накипь

Это не кончается. Следующим вечером мы снова едем к Мише и Саше. Что я думаю по поводу ситуации с Сашенькой? Стараюсь особо не погружаться в размышления о ней. Конечно, мне лестно; мне приятно; мои воспоминания смазаны и выветрены аптечным опьянением, но теплое послевкусие остается. Однако, я не собираюсь уводить девушку у друга. Это не по-пацански. Ладно, чего кривить и корчить из себя уличного кота, прическа три миллиметра, кроссовки три полоски, три сантиметра в штанах? Не по-человечески это. Девушек много, а такой Миша у меня один. И самой Саше это не нужно — я уже становился игрушкой женских чувств, когда страсть путали с непонятной хуетой, от дружеских или материнских чувств до уважения и восхищения, я без понятия, что за каша. Спасибо, наигрался. (На деле нет). Лучше казино запущу. (В лице новой прлщицы). Я не злюсь на Сашу и не стыжусь перед Мишей. Было и было. Это лайфстайл — делать глупости. У Миши мы вновь закидываем по капсуле прегабалина. Слава говорит: бля, Мишаня, пусти к майку. У Миши неплохой микрофон: сам он его использует, чтобы дрочиться в компьютерные игры и высокопарно пиздеть о моде в дискорд-каналах. В общем, потенциал аппаратуры простаивает. И Слава собирается его реализовать. Слава говорит: бля, забейте Friendly Thug Писят-Два NGG type beat. Миша забивает запрос в «Ютуб». Слава говорит: скачай, бросик, и закинь дорожку в эфелку. Миша скачивает и закидывает дорожку в FL, попивая энергетик из бутылки. Слава встает к микрофону и надевает наушники. Он говорит: бля, я выебу этот бит. Он говорит: я посвящаю этот фристайл своей маме. Его дикция замедляется из-за действия лирики. Идет запись. Слава читает под слышимый только ему бит:

