках эти мысли вообще исчезали из его головы и они оставались с Чуей один на один. Тогда Накахаре и удавалось выпустить весь тот огонь, что в нём копился и рос каждый день, каждую минуту его существования. Надрывая голос и впиваясь пальцами в чужую кожу или комкая простыни под ладонями, двигаясь навстречу Осаму или нарочно сжимаясь, чтобы увидеть, как меняется лицо этого самодовольного умника… Тогда Дазай матерился. И даже похлеще Накахары. Именно это так забавляло Чую: то, каким двуличным был его парень и как легко он мог вывести его на чистую воду, заставить проявлять искренние эмоции, такие неприсущие шатену…А после, когда они лежали вместе под одним одеялом и Осаму лез целоваться, Чуя начинал первым. Потому что в нём было слишком много не выпущенного огня, чересчур большое количество непрожитых эмоций и его невозможно было остановить. Поэтому они никогда не заканчивали одни раундом. Потому что Чуе было мало, а Осаму был готов трахаться с ним до потери пульса, его или своего, лишь бы слышать чужие стоны, чувствовать его горячее тело и видеть его. Всего его, каждый миллиметр его тела; под собой, на себе, сбоку, да где угодно, чёрт возьми! А после, ночью и говорить о чём-то… О сексе или учёбе; о сигаретах или алкоголе; о жизни или смерти…И тогда его неугомонный парень отвечал ему охрипшим тихим голосом, но всегда отвечал. Потому что, если они не разговаривали после сeкcа, то это значило лишь то, что они не помирились и совсем скоро снова попробуют всё решить абсолютно идентичным способом. И в эту ночь они тоже говорили, потому что помирились. Потому что Осаму наконец-то всё рассказал, объяснил. Да, пусть это и был какой-то бред, который Чуе было понять не дано, главное, что они не лежали в тишине. — Я тоже люблю тебя, хотя ты тот ещё мудак, Осаму. — Рад это слышать, Чу~уя.