How about ice?

      Тяжёлая неделя не прошла бесследно. Съёмки новой коллекции Louis Vuitton достаточно изнурили Феликса, поэтому, наконец добравшись до дома, он глубоко выдохнул и, как только прокрутился замок входной двери, облокотился на неё спиной, с облегчением освобождаясь от обуви. Часы показывали «23:50». Темнота коридора мягко объяла его, отчего глаза непроизвольно закрылись. Ни единой крошки во рту с самого утра, однако ноющая боль в животе ускользала мимо — её застилала другая, более требовательная во внимании. Натуральная ломка. Кости, мышцы, суставы — всё тело находилось в состоянии напряжения, словно оголённый нерв, готовый в любую минуту заискриться, что ярко отдавалось пульсацией в висках. Глаза хаотично бегали под веками в надежде ощутить долгожданное умиротворение. Феликс дико устал. Осознание этого пришло лишь тогда, когда сил не оказалось даже на то, чтобы снять верхнюю одежду, не говоря уже о том, чтобы пройти в комнату переодеться и смыть макияж. Он просто стоял, внимая расслабляющую тишину и мелкими шагами растворяясь в ней.       Спустя какое-то время медленно приоткрыл веки и, чуть проморгавшись, понемногу привыкая к темноте, оглядел коридор. Эта одинокая темнота откликнулась ему своим непривычным молчанием. Лишь тусклое свечение ночного неба в проёме со стороны кухни пыталось как-то разбавить чёрные краски пространства. Брови сдвинулись к переносице — словно тихо подкравшись, Феликса насторожил один факт — Хёнджин не вышел его встречать, как это обычно бывает. Тот всегда дожидается его с работы, как бы сильно он не задерживался — как говорил сам Хенджин, чисто физически не может без него заснуть. Ликс стал прислушиваться, но никаких звуков присутствия кого-либо не было, вообще ничего. Его взгляд случайно мазнул вниз к собственной обуви, где рядом аккуратно стояла пара чужой, и приятная волна прошлась вверх-вниз по телу — по крайней мере Хёнджин дома. Брови вернулись в привычное положение, а глаза снова потяжелели, моментально расслабляясь. С неохотой Феликс оторвался от двери, проходя в конец небольшого коридора к родной двери, пальто глубокого синего цвета так и осталось на нём. Осторожно повернув ручку, он двинул её от себя, резкий и тусклый свет светодиодной ленты, закреплённой по периметру потолка, тут же бросился ему в лицо. Чуть прищурившись и зажмурив один глаз, Феликс сразу обнаружил причину своей былой настороженности на кровати.       Хёнджин лежал на боку лицом как раз к двери, что позволяло хорошо его рассмотреть: колени были поджаты к груди, а на уровне головы криво распласталась раскрытая книга, прикрываемая венистыми руками, бордовые пряди чёлки же небрежно спадали на глаза. Видимо, даже книга не спасла его от поглощающей сонливости — не один Феликс выдохся за весь день. Да и в принципе друг без друга за столько времени. Перестав щуриться и быстро привыкнув к слабому свечению, он на ватных ногах приблизился к мягкой постели и, стараясь как можно тише, опустился помятой звездочкой рядом. Получилось, конечно, просто ужасно. Тело не слушалось, мышцы ныли и пульсировали, требуя обратить на себя внимание, медленно размять и с легким нажимом огладить. Феликс чувствовал себя огромным булыжником, плывущем в облаке, а Хенджин был его поблескивающей луной, которая, словно мягким пледом, укрывала своим приглушенным светом. Так спокойно. Такая милая легкость по частицам проникала под кожу. С Хенджином всегда так. Став своеобразным личным антидепрессантом Феликса, он уже был необходим как воздух. Лёжа на животе, Ликс едва не залип на расслабленных чертах лица перед собой. Вынув из рук Хёнджина книгу, закрыл её и следом накрыл своей ладонью, ухватившись за верхние рёбра, как будто это был единственный спасательный круг, позволяющий сознанию сейчас остаться здесь, в этой мягкой кровати, с Хенджином. Освободив себе место около него и чуть придвинувшись ближе, Феликс ощутил лёгкую прохладу достигающего его мерного дыхания. Веки сами собой опустились, всё тело вмиг обмякло, а голова наконец начала понемногу расслабляться. Словно расходящийся сигаретный дым, его окутывала своими тонкими нитями теплая атмосфера родных стен, запаха геля для душа с морской солью и приглушенного свечения…       Наверняка стоило бы выключить свет — плевать — Феликс отказывался думать о чём-либо кроме отдыха, кроме Хёнджина рядом и кроме… дикого желания прикоснуться к его мягким губам. Сдержать себя в последнем он всё-таки не смог, их образ слишком ярко стоял перед глазами. И от этой картины в голове начинал стоять не только образ… Феликс, приоткрыв один глаз, решительно и аккуратно потянулся вперёд, но, находясь буквально в паре сантиметров от них, поднялся выше и оставил поцелуй на неприкрытом участке лба, чтобы не разбудить. На глубоком вдохе он задержал дыхание, замирая так на пару секунд в попытке вобрать в себя это самое успокаивающее тепло, нежность кожи. Медленно выдыхая, Феликс с неохотой оторвался от Хенджина, ненамного утолив свою жажду, и вернулся в прежнее положение, укладываясь головой поудобнее на книге, следом всё больше проваливаясь в объятия бесцельного сна.