мама говорила много мне не дуть

мама извини выбрал не тот я путь

в голове трава как в градуснике ртуть

не хожу в шарагу там кентов ебут

йе

скр скр

Исполнены эти великие строки, как водится, гнусавым голосом и с плывущей ритмикой, потому что под транками рэп читается весело, легко, но не всегда понятно и внятно. Слава уже неистово орет что-то «я реальная розетка, коллекционирую монетки», его слова превращаются в малоразличимое словесное месиво любителя ксанакса. Миша неприкрыто смеется. Я улыбаюсь. — Да бля, заткнитесь, ваш смех на записи слышно! — не выдерживает Слава. — Извини, мы не выдержали напора осознанной лирики, — отвечает Миша. — Слишком глубоко. Кварталы не забудут твою мудрость. — Ты вообще слушаешь крашеных педиков, у которых есть панчи по типу «мои кости танцуют на её пусси». — Вполне в стиле раннего Pharaoh'а, не? «Видишь, камни кружат танго прямо на моих костях»? — Миша усмехается и крутится на кресле. — И вообще — у кого-то, к примеру, реально танцуют кости на чей-то пусси… куда деваться от правды жизни? — не без неприкрытого самолюбования говорит Миша. — Ты классику уважай, не сравнивай, пиздотанцор. Запоминаем новый неологизм от Славы: пиздотанцор. Кварталы (и словари русского языка) не забудут его провинциальную мудрость и словесную гибкость. Окказионализмы на уровне Маяковского, терминология на уровне Гегеля. Слава говорит: скачайте CODE10 type beat. Слава говорит: скачайте sad гитара type beat lil peep дора егор крид. Слава говорит: скачайте игру про Слендермена. Блеяния восходящей звезды саундклауд-рэпа нам надоедают. Миша предлагает: нужно купить еще чего-то. Я допиваю остатки энергетика из литровой бутылки. Уже мажет. Миша предлагает: давайте съездим в магазин… за пивом. Слава сразу же прерывает свой поток рэпа и говорит: а давайте. Саша заходит в комнату: мальчики, что делаете? Мы поворачиваемся с максимально невинным видом. Слава предлагает послушать свой рэп. Саша резко вспоминает, что ей нужно сдать научный проект в школу и позвонить бабушке. Дверь захлопывается. Миша напоминает, что Саша как два года не школьница, а ее бабка померла года три тому назад. Слава не расстраивается. Его рэп будет услышан. Мы одеваемся и выходим на улицу. Возле многоэтажки стоит черная Scoda Octavia 2005 года. Пантера, принадлежащая строгой high fashion руке Миши. Мы залезаем в машину: мы с Мишей спереди, а Славу скидываем на заднее, пускай побесится, позаписывает кружочки в комфортной обстановке. Миша заводит «шкоду», подключает телефон к магнитоле — и под самые модные и рарные треки сезона мы трогаемся. «Шкода» рассекает холодный осенний воздух, долбит бас, на заднем истошно орет Слава, записывая видео и обещая выебать своих подписчиков (подписчиц?) в самых разных позах. В салон проникает ветер сквозь приоткрытое окно. На дорогах удивительно безлюдно. Стрелка спидометра поднимается по цифрам. Я со спокойным видом слежу за ней. Мы уже едем на восьмидесяти километрах в час. Возможно, это безрассудно — хасанить под лирикой. Обычно таким занимаются наши братья с гор, по комплексу причин. Кавказ любит скорость, любит заниженные приоры, борьбу, лирику — и когда это все сочетается, то иногда доходит до аварий. Печальный исход. Сегодня в роли безрассудных горцев мы. Скорость девяносто километров в час. Что я думаю об этом? боюсь ли умереть? смешаться с бездушным металлом и пластиком машины? К моему ужасу, мне как-то похуй. Мише похуй. Славе похуй. Мы сбавляем на светофоре. Напротив нас стоит машина, «пятнашка», с такими же пацанами, как и мы. Слава исходит в полное буйство. Я проверяю его телеграм-канал: на последних записанных кружочках Слава просто орет сквозь рев ветра и грохот бита. fuck the opiates ЕДЕМ ПИТЬ ВАМ ЕБАЛО И БИТЬ ПИВО fuck the opiates МАМА ПРОСТИ ТВОЙ СЫН НА ТРАПЕ Юношеская дурость. А кто в этом салоне не такой?.. Слава достает из сумки свой газовый пистолет и тычет им в камеру: блядь, я достигну двадцать одного года и пойду получать травмат, вам пизда, джинсы «True Religion» и травмат. Красный свет. Миша потихоньку топит педаль газа, и его машина грозно ревет. Слава спускает заднее стекло. Я прикуриваю сигариллу «Корсар» вишня от зажигалки. Желтый свет. Зеленый. Машина срывается и проезжает мимо наших неназванных оппонентов. Слава высовывается из окна и с воплями два раза стреляет в небо. Воздух прорезают звуки, неотличимые от огнестрельных. «Пятнашка» незнакомых пацанов фыркает и глохнет на месте — видимо, водитель с перепугу отпустил сцепление. Слава глумливо смеется и снимает их на телефон. Через минуту видео с происходящим оказывается у него в телеграм-канале. Кто-то