кальций

Перед сном у Алисы болят зубки. Кажется, это верхний левый резец и правый премоляр. Десны кровоточат. На зубной щетке остаются кровавые мазки и стекают на белую эмаль раковины. Помесь белой зубной пасты, красной крови и бесцветной слюны порождает такой розовенький веселый цвет, похожий на клубничный молочный коктейль или рвоту клубничным молочным коктейлем. Алиса пока про свою находку не говорит. Она хочет оставить то, что у нее происходит во рту, при себе. Мамочка очень экспрессивная женщина, по-своему истеричная, и мимолетные проблемы с зубами приведут к тому, что она потянет переделывать челюсть Алисы, будто это конструктор лего. Алиса до сих пор помнит, как ей заменяли протезом потерянный малый коренной зуб. Протез прочный, керамический, будто викторианский сервиз на полке, но процесс переделки челюсти не из приятных. Ощущаешь себя бревном в руках пропитого плотника, вооруженного стамеской. Зубной эксцесс только раззадоривает тревогу Алисы. Последнее несколько лет у нее в узкой грудке возникает чувство какой-то пустоты, чувство утекающего времени. Последний месяц Алиса безвылазно сидит дома, делает задания для приходящих учителей, читает книги, стоит у окна, играет в настольные игры сама с собой и — медленно разлагается. Ее изоляция от внешнего мира не имеет конца. Одиночество. Бесконечное одиночество изъедает душу хуже всех паразитов. Любимая мама заботится об Алисе. Два месяца назад у малышки началось спонтанное удушье, такое сильное, что в глазах потемнело как при каре небесной. В больнице еле спасли глупышку, смерть была близка, но обошлось — легкие заработали вновь. И еще маме Алисы указали на обострившуюся анемию дочери и на проблемы с желудком. Мама сразу взялась за это. Не без своего привычного почерка: изоляция, контроль, любовь. Внешний мир бывает опасен. Некрасивый факт: (пожалуйста, не презирайте Алису!) снаружи Алиса разок заразилась аскаридозом и лечилась, пока ее кишки не стали чисты, как свежесделанные трубы… бр-р! бывают ведь несчастья. Лучше задохнуться, чем болеть таким унижением. Перед сном Алиса выпивает стакан теплого молока и мамину таблетку с викодином — мамочка использует их от боли в суставах. Должно помочь от боли в зубках. Белое молочное так красиво сочетается с белой молочной кожей Алисы и белыми молочными волосами. У Алисоньки проблемы с пигментами. Перед сном мама желает спокойных снов. Сладких, как пирожное красный-красный бархат. Алиса отвечает: «И тебе сахаристых-искристых снов, маменька». Мягкие подушки и простыни — Алиса в них тонет, будто в шелковистом море. По хрупкому сорокакилограммовому тельцу разливается нега, как суфле, и — анемичная нимфа засыпает. Перед сном Алиса думает, что ей нужно начать пить кальций.