_______________

      Шум волн, разбивающийся о песчаный берег бескрайнего моря, завораживал своей хаотичностью и причудливой особенностью превращаться в пену. Хёнджин не хотел размышлять над тем, как это происходит — просто наслаждался предоставившейся возможностью присутствовать в этом месте. Сидя на большом иссушенном бревне, он поглощал мелодию чистой воды, грубость и шероховатость коры дерева под ладонями; завораживал до легкой дрожи контраст красок в небе; от заходящего солнца расходились их насыщенные извилистые переливы, будто расплескавшийся бензин отражался на воде в свете дня, цвет был точно сок сочной малины, раздавленной в руке — всё здесь по частям наполняло Хёнджина. Море манило его, зазывало слиться с ним, стать той капелькой, образующей единое целое с безграничным водным пространством.       Словно что-то подтолкнуло его подняться, и он уверенными и размеренными шагами устремился к воде, уже не останавливаясь, лишь находясь в своих ощущениях: мельчайшие песчинки горячего песка засасывали босые ноги при каждом шаге, освобождающиеся от одежды участки тела покрывал своими поцелуями морской свежий воздух, приятная дрожь внутри на секунду заставила сердце ускориться так, что его биение достигало слуха. Хёнджин не заметил, как уже стоял по пояс в воде, колышущейся на месте. Уникальный узор на её поверхности мелко поблескивал, отражая в себе отголоски скрывшегося за горизонтом солнца. Он ладонями проводил по кромке воды, как бы поглаживая мирное море, словно собаку по спине. В какой-то момент волны начали набирать силу и с ощутимой интенсивностью врезаться в тело, что заставило Хенджина немного пошатнуться. Внезапно морское дно стало чрезмерно зыбким, отчего ноги с каждым разом все тяжелее отрывались от него, пока окончательно уже нельзя было сдвинуться с места. Удерживать равновесие становилось сложнее, его штормило на месте и тянуло под воду, как будто что-то крепкой хваткой вцепилось в его лодыжки, уровень воды стремительно поднимался и уже достигал подбородка. Хёнджин обернулся назад, и в лицо внезапно врезались непонятно откуда взявшиеся водоросли.       Резко дернувшись, он ошарашенно распахнул глаза и осознал, что находится дома в своей кровати. Первым, что зацепило взгляд, была копна взъерошенных волос, которые щекотали при малейшем движении их обладателя. Следом Хенджин почувствовал, как его ноги находятся в крепких тисках чужих коленей, что переплелись с его собственными. В нос ударил запах бальзама для волос с морской солью, отчего, коротко вдохнув, Хёнджин на пару секунд задержал дыхание, смакуя его внутри. Его губы сразу же непроизвольно растянулись в теплой улыбке, образуя едва заметные ямочки на щеках, а взгляд уже снисходительно оглядывал незаметно пристроившееся к нему тело. В таком случае он даже обрадовался тому, что его чудесный сон так неожиданно прервался.       Он губами медленно потянулся оставить осторожный поцелуй на светлой макушке, чтобы ненароком не разбудить. Феликс сейчас походил на коалу, которая заключила в свои объятия ветку с самыми вкусными и драгоценными листьями эвкалипта. Эта картина невероятно умиляла.       С неохотой оторвавшись от него, Хёнджин зевнул, параллельно усмехаясь про себя своим мыслям, и в последний раз окинул его трепетным взглядом. Он сонливо потёр глаза, чтобы отогнать остатки сна, тянувшего такими мягкими объятиями обратно, и, главное, чтобы слишком не засмотреться на своего наконец-таки расслабленного и безмятежного Феликса, который мерно сопел ему куда-то в ключицу… сейчас очень хотелось просто укутать его в своих руках и не отпускать. Но все же нужно было вставать, Хенджин, как минимум, не хотел, чтобы тот ворочался по кровати в мешающемся пальто, поэтому поспешил выбраться из цепких оков. Его коала нуждалась в заботе…       Хенджин стремился подарить то чувство свободы, любви, защищенности, которые ты вмиг ощущаешь, возвратившись домой. Дом, где тебя ждут до позднего вечера с работы, где встречают искренней и умиротворяющей улыбкой. Где ты можешь почувствовать себя живым, легко вдохнуть и сказать себе: «Это все реально». Хенджин с особой осторожностью освобождал Феликса от одежды, невзирая на то, что твердо знает — тот точно не проснется, даже под яркую игру на органе. И все же. По-другому он просто не мог. Просто не могла рука, проводящая смоченным в мицелярке ватным диском по коже лица, очерчивающая точеные линии скул, лба и подбородка, быть лишенной ласки и деликатности. Очищенные от бальзама губы слегка подрагивали, а расслабленные веки едва скрывали бегающие под ними глаза, давая понять, что, может, физически Феликс и неподвижен, но мозг его активно работал, позабыв значение слова отдых. Самые обыденные вещи имели для Хенджина значение, ведь из деталей собирается единство совершенства. Его собственного совершенства. В завершение укрыв Феликса одеялом, он улыбнулся с нежностью на губах, в то время как в голове все кружила мысль: «Такой красивый…». Даже уставший он был бесподобен.       Взяв с прикроватной тумбы книгу, которую до этого он вынул из-под Феликса, отнес ее на место среди остальных книг на полке. Потом дочитает. Сейчас ему незамедлительно нужен душ. Не только, чтобы освежиться, но и чтобы смыть с себя напряжение, возбудимое конкретными мыслями, связанными с конкретной персоной. Если он все же решится это сделать…       Тёплые капли покрывали перекатывающиеся под кожей мышцы. Закрыв глаза, Хёнджин, словно сахарный, точно таял под расслабляющими струями воды, которые как будто вытягивали из него всё дурное и с общим потоком уносили прочь. Тело приятно немело. Чуть приподняв голову, он провел руками по волосам, зачесав их назад, и остановился на шее, обхватив ее ладонями. Шум капель, рассыпающийся о дно душевой кабины, успокаивал, заставлял разум обнулиться.       Хёнджину сейчас это жизненно необходимо.       