Осенний ноктюрн

      Лив проснулась в рань, ощутив чудовищный приступ тошноты. Зажав рот ладонью и с трудом удерживая содержимое желудка, она постаралась встать как можно тише, чтобы не разбудить Леви. На цыпочках долетела до ванной комнаты и плотно затворила дверь. Стены и потолок водили хороводы, ледяная плитка пола обжигала колени. «Человеческое тело омерзительно», — заключила про себя Лив после, склонившись над раковиной и старательно умываясь. Пошарила по шкафчикам — ни одной лишней зубной щётки. Содрогнулась, поморщившись: на языке был отвратительный привкус горечи. Выдавила четверть тюбика с пастой прямо в рот, прошлась по зубам указательным пальцем и как следует прополоскала горло. «Нужно на воздух», — решила Лив и отправилась как есть — в ночной сорочке. Мягко ступала по половицам, не торопилась. В гостиной повсюду лежали ребята из отряда Леви, стоял жуткий храп и удушающий запах пота. Тошнота тотчас вернулась к Лив, и она бегом выскочила на улицу.       Прошлась до заднего двора, притулилась к стволу невысокой плодоносящей яблони и стала жадно вдыхать утреннюю прохладу: терпко пахло потемневшей травой и древесиной, на кустах и деревьях огоньками горели редкие обожжённые солнцем листья — во всём чувствовалось скорое приближение осени. Лив потёрла озябшие плечи, вспомнив о шерстяном пледе, что неизменно висел на подлокотнике любимого кресла Леви. Она с улыбкой подумала и о самом Леви: тёплом, сонном, лежащем на животе и обхватившем руками подушку. Прикрыла веки, улыбнулась приятным мыслям. — Ты, должно быть, Лив?       Лив испугано обернулась, увидела высокую темноволосую девушку с короткой стрижкой и неловко кивнула. — Микаса, — представилась незнакомка. — Рада познакомиться. — Лив лучезарно улыбнулась и дружелюбно протянула руку.       Лицо Микасы ей показалось приятным и отчего-то знакомым. — Ты служила под командованием моего мужа? То есть, пока что он мне вовсе не муж… — Лив покраснела и сконфуженно почесала макушку. — Не знаю, почему я так сказала… Прости, я такая несуразная! — Она застенчиво засмеялась. — До сих пор не верю, что капитана вообще кто-то будет так называть, — отозвалась Микаса и приулыбнулась в ответ.       «Какая знакомая сдержанность в этой улыбке, — подумала Лив. — Очаровательная сдержанность». — Он закрытый человек, — ответила Лив. — И с ним бывает непросто. — Непросто? Это мягко сказано! — Микаса усмехнулась. — А ты на него совсем не похожа. Так странно, — задумчиво произнесла она. — Габи тоже так сказала. Мой капитан в самом деле был настолько нелюдимым? Нет, конечно, он бывает ворчливым и упёртым, а ещё не силён в романтике, но неужели всё было до такой степени плачевно? — Капитан Леви может быть болезненно-прямолинейным, несносным и грубым, и, честно говоря, мне зачастую хотелось стукнуть ему хорошенько, — со всей серьёзностью заявила Микаса. — Но он выдающийся командир и надёжный боевой товарищ. — Ни за что бы не описала его словом «грубый», — удивилась Лив. — Порой кажется, я его вообще не знаю, — прошептала она. — Ну, когда другие о нём рассказывают. — Может, наоборот — это мы его не знаем. Или просто не видели какой он, когда счастлив, — ответила Микаса, многозначительно сощурившись и уставившись на горизонт, — туда, где алело восходящее солнце. — Кстати, а ты чего встала так рано? Ещё и мёрзнешь тут в одиночестве, — спросила она вдруг, заметив, как дрожит её собеседница. — Пытаюсь справиться с дичайшей тошнотой. — Лив, надув щёки, шумно выдохнула. — Получается так себе. — Ты не?.. — Микаса вмиг обо всём догадалась и изумлённо приоткрыла рот. — Ого. — Не то слово! — Лив со смешком кивнула, округлив глаза. — Мы даже и надеяться не смели: я долгие годы была уверена, что не смогу иметь детей. — Капитан Леви — и отец. Сказал бы кто несколько лет назад, приняла бы за чокнутого. Ребята его замучают, когда узнают, — изрекла Микаса с ноткой сочувствия. — Но я нисколько не сомневаюсь в том, что он был рад новости об отцовстве: перед твоим спасением он так загадочно сказал, что хочет поделиться с нами какими-то «хорошими новостями», а это, знаешь ли, совсем не в его духе, — тихо проговорила она и ненадолго ушла в свои мысли.       