пишет, что Слава отморозок. Вмазанный Славик записывает голосовое, где литературным языком описывает, как трахает своего собеседника непосредственно в горло, минуя зубы и язык. Миша смеется. Я стряхиваю пепел на улицу. Пожалуйста, не повторяйте за нами. Наши поступки аморальны, опасны, наверняка нарушают административный кодекс. В нашем поведении — целая бездна самолюбования, восхваление деструкции. Но кого это?.. Конечно, «газовик» у Славы не совсем легально, потому что он банально не смог бы пройти экспертизу на «отсутствие в организме наркотических средств, психотропных веществ и их метаболитов». Но кого это ебет? Аппетиты мальчика в восемнадцать растут, сначала газовый баллончик, теперь газовый пистолет, дай бог дотерпит до двадцати одного, чтобы легально приобрести травмат. Юный гангстер с третьего курса электромонтажного дела. Девяноста километров в час. Мы хотим жить быстро, но жрем медленные. Останавливаемся у знакомого частного магазина. Игорь, будучи школьником, здесь пиво покупал и нас сюда водил, когда мы были еще шестнадцатилетними первокурсниками. Не знаю, почему Миша захотел сюда съездить — для него это место вообще никаких светлых воспоминаний не имеет. Наверно, хотел побольше погонять. В магазине наша компания выглядит дико. Слава — фактурный укурок с глазами мошенника; Миша как готичная модель в полупрозрачной обтягивающей водолазке под джинсовку и шароварах; и я — грустнолицый, в очках, небрежными черными шторками. Все мы навеселе. Миша восклицает: о! «Жатецкий гусь». Да, на полу возле холодильников стоит упаковка «Жатецкого гуся» в пластиковых бутылках. То еще пойло. Слава говорит: не вопрос, я оплачу! — и хватает упаковку, все десять бутылок. С нас, как водится, закуски. Продавщица — старая тетка, которую мы, очевидно, удивили собою и своим поведением, — пробивает Славе пиво, принимает оплату, затем берет у нас с Мишей две огромные пачки чипсов, пакетик сухих кальмаров, три банки энергетика, принимает оплату. Попрощавшись и отвесив комплиментов прекрасной даме (особенно старается Славик), мы покидаем магазин. Домой возвращаемся без особых приключений. Однако, приключения нас встречают на пороге квартиры — и имя этому приключению: Александра. Красивое имя. Саша, Сашенька. — Мальчики, — говорит Саша. Мне знаком этот тон. В конце концов, я сын своей матери. Я знаю, когда женщины используют такой голос. — Где вы были и, блядь, нахуя вам десять полтарашек «Жатецкого гуся»? Ебаного, блядь, «Жатецкого гуся»? — по обилию нецензурной лексики, не очень характерной для Саши, понятно, что она удивлена, возмущена, шокирована и немного растеряна. — У меня отец эту мочу пьет. — О-о, какие лестные сравнения пошли, — скалится Миша, разуваясь. — У меня папа тоже любит «Гуся»! — радуется Слава. — И дед! — А у меня дед «Бад» пьет, — говорю. — Здоровья мужику, конечно, — кривит лицо Слава. — Иди на хуй, нормальное пиво. Не хуже вашей «Жатецкой утки». Или даже лучше. Саша вздыхает. Ее карие глазки за стеклами очков смотрят напряженно, будто бы испепеляюще, но мы под прегабалином не чувствительны к таким вещам: мы огнеупорны, водонепроницаемы, хоть жги, хоть ссы. Триста миллиграммов Лирочки ощущаются нежно-нежно, как поцелуй в щечку. — Миша, пьянство я поощрять не буду, — говорит Саша. — Мы и не планировали пьянствовать, — улыбается Миша. — Мы выпьем. И послушаем музыку. — Я свое недовольство очертила, остальное решайте сами. Музыку слушайте не громко. Я буду в своей комнате, мне хочется покоя. И вообще скоро будет за одиннадцать. Тихий час, мальчики. — Тихий час обязательно дойдет и до тебя, дорогая. Когда друзья уйдут. — Та-ак, — глумливо скалится Слава. Саша смотрит на меня неопределенным взглядом. Не разочарованным; в чем во мне разочаровываться, если я и надежд особых стараюсь не давать? — скорее, взглядом, ищущим поддержки, понимания?.. не знаю. Мне нужно что-то сказать. — Мне кажется, это мило, что Саша о тебе беспокоится, — обращаюсь к Мише. И зачем-то добавляю: — Обо мне вот беспокоиться некому. — Почему это некому? — встревает Саша. — Давайте не будем мериться, как мы друг друга сильно любим и ценим, — говорит Миша. — Только после первой полторашки, ок? Отведя взгляд, Саша молча уходит. Мы втроем идем в комнату Миши. Дешевое «чешское» пиво в стаканах; огромная чаша разномастных чипсов и кальмаров; энергетики, чтобы разогнать застоявшийся в венах прегабалин. Давно такого не было. Слава играет какой-то инди-хоррор, орет, визжит, крякает, анализирует обстановку, пугающе замолкает на минуты три-четыре и вновь орет. Мы с Мишей сидим на полу, курим его электронную сигарету и опустошаем