Все мысли занимал лишь Феликс. Его сверкающие глаза, которые прикрывала немного спадавшая на лоб челка, закусанные в улыбке губы — столь дразнящие, — горячее дыхание на шее, нежные руки, блуждающие по спине, очерчивая ее рельеф, и чертовски соблазнительно изгибающееся тело, такое открытое и только для него. Все эти видения ощущались настолько реально, что Хёнджин чувствовал, как кровь начинала кипеть, разливаясь волнами жара по телу. Он постепенно спускался руками ниже, стараясь охватить пальцами каждый участок. Когда же его пальцы задели соски, то сквозь приоткрытые губы сразу вылетел несдержанный тихий вздох, а кожа груди вмиг покрылась мелкими мурашками. Сейчас это были не его руки, а другие, принадлежащие конкретному человеку, что с каждым разом будоражил все его нутро. Они стремительно достигли паха, что отдалось лёгкой пульсацией по члену, отчего тот слегка дернулся в воздухе, начиная напрягаться и постепенно твердеть.       Хёнджин резко стиснул зубы, закатывая глаза до белых пятен перед собой. Невыносимо…       Неимоверное желание, чтобы на самом деле это были не собственные руки, душило изнутри. Он вытянул вперед одну, оперевшись предплечьем на холодную стену кабины — контраст температур тела и поверхности стремительно пронёсся под кожей, мягко покалывая и вызывая целую бурю бушующих эмоций внутри, — другой же сжал основание члена, который уже начал увеличиваться под напором разливающегося возбуждения. Крупная головка, высвобождающаяся из-под крайней плоти, так маняще и соблазнительно поблескивала от воды и выделяющегося предэякулята, что перед глазами виднелся образ, как мокрый и горячий язычок своим кончиком собирает эту смешавшуюся жидкость и обводит вокруг по всей чувствительной поверхности, а пухлые губы невесомо обхватывают истекающую головку, обдавая ее при этом жаром своего дыхания.       Дышать становилось тяжелее. Саднящий комок навязчиво крутился в горле, только способствуя разрастающейся сухости. Брови сдвинулись к переносице, а глаза сковало в тиски век, что желание открыть их просто не позволило это сделать. Опустив голову и уперевшись лбом в стену, пытаясь восстановиться от накатившего возбуждения, Хёнджин наощупь прокрутил кран холодной воды, и мягкая прохлада из душа сверху стала нещадно заливать уже разгоревшийся пожар. Сжав ладонь на стене в кулак, он закусил костяшку зубами, надеясь быстро закончить. И вот пальцы поудобнее ложатся у основания члена, его яркой эрогенной зоне, и сильнее обхватывают вокруг, медленно начиная проводить вперед.       Нет, он не может сорваться. Он пообещал. Саднящие мысли вдруг встают стеной перед глазами — Хенджин решил проверить себя на прочность, так сказать, и пообещал себе: начинаем период воздержания до приезда Феликса. Он не какой-то там пиздабол — пускай, даже если это обещание самому себе. Рука нерешительно остановилась, и зажатый член капризно дернулся, явно требуя продолжить. Но если так посмотреть, Ликс ведь уже приехал, значит, формально условие выполнено. Ха, а разум, оказывается, хитрая сучка, соблазняет безбожно. Однако внутренне… сердце горит желанием все-таки сначала провести время с ним, пускай, даже если это простая дрочка, но будут руки Феликса.       Глубоко вздохнув в который раз, он с трудом отнял руку от члена и провел ею вверх по напряженным мышцам тела. Набрав в ладони воды, умыл лицо, напрочь прогоняя всякие сомнения, и скрестил пальцы в замок на стене перед собой, опираясь на него лбом. Хенджин простоял так какое-то время, стараясь унять трепещущее сердце и ни о чем не думать, и, как только то наконец вернулось в прежний ритм, он лениво разлепил глаза и оторвался от стены с нежной уверенностью в руках. И следом ощутил, как от опавшего члена расходится электрическими разрядами неудовлетворенность. Губы поджались в тонкую линию, и Хенджин глубоко и резко выдохнул, насильно выталкивая из себя это чувство, вместе с этим успокаивая тем, что скоро они с Феликсом хорошо проведут время вместе. И там Хенджин уж постарается.       Бутылек с гелем сразу же оказался открытым в руках, который уже в следующий момент ароматной пеной растекался по телу. Закончив спустя пару долгих тянущихся минут, Хёнджин наспех прошелся полотенцем по волосам и особо мокрым участкам и следом поскорее нацепил широкую футболку и домашние шорты, спеша залезть обратно в теплые объятия, предвкушая их совместное сладкое утро.

_______________

      В который раз за ночь беспокойно перевернувшись с бока на бок, Феликс комкает между ног одеяло, освобождая разгорячённую кожу от создаваемой им душиловки, и проводит рукой по второй части кровати, следом запуская ту под чужую подушку. Ощутив лёгкую прохладу, он лениво размыкает глаз и видит на часах, что стояли на прикроватной тумбе, время «03:03». Казалось бы, можно и дальше ещё спать и спать, но сон уже просто не шёл. Немного поморгав глазами и привыкнув к темноте, Феликс ясно видит пустующее место на кровати рядом с собой. Как бы ни было странно, но чувствовал он себя свежо, словно его лицо и не покрыто макияжем; движения не сковывала тяжесть одежды, словно её и не было; тело же пребывало в расслабленной неге, словно после душа или выпитого крепкого чёрного чая. Откинув краешек одеяла, который едва скрывал рельефное тело, понял, что даже трусы были на нем из шкафа с чистым бельем. «Извращенный педант. До мозга костей», — беззлобно, скорее с восхищением, подумал про себя Феликс, улыбаясь одними уголками губ и откидываясь обратно в подушки.       К сожалению, об усталости того же сказать нельзя. Нет, морально Феликс уже не был дряхлым сухофруктом так же, как и физически вялой субстанцией, — нет — но осадок неудовлетворённости так и ныл под рёбрами. Лёгкая пелена сна постепенно спадала, и он внезапно услышал шум льющейся воды, доносящийся из ванной. Феликс лениво улыбается, прикрывая веки.       Хёнджин.       Одно лишь его имя вызывало искушающую жажду. Тело Феликса, сердце и даже разум, как будто под копирку друг у друга, подстёгивали его изголодавшееся нутро: широкие прикосновения, уверенный голос над ухом, горячее дыхание на губах, мягкий неторопливый взгляд, стремящийся охватить каждую клеточку тела. Лёгкие сковывало в оцепенении, а кровь бурлила, ускоряясь в своём течении. От одной лишь мысли о том, как этот взгляд с наслаждением проникает вглубь глаз, словно хищный зверь, ласкаясь, играется в лапах со своей жертвой, настигает обнажённую душу, осторожно сливаясь с ней до самой дрожи её существования — словно подсаживая её на иглу этого особого блаженства — чтобы абсолютно каждый момент отражался в памяти. И все это Хенджин — словно чистейший кайф, высеченный изо льдов Арктики, — только его и только для него.       