*

…что ж, это определенно греза. Сон. Вокруг простираются шахматные поля, и по гигантским клеткам пасутся гигантские кони и пешки — размером с корову, не меньше. Небо оттягивает оранжево-розоватый оттенок, как при вечном закате. Перед Алисой стоит трон, похожий на что-то между престолом короля и креслом стоматолога: красивые, расписные золотистые вставки, вроде подлокотников с львами, сочетаются с холодной хирургической сталью бормашин и бездушным светом софитов. Жуткая конструкция. На ней восседает молодая девушка в белом одеянии и с золотистыми волосами. За спиной виднеются прозрачные стеклоподобные крылья. Фейри. Это феечка. — Привет, Алиса. Я думаю, ты понимаешь, что ты здесь не просто так. Вывернутое наизнанку зазеркалье. Деревья здесь растут изогнутыми, как конфеты или тянучки. Всюду валяются битые тарелки с кусочками пирогов и треснутые кружки в лужах чая. В воздухе повисает запах средства для мытья окон. — Здесь жутко, — честно говорит Алиса. Фея улыбается: — Кому как. Это мир вечного праздника. Ты попала к нам в период затишья, когда все устали веселиться и ушли отдыхать, чтобы потом снова отдохнуть, но уже шумно, громко, с хороводами и плясками. — Здорово. У вас здесь нескучно. — Да. — Фея выдерживает паузу с печальной улыбкой. — Нескучно. Алиса стоит, как вкопанная. Фейри сходит со своего трона и босоного, еле касаясь клеточек шахматного поля, подходит к чужестранке. — Ты знаешь, кто я такая? — спрашивает фея. — Фейри, я думаю. Очень красивая. — Спасибо. Ты тоже милая малышка, несмотря на хрупкое телосложение. Кажется, будто ты разлетишься на тысячу листочков от одного дуновения ветра… Ничего нового. Алиса знает, что она ломкая и звонкая и что окружающие видят ее как шаткую конструкцию из бумаги, бумажного человечка, который то ли сгорит, то ли размокнет, то ли — как уже сказано самой фейри — на тысячу листочков, будто осень. Что поделать? Когда у тебя болит животик, тяжело быть титановым человеком, чугунным великаном. Кобальтовым уберменшем с хромированными глазами. — Твои зубки… Фея касается пальцем тонких губ Алисы, раздвигает их и поглаживает ровный ряд зубов. Ногти фейри постукивают по зубной эмали. Алиса морщится и отворачивает голову. — Что мои зубки? — спрашивает она. «Я зубная фея», — говорит мистическая незнакомка. Ее глаза лишены зрачков. Белая поверхность оттенка свежего снега. Оттенка отбеленных зубов. Шахматные фигуры вокруг продолжают пастись как ни в чем не бывало. Деревья покачиваются в безветренную погоду. Это тревожное место. Будто под стать душевному беспорядку в душе Алисы. Сон. Это все сон, и происходящее — выражение переживаний Алисы, ее склизких душевных кишок, вся дрянь, отходы и нечистоты преображены в затейливую мрачную сказку, сплав Кэрролла и английской мифологии. Зубная фея. У Алисы остается последний молочный зуб — резец. Возможно, он фее интересен? Оставшийся кусочек невинности в относительно взрослом теле с насквозь детским, инфантильным мозгом. Фейри стоит перед Алисой, выше на голову, и зрением-рентгеном пытается разглядеть красивые зубки. — Ты уже взрослая девочка, и я предлагаю тебе сделку. Сделку? — Я помню историю, — говорит Алиса. — Кладешь зуб под подушку и получаешь в обмен монету или маленький подарок. Но я не дура. Я не собираюсь менять свои зубы на деньги. Один из них вовсе керамический. Дорогой. Не для продажи. — Это будут не деньги, — отвечает зубная фея. И что же? — Мне не интересны эти глупости. Мы, потусторонние существа, имеем иные подходы к сделкам. Я предлагаю нечто иное, отличное от денег. — Не томите. Фейри оглаживает щеку Алисы ладонью и улыбается снисходительно-снисходительно, склонив голову. — Я тебе дам душевное спокойствие и счастливые воспоминания. Вырву твою бездонную тревогу с корнем, будто гнилой зуб. — Это невозможно! — Ты в зазеркальном мире, здесь все возможно. — Я слышала другие истории. Я знаю, что коварные и злые духи. И что вы ничего, кроме мелких монет или гостинцев в виде печенья, оставить не можете. — Это ложь. Не верится. Алиса знает: фейри коварны. Доверять им — себе вредить. — Алиса, внутри тебя ужасный