Лив заметила, как печально опустились её плечи, как тень тоски залегла внутри потухших зрачков.       «Эрен бы точно не сдержался, тотчас всем всё растрепал бы, — представила Микаса и увидела в вышине большую белую птицу. — Правда ведь, Эрен?» Ей стало совестливо: за стеной спит её муж, который уже бессчетное количество раз предлагал завести ребёнка, а она не краснея врала, что пока не готова. Стыд преследовал Микасу со дня свадьбы, она засыпала с ним, ела его на завтрак, обед и ужин. Со стыдом занималась с Жаном любовью. «Любовью ли?» — украдкой спрашивала она себя порой, и ответ погребал её под стыдом с головой.       Об этом знал лишь капитан Леви. Откровенный разговор двух Аккерманов — ещё одна вещь, в которую она несколько лет назад ни за что не поверила бы. Это случилось во время войны с повстанцами, в ту самую ночь, когда капитану пришёл приказ о назначении его командующим. Микаса одна заметила, что война для него идёт не только с противниками перемирия с Парадизом, но и в его душе. Она видела, что той ночью он был не в себе, видела, как он отправился в палатку к смотревшей ему в рот новобранцу Ноле. И как спустя пару мгновений стремительно вылетел оттуда, что-то злостно бурча себе нос. Когда он вернулся, отряд в полном составе уже крепко спал, лишь поддатые дозорные стойко несли службу, охраняя лагерь. Леви на заплетающихся ногах добрёл до деревянной бочки с водой, вымыл руки, а затем сел у костра и принялся перебинтовывать дрожащую окровавленную ладонь. Микаса, высвободившись из объятий спящего Жана, подошла к нему и села рядом. — Рана открылась? — спросила она. — Давайте помогу. — Справлюсь, — не поднимая глаз, отозвался Леви. — Сам виноват, — бубнил он, но будто бы и не ей вовсе, — не хрен было… — Леви, опомнившись, умолк и посмотрел на Микасу. — А ты чего не спишь? Завтра будешь носом клевать. — Не спится, — ответила она. — Да и протрезвела я уже. Так некстати… — Подняла с земли ветку и стала перемешивать угли в костре. — Вас тоже алкоголь не берёт? — Она не знала, зачем решила поддержать беседу.       Она лгала себе, что не знает: лес воскресил ворох воспоминаний об экспедициях за стены. Об Эрене. Ей хотелось чем-то занять голову, хоть бы даже праздной и пустой беседой с самым неспособным на разговоры человеком. Только бы любимое лицо не мерещилось за каждым деревом. — Да. — Леви кивнул. — Иногда это раздражает.       Закончил с перевязкой, положил руки на колени крест на крест и уставился на огонь. Микаса услышала, как в такт потрескивающим поленьям скрежетнули его зубы. Лицо капитана было напряжённым, сердитым и вместе с тем печальным. — Что вас гложет, капитан? — осторожно спросила Микаса. — Что все накидались как свиньи, — отмахнулся он, — и завтра будут мучиться во время вылазки. — Это вас заботит, а не гложет. — Она поправила размотавшийся потрёпанный красный шарф.       Леви бросил на неё короткий взгляд и ничего не ответил. — Выражение есть такое — душа не на месте, — тихо сказала Микаса. — Ваша весь вечер не на месте… — С чего ты взяла? — неожиданно для самой Микасы спросил Леви и сурово надвинул брови. — Да уже хотя бы с того, что вы решили отвечать. — Она стала рисовать на островке с остывшей золой птицу. — Вы грустный и потерянный. Ведёте себя странно. Зачем-то пошли в палатку Нолы… — Микасу вдруг накрыло озарение, и она изумлённо приоткрыла рот: — Вам сердце разбили, капитан Леви?       Он глядел на неё как на врага и на спасителя: он злился, потому что осознал, как нуждается в том, чтобы кто-нибудь выслушал его, и никто во всём свете не смог бы сейчас понять его боль лучше Микасы.       Леви устало смежил веки и повесил голову.       Микаса поняла, что это был его ответ. — Как её зовут? — спросила она немного погодя. — Лив, — ответил Леви. — Её зовут Лив. И она не разбила мне сердце. — Он глубоко вдохнул и крепко сжал в кулак раненную ладонь. — Она выдрала его.       «Неужели настолько любит?» — удивилась Микаса. — Ненавижу её, — выплюнул Леви. — Но окажись она сейчас передо мной, я бы уже валялся в её ногах.       Бинт на его руке обагрился кровью, и тёмные капли одна за другой стали падать в примятую пыльную траву. — Наверное, в этом проклятие всех Аккерманов. Мы сражаемся так же страстно и самозабвенно, как любим. Рабски любим… — прошептала Микаса и, хоть в этом не было необходимости, снова поправила шарф. — Разрешите кое-что сказать, капитан? — робко спросила она. — Да говори уже. — Леви оставил бесполезные попытки возражать. — Я не люблю Жана, — бесцветным голосом произнесла Микаса. — Я вышла за него, потому что думала, что поступаю правильно: он хороший парень и давно испытывает ко мне чувства. Мне казалось, что однажды тоска по Эрену пройдёт, и останется просто память о нём, а моя благодарность к Жану перерастёт в нечто большее. Но всё, о чём я могу думать, когда он по утрам сидит напротив: «Почему его глаза не зелёные, а волосы — такие светлые?» Но он не виноват. Никто не виноват. Эрен выбрал смерть, и мне ничего не остаётся, кроме как смириться с его выбором. И чувствовать стыд каждый раз, когда смотрю на мужа. — Она смутилась своего приступа сентиментальности и ненадолго умолкла, но потом продолжила: — Ваша ненависть ничего не значит. Потому что ничто не вечно. Ненависть бессмысленна, потому что рано или поздно всему приходит конец. — Голос Микасы надломился, пальцы отчаянно сжали край шарфа. — И пускай это подчас больно, но то, что чувствуешь, — вечно и прекрасно.       Наверное, не стоило так откровенничать. Наверное, цепляться за их кровную связь, надеясь обрести семью, которую она потеряла, не лучшая затея. Микаса отругала себя за минутную слабость и развязавшийся язык: видимо, не так уж она и протрезвела. — Доброй ночи, капитан. — Она поднялась с деревянного ящика и направилась к своей палатке. — Спасибо, Микаса. — Послышалось за её спиной.       Она обернулась и легонько кивнула, принимая его признательность.       Разговор с Микасой стал одной из главных причин, почему, вернувшись с войны обратно в Марли, Леви не злился на Лив. Почему бросился за ней как мальчишка, едва сошёл на берег.       Воспоминания об их беседе приносили Микасе успокоение в моменты, когда она окончательно уходила в самобичевания и терзалась чувством вины. Леви не осудил её — ни словом, ни взглядом. Он был надёжным стражем её постыдного спонтанного признания. И теперь, стоя плечом к плечу с той, что «выдрала ему сердце», Микаса осознала, что и для Леви их разговор не прошёл бесследно. — Береги его, Лив, — сказала Микаса, выйдя из состояния задумчивости. — Даже сильнейшему воину человечества нужно, чтобы кто-то оберегал его. — Поберегу, — с улыбкой ответила Лив. — Даю слово. — Помотала головой, издав смешок. — Так забавно, что все вокруг постоянно говорят о его силе, а я об этом порой вообще забываю. Наверное, для меня он навсегда останется печальным, угрюмым солдатом в инвалидном кресле.       За углом послышались шаги, а следом показался лохматый заспанный Леви с пледом в руках. — На траве ещё роса и холод собачий, — проворчал он, укрывая плечи Лив, — чего раздетая тут торчишь? — Надо было проветриться, — виновато ответила она, стягивая края пледа. — Спасибо, родной.       Потянулась к нему и благодарно поцеловала в висок. От удовольствия Леви на миг сомкнул веки, но, заметив Микасу, смутился и чуть отпрянул. — Доброе утро, капитан, — сказала она, и уголок её губы красноречиво приподнялся. — Микаса. — Леви учтиво кивнул. — Не видел тебя. — Ну ещё бы! — Она издала смешок.       «Нарочно издевается», — раскусил её Леви и сердито сощурился. — Выспалась? — мягко спросил он, переведя взгляд обратно на Лив. — Ещё не поняла. Но, честно говоря, после грязного ледяного подвала грех жаловаться на твою чистую мягкую постель. — Значит, нет, — огорчённо заключил капитан. — Прости, это я виноват… — Перестань, — Лив нежно обхватила его запястья, — мы и так тысячу лет не виделись!       