Да, Феликс невероятно соскучился. Хотелось банального присутствия Хенджина рядом до самого хруста костей. Хотелось просто помолчать вместе, обмениваясь нежностями через незамысловатые взгляды и невесомые прикосновения. Хотелось ощущать его физически: обнимать, трогать, целовать… да и не только. Низ живота неприятно тянуло, Феликс горел адским пламенем снова завладеть Хёнджином, как в их первый раз, и снова подчиниться ему, отдаться целиком и полностью в ответ.       Пребывая среди своих мыслей, Феликс не заметил, как задремал на какое-то время, потому как в следующий момент, когда он открыл глаза, над ним уже нависал его сказочный сон, подперев ладонью подбородок и расслабленно улыбаясь одними уголками губ. В носу сразу же пронёсся запах свежести, исходящий от Хенджина, а чуть влажные волосы лишь подтверждали, что их обладатель был недавно в душе. Тот тихо наблюдал за ним. С лёгким прищуром в изучающем взгляде, который мерно скользил по его лицу — что-то было в этом взгляде особенное. Догадаться несложно, ведь сам Феликс испытывал внутри то же самое: долгожданное облегчение, восхищение, умиротворение, забота. И только сейчас внимание привлекло пространство комнаты, он заметил, как его вещи аккуратно сложены на прикроватном пуфе, а на туалетном столике стоит раскрытый бутылёк с мицеляркой. Всё было пропитано трепетной заботой, и поступки Хёнджина действительно много значили для Феликса в его столь хаотичной и активной жизни — он до боли нуждался в этой самой располагающей, тихой гавани спокойствия.       И с Хёнджином Феликс обретал это блаженное спокойствие.              Он глубоко выдохнул, мимолетно закусил губы изнутри и также закрыл и открыл глаза. Последние же начали непроизвольно бегать по каждому участку лица напротив себя, стремясь впитать каждый миллиметр его существования. Хенджин не просто наблюдал за ним. Испытывал свою волю на прочность, дразня самого себя: его губы мелко подрагивали, едва заметно — кто угодно не разглядел бы этого, но только не Феликс. Зная Хенджина вдоль и поперек от всех его родинок, рассыпанных по телу, до мельчайших привычек. Он уверен, сейчас его сердце готово было прямо вырваться из груди, в то время как на лице зияло безмятежное спокойствие. Феликс физически ощущал, как вокруг Хёнджина словно всё было наэлектризовано, его флюиды заставляли собственные легкие невольно сжиматься и разжиматься, отчего он попеременно задыхался то от нехватки воздуха, то от его избытка. Всё тело внезапно прошибло тонкой нитью холодка, а следом за ним жаром, как при температуре в период болезни. Вероятно, они оба больны. Друг другом.       Их неистово тянет, будто бы азарт манит завсегдатая в свои сети. Эта игра доводила их до грани, где каждый рассыпался на мельчайшие осколки, забываясь в понимании реальности. Этой реальностью сейчас были лишь движения глаз, горевших, как рваные огни, раскаленным углем, которые проходятся от кромки пухлых губ до выпирающих ключиц, из-за чего бьющая в теле пульсация с особой яркостью играла на нервных клетках.       Хенджина потряхивало не меньше. Он старался как можно сильнее держать свое ревущее нутро в узде, чтобы не наброситься на реальное воплощение своих желаний, коим сейчас был Феликс перед ним. Этот мимолетный момент, как тот закусил губы, заставил пошатнуться его пока еще ясный разум — Хенджин, словно оголенный провод, который только что окатили водой, заискрился, погружаясь в волну вмиг покрывших шею мурашек. Былое мерное дыхание на секунду остановилось, а под расслабленными веками зрачки уже заполняли собой радужку и отражали этот зазывающий тонким голосом сирены образ Феликса. Тот однозначно плавился в глубине его потемневших глаз, точно плитка свежего шоколада под знойным солнцем.       В горле пересохло, и Феликсу с трудом удалось сглотнуть подступивший ком. Поторопившись отвлечься, он опустил взгляд ниже, на всё те же манящие до сих пор губы, чем, наоборот, только сильнее распалял свои сдерживаемые потребности. В мыслях стояла лишь одна прожигающая нужда поцеловать эти закусываемые губы. Эти двое являли собой точно крепкую сигарету и тонкую свечу — оба плавились под обжигающим жаром друг друга и играли наперегонки, кто закончится последним. Однако конец игры был определен самым ее началом. Они это и есть тот самый жар, его цель и смысл существования — само пламя.       Столь долгая разлука свела все чувства Феликса до уровня животных инстинктов, скрывавшихся под оболочкой страсти. Ладонь как будто по своей воле потянулась в сторону Хёнджина, постепенно зарываясь в мягкие волосы. Крупная дрожь одновременно охватила их обоих, растекаясь по горячим телам. Рука приятно покалывала от ощущений правильности ее нахождения. Хенджин же, как будто ласковый кот, сразу прильнул к ней, начиная медленно потираться, прикрывая глаза и погружаясь в это приятное и такое долгожданное ощущение. — Я так скучал… — было даже непонятно, кто первый подал голос.       Их мысли сейчас были направлены только лишь друг на друга.       Хёнджин почувствовал, как ленивое и теплое поглаживание начало выдавать приторные нотки главенства. Феликс несильно сжимал несколько прядей, слегка оттягивая их назад, и возвращался рукой обратно, массируя кожу головы, отчего тот моментально расслаблялся. Хенджину это невероятно вставляло. Феликс просто филигранно умеет доминировать с присущей ему изящностью, оставаясь при этом покорным. Заметив, как Хенджин смотрит куда-то между его губ и шеей, он решил подтолкнуть того к действию. Легкий нажим говорил о явном желании — нет — требовании приблизиться. Затуманенный разум очнулся от опиума, которым были пропитаны прикосновения Феликса, только в тот момент, когда кончики носа невесомо соприкасались, а горячее дыхание вдруг опалило губы Хёнджина, отчего те, ведомые, приоткрылись. Однако нежные подушечки пальцев внезапно накрыли губы Феликса, становясь некой преградой между ними.       