паразит тревоги. — Фейри касается груди Алисы, и мама говорила, что Алиса не должна допускать незнакомцам и незнакомкам делать с собою такие вещи, но у зубной феи это такой негрязный, нежный жест, нежнее стетоскопа врача, нужный, чтобы послушать дыхание тревожной пташки. Очевидно, таких фейри возбуждают вещи чуть повыше и чуть внутри рта. — Я слышу хрипы в твоих легких. Сбивчивое биение сердца. Ты тревожна. — Здесь жутко. — Здесь жутко только потому, что ты живешь в тревоге. Фейри говорит: «Это твой мир, не мой». Оказывается, зубная фея находится в подсознанье Алисы. И это только некий лимб. Цветочки больного сознания — дальше будут ягодки противной, морбидной патологии, и Алиса точно не хочет видеть свет и слышать звук этого внутреннего мира. Это мерзость. Это яд и желчь. Алиса не поверит, что внутри нее такое содержимое. Змеиный яд. Гадюка между ребер. — Я тебе помогу, но мне нужны в ответ твои зубки. Не все. Некоторая часть. И похотливые до зубов феи. Не лезут в трусы, но — суют пальцы в рот по самые гланды, будто в них есть секретные, спрятанные зубы. — Сколько? — спрашивает Алиса. — Семь. Семь из тридцати двух. Не так уж дорого. Курс щадящий. Жаль, конечно, что есть один керамический зуб… зато остальные идеальны. — И у меня больше не будет этой… — Алиса зависает. — Тревожной слизи? Зияющей пустоты? — Да. Фейри всегда лгут. Фейри всегда лгут. Однако, Алиса так хочет, чтобы это было правдой. У человека может быть момент, когда он почти осознанно идет на обман, надеясь, что эти жалкие три процента успеха сыграют свою и все окажется взаправду. Лишь бы это было реально. Лишь бы это было реально. — Хорошо. Я согласна. Загадочная фея вспыхивает радостью и берет Алису за челюсть. Свою пациентку. И ведет к стоматологическому престолу. Один, два. Алисе вводят анестезию, сладостный лошадиный транквилизатор, который ее топит в полубессознательное состояние, будучи в бессознательном мире, и зубная фея одними руками, облаченными в тонкие перчатки, вырывает нужные зубы. Три, четыре. Изо рта течет слюна и кровь, но Алиса слабо осознает происходящее. На блюдце уже собираются пять зубов. Боже, это же такое безумие. На что она тратит собственные зубы? Эти мысли проносятся так далеко за пределами головы, но Алиса ухватывается за их хвостики и как бы продумывает будто бы не в голове, а где-то в почках, между ребер, где-то в костном мозге и низе живота. Шесть, семь. Белая сорочка Алисы залита красным, будто она жертва маньяка, брошенная на обочине. Она изувечена и осквернена: ее использовали подобно зрелому плоду, полному зубных семян. Но Алиса не зрелая и не плод, а лишь распустившийся цветок. Это ее мнение. Блюдце полно окровавленных белых зубиков. Готово. — Я исполню твои желания, юная Алиса. Однако все имеет свойство заканчиваться. Помни это. Алиса не может оспорить это высказывание: ее состояние оставляет желать лучшего. Рот измазан кровью. Зубная фея подает стакан молока, и пьяная в анестезии Алиса пытается выпить его, но проливает молоко, и оно смешивается с кровью. Молочный коктейль Кровавая Мэри на пижаме. — Тебе стоит пить больше кальция, чтобы поберечь оставшиеся зубки, — говорит коварная фейри. К сожалению, Алиса не отвечает. Она засыпает на стоматологическом троне, залитая кровью и молоком.

*

Когда Алиса просыпается, то боль в зубах усиливается почти до судорог в мышцах. На глазах появляются капельки слез. Хочется кричать. Однако в груди нет противного чувства тревоги, будто оно вырезанная опухоль. Пусто. Вместо него противная пустота. Раньше в груди будто копошились личинки опарышей, а сейчас — выжжено, никакой жизни, никакого движения. Ни теплого, ни холодного. Фейри поднаврала. Зато в голове полно светлых, нежных воспоминаний… Долли, дядя Вертер, сладкие пирожные, которые запрещает мама (особенно в голове отпечатан «красный бархат»!), — и много других эпизодов, где есть место и боли, и радости, и нежности, и черствости. Однако, Алиса не знает, какие из них настоящие, а какие фальшивые, подаренные феей для душевного спокойствия. Грудь болит противной пустотой, пока зубы болят от пульпита.