Он покраснел, чувствуя на себе пристальный взор Микасы. — Ты, наверное, голодна. — Придумал надёжный способ ретироваться. — Пойду сделаю завтрак. — Тебе помочь? — робко предложила Лив. — Как? — Леви усмехнулся. — Моральную поддержку окажешь? — Угу! — Лив припрыгнула на месте, забавно закивав. — Буду тебя развлекать своей дурацкой болтовнёй. — Могу тоже помочь, — вклинилась Микаса. — А то скоро вся орава встанет и устроит столпотворение на кухне. — И то верно, — согласился Леви.       Лив бодро взяла его под руку и повела за собой. Леви любовался рассветными лучами, запутавшимися в её волосах, и мечтал о том, чтобы все вокруг исчезли, оставили его наедине с шаловливой Осенью. Он бы целовал её, пока не сбил губы в кровь, и обнимал до одурения. Их расставание длиной в бесконечность было для него пыткой, и сейчас, очнувшись в пустой кровати, Леви на секунду решил, что спасение Лив ему приснилось. Конечно, он не признается ей, как в страхе подскочил и ошалело выбежал в гостиную, как в панике высматривал её в окне. — Мне бы переодеться во что-нибудь, — сказала Лив, — не ходить же в пижаме. — Габи одолжила тебе свои блузку с юбкой, они в спальне, на кресле, — ответил Леви.       Переодевшись, Лив зашла в кухню, но очень быстро почувствовала себя бесполезной и болтающейся под ногами. Каждый сантиметр дома был занят чьим-нибудь спящим телом, и она не знала, куда себя деть. Но, увидев в серванте белоснежный чайный сервиз с минималистичным намёком на лепнину, подошла к Леви: — У тебя в серванте стоит такой красивый сервиз: давай его достанем, м? — Сложила руки в замочек у подбородка. — Ага, и кто-нибудь обязательно разобьёт чашку или блюдце, — не поворачиваясь, отозвался Леви. — Вот ты пень вредный! — шикнула Лив. — В гроб его к себе положишь, что ли? Вещами надо пользоваться, а не смотреть на них.       Леви повернулся и, шумно выдохнув, кивнул. — Ну, хорошо, мартышка, — сдался он, — ты права.       «Чего? — Микаса изумлённо покосилась на них. — Мне сейчас не послышалось?»       Лив упорхнула в гостиную, а Микаса, прыснув, произнесла: — Как она вас… в оборот взяла. — Скажешь кому-нибудь — прибью, — отчеканил Леви, сверкнув глазами. — Говорить ничего не придётся, сами себя выдадите. — Микаса подошла к нему и положила руку на плечо. — Да ладно вам! Что такого ужасного в том, что вы любите свою невесту и хотите ей угодить? — А то, что кто-нибудь из этих оболтусов, — указал большим пальцем за плечо в сторону гостиной, — решит, что он тоже может так со мной разговаривать. — Никто и никогда не будет с вами так разговаривать, уж поверьте! Не сомневаюсь, Лив и сама не захочет поставить вас перед ребятами в неловкое положение. А при мне не постеснялась, потому что мы пообщались один на один. И потому, что я ненароком догадалась, что за «хорошую новость» вы хотели нам поведать. — Лицо Микасы просветлело. — Поздравляю, капитан, — добавила шёпотом. — Да… Спасибо. — Леви вновь покраснел.       «Такой незнакомый, — подумала Микаса. — Он с ней как мальчишка. Эрен согласился бы со мной». — Честно говоря, я не из-за себя психую, — признался вдруг Леви, — а из-за того, что кто-нибудь обязательно ляпнет, мол, а как мы познакомились, или спросят, от кого я её спасал. — Он сложил на груди руки. — Обстоятельства нашего знакомства и прошлое Лив — темы довольно деликатные. У меня не было времени подготовить почву для вашего с ней знакомства. Не представляю, как она будет себя чувствовать, отвечая на все эти вопросы. — Капитан Леви, если это поможет, хотите я украду Лив на прогулку, а вы в наше отсутствие пообщаетесь с ребятами? — Тогда ты окажешь мне неоценимую услугу, — ответил он. — Буду тебе обязан. — Рада помочь. Мы же… вроде как… ну… родня. — Микаса подумала о том, что они толком ни разу и не поговорили об этом. — Расскажи про наши кровные узы Лив, — попросил Леви. — Это просьба, а не приказ.       Микаса кивнула и, ополоснув руки, пошла следом за Лив.