Хенджин улыбнулся уголком губ, заметно скалясь, и неторопливо провёл большим пальцем по нижней губе, секундно задерживаясь и оттягивая ее вниз, параллельно чувствуя, как сжалась челюсть под рукой и заиграли желваки на щеках. Моментально вырвавшийся тяжелый вздох тут же прошелся по коже.       Его Феликс был нетерпелив. И ему это безумно нравилось.       Доводить Феликса для него было особым видом наслаждения. Он становился крайне несдержанным и резким в движениях, что потом возвращалось Хёнджину, и тогда наставала его очередь сжимать зубы до самого скрежета. Сейчас же он всеми фибрами кожи ощущал исходящий от Феликса огонь. Его тело покрылось испариной, перетекающей в Хенджина.       Как только палец прошелся по кромке верхней губы, его коснулся кончик влажного языка и следом широко мазнул — яйца болезненно поджались, что отдалось пульсацией в паху. Хенджин точно держался на божьем слове, иначе сказать, почему он сразу же не сорвался и не подмял Феликса под себя, просто невозможно. Этот соблазнительный, невольно раскрывающийся рот вмиг напомнил ему растянутый вход, обильно истекающий смазкой, сжимающийся и пульсирующий. И который под аккомпанемент сладких стонов столь дивно умоляет войти в него. Болезненно стоящий член, что сейчас стягивался резинкой шорт, так и жаждал незамедлительно проникнуть, ощутить эти горячие тесные стенки, наполнить Феликса собой и слиться в единое целое. В голову резко ударила мысль, с какой легкостью Хёнджин может прямо сейчас стянуть эти чертовы боксеры, впиться жадным поцелуем в столь соблазнительные губы, сжать такие манящие упругие ягодицы до кричащих красных отметин от ладоней, в которых они смотрелись до невозможного правильно… И наконец оттрахать, не сдерживаясь. Довести до самого пика наслаждения.       Феликс полностью в его воле. Или это сам Феликс заставляет Хенджина так думать? Он не знает — всё идёт кругом, его натурально ведёт. Хенджин сильно жмурится, чтобы хоть как-то отвлечь внимание от собственного члена, но сильное возбуждение застилало всё перед глазами белой пеленой. — Феликс… — его тихий шепот сопровождала широкая ладонь, стремительно опустившаяся на место кровати параллельно голове Феликса. Теперь Хенджин нависал прямо над ним. Приоткрытых губ напротив коснулась грязная улыбка, за которой начал скрываться дразнящий язычок, что перед этим похабно провел по каждой, словно слизывая воспоминание о недавнем чужом прикосновении на них. Хенджин крепко взялся за подбородок и слегка нажал тем же большим пальцем на нижнюю губу, заставляя рот открыться шире и следом проникая в его глубь, кончик языка тут же заструился вокруг него, словно заискивая перед ним. — Ты знаешь, как сильно я хочу тебя трахнуть?       Феликс одними губами окольцевал его палец и втянул его на манер вакуума, с наслаждением посасывая, обводя языком всю его поверхность и обильно смачивая. Мокрый внутри он все так же игрался с ним, цеплялся зубами, слегка прикусывая. — Малыш… — медленно высвобождая палец из оков, Хенджин обвел им горячие губы. — Поцелуй меня, — хрипло и тихо просил Феликс, вцепившись ладонью в его запястье, которое он опалял своим рваным дыханием. Взгляд полуприкрытых глаз был таким чистым, невинным и немного скромным в своих желаниях. — Как я смею отказать? — Хенджин с совершенной легкостью поддавался его чарам. Его просто дико возбуждало, как они понимают друг друга с полуслова, нет, с полувзгляда. Но еще более возбуждающим для него было доводить Феликса до блаженной эйфории. Эйфории, что достигалась лишь пересечением границы осознания себя здесь и сейчас. И его сладкая задумка должна будет сегодня в этом помочь.       С глухим рыком Хенджин, наконец, припал к сладким губам, чувствуя через них, как томная пульсация пробежала вниз по его горлу от вырвавшего из Феликса скулежа. Пальцы переместились с подбородка ниже, обвивая нежную кожу шеи и чуть сжимая её, ощущая как стремительно бился под ней пульс. Запах не до конца выветрившегося парфюма, исходящего от Феликса, тонкой нитью проникал в нос, глубоко оседая на стенках легких, словно тот является последней в мире сигаретой заядлого курильщика. Хенджин поочередно сминал пухлые губы, игриво проводил кончиком языка, обмениваясь горячим дыханием и томными вздохами. Такая теплая невидимая струйка растекалась по телу, отчего Хенджин чувствовал, как безнадежно растворяется в своих чувствах, в этом поцелуе, словно свежее печенье в молоке.       Счет времени терялся. Губы начало покалывать, а воздуха стало ощутимо не хватать. Зацепив нижнюю губу зубами, он нежно оттянул ее, наконец отрываясь от Феликса. Утыкаясь ему куда-то в районе щеки, Хенджин принялся покрывать бархатную кожу влажными поцелуями и мелкими укусами. Крупная волна дрожи прошлась по телу Феликса до самых пальцев ног, с особым наслаждением отзываясь в области паха и разливаясь по уже крепко стоящему члену, едва скрываемому резинкой боксеров, кончаясь на самом его кончике. Феликс бедрами заерзал на месте в попытке хоть как-то облегчить ноющее покалывание.       Хенджин значительно сильнее сжал узловатые пальцы вокруг изящной шеи. Тело Феликса выгнулось дугой, подставляясь под них и крепче хватаясь ладонью за тонкое запястье, в то время как в ушах резко встал занимающий все пространство гул. Под этими самыми пальцами внутри все замерло от сковывающий боли. Слабый хрип вырвался из распахнутых губ. Пульс, увеличившийся в сто крат, тревожно забился на одном месте.       Феликса нереально возбуждал этот риск. Эта крайность, лезвие ножа, под которым скрывалась целая пропасть. Когда на физическом уровне ты буквально закончишься в следующую секунду. Одно неосторожное промедление — и твое сердце остановится.       