стаканы, пока играем в шашки на телефоне. Человек снобистский, напыщенный (более напыщенный, чем даже Михаэль Рикович Оуэнс), скажет, что это колхозанство и удел скуфов. Я отвечу: пососи. Нужно хранить в себе маленькие радости наших предков, даже если в них включены такие аморальные и запрещенные женевской конвенцией вещи, как пиво «Жатецкий гусь» в ПЭТ. Реки пива, берега из чипсов, сушеные кальмары в качестве живности — маленький эдем на пол-литровый стакан. В наших организмах намешивается ядреная смесь: прегабалин; алкоголь; кофеин+таурин; никотин. Я не отдаю отчета этому, но стоит быть осторожнее, намного осторожнее. Пожалуйста, не повторяйте за нами. Пожалуйста, не повторяйте. Нет смысла расписывать всю вакханалию. Между делом нам становится мало и мы догоняемся габапентином: у лирочки и габы перекрестное действие, это сложно объяснить, это биохимия, это аптека, мы не могли съесть еще по капсуле прегабалина, было уже поздно, да и блистера больше не было, последнюю таблетку я оставил на завтра опохмелиться. В общем, список веществ в организме стал еще толще. Сколько уже? Пять? Или шесть? Я сбился. Попутно мне пишет одна мелкая назойливая сучка в «телеге», из комментов, и трепет мне мозги, не помню, когда она появилась в процессе пьянки. Вполне возможно, это я нарыгал в канале Славы и ненароком спровоцировал. Я попросил Славу забанить шлюху. Он это сделал. Назойливая сучка стала писать мне в личку. Я ее забанил сам. Мозги плавятся. Мы опустошили две полуторалитровые бутылки. Мне хочется в туалет — и, как назло, это снова становится роковым событием. Спокойно справляю нужду, выхожу. И ощущаю холод в теле. Мне холодно. Но не это самое ужасное: у меня начинаются судороги. В ногах. Оседаю на кухне. Мои ноги колотит дрожь. Я не долбоеб — нет, я долбоеб, но-но я знаю, что когда ты злоупотребляешь антиконвульсантами, препаратами от судорог и эпилепсии, то их нещадный drug abuse может привести к эпилептическому припадку. Мне страшно. Я сижу в одиночестве на кухонном полу и пытаюсь понять, будет ли у меня мой первый в жизни эпилептический припадок. Когда я начинал закидывать таблетки в свой желудок, то еще тогда решил: если меня моя дурость доведет до припадка, то сразу бросаю. Типа хочешь — не хочешь, а если жить планируешь, то пора останавливаться. И меня колотит судорога. Сейчас. Ножки, бедные мои ножки. В дверном проеме появляется Миша. — Андрей, ты как? Поднимаю голову и говорю: у меня судороги. Говорю: Миш, у меня судороги. Мне холодно. — Ты замерз, еблан. Надо согреться. Пошли. Миша опускается и прижимает меня к себе, берет на руки, как игрушечного, и относит в комнату. Мне становится теплее. Судороги прекращаются. Может, правда передавило не нервы, а сосуды — и я замерз? Меня укладывают на кровать. Слава спрашивает, че такое. Ачотакова. Миша замахивается и говорит: пиздуй воды налей своему сожителю. Слава дуется и еле выговаривает: не сожитель, а друг, — но уходит. Возвращается со стаканом воды. Осушаю его. Говорю: мне пива больше не наливайте. Постепенно мое состояние улучшается. Меня мажет, но тревога отступает, кажется, вновь намечаются горизонты эйфории. В комнату заходит Саша и спрашивает, что такое. Слава рассказывает. Саша говорит им уебывать наводить порядок, пиво поставить в холодильник, чипсы оставить, она доест. Миша не сопротивляется и хватает Славу за плечо. Саша садится рядом и обнимает меня. Гладит по волосам. Шепчет: — Чего ж вы, мальчишки, такие тупые и себя не цените. Как будто ты сама не резалась в школе и не курила траву с нами. Как будто только мальчики жрут таблетки, дуют шмаль, заливаются алкоголем, предаются опасному вождению и абьюзивным отношениям. Как будто бы девочки не нанюхиваются, не пьют, не сидят на рпп и не полоскают свои ляжки до состояния ебаного фарша, а потом не прыгают на хуи этих самых плохих мальчиков-наркоманов, в те моменты, когда между убийственными дозами ксанакса у них все-таки стоит. Только хуемрази такие тупые. Саша вздыхает и не спорит. Она теплая. Мне с ней комфортно. Под конец я устаю говорить, впрочем, моя речь и так звучит дегенеративно, хуже, чем у Славы, поэтому я замолкаю. Саша шепчет сверху: какой щуплый, вы все тощие, но ты самый — и трогает меня за локоть, затем за ребра. Отвечаю: не всем дано быть такой мясистой и подкаченной, как ты. Саша с нескрываемым кокетством спрашивает, в каких уж местах я увидел у нее мясистость; ее ладонь поглаживает мой живот под футболкой; на этом дело и кончается — все равно я в неопределенном состоянии. Мне становится лучше. Гикаю, мажет. Ребята прибираются под музыку. Я засыпаю в объятиях Саши.