***

— А теперь разрешаю каждому задать ровно по два тупых вопроса, чтобы потом не забрасывать ими мою женщину, — суровым тоном огласил Леви, закончив излагать свой рассказ, состоящий в основном из сухой констатации фактов.       О своей попытке свести счёты с жизнью он умолчал. — У меня нет вопросов, — пожав плечами, моментально ответила Энни, пока другие сидели с глупыми выражениями, обдумывая услышанное. — Думаю, если и остальные не будут раздувать из мухи слона и лезть не в свои дела, то всем будет намного проще.       Леви мысленно поблагодарил её за сказанное. — Вечно Леонхарт выпендривается, — прошептал Конни Жану, — а я вообще-то хотел кое-что спросить… — Во-первых, перестань называть меня девичьей фамилией, умник, — бесстрастно перебила Энни, — а, во-вторых, что такого важного ты хочешь узнать? Прайс местного трущобного борделя? Хотя, может, именно тебе и пригодился бы. — Обязательно всё время занудничать в саркастичной манере и навязывать своё мнение? — возмутился Спрингер. — Капитан, ну скажите ей! — Так, тихо! — пробасил Леви. — Подеритесь ещё. — У него кишка тонка драться со мной, — съязвила Энни. — Да не дразни ты его, — вмешался Армин, приобняв жену: ему понравилось то, что она сказала про свою фамилию. — Уверен, Конни не имел в виду ничего предосудительного. — Я вообще-то хотел спросить, как ваша ладонь? — с задоринкой спросил Конни. — В каком смысле? — не понял Леви и вопросительно нахмурился. — Помните, во время войны с повстанцами вы ладонь порезали и сказали мне, что «до свадьбы заживёт»? Ну, вы же сейчас женитесь, вот я подумал, что, типа, ну… забавно будет, в общем. — Хм. — Леви скромно улыбнулся и инстинктивно провёл пальцами по тому месту, где зарубцевалась рана. — И впрямь забавно.       Райнер задумчиво и молчаливо глядел из угла, усердно раздумывая над чем-то. К нему подсела Габи и толкнула его кулачком в плечо. — Что, ты разочарован? — заговорщицки спросила она. — Заинтригован, — ответил Райнер, но потом понял, что вопрос прозвучал наяву, а не в его голове. — То есть, я хотел сказать… — Можешь не стараться, — перебила его Габи. — Но мой тебе совет: лучше заканчивай.       В коридоре послышался шум, и Леви вышел навстречу вернувшимся с прогулки Лив и Микасе. — Долго вы. — Заболтались, — ответила Микаса. — А меня непросто разболтать, сами знаете, капитан. — А я и не удивлён, — с ухмылкой поддержал Леви, — Лив мёртвого разговорит. — И всех Аккерманов, — заявила Лив. — Да, я теперь в курсе. Кстати, мне есть, что тебе сказать по этому поводу, но лучше наедине. — Я даже знаю, что ты хочешь сказать. — Поставил руку на пояс. — Отлично, значит, успеешь подумать над ответом! — парировала Лив и чмокнула его в подбородок. — Пойдём, познакомишь меня наконец с гостями.       Она знала, что он не решится, а потому сама взяла его за руку и повела за собой. Влетела вихрем и остановилась посреди гостиной, жадно вглядываясь в незнакомые лица. Лив согнула руку в локте и, не справившись с предвкушением, энергично помахала всем. — Меня зовут Лив! — не утерпела и, плевав на условности этикета, представилась сама.       Ребята переглянулись, приложили сжатые кулаки к груди, отдав честь будущей капитанше, и по очереди представились в ответ. Сдавленно взвизгнув, Лив от восторга прикрыла ладонями нос и рот и припрыгнула на месте. — Ты видел, видел! — проголосила она, посмотрев на Леви, и улыбнулась во весь рот.       Расправила плечи, приосанилась, повторила за ребятами, и те, одобрительно засмеявшись, стали ей аплодировать. — Тц! Артистка, — изрёк Леви, помотав головой. — Всё, тишина! — приказал он, и аплодисменты тотчас стихли. — Скажу сейчас, чтобы все уже отхлопались, и мы спокойно сели за стол: в общем, мы с Лив скоро станем родителями.       