Как только длинные пальцы ослабили хватку, из Феликса тут же вырвался загнанный стон. Они мягко прошлись дальше по выпирающим ключицам вниз и опустились к одному из сосков, пережимая его между костяшек. Феликс буквально рассыпался на части, его внутренности сковывала мелкая дрожь. Как соус барбекю позволяет мясу раскрыться в своем вкусе, так и эта дрожь оттеняла послевкусие каждого прикосновения, вследствие чего реакция на него становилась значительно острее. Ощущения перетекали одно в другое, смешиваясь и превращаясь в дьявольское искушение, что забивало каждую клеточку тела своей приторностью. Феликс обвил ногами торс Хенджина, прижимаясь теснее к его возбуждению. Небрежно потираясь о него, он заставлял Хвана ощутить, насколько сильно его хочет, и дать понять, что его тело уже жаждет большего.       Тяжелый стон осел на плече Феликса, и параллельно он почувствовал, как другой его сосок внезапно оказывается объятым горячим дыханием. Хенджин влажно посасывал жемчужную горошину, порой сильно прикусывая, в ответ получая протяжный стон сверху, безнадежно цепляющиеся за его волосы пальцы и рвано вздымающуюся под ладонью грудь. С пошлым шлюпом оторвавшись от нее, Хенджин нашел своими губами чужие и глубоко поцеловал, сплетаясь языками. В это же время прямо впитывая, как Феликса прошибла очередная молния мурашек, а его рука, проходясь по волосам, с алчностью тянула за затылок Хенджина ближе.       Губы требовательно и жадно сминали друг друга, позволяя каждому проявить инициативу, быть ведущим. Феликс в очередной раз провел по языку Хенджина своим и медленно проник глубже, обводя кончиком нёбо, щеки и ровный ряд зубов. Хван неторопливо переместил руку с шеи выше, запуская ее в волосы Феликса, несильно прихватывая и с приторным упоением перебирая их пальцами, пока комнату наполняли хлюпающие звуки. Поцелуй был влажным, пошлым, настойчивым и до одури возбуждающим. Их члены потирались сквозь ткань одежды, отчего сверху донесся особо яркий гортанный стон. Пылкие поцелуи прерывало лишь предательски кончающееся дыхание.       Феликс всего на секунду смог оторваться от пухлых губ с громким вздохом, чтобы вобрать новую порцию воздуха, но те, не желая останавливаться, снова впились в него, смакуя на языке сладость его низких стонов. Тихо и мерно подкрадывалось осознание, что воздух вновь начинает заканчиваться, и Феликс, заведя одну руку за Хенджина, вцепился в его футболку, нещадно комкая ее, в то время как другой уже до боли тянул того за волосы назад. В голове все плавилось, а перед глазами предстал целый калейдоскоп цветов, что болью бил по нервам, которые и так уже были на пределе.       За оторвавшимися со звонким чмоком губами последовали тонкие ниточки слюны, обрываемые горячим языком, что вернуло Феликса обратно в их спальню. — Еще... Хочу еще, — в который раз закатив глаза, Ликс откинул голову на подушке в попытке перевести дыхание, подставляясь под блуждающие по его лицу губы. — Ненасытный. — Мне тебя всегда мало.       Феликс обхватил руками щеки Хенджина и на секунду внимательно заглянул в его глаза, казалось даже куда-то за их пределы, после чего мягко потянул его на себя, нежно касаясь губами, одними их кончиками. Вся буря эмоций, захватившая их с головой, вмиг сократилась до этого невесомого, едва ощутимого поцелуя, став единственным тихим островком на фоне бушующего шторма.       Глаза медленно разомкнулись и, сопровождаемые глупой улыбкой на распухших губах, с лаской влюбленных школьников нашли друг на друга. — Ненасытный зверь, — подал голос Хенджин. Его, честно, больше умиляла эта резкая смена состояний Феликса, ведь именно он контролировал весь процесс, деликатно потакая всем его «хочу». Поэтому Хван удовлетворенно принялся собирать стекающие по его подбородку дорожки слюны, пока тот пытался отдышаться — такой грязный и желанный сейчас. Возбуждение крайне правильно расходилось крупными волнами по телу и от этого стало отдаваться пульсацией по члену. — Кто бы говорил, — с прерывистым хрипом произнес Феликс.       Обведя руками крепкие мышцы плеч, он опустился ими ниже и с силой толкнул Хенджина в грудь, заставляя того сесть на бедрах. Цепляясь за краешек его футболки, Феликс плавно потянул ее вверх. — Раздевайся. — Ты весь горишь... — Хенджин покрыл ладонями поверхность упругих бедер и медленно провел руками выше, с трепетом и наслаждением очерчивая тазовые косточки и рельефный пресс, специально избегая область паха. Почувствовав, как поджался под его ладонью живот, он тут же повел языком по своим губам, осознавая, что все же до утра его затея ждать не будет. — Потому что я хочу тебя. И ты меня не меньше, — шаловливая рука моментально скользнула вниз и ощутимо очертила контур колом стоящего члена, что скрывался за такими раздражающими сейчас шортами, отчего тот отзывчиво дернулся, готовый уже в любой момент кончить от тяжелого прикосновения.       Сверху донесся шумный вздох, сопровождаемый мягкой улыбкой. Хенджин взял его за запястья и свел их в воздухе вместе, в следующий момент поднося одну руку к губам и оставляя быстрый чмок на тыльной стороне. Разомлевший Феликс после этого жеста даже не сразу заметил, как тот начал слезать с кровати. — Подожди немного, я сейчас. — Ты куда? — Феликс сразу же сел на постели и посмотрел вслед удаляющему из комнаты Хенджину, лишь закатив глаза и недовольно цокнув. Принявшись покорно его ждать, он быстро вздохнул и откинулся обратно в подушки, рассыпаясь звездочкой.       Негромкий шум доносился с кухни, вследствие чего первая мысль возникла, что Хенджин просто решил принести воды. Но каково было удивление Феликса, когда тот вошел обратно в комнату, держа в руках прозрачную маленькую миску со льдом. — How about ice, Felix?       Он небольшой паузой выделил имя и как бы невзначай бросил на него быстрый взгляд, пока на его губах играла загадочная ухмылка, буквально предвкушающая, что их ждет дальше. — Что ты задумал?       Феликс приподнялся на локтях и стал внимательно следить за его действиями: подцепив край футболки, Хенджин лениво стянул ее с себя и откинул куда-то в сторону мягкого белого кресла в углу. Мышцы пресса тут же поджались от пробежавшего по ним прохладного ветерка, что не ускользнуло от томного взгляда напротив. И так истерзанные пухлые губы Феликса вновь оказались поджатыми, после чего он снова с наслаждением прикусил их собственными зубами. Открыв ящик прикроватной тумбы, Хенджин достал тюбик смазки как раз с подходящим вкусом цитруса и поставил его рядом с миской. Якобы не замечая пожирающего взгляда на себе, он коленями встал на кровать и начал приближаться к Феликсу. — Почему на тебе еще есть одежда? — на что сам Феликс тут же вздернул бровь и демонстративно обвел взглядом его сверху вниз, намекая, что не он один здесь еще находится в одежде. И вальяжно лег обратно, заводя руки за голову. — Так помоги мне избавиться от нее, — с вызовом в глазах он невинно свел бровки домиком. — И зачем нам лед?       Хенджин руками переместил стопы Феликса к себе на грудь, чтобы те уперлись в нее, и начал медленно стягивать с Феликса белье, удерживая свой взгляд на его лице и параллельно объясняя: — Если ты не коснешься меня за время, пока не растает лед в этой миске, то можешь делать со мной все, что только душа твоя пожелает, — он особенно растягивал гласные к концу предложения, точно завораживая своим голосом, заставляя внимать ему. И весь мир для Феликса больше не существовал, он свелся до этого низкого и хриплого голоса и распухших искусанных губ. — А если все же коснусь? — Тогда сегодня ты будешь вести, но уже я не буду касаться тебя.       Освободив Феликса от теперь уже ненужной детали, он вновь пристроился между его ног, аккуратно закидывая те к себе на бедра и нежно оглаживая в ожидании ответа. — Okay, Hyunjin. Okay.       В момент Хенджин оказался в предельной близости к его лицу и прошептал в самые губы: — Тогда закрой глаза, и не открывай, пока я не скажу, — получив в ответ короткий кивок и выполнение просьбы, он с нежностью оставил чувственный поцелуй на столь соблазнительных губах.       Мягко отстранившись, Хенджин избавил себя от стягивающей лишней одежды, оставаясь полностью обнаженным. Сейчас он не думал о собственном удовлетворении, хотя по напряженному члену так и не скажешь, — в мыслях были лишь отголоски несдержанных стонов, которые ожидают его. — И не волнуйся, лед у нас быстро закончится.       Взяв один небольшой кубик, он прихватил его губами, возвращаясь обратно к лицу Феликса. Коснувшись холодной поверхностью приоткрытых подрагивающих губ, слегка толкнул его языком, на что получил мягкий поцелуй и ответные действия языком. Хенджин как бы подготавливал его, давал ощутить контраст температур, но сильно не задерживался и уже опускался подтаявшим и потерявшим форму кубиком с подбородка к груди, останавливаясь в самой середине и оставляя мокрую дорожку за собой. Грудь широко вздымалась, а крошечные мураши разгоняли кровь по капиллярам, отчего кожа алела красными пятнами, и заставляли сердце ускоряться в учащенном ритме. — Я даже не сомневаюсь. Ха!.. — резкий выдох пролетел сквозь раскрытые губы, сменяясь высоким стоном, когда жемчужной горошины на груди коснулась ледяная жидкость, которая поочередно двигалась от одного соска к другому. Спина чувственно выгибалась на встречу, подставляясь холодным губам.       Крылья носа Хенджина мелко задергались, выказывая довольствие собой, а головка члена так и сочилась природной смазкой в нетерпении. И, кстати, о смазке. Хенджин быстро кинул взгляд на тюбик в глянцевой упаковке и решил как раз растянуть, пока он будет отвлечен ощущениями в другом месте — но на деле же они просто сыграют в качестве дополнения друг другу.       Оторвавшись от сосков, Хенджин повел жалкими остатками от кубика дальше вниз, очерчивая контуры рельефного пресса и кончаясь в зоне пупка. Он отстранился и полной картиной оглядел результат своих действий: живот мелко подрагивал, затвердевшие соски так и манили укусить, а пересохшие губы неконтролируемо поджимались. Напряженный член импульсивно дергался, истекая смазкой, которая тонкой струйкой тянулась к поверхности живота, смешиваясь с водой растаявшего льда.       Хенджин потянулся за очередным поцелуем, сливаясь своими холодными губами и языком с чужими, горящими жаром. Феликс тяжело дышал в поцелуй — и в этот момент пиздец как чесались руки в диком желании, как обычно, зарыться ими в мягкие волосы Хенджина. Он сжал их в замок у себя над головой до побелевших костяшек, удерживаясь на самом краю сознания с мыслью: «Главное не касаться…», «…еще немного». Хенджин же тянул, с наслаждением доводил его до этого края.       Когда он подхватил с тумбочки тюбик, то сразу же выдавил немалое количество жидкости на пальцы, растирая ее и слегка разогревая. Приставив их к жаждущему входу, что так призывно сжимался, Хенджин медленно ввел один палец, чувствуя, как даже для него одного там тесно. Видимо, времени на самоудовлетворение совершенно не было, но Хенджин с радостью был готов это исправить.       Параллельно ухватив их члены вместе другой рукой, он мягко оттягивал крайнюю плоть и проводил ладонью вверх и вниз, на что Феликс моментально со всей своей искренностью и чувственностью извернулся дугой навстречу поступательным движениям. Яйца отзывчиво поджались, а сквозь мокрый поцелуй вырвался гортанный низкий стон. Брови сомкнулись к переносице, и Феликс с силой оторвался от пленяющих его губ, двинув головой чуть в сторону и пытаясь отдышаться. — Джинни, я сейчас кончу…       Хенджин, увидев состояние Феликса, сразу отодвинулся ненамного бедрами и рукой ухватился за его член, крепко пережимая у основания. И в это же время незаметно ввел в него второй палец — мокрый и разморенный Феликс таял под ним так же быстро, как и этот лед. — Пока рано, малыш.       Потянувшись за следующим кубиком, он вышел из него и заметил, как весь лед в миске заметно подтаял и вода уже полностью покрывала прозрачное дно. Хенджин отправил его в рот, чтобы было удобнее опуститься над Феликсом в районе паха и мягко закинуть его ноги к себе на плечи. Приблизился губами со льдом к самой головке и коснулся им самого ее кончика, начиная входить сразу двумя пальцами, растягивая на манер ножниц. Ноги Феликса рефлекторно попытались свестись вместе, однако Хенджин с силой удержал их на месте руками, в то время как сверху послышался резкий вдох, втянутый воздух которого прошелся сквозь зажатые зубы. — Oh fuck!       