Гробовое молчание первым прервал Жан: — Ну ни хрена себе!       Конни засвистел в четыре пальца. — Три, два, один… — вслух отсчитала Микаса.       Ребята подбежали к отнекивающемуся и протестующему Леви, подхватили на руки и стали подбрасывать вверх. — Это у них надолго? — сотрясаясь от смеха, поинтересовалась Лив у Микасы. — На какое-то время. — Пошли тогда поедим, я умираю с голоду, — жалобно протянула Лив и, не дожидаясь ответа, села за стол, принявшись за порцию овощного омлета.       Экзальтированное состояние ребят стало постепенно сходить на нет, и они поставили Леви обратно на ноги. Он сконфуженно поправил вылезшую из брюк рубашку и, весь пунцовый, сел рядом с Лив. Она любезно причесала пальцами его растрепавшиеся волосы. — Живой? — Вроде, — ответил Леви, налил до краёв чаю и выпил всю кружку в несколько больших глотков. — Весёлые они, — заключила Лив. — И так любят тебя.       Леви окинул взором свой отряд и молча кивнул. — Обещаю, капитан, я буду любить твоих детей не меньше, чем нашего ребёнка. — Она театрально приложила ладошку к груди. — Ставлю на то, что родится пацан! — крикнул Конни. — Кто спорит? — Азартно оглядел друзей. — Жанчик? — Вот дубина! — Жан недовольно закатил глаза. — Я тоже на пацана ставлю. — А я на девчонку, — неожиданно присоединилась Микаса. — Да, может, там вообще двойня или тройня будет, а вы тут со своими ставками. — Энни цокнула.       Леви и Лив замерли, а затем испуганно переглянулись. — Главное, чтобы капитан Леви своего ребёнка не дрессировкой воспитывал. — Микаса прыснула.       Лив вопросительно уставилась на Микасу. — Старая история. — Микаса махнула. — Долго ты мне будешь это припоминать? — пробубнил Леви. — Я защищал твоего засранца, вообще-то. — Ну зачем ты так, Микаса? — вмешался Армин, а затем призадумался. — А, хотя, знаешь: это действительно сейчас было смешно.       И они вдвоём захохотали. — Что за старая история? — тихо спросила Лив у Леви. — Господи… — Леви зажмурился и устало провёл рукой по лицу.

***

— Куда-то собираешься?       Проснувшись, Леви увидел как Лив вертится перед зеркалом, закалывая пряди на затылке заколкой, одолженной у Габи. — Надо навестить девочек, — ответила Лив и обернулась. — Два дня прошло, а от меня ни слуху ни духу. Констанс, небось, места себе не находит. Да и вещи надо собрать. — На её лицо легла тень задумчивости и как будто бы печали. — Я ей даже не сказала, что беременна. — Ты сама ещё ничего не осознала. Да и я тоже… — Леви откинул одеяло и опустил ноги на пол. — Раз ты за вещами, то я с тобой. Подождёшь десять минут? — Конечно.       Леви собрался в обещанное время, и они отправились на окраины. На улице было промозгло и пасмурно, холодный ветер дул в лицо. Подол юбки Лив быстро промок и извозился в грязи, подпортив ей настроение. Они с Леви шли вместе под большим чёрным зонтом, и от мрачных красок вокруг Лив окончательно загрустила. Она злилась на себя: новая жизнь приветливо распахнула перед ней двери — нужно радоваться, бежать ей навстречу. А вместо радости грудь стеснила необъяснимая тоска. И, когда они оказались у дверей «Девушек мадам Розы», Лив не выдержала и дала волю слезам. Уткнулась в плечо капитана и завыла. — Что с тобой? — растерянно спросил Леви. — Сама не знаю, — хлюпая носом, ответила Лив и провела согнутыми пальцами по нижнему веку. — Мне всегда казалось, что когда я выйду за порог этого проклятого места, то не оглянусь на него. А вместо этого плачу! Так нелепо… — Можем прийти в другой раз, если ты не готова. — Леви достал из внутреннего кармана пиджака платок и протянул его Лив. — Да пришли уже, — мужественно заявила она, жадно втягивая воздух, — надо идти до конца.       Леви утешающе припал губами к её лбу. — Говоришь как настоящая Аккерман, — с улыбкой произнёс он, сложил зонт и толкнул входную дверь.