Молочные бедра вжались в поверхность кровати, а спина в который раз изогнулась в вверх. Хенджин двинул губами ниже до самого основания и медленно поднялся к кончику, чувствуя, как резкие импульсы прошлись волной по члену, а извилистые вены ощутимо набухли по всей длине. Он завел практически растаявший маленький кусочек льда за щеку, быстро сглотнув, и обхватил мокрую головку, с упоением посасывая и внимая блаженные стоны.       Лед растворился на языке, и вода в избытке стала просачиваться сквозь губы, спускаясь прохладными дорожками вниз по члену. Хенджин с характерным чмоком отстранился от него и перевел дыхание, аккуратно перемещая ноги Феликса, взявшись под коленями. Он делал небольшой глоток воды из миски и, заметив его потрескавшиеся губы и неунимающе-вздымающуюся грудь, решил ею поделиться с ним. Поравнявшись с Феликсом на уровне лица, Хенджин, набрав в рот немного воды, коснулся его губ, с нажимом раздвинув их, и пустил поток внутрь. Феликс жадно сглотнул, а излишки сорвались мокрыми следами вниз к шее. — Осталось еще немного, потерпи, — прошептал Хенджин в самые губы, невесомо касаясь их, слегка подразнивая.       И это действительно была невероятная пытка для Феликса. «Не касайся», «не кончай» — одни запреты, пока тебя трахают везде языком. Все тело покрылось мелкой испариной, его волнами прошибало крупной дрожью от нещадно бьющего контраста температур. И просто неумолимо жаждало, чтобы его хорошенько оттрахали. А Хенджин постепенно заканчивал его сладостное наслаждение, тянущееся точно вечность.       Поймав последний крупный оставшийся кусочек льда и отправив его на уже излюбленное место между губ, Хенджин вновь прошелся им вдоль всего члена, от самой головки до основания, и продолжил вести дальше, ощутимо очерчивая поджавшиеся яйца и… спускаясь к сжимающемуся входу. Сверху тут же донеслись ласкающие слух стоны. Хенджин вошел сразу тремя пальцами, заранее еще раз покрытыми смазкой так, что теперь она с хлюпающим звуком стекала вниз, обильно размазанная по краям и постепенно смешивающаяся с холодной водой. Он старательно вылизывал Феликса с кусочком льда на кончике языка — Феликс был готов просто закончиться как человек в этот самом моменте. Тоскуя по Хенджину на работе, вспоминая их теплую обыденную жизнь, он много раз представлял, каким будет их секс после такой неожиданно долгой разлуки, но чтоб настолько… до пьяных фейерверков под глазами и сведенных пальцев ног — Феликс точно предположить не мог. И он безумно благодарен Хенджину за его фантазию и любовь к экспериментам, за что и радовал того сейчас громкими стонами его имени.       Под этим дурманящим кайфом, растекающимся по венам, Феликс и не сразу ощутил, как Хенджин навис над ним и просил открыть глаза. — Надеюсь тебе понравился мой небольшой перфоманс? — с долей смущения в улыбке произнес Хенджин. — Джинни, я обязательно выскажу тебе свое восхищение, но сейчас мне больше понравится твой член в моей заднице, — Феликс не просто просил его трахнуть — он настойчиво требовал. — Как ты хочешь? — Хенджин буквально играл с огнем, даже ни на грамм не опасаясь перед каким Феликсом он сейчас заискивает, с присущей ему грациозностью едва ощутимо покрывает поцелуями напряженные щеки, что скрывали крепко стиснутые зубы.       Феликс, заведенный до крайности своего возбуждения, с особой страстью впился долгожданным прикосновением в широкие плечи Хенджина и резким движением опрокинул его на другую сторону кровати, седлая его напряженные бедра и тем самым меняя их местами. Запустив руки в шелковистые волосы, он крепкой хваткой вцепился в них, удерживая его лицо на месте, и с жадным поцелуем набросился на распухшие губы, ощутимо куснув нижнюю из них, на что тот лишь промычал: — Хэй, Ликс! — Ну я же должен тоже внести свою лепту в твой великолепный перфоманс.       Без лишних слов Феликс выпрямился на нем и потянулся за смазкой, щедро покрыв ею крепкий член, после чего направил его рукой к достаточно растянутому входу и за раз резко насладился на него. Со стоном текущей сучки под своим альфачом он оперся ладонями о грудь Хенджина и принялся трахать его своей задницей. — Бля, малыш… — тот же шумно вобрал сквозь зубы воздух и принялся подмахивать бедрами ему в темп. Воздух разрезал резко прилетевший по ягодице шлепок и последовавший после него громкий стон.       Этот секс был будто их первый раз: такой несдержанный, мокрый, громкий и такой чувственный. Они буквально плавились под прикосновениями друг друга, отдаваясь честно и без остатка.       Феликс заметил, как толчки стали отрывистыми и более жесткими, понимая, что Хенджин доходит до предела. — Хенджин, кончи в меня.       От того, как Феликс это сказал, вмиг поджались яйца, и Хенджин сделал еще несколько грубых толчков, параллельно обхватывая член Феликса и помогая догнать накатывающий оргазм. — Вместе.       Уши резко заложило, а перед глазами все поплыло, в то время как Феликс ощутил внутри горячее разливающееся семя и сам излился Хенджину на живот. С жарким выдохом и настигнутым удовлетворением он с потяжелевшей тут же головой медленно приподнялся, отчего еще подрагивающий член упал на живот. Феликс перелез через бедра и лег рядом к Хенджину под бок, располагаясь у того на плече и расслабленно прикрывая глаза. — Welcome home again, Felix, — Хенджин оставил нежный поцелуй на кончике его носа, перебирая пальцами пряди мягких высветленных волос.       Вся атмосфера комнаты с ее тусклым светом, свежим холодком из приоткрытого окна, скомканной постелью под ними и их тяжелым дыханием в унисон — все делало этот момент волшебным и до смешного простым. А большего и чего-то грандиозного им и не надо. Лишь эти взгляды, каждый из которых буквально кричал в немом кино: «Только мой», являлись достаточным гарантом их уверенности друг в друге. Они оба растворялись в этом моменте, собирая себя по